Размерами это место могло потягаться с любой станцией метро. Полы в огромном помещении были сплошь из отполированного камня, сводчатый потолок возвышался над нашими головами на сотню футов, у дальней стены маячило с дюжину греческих пилястр. Яркое солнце сияло за высокими окнами, разместившимися между колонн, и лучи его падали на корзины цветов и огромные пальмы в горшках. В зале стояло несколько палаток вроде информационных стоек, а еще - зарешеченные прилавки, какие встречаются в старомодных банках: за ними сидели вежливые кассиры в бледно-зеленых рубашках и обслуживали клиентов. Но делами тут явно занимались не все. Среди людей с портфелями попадались группки из трех-четырех персон с высокими стаканами со светлым напитком в руках или особы, изящно облокотившиеся на стойку и болтающие с персоналом кабинок. В одном углу мужчина в зеленом костюме наигрывал джаз на великолепном рояле.
Это было нечто среднее между Центральным вокзалом и бальным залом Бильтмор-хауза. Дот и я застыли перед этим великолепием, как пара впряженных в плуг лошадок при звуках котильона. Мраморный пол попирало сотни две рассеянного по залу народу, и каждый - в ладно скроенном городском костюмчике. Даже на одетых по-домашнему были легкие брюки за сотню долларов и кашемировые свитера, небрежно накинутые на плечи. От этого места просто разило деньгами.
Дот стиснула мою руку и потащила в комнату. Она заметила стол с фонтаном и сотней выстроившихся в ряд на белоснежной скатерти бокалов. Розовый мраморный херувим с губками, изогнутыми как лук купидона, лил прозрачное вино из кувшина в сосуд у себя под ногами. Дот передала мне один из стаканов, другой взяла себе и подставила его под падающую из кувшина струю.
Она сделала глоток:
- Неплохо. Попробуй.
Пока мы пили вино и глазели на окружающих, к нам подошел мужчина в форменной рубашке с приколотым на грудь латунным значком с именем "Брэд".
- Не желаете ли умыться и освежиться? Умывальник там, - предложил он, указав на еще одну мраморную арку. Говорил он с британским акцентом.
- Спасибо, - ответила Дот. - Сперва мы желаем промочить горло.
Мужчина подмигнул ей:
- Что ж, когда вы хорошенько промочите горло, вы сможете смело пользоваться им, чтобы позвать меня, а я чем смогу - помогу. - Он с глупой ухмылкой повернулся ко мне. - Это относится и к вам, сэр.
- Чтоб тебя, - буркнул я.
- Уже, - ответил он и удалился.
Я поставил бокал на стол.
- Давай убираться отсюда.
- Я хочу пойти посмотреть, что там, - возразила Дот.
"Умывальник" оказался анфиладой комнат, где нас встретили молодая женщина в зеленом по имени Элизабет и молодой мужчина в зеленом по имени Мартин. Вам надо привести себя в порядок, сказали они, и разлучили нас. Я не собирался ни во что встревать, но Дот, кажется, совсем потеряла голову - она пошла с Мартином. Поворчав немного, я позволил Элизабет проводить меня в маленькую гардеробную, где она раздела меня и подала халат. Затем последовали душ, стрижка, сухая сауна, массаж. Между сауной и массажем принесли еду, что-то вроде сырной кесадильи, только много лучше всего, что я когда-либо пробовал. Пока я ел, Элизабет оставила меня одного в комнате с задернутым шторой окном. Я отодвинул занавеску и выглянул наружу.
Окно с огромной высоты смотрело на город, не похожий ни на один из знакомых мне городов. Он был как картинка из детской книжки: то ли что-то персидское, то ли что-то японское. Изящные зеленые башенки, величественные купола, длинные низкие постройки вроде нефритовых пакгаузов. Солнце безжалостно струило жар на горожан, которые передвигались по улицам между прекрасных домов медленными тяжелыми шагами, опустив головы. Я увидел группку из четырех мужчин в пурпурных рубахах, тянущих повозку; я увидел мужчин с палками, гонящих стайку детей в парк; я увидел грохочущие автомобили, проезжающие мимо усталых дорожных рабочих, вздымая тучи желтой пыли, такой густой, что я словно почувствовал на языке ее привкус.
