"Это всего лишь груз, - думал я. - Но семьи, убивающие собственных детей… Хорошо, что мы вывозим их из джунглей, везем домой, к родственникам… но все эти врачи, которые добрались туда первыми, те ребята с земли и даже мой экипаж - мы все опоздали и ничего уже не можем изменить. Когда-нибудь у меня тоже будут дети, и страшно представить, что кто-то может причинить им вред. Но ведь эти люди убили своих детей добровольно?"
Я не мог расслабиться. Нашел в койке какой-то старый выпуск "Нью-Йорк таймс". Там было написано, что мир на Ближнем Востоке будет достигнут в ближайшие десятилетия. И рядом была фотография, на которой президент Картер пожимал руку Анвару Садату. Я уже начал дремать, когда мне показалось, что Эрнандес вскрикнул снова.
Я с неохотой поднялся. Пембри стояла, зажимая рот ладонями. Я решил, что Эрнандес ударил ее по лицу, поэтому бросился к ней и заставил убрать руки, чтобы осмотреть следы ушиба.
Никаких следов не было. Оглянувшись, я увидел, что Эрнандес застыл в своем кресле, напряженно вглядываясь в темноту:
- Что произошло? Он вас ударил?
- Он… он снова это слышал, - пробормотала Пембри, опять поднеся руку к губам. - Вам… вам нужно проверить. Вы должны убедиться…
Самолет качнуло, я подхватил ее под локоть, чтобы поддержать, и ее швырнуло прямо на меня. Наши взгляды встретились. И она сразу же отвернулась.
- Что случилось? - снова спросил я.
- Я тоже это слышала, - призналась Пембри.
Я посмотрел в темный проход:
- И сейчас слышите?
- Да.
- Именно то, о чем он говорил? Детское пение?
Я понял, что еле сдерживаюсь, чтобы не встряхнуть ее как следует. Они что, оба с ума посходили?
- Как будто дети играют, - сказала Пембри. - Шум… как на детской площадке, понимаете? Как шум игры.
Я попытался представить, какой предмет или набор предметов в "Старлифтере", летящем на высоте тридцать девять тысяч футов, может издавать звуки, похожие на шум на детской площадке.
Эрнандес шевельнулся, и мы оба уставились на него. Он смущенно улыбнулся и сказал:
- Я же говорил.
- Пойду проверю, - ответил я.
- Пускай играют, - возразил Эрнандес. - Им просто хочется поиграть. Разве вы не хотели того же самого, когда были детьми?
На меня нахлынуло воспоминание о бесконечном лете, велосипеде, содранных коленках, возвращении домой после заката и маминых словах: "Смотри, как ты изгваздался!" Интересно, тела хоть обмыли, прежде чем укладывать их в гробы?
- Я посмотрю, что это может быть, - сказал я. И снова взял фонарик. - А вы сидите на местах.
Темнота хороша тем, что в ней слух обостряется. Болтанка уже закончилась, и я использовал фонарик только для того, чтобы светить себе под ноги и не зацепиться за сетку. Я пытался услышать хоть что-нибудь необычное. Не какой-то один звук, а комбинацию звуков - обычно такие шумы не стихают, а звучат постоянно. Утечка топлива? Безбилетник? Мысль о змее или какой-нибудь другой твари из джунглей, которая могла забраться в любой из этих металлических ящиков, испугала меня и напомнила недавний сон.
Возле грузового люка я выключил фонарик и прислушался. Сжатый воздух. Четыре турбовентиляторных двигателя компании "Пратт и Уитни". Потрескивание обшивки. Хлопки крепежных ремней.
И тут я услышал его. Внезапный шум, сначала глухой и доносящийся словно издалека, как из глубокой пещеры, а потом неожиданно набравший силу.
Детский смех. Как в начальной школе на перемене.
Я открыл глаза и включил фонарь, осветив серебристые ящики. Мне казалось, что они надвигаются на меня и словно ждут чего-то.
"Дети, - мелькнула мысль. - Это всего лишь дети".
