Альварес де ла Торре был старше меня всего на два года, но богаче примерно на два миллиона реалов. Подобно мне, он был младшим сыном своего отца, старого графа де ла Торре, героя итальянских кампаний. Как у младшего наследника, у Альвареса не было прав на великолепный дворец в Толедо или фамильный замок Торре-дель-Франко в горах Эстремадуры, зато он пользовался неограниченным доступом к семейным деньгам. А старый де ла Торре вывез из Италии столько золота, что мог в случае необходимости выручить деньгами самого короля Карла.
Мне хотелось бы написать, что молодой Альварес был некрасив, кривоног и кособок и пользовался успехом у женщин лишь благодаря своему богатству. Однако это было бы ложью: молодой граф де ла Торре был сложен как Аполлон, а лицом напоминал Антиноя. Во всяком случае, так шептались о нем дамы при дворе в Толедо, где он блистал на балах и турнирах.
Там мы с ним и познакомились около года тому назад, на торжественном приеме, посвященном приезду французского посланника. Это был один из тех редких случаев, когда отец взял меня с собой ко двору: батюшка мой имел право являться во дворец, когда ему вздумается, дарованное еще его католическим величеством Фердинандом. Альварес произвел на меня тогда двойственное впечатление: я не мог не отдать должное его умению вести себя в высшем обществе и тому, как умело он танцевал даже самые сложные танцы, но меня покоробила его манера разговаривать с собеседником как будто бы с высоты замковой башни. В общем, молодой граф был не из тех людей, с которыми я стал бы водить дружбу; впрочем, и он вряд ли стал бы искать моего расположения.
Известие о том, что Альварес де ла Торре просил руки моей Лауры и получил согласие ее отца, скорее ошеломило меня, чем расстроило. Несомненно, Лаура по праву считалась красавицей; более того, благодаря смешанной крови красота ее была весьма редкой, необычной для наших земель. Но, как я уже упоминал, знатностью ее семья похвалиться не могла. Бернардо Гусман, ее отец, был выходцем из семьи торговца тканями и своим постом городского судьи был обязан исключительно собственным незаурядным способностям. Казалось невероятным, чтобы такой родовитый идальго, как Альварес де ла Торре, решился бы на брак с девушкой столь низкого происхождения. Употребляя здесь слово "низкого", я вовсе не хочу оскорбить мою Лауру. То, что моя любовь происходит из мещанского сословия, нисколько не влияло на мои чувства; более того, я даже радовался этому, потому что Лаура была непосредственней, веселей и проще многих моих знакомых девиц из дворянских семей. Но то, что хорошо для меня, младшего сына обедневшего идальго, вовсе не обязательно было привлекательным в глазах графа де ла Торре. Однако не мог же я в глаза сказать своей любимой: "Извини, дорогая, мне кажется весьма странным, что человек, немногим уступающий знатностью королю Испании, решил взять тебя в жены, - ты ведь всего-навсего дочь городского судьи". Поэтому я ограничился удивленным восклицанием:
- Что?…
Лаура схватила меня за руку и усадила обратно на диван.
- Тише, Диего, ты переполошишь весь дом… Я и сама не знаю, что это на него нашло. Дон Альварес ведь даже не видал меня ни разу - то есть до прошлой недели, когда он вдруг приехал к отцу в сопровождении десятка раззолоченных слуг. А какая у него карета!..
- Значит, тебе его карета приглянулась? - перебил я ее раздраженно.
Лаура засмеялась и быстро поцеловала меня в краешек рта.
- Зато сам он мне ничуть не понравился! Напыщенный, как павлин. Но карета у него и впрямь хороша!
Тут я схватил ее за плечи и опрокинул на подушки. Никому не позволено смеяться над чувствами Диего Гарсии де Алькорон!
- Перестань, Диего! - отбивалась Лаура, больше, конечно, для вида. - Ты все платье мне помнешь, медвежонок!
С этим замечанием я, конечно, не мог не согласиться и тут же избавил платье своей возлюбленной от опасности быть помятым, а ее саму - от платья.