Дверь за моей спиной открылась, и в щель просунулась голова Элизабет. Я уронил штору так поспешно, как будто меня застали за мастурбацией.
- Время массажа, - сообщила женщина.
- Ладно, - сказал я и пошел за ней.
Затем меня привели туда, где уже сидела Дот, крошечная в своем огромном махровом халате, с чистыми и расчесанными волосами, с отливающими розовым перламутром ноготками. Сейчас ей можно было дать не больше четырнадцати.
- Миленькая стрижка, - сказала она.
- Где наша одежда? - рявкнул я на Мартина.
- Мы принесем ее вам, - ответил он и сделал знак одному из мальчишек на побегушках. - Но сейчас пройдемте со мной.
Они усадили нас перед огромным монитором и продемонстрировали каталог одежды, какой вы не найдете вне "Нейман-Маркуса". На экране, точно бумажные куколки, крутились наши фигурки, которые можно было одевать как угодно, и ты видел, как будешь выглядеть. Дот блаженствовала, как свинья в луже.
- А во что нам это обойдется? - спросил я.
Мартин расхохотался так, словно я отмочил удачную шутку.
- Как насчет пары шелковых рубашек? - предложил он. - Вы хорошо сложены. Они вам точно понравятся.
К тому времени, как нас разодели в пух и прах, вернулся мальчишка с двумя большими зелеными пакетами с ручками.
- Что это? - спросила Дог, беря свой.
- Ваша старая одежда, - ответил Мартин.
Я взял свой пакет. Потом посмотрел в зеркало. На мне была синяя рубашка, длинный серый галстук, завязанный тугим изящным узлом, эбеновые запонки, серый переливающийся шелковый пиджак и широкие черные слаксы со стрелками, отутюженными так, что ими можно было бы колоть лед. А еще - замшевые ботинки, мягкие, точно кожа младенца, и удобные, как будто я разнашивал их три месяца. Я выглядел потрясающе.
Дот облачили в платье цвета шампанского с глубоким круглым декольте, светлые туфли-лодочки, простую золотую цепочку и серьги, поблескивающие в ее темных кудрях. Она слабо пахла фиалками и выглядела лучше обеденного перерыва на шоколадной фабрике.
- Надо убираться отсюда, - прошипел я ей.
- Спасибо, что заглянули! - хором продекламировали Элизабет и Мартин. Они проводили нас до двери. - Заходите еще!
Оживление в зале нисколько не уменьшилось - ну разве что чуть-чуть.
- Ладно, Дот. Теперь потопаем прямиком к подземке. От этого места у меня мурашки по спине бегают.
- Нет, - отрезала Дот.
Она схватила меня за руку - ту, что без пакета - и потащила через зал к одному из зарешеченных окошек. Никто не удостаивал нас второго взгляда. Теперь мы были одеты не хуже остальных и идеально вписывались в обстановку.
Из окошка нас поприветствовала очередная молодая женщина в зеленом:
- Я мисс Гуди. Чем могу помочь?
- Мы пришли взять наши деньги, - заявила Дот.
- Сколько? - спросила мисс Гуди.
Дот повернулась ко мне.
- Что скажешь, Сид? Двадцати миллионов будет достаточно?
- Это возможно, - кивнула мисс Гуди. - Обогните стойку, и пройдем к моему столу.
Дот шагнула за женщиной, но я схватил ее за плечо.
- Какого черта, о чем ты толкуешь? - свирепо прошипел я ей в ухо.
- Просто иди следом и молчи.
Мисс Гуди подвела нас к массивному столу со стеклянной столешницей.
- Нам, естественно, понадобится фотография. И номер. - Она взяла телефонную трубку: - Даниэль, вынеси два кейса… Да, правильно. - Она открыла какую-то страницу на своем компьютере и внимательно изучила ее. - Ваш банк, - обратилась она ко мне, - банк Талера в Женеве. Ваш номер: PN68578443. Со временем вы его запомните. Вот, запишите его пока на ладони. - Она протянула мне очень симпатичную шариковую ручку. Затем назначила номер Дот.