Я бросился бежать и ворвался в бытовой отсек, проскочив мимо Эрнандеса и Пембри. Не знаю, что они увидели на моем лице, но если то же самое, что увидел я в маленьком зеркале над раковиной в туалете, то должны были прийти в ужас.
Я перевел взгляд с зеркала на интерком. О любых проблемах с грузом нужно докладывать немедленно - так требовала инструкция, - но что мне сказать командиру? Мне хотелось просто выбросить эти гробы и успокоиться. Если бы я соврал, что в грузовом отсеке начался пожар, мы бы спустились до высоты в десять тысяч футов, чтобы я мог открыть люк и сбросить груз на дно Мексиканского залива, и мне никто и слова бы не сказал.
Я выпрямился и попытался сосредоточиться. "Дети, - подумал я. - Не монстры, не чудовища какие-то, а просто шум игры. Ничего страшного. Ничего страшного". Я попытался не трястись так сильно и решил позвать кого-нибудь на помощь.
Хэдли спал на моей койке. На его груди лежала раскрытая книжка в бумажном переплете: две женщины на обложке сплелись в страстном объятии. Я тронул его за руку, и он сразу сел. В первое мгновение никто из нас не произнес ни слова. Он потер лицо ладонью и зевнул.
Потом он взглянул на меня, и я увидел, как на его лице отразился испуг. Он потянулся было за кислородной маской, но быстро опомнился и взял себя в руки:
- В чем дело, Дэвис?
Я пытался собраться с мыслями:
- Груз. Там… наверное, груз сместился. Мне нужна помощь, сэр.
Его испуг сменился раздражением.
- А командиру экипажа доложили?
- Нет, сэр, - ответил я. - Я… не хочу пока его беспокоить. Может, это ложная тревога.
Хэдли скорчил недовольную мину, и я уже решил, что сейчас услышу от него пару ласковых, но он молча пошел вслед за мной. Одного его присутствия рядом хватило, чтобы я вспомнил о своих сомнениях и о том, что я - профессионал. Моя походка стала более уверенной, и сердце перестало уходить в пятки.
Теперь Пембри и Эрнандес сидели рядом и делали вид, будто ничего особенного не случилось. Хэдли равнодушно скользнул по ним взглядом и вслед за мной вошел в проход между гробами.
- А почему свет выключен? - удивился он.
- Свет ничего не даст, - ответил я. - Вот тут. - Я вложил ему в руку фонарь и спросил: - Вы слышите?
- Что я должен услышать?
- Просто прислушайтесь.
И снова только шум двигателей и сжатого воздуха.
- Я не…
- Тссс! Слушайте!
Он разинул рот и простоял так с минуту, а только потом закрыл. Двигатели теперь звучали тише, и пришел звук - окутал нас, как водяной пар, как туман. Я даже не замечал, что мне холодно, пока не обнаружил, что руки дрожат.
- Что за чертовщина? - спросил Хэдли. - Похоже на…
- Не надо, - перебил я его. - Этого просто не может быть. - Я кивком указал на металлические ящики. - Вы же знаете, что в этих гробах?
Он не ответил. Казалось, что источник шума на мгновение приблизился, а потом снова отдалился. Хэдли попытался проследить за ним лучом фонарика.
- Вы можете сказать, откуда он исходит?
- Нет. Но я рад, что вы тоже слышите его, сэр.
Хэдли почесал в затылке с таким видом, словно проглотил что-то мерзкое и никак не может избавиться от послевкусия.
- Будь я проклят, - пробормотал он.
И тут, как раньше, шум утих, и остался только звук работающих двигателей.
- Я зажгу свет. - Я неуверенно двинулся к выключателю. - А командиру сообщать пока не буду.
Хэдли промолчал, соглашаясь. Когда я снова подошел к нему, он разглядывал ближайший гроб через ячейки сетки.
- Нужно открыть и проверить, - тусклым голосом сказал он.