- Что ты делаешь, - шептала Лаура, прижимаясь ко мне своим гибким, жарким от страсти телом, - что ты делаешь, мой глупый медведь, я ведь всего лишь на минуточку забежала к тебе, мне нужно скорее возвращаться к Мартине, у меня будут неприятности… Отец стал таким подозрительным в последнее время, он думает, что у меня есть тайный жених, а теперь, когда дон Альварес посватался ко мне, он следит за каждым моим шагом… Ну что же ты делаешь, Диего, милый, разве так можно поступать с порядочной девушкой, это же ужасный грех, так падре всегда говорит на проповеди… Диего, да, мой любимый, да, только не останавливайся, Диего, ты же не станешь останавливаться, правда?
И еще много чего она мне шептала, но из скромности я не стану доверять эти слова пергаменту. Скажу лишь, что, когда мы наконец оторвались друг от друга, в окно уже светила желтая, как золотой дублон, полная луна.
- Пресвятая Дева Мария, - воскликнула Лаура испуганно, - ведь уже ночь! Что, если отец велел послать за мной к Мартине своих слуг?
- Не волнуйся, любовь моя, - сказал я с уверенностью, которой не чувствовал. - Мартина обязательно что-нибудь придумает. А если твой отец все же захочет наказать тебя, то я готов сам все ему объяснить. Тебе нечего бояться.
В больших синих глазах Лауры отразился испуг.
- Ты что, действительно ничего не понял, Диего? Мой отец согласился выдать меня за дона Альвареса. Не знаю, что должно произойти, чтобы он отступился от своего решения…
Она грациозно вскочила с дивана и принялась натягивать платье.
- Немедленно отвернись! - потребовала она. - Я не могу перечить воле батюшки, но выходить за этого фанфарона тоже не собираюсь. Когда он осыпал меня комплиментами, я ясно дала ему это понять… Помоги затянуть корсет!
Я безропотно исполнил ее приказание, отметив про себя, что процесс развязывания почему-то всегда сложнее, хотя, безусловно, гораздо приятнее. Лаура повертелась перед высоким, в человеческий рост, зеркалом, стоявшим в углу комнаты, осталась довольна и повернулась ко мне:
- Ну что ты стоишь, как соляной столб, Диего? Одевайся! Ты же проводишь меня?
Прекрасные глаза моей возлюбленной на мгновение затуманились.
- Но постой… перед тем как мы расстанемся, я хочу сделать тебе один подарок…
В руках у нее оказалась маленькая ладанка из потертой коричневой кожи.
- Носи это в память обо мне… только обещай, что обязательно будешь носить! - И она, привстав на цыпочки, повесила ладанку мне на шею. - Ой, а что это у тебя на плече?
Поразительные существа - женщины. Я уже два часа был облачен в один лишь костюм Адама, но Лаура обратила внимание на рану только сейчас.
- Пустяки, - отмахнулся я, наклоняясь за рубашкой.
Девушка тут же подбежала ко мне и, ахая, принялась рассматривать полученную в утренней схватке царапину.
- Почему ты ничего не сказал мне, Диего? Ты ранен? Ты дрался на дуэли, да? Из-за какой-то девки?
Перепады настроения моей любимой сделали бы честь переменчивому осеннему морю. Только что она искренне переживала за мою рану, а теперь была готова вцепиться мне в лицо, приревновав к выдуманной сопернице.
- Нет, - неохотно ответил я, - просто утром на меня напали какие-то негодяи. Я их убил, так что беспокоиться уже не о чем…
Но Лауру мой честный ответ нисколько не удовлетворил.
- Что за негодяи? И что им было от тебя нужно? И где они напали на тебя - на дороге?
- Почему на дороге? - удивился я и только тут запоздало вспомнил, что хозяин гостиницы уверял Лауру, будто я скакал к ней весь день и всю ночь. - Ах да, можно и так сказать… в общем, на постоялом дворе.
Про мельницу старика Хорхе я предпочел не упоминать, потому что Лауре вполне могло быть известно про трех дочерей мельника.