Пока мисс Гуди проделывала все это, из двери в мраморной стене позади нее появился мужчина. Он внес два серебристых кейса и поставил их на край стола мисс Гуди передо мной и Дот.
- Спасибо, Даниэль, - кивнула женщина и повернулась к нам. - Смелее. Откройте их!
Я подтянул кейс к себе и откинул крышку. Он был полон тугих пачек новеньких, хрустящих стодолларовых банкнот. Всего тридцать пачек.
- Чудесно, - сказала Дот. - Спасибо вам огромное!
Я защелкнул кейс и поднялся.
- Нам пора, Дот.
- Еще минутку, - остановила нас мисс Гуди. - Мне нужны ваши полные имена.
- Полные имена? Зачем?
- Для швейцарских счетов. Вы получили только триста тысяч. Остальное будет на вашем банковском счете. Потребуется также фотография.
Дот дернула меня за элегантный рукав.
- Сид совсем забыл об этом, - объяснила она мисс Гуди. - Вечно он торопится. Его зовут Сидней Ксавьер Дюбоз. Д-ю-б-о-з. А я Дороти Гейл.
Я достиг точки кипения:
- Заткнись, Дот.
- Теперь фотографии… - начала мисс Гуди.
- Моей фотографии вы не получите. - Я оторвался от Дот. В правой руке я держал кейс, а пакет с одеждой сунул под мышку левой.
- Все в порядке, - сообщила мисс Гуди. - Мы воспользуемся фотографиями из модельной программы. Бегите, если спешите. Но приходите еще!
Я уже шагал по мраморному полу, новые ботинки щелкали, как метрономы. Люди расступались, пропуская меня. Я направлялся прямиком к пандусу, ведущему в подземку. Тощий мужчина с длинной сигарой с любопытством взглянул на меня, когда я проходил мимо одного из столов; я положил руку ему на грудь и пихнул так, что сбил его с ног. Он удивленно растянулся на полу, но и только; все прочие тоже ничего не сделали.
По пандусу я уже бежал трусцой. Платформа была пуста, лампочки-пузыри все так же сияли золотом, и никто не сказал бы, день сейчас или ночь. Запыхавшаяся Дот нагнала меня.
- Да что с тобой такое?! - крикнула она.
Я чувствовал себя вымотанным. Я не знал, сколько времени прошло с тех пор, как мы вломились в дом на горе.
- Что со мной? Что со всем этим?! Это не нормально! Что они с нами сделают? Это не может быть правдой, эта какая-то афера!
- Если ты считаешь, что это афера, то отдай мне кейс. Я позабочусь о нем вместо тебя, тупой неотесанный ублюдок.
Я замолчал. Я просто не знал, что сказать. Дот отвернулась и перешла на другой конец платформы, как можно дальше от меня.
Спустя пару минут из туннеля выскользнула машина, та или совсем как та, и остановилась перед нами. Дверца открылась. Я забрался внутрь немедленно, Дог влезла следом. Мы уселись рядом друг с другом в полном молчании. Дверца задвинулась, капля набрала скорость, и мы помчались с той же безумной быстротой, как и много часов назад.
Дот пыталась заговорить Со мной, но я уставился в пол. Под сиденьем валялись два фантика от жвачки, один скомканный, другой - аккуратно сложенный, как будто еще с резинкой.
Это был последний раз, когда я видел Дот. Теперь я живу во Франции, но у меня есть еще пара домов - в Мексике и Ванкувере. В Канаде я иногда хожу на автомобильные гонки, но почему-то они уже не интересуют меня так, как прежде. Я пью вино из бутылок с настоящими пробками. Мой словарный запас расширился. Я читаю книги. Я слушаю музыку без слов. Потому что, как оказалось, на мой счет в швейцарском банке поступило десять миллионов долларов. Разница между отсутствием и наличием денег оказалась куда больше, чем я мог себе представить. Они как меч, висящий над моей головой, как стена между мной и тем, кем я привык быть. Северную Калифорнию я покинул где-то через месяц: я нервничал, живя в штате, в котором по-прежнему стоял дом на Голубом Хребте.