Я не ответил. Мне приходилось проверять грузы в полете, но не в таких ситуациях - гробы с телами солдат я ни разу не открывал. А если Пембри говорила правду, то я не мог представить себе ничего более ужасного, чем заглянуть в любой из этих ящиков.
Мы оба вздрогнули, снова услышав шум. Представьте себе влажный теннисный мяч. А теперь представьте себе звук, с которым влажный теннисный мяч ударяется о покрытие корта - тупое "шмяк", похожее на удар птицы о фюзеляж. Звук раздался еще раз, и я понял, что его источник находится внутри грузового отсека, а не снаружи. Самолет затрясло, а затем звук опять повторился. Теперь я ясно слышал, что доносится он из гроба, стоящего у ног Хэдли.
"Ничего серьезного, - пытался показать Хэдли всем своим видом. - Просто воображение разыгралось. Что бы там ни шумело в гробу, самолет от этого не упадет. И призраков не бывает".
- Сэр?
- Нам нужно посмотреть, - повторил он.
У меня снова заныло в груди. "Посмотреть", - сказал он. Но мне не хотелось смотреть.
- Свяжитесь с кабиной и передайте командиру, чтобы он постарался не попадать в воздушные ямы, - приказал Хэдли.
Только теперь я понял, что он будет мне помогать. Ему не хотелось, но он все равно собирался это сделать.
- Что случилось? - спросила Пембри.
Она вскочила с места, когда я начал снимать грузовую сеть, а бортинженер - расстегивать ремни. Эрнандес спал, свесив голову вперед: наконец-то подействовало успокоительное.
- Нам нужно осмотреть груз, - спокойно сообщил я. - Во время полета он мог сдвинуться с места.
Она схватила меня за руку:
- В этом все и дело? В том, что груз сдвинулся?
В ее голосе звучало отчаяние. "Скажи мне, что я это выдумала! - кричали ее глаза. - Скажи, и я поверю и смогу уснуть".
- Мы так думаем, - кивнул я.
Она вдруг вся обмякла, и на ее лице появилась улыбка, слишком широкая, чтобы быть искренней.
- Слава богу! А я уже подумала, что схожу с ума.
Я похлопал ее по плечу:
- Пристегнитесь и попробуйте отдохнуть.
Она повиновалась.
Наконец-то я занялся делом. Я же бортоператор, и моя задача - положить конец этому безумию. Так что я принялся за работу. Отстегнул ремни, взобрался на соседний штабель гробов, снял самый верхний, перенес его на новое место, закрепил, снял следующий, перенес, закрепил, и так далее. В повторении есть своя прелесть.
А потом мы добрались до нижнего, из которого и доносился шум. Я выдвинул его так, чтобы можно было открыть, а Хэдли стоял рядом и смотрел. Он выглядел совершенно спокойным, но я чувствовал его опасение - возможно, в компании хвастающихся своими подвигами ветеранов ВВС он бы и смог его скрыть. Но не сейчас и не от меня.
Я бегло осмотрел пол в том месте, где стоял гроб, окинул взглядом соседние гробы, но не заметил трещин или других видимых повреждений.
Снова послышался тот же звук - влажное "шмяк". Изнутри. Мы оба вздрогнули. Вот теперь на лице бортинженера явно читался ужас. Я подавил дрожь.
- Нам нужно его открыть, - сказал я.
Хэдли не стал спорить, но, как и я, двигался очень медленно. Он сел на корточки и, положив руку на крышку гроба, отстегнул защелку со своей стороны. Я отстегнул свою скользкими от пота, дрожащими пальцами, а потом тоже взялся за крышку. На мгновение наши взгляды встретились, и только это помогло нам не растерять остатки решимости. Вместе мы открыли гроб.
* * *
Сначала появился запах: смесь гнилых фруктов, антисептика и формальдегида с добавлением пластика, навоза и серы. Вонь ударила в ноздри и растеклась по всему грузовому отсеку. В свете ламп я увидел два блестящих черных пластиковых мешка, влажных от конденсата и от того, что натекло изнутри. Я знал, что это трупы детей, но когда увидел их, мне стало физически больно. Один мешок лежал поверх другого, и было ясно, что внутри не одно тело. Я окинул взглядом мокрый пластик, отмечая то контур руки, то очертания головы. В нижней части просматривалось свернутое калачиком тельце. Оно было размером с грудного младенца.