- Так это были наемные убийцы? - не отставала любознательная девушка. Одно слово - дочь судьи. - А кто их послал?
- Откуда же я знаю? Я, видишь ли, расправился с ними прежде, чем они успели представиться. Могу лишь предположить, что у меня появился влиятельный и богатый недруг…
И тут Лаура побледнела так, что я даже испугался - не упадет ли она в обморок. Румянец совсем пропал с ее лица, кожа стала белее алебастра, одни только глаза по-прежнему лучились ярко-синим.
- Ох, Диего, - прошептала она, - прости меня, это я во всем виновата…
Я был настолько глуп, что расхохотался в ответ на эти исполненные раскаяния слова:
- Ты? Сердечко мое, так это ты заплатила наемным убийцам, чтобы они зарезали меня во сне? Какое коварство!
Но Лаура не поддержала шутки. Вместо этого она вдруг опустилась передо мной на колени и крепко обняла мои ноги.
- Я выдала нас, любимый… Когда дон Альварес спросил меня, почему я не хочу выйти за него замуж, я намекнула, что мое сердце отдано другому. А когда он прямо спросил, есть ли у меня жених, я так красноречиво опустила ресницы, что он, конечно же, все понял…
- По-твоему, этого достаточно, чтобы подослать ко мне головорезов? - усмехнулся я, поднимая ее и усаживая на диван. - Ты же не назвала ему мое имя, а граф де ла Торре не пророк и не ясновидящий…
- Зато он богач, - вздохнула Лаура. - А моя дуэнья Антонилла - жадная и корыстная тетка. Я уверена, что за пару дублонов она без всякого сожаления продала бы родную мать, если бы только кто-то изъявил желание ее купить. После того как я по своей глупости вселила в сердце графа подозрения, он наверняка обратился к сеньоре Антонилле, справедливо предполагая, что ей известно о моих личных делах достаточно много. А эта продажная душонка за пригоршню золотых шепнула графу твое имя… Вот и получается, что убийц к тебе, мой любимый, послала я…
Надо признать, в словах Лауры был смысл. Я с самого утра ломал себе голову над тем, кто из моих знакомых подходит на роль загадочного недоброжелателя, достаточно богатого, чтобы заплатить убийцам, и достаточно трусливого, чтобы не бросить мне вызов лично, и так ничего и не придумал. Между тем Альварес де ла Торре, о котором я, разумеется, даже не вспомнил, подходил на эту роль идеально: правда, трусом его назвать было сложно, зато из-за своей чрезмерной гордыни он мог просто побрезговать лично убирать с дороги такую мелочь, как я.
Все это выглядело очень логично, но я не мог допустить, чтобы моя возлюбленная мучилась, виня себя в моих утренних неприятностях.
- Граф не стал бы посылать каких-то негодяев с большой дороги, - возразил я, осушая поцелуями слезы Лауры. - Он вызвал бы меня на дуэль сам.
- Только в том случае, если бы был уверен в своей победе, - всхлипнула девушка. - Отец говорил, что дон Альварес никогда не вызывает более сильных противников…
В других обстоятельствах эти слова прозвучали бы бальзамом для моего сердца, но сейчас мне было не до тщеславных помыслов.
- Вот что, - сказал я твердо, - если это действительно так, мне тем более необходимо увидеться с твоим отцом. Уверен, узнав, на какую низость решился граф, он найдет способ взять назад опрометчиво данное обещание!
В тот момент я и сам верил в это. Сколь же наивна бывает молодость!
- Нет, Диего. - Лаура крепко обняла меня за шею и спрятала лицо у меня на груди. - Не ходи к отцу! Это плохо кончится… Если бы ты только знал, как он обрадовался, узнав, что ко мне сватается сам граф де ла Торре…
- Ну хватит, - оборвал я ее. - Наш род ведет свое начало со времен вестготов, а предки этого Альвареса были всего-навсего разбойниками, грабившими путников в горных ущельях - на том и разбогатели. Да, денег у него больше, но посмотрим, помогут ли они ему, когда я вызову его на поединок!