Иногда меня тянет вернуться и проверить, действительно ли существует дверь в задней стенке шкафа.
Когда мы с Дот взобрались по бетонным ступенькам и вошли в дом, по-прежнему царила ночь. Возможно, прошла всего минута с тех пор, как мы спустились. Я прошел в гостиную, сел в деревенское кожаное кресло, взял стакан, который так недавно и так давно поставил на столик рядом, и наполнил его до краев виски. Мой кейс с тремя сотнями тысяч долларов стоял на деревянном полу рядом с креслом. На мне была одежда ценой в пару тысяч: одни ботинки наверняка стоили больше, чем месячная плата за любую квартиру из тех, которые я снимал в своей жизни.
Дот присела на диван и тоже нашла себе выпить. Чуть погодя она заговорила:
- Я обещала, что однажды объясню тебе все.
- Откуда ты узнала об этом? - спросил я. - И что это?
- Это сон, ставший явью, - ответила Дот. - Судя по твоей гримасе, ты не веришь в то, что сны могут сбываться.
- Ставший явью сон одного может обернуться кошмаром другого, - сказал я. - Кто-то всегда расплачивается.
Я не думал об этом прежде, но, произнеся фразу, понял, что это правда.
Дот расправилась с виски, подхватила свой кейс и зеленый пакет со своей старой юбкой, свитером и туфлями и направилась к двери. У порога она остановилась и повернулась ко мне. Выглядела она, как двадцать миллионов баксов.
- Ты идешь?
Я поплелся за ней. Светила луна, и мы без хлопот спустились по пыльной дороге к моей машине. Во тьме стрекотали сверчки. Дот открыла пассажирскую дверцу и забралась внутрь.
- Подожди минутку, - попросил я. - Дай твою сумку.
Она протянула мне зеленый пакет. Я вытряхнул его содержимое на землю рядом с машиной, потом опорожнил свой, скомкал пакеты и сунул их под тряпки на растопку. Сверху кинул потертую хлопковую куртку, которая была на мне в ночь ареста в "Сирс", которую штат берег для меня, пока я отбывал срок, и которую я снова натянул в тот день, когда вышел из кутузки.
- Что ты делаешь? - спросила Дог.
- Костер, - ответил я. - Попрощаемся со старыми Дот и Сидом.
- Но у тебя нет спичек.
- Пошарь в бардачке. Там завалялся коробок "Голубых головок".
Фрэнсис Оливер
Танцующие в воздухе
Фрэнсис Оливер родилась в Вене, а выросла, получила образование и вышла замуж в США. Впоследствии они вместе с мужем, писавшим путеводители и разделявшим страсть жены к горам и скалолазанию, жили во многих странах. После смерти мужа Фрэнсис с дочерью переехала в Корнуолл. Она опубликовала три "несверхъестественных" романа: "Все души" ("All Souls") и "Павлиний глаз" ("The Peacock’s Eye"), действие которых разворачивается в Австрии, и "Туристический сезон" ("The Tourist Season"), о Турции, а также два "оккультных" произведения: "Аргос" ("Xargos"), события в котором также происходят в Турции, и "Дети Крещения", ("Children of Epiphany"), герои которого живут в Греции. Кроме написания книг, она посвящает много времени кампаниям по защите окружающей среды и животных и является сокоординатором местной группы "Друзей Земли". А еще она любит читать и писать рассказы о призраках. Ее работы появлялись во "Всех Святых" ("All Hallows") и антологии "Тени и тишина" ("Shadows and Silence").
Рассказ "Танцующие в воздухе" ("Dancing on Air") впервые появился в одноименном сборнике рассказов Фрэнсис Оливер.
- Когда настолько опаздываешь, следует предупредить по телефону, - заявил ночной портье.
- Я не могла позвонить. Мне пришлось нестись сломя голову, чтобы успеть на последний автобус из аэропорта, - отрезала девушка, склонившаяся над толстенным, богато украшенным журналом регистрации, хотя она готова была разрыдаться. И без того первый день чертова Конгресса пропущен, а тут еще этот проклятый портье грубит.
- Вы могли бы позвонить из самолета.
- В самолетах запрещено пользоваться мобильными. Кстати, трубки у меня все равно нет.
Ночной портье, уже немного очухавшийся ото сна, прочел имя девушки и окинул ее с ног до головы оценивающим, ничего не упускающим взглядом; так-так, стройненькая, без особых примет, Сьюзен Фаринг, особа без достатка и влияния, догонявшая последний автобус вместо того, чтобы взять такси, и не имеющая даже мобильного телефона. Затем его утомленный и несколько затуманенный алкоголем мозг отметил, что она хорошенькая, и портье заговорил чуть приветливее:
- В любом случае, вы получите хорошую комнату с прекрасным видом прямо на парк Дома Конгрессов. Ворота сразу напротив. Завтра утром не опоздаете.
- Спасибо, - буркнула не смягчившаяся Сьюзен.
Портье пожал плечами и протянул ей ключ. Он не предложил помочь с багажом. Не настолько уж она хороша, и на чай от нее вряд ли дождешься. Да и нынешние чемоданы всегда с колесиками. И ее тоже - вон, одно заедает. Портье, выходец из страны, в которой у большинства чемоданов колесики как раз отсутствовали, наблюдал из-под полуприкрытых век, как Сьюзен сражается с толстым ковром, волоча свой багаж мимо подстриженных в форме шаров растений в кадках и однообразноскучных модернистских кресел к лифтам.
В своей комнате Сьюзен раздвинула занавески и распахнула окно в теплую летнюю ночь. Да, парк виден был насквозь, как и сказал портье, до самого сияющего купола. Это, должно быть, крыша Дома Конгрессов, подумала Сьюзен, вспомнив фотографию в брошюре. Свод не просто светился; в нем угадывалось движение и буйство красок. Какая-то вечеринка в пентхаусе? Любопытно. Девушка прихватила с собой бинокль, рассчитывая понаблюдать за птицами Нойзидлерзее, когда Конгресс закончится. Она быстро распаковала его и навела линзы на яркий купол, возвышающийся над темными деревьями.
Да, там шла вечеринка - люди танцевали. Явно бал, и очень торжественный, возможно, даже костюмированный. Женщины в длинных платьях, мужчины в костюмах, таких же пестрых, как платья: багряно-красных, изумруд прях, льдисто-голубых. Но, как Сьюзен ни крутила колесико настройки, как ни ловила фокус, она никак не могла разглядеть их отчетливо. Гости, казалось, беспрестанно кружились, подлетая к стеклянным стенам и мгновенно уносясь прочь. Вот мелькнул подол широкой юбки, светлая прядь, разворот плеча, вскинулись хлопающие руки - всего лишь вспышки образов, мимолетные проблески. Она продолжала вглядываться, все еще пытаясь добиться от бинокля четкости, когда ее ушей достигла тонкая, едва слышная мелодия. Вальс - возможно, вальс Штрауса? Обрывок слишком короток, слишком слаб, чтобы определить наверняка. Ясно одно: это очень быстрый вальс, поистине бурный вальс - танцоры двигаются с головокружительной, почти невероятной скоростью. Конечно, Австрия славится подобными вальсами… Да, этот бал, в честь чего бы он ни давался, действительно фантастический. Она просто обязана посмотреть поближе.
Забыв об усталости, Сьюзен наспех припудрила носик, пробежала расческой по волосам и кинулась вниз по лестнице. Бал наверняка не имеет никакого отношения к открытию ее скучного Конгресса - скорее уж к закрытию предыдущего; но раз уж идет такая вечеринка, то бар, вероятно, еще открыт. Она чуть-чуть выпьет, послушает музыку и, может, даже проскользнет в купол.
- Там бал, - весело бросила она ночному портье. - Я хочу пойти посмотреть.