- Я знаю, Диего, что ты самый храбрый идальго в Кастилии, но умоляю тебя, не ходи к отцу! Тебе лучше уехать домой, посоветоваться с семьей… Я же обещаю тебе затянуть дело с помолвкой, насколько это будет в моих силах. И, прошу тебя, не расставайся с моим подарком!
Ах да, подарок! Я взялся за кожаный шнурок с намерением распустить его и поглядеть, что же скрывается внутри, но Лаура остановила меня.
- Не сейчас, любимый! - На щеке ее блеснула слеза. - Потом… когда ты будешь думать обо мне, а я буду далеко… тогда и посмотришь.
- Как скажешь, сердце мое, - согласился я и принялся одеваться, не обращая внимания на причитания Лауры.
- Куда ты? - озабоченно спросила она, перестав всхлипывать.
- Провожу тебя до дома Мартины.
- Но не дальше?
- Сегодня - нет. Но завтра я обязательно нанесу визит достопочтенному сеньору Гусману.
- Не вздумай!
Не стану утомлять вас описанием дальнейших препирательств по этому поводу. Кончилось все тем, что я проводил Лауру к дому ее подруги (это было совсем недалеко) и, спрятавшись в темной арке, принялся внимательно наблюдать за воротами.
Спустя полчаса ворота раскрылись, и из них вышли трое - моя возлюбленная, заплаканная и печальная, словно Эвридика, потерявшая своего Орфея, пресловутая дуэнья Антонилла, женщина лет пятидесяти, плотного телосложения и сурового вида, и лысый, как колено, широкоплечий приземистый слуга, вооруженный дубинкой. Никогда прежде судья Гусман не отправлял свою дочь на прогулку с телохранителем; видимо, перспектива родства с семейством де ла Торре и впрямь сделала его чересчур беспокойным.
Что ж, подумал я, придется разочаровать старика. Человек, которому он собирается вручить свое бесценное сокровище, не брезгует пользоваться услугами наемных убийц. Решать, конечно, ему, сеньору Бернардо Гусману, но я бы на его месте серьезно задумался.
Преисполненный сознания своей правоты, я вернулся под гостеприимный кров Португальца, мечтая о том, чтобы наконец выспаться как следует. Знай я тогда, какой сюрприз готовит мне судьба, мне бы ни за что не удалось сомкнуть глаз. К сожалению - или к счастью - людям не дано прозревать будущее. Поэтому, добравшись до своей комнаты, я без сил повалился на мягкие подушки и уснул крепким спокойным сном, ставшим достойной наградой за все треволнения этого долгого дня.
Глава пятая
Волшебный сад
Руслан приехал ровно через полчаса. Было уже совсем темно; с неба, как мягкий пушистый занавес, падал снег.
Серебристая "бэха" Руслана остановилась напротив подъезда. Затемненные стекла не позволяли разглядеть, сидит ли кто-нибудь рядом с Русланом, поэтому я на всякий случай открыл заднюю дверцу. И не ошибся - на заднем сиденье никого не было.
- А вот и Денис, - сказал Руслан, обращаясь к человеку, сидевшему ко мне спиной. Я видел только воротник дорогого кашемирового пальто и поблескивающие черные волосы. - Денис у нас голова. На иностранных языках шпарит лучше, чем я на русском…
Человек в кашемировом пальто поднял указательный палец, и Руслан замолчал.
- Hola, - сказал он по-испански. Он и не подумал повернуться, но мне показалось, что он рассматривает меня в зеркальце заднего вида. - Много о тебе слышал, Денис.
Говорил он мягко, без свойственного русским акцента, и даже, пожалуй, мягче, чем наши преподаватели в институте.
- Добрый вечер, - ответил я вежливо. - Надеюсь, в основном хорошее.
- Разное. Например, я слышал, что ты сейчас сидишь без работы. Это правда?
- Да, - сказал я после секундного колебания. - Это правда.
- Что странно, если ты действительно так хорошо знаешь испанский, - заметил он. - Неужели в Москве никому не нужен переводчик с испанского?
Я пожал плечами.
- Возможно, кому-то и нужен. Но я таких людей, к сожалению, не встречал.
Сразу после армии я пытался устроиться переводчиком или хотя бы референтом со знанием испанского языка, но довольно быстро выяснилось, что на этом рынке предложение значительно превышает спрос.
- А тебе бы хотелось работать там, где твои познания в испанском языке могли бы быть по-настоящему востребованы? - спросил Кашемировое Пальто, по-прежнему разглядывая меня в зеркальце.
Он употребил одну из самых сложных форм в испанской грамматике - сослагательное наклонение, которое не зря считается кошмаром всех студентов, изучающих язык Сервантеса и Лопе де Вега. Я понял, что он задал этот вопрос не потому, что его действительно интересовало мое желание, - он просто проверял, насколько свободно я владею его родным языком. В том, что передо мной испанец, я уже не сомневался. В институте нас, будущих военных переводчиков, особенно тщательно натаскивали на распознавание акцентов и особенностей речи обитателей тех или иных стран. Я готов был держать пари, что мой собеседник родился где-то в южной Испании, скорее всего, в Андалусии.
- Если говорить о том, чего бы мне по-настоящему хотелось, - ответил я, принимая его игру, - то мне хотелось бы жить где-нибудь на побережье Коста-дель-Соль, в белом домике рядом с апельсиновой рощей, и не работать вовсе. Но, поскольку это вряд ли возможно в ближайшем будущем, я готов выслушать ваши предложения.
Он наконец обернулся и с интересом посмотрел на меня. У него было жесткое и даже, пожалуй, несколько хищное лицо с ястребиным носом и глубоко посаженными черными глазами. Тонкая полоска усиков над верхней губой делала его чем-то похожим на контрабандиста из старого фильма "Касабланка".
- Меня зовут Рикардо, - представился он, протянув мне узкую твердую ладонь. - Где учил язык, Денис?
Внутренний голос шепнул мне, что про ВИИЯ этому человеку лучше не говорить.
- Моя мама испанский преподает в педагогическом.
Он слегка кивнул - видимо, ответ его удовлетворил.
- Что ты скажешь о работе в Южной Америке, Денис?
Южная Америка! Меня с детства манил этот далекий, загадочный континент. Вероятно, это было связано с рассказами отца о Кубе и удивительными вещицами, которые он привозил из своих долгих командировок. Когда мне было лет двенадцать, в районной библиотеке мне попалась книга "Неоконченное путешествие", основанная на путевых записях и дневниках английского военного топографа Перси Гаррисона Фосетта, пропавшего без вести в непроходимых джунглях Мату-Гросу в 1925 году. Фосетт провел в дебрях Южной Америки большую часть своей жизни; он участвовал в сражениях знаменитой "каучуковой войны", которую вели между собой банды работорговцев и плантаторов и регулярные армейские соединения Перу, Боливии и Бразилии, наносил на карту границы государств и неизвестные белому человеку горные хребты, искал затерянные в сельве древние города давно исчезнувших племен. Книга эта произвела на меня сильнейшее впечатление - я несколько месяцев не мог думать ни о чем другом и по ночам видел во сне зеленый многоярусный полог дождевого леса, медленные коричневые воды безымянных рек, слышал крики разноцветных попугаев и пронзительный визг обезьянок-уистити. Позже, уже учась в ВИИЯ, я был уверен, что мои детские мечты скоро сбудутся: выпускники испанского отделения работали по всей Латинской Америке, кроме Бразилии, где государственным языком был португальский, и трех крошечных стран на северо-востоке южноамериканского материка - Гайаны, Суринама и Французской Гвианы. Как я уже говорил, жизнь довольно жестко скорректировала эти планы.
- Скажу, что это круто, - ответил я честно. - Хотя, конечно, зависит от того, что за работа.
- По специальности, - сказал Рикардо, и резко очерченные губы его дрогнули в слабом подобии улыбки. - Переводчиком с испанского на русский и наоборот.
Он отвернулся - теперь я снова видел только воротник его дорогого пальто - и уже по-русски обратился к Руслану:
- Да, это то что надо. Он говорит на испанском не хуже меня.