Вдруг самолет затрясся, словно испуганный пони, и верхний мешок съехал в сторону. Под ним находилось тело девочки лет восьми-девяти, вывалившееся из второго мешка. Она лежала в углу, причудливо изогнувшись, словно какая-то безумная циркачка, ее круглый живот с ранами от штыка снова раздулся, а изломанные руки были в три раза толще обычного. Кожа в трупных пятнах полопалась почти везде, кроме лица, которое осталось чистым и невинным, как у ангелочка.
Именно ее лицо потрясло меня. Ее хорошенькое личико.
В глазах у меня потемнело, и я невольно ухватился за крышку гроба, но не посмел ее сдвинуть. К горлу подступила тошнота.
Жирная блестящая муха выползла из мешка, лениво поднялась в воздух и полетела в сторону Хэдли. Он стоял, сжавшись, словно в ожидании удара. Его глаза неотрывно следили за кружением мухи. А потом он неожиданно шагнул назад, вскинул руки и ударил ее (я услышал хлопок ладоней), и из его рта вырвался такой звук, как будто его тошнило.
Когда я поднялся на ноги, в висках у меня стучало, а колени подкашивались. Я ухватился за ближайший гроб, чувствуя подкатившую к горлу едкую горечь.
- Закрой его, - пробормотал Хэдли неразборчиво, как будто говорил с набитым ртом. - Закрой.
Руки меня не слушались. Собравшись с духом, я вытянул ногу и пинком захлопнул крышку гроба. Звук был громким, словно орудийный залп. В ушах у меня зашумело, как от резкого перепада давления.
Хэдли уперся руками в колени и низко опустил голову, глубоко дыша через рот.
- Господи, - прохрипел он.
Я заметил какое-то движение. У первого рядя гробов стояла Пембри с перекошенным от отвращения лицом.
- Что… это… за… вонь?
- Все нормально. - Мне все-таки удалось поднять руку и изобразить какой-то легкомысленный жест. - Мы нашли проблему. Вот только пришлось гроб открыть. Идите на место.
Пембри обхватила себя руками и вернулась к креслу.
Через некоторое время я понял, что вонь слегка развеялась, и силы начали ко мне возвращаться.
- Нам нужно его закрепить, - обратился я к Хэдли.
Он посмотрел на меня прищуренными глазами. Его руки были сжаты в кулаки, тело напряжено. В уголках глаз блестела влага. Он ничего не ответил.
Когда я закрыл защелки, гроб снова стал для меня обычным грузом. Мы передвинули его на место. Через несколько минут сверху уже стояли остальные гробы, крепежные ремни были застегнуты, и сетка надежно натянута.
Хэдли дождался, когда я закончу, а потом шагнул ко мне.
- Я скажу командиру, что вы решили проблему, - сказал он, - и попрошу его лететь быстрее.
Я кивнул.
- И еще, - добавил он. - Если увидите эту муху, убейте ее.
- А вы не?..
- Нет.
Я не знал, что еще можно сказать, и поэтому ответил:
- Да, сэр.
Пембри сидела с наморщенным носом и притворялась, что спит. Глаза Эрнандеса были открыты. Он жестом поманил меня к себе.
- Вы выпустили их поиграть? - спросил он.
Я стоял над ним и молчал. В сердце вдруг что-то кольнуло, как бывало в детстве, когда я вдруг понимал, что лето закончилось.
Когда мы приземлились в Дувре, каждый гроб встречала похоронная процессия. Мне рассказывали, что, когда привезли остальные тела, о формальностях уже никто не вспоминал и их встречал один только армейский капеллан. В конце недели я уже был в Панаме, объедался индейкой и накачивался дешевым ромом. А потом меня отправили на Маршалловы острова доставлять припасы на ракетную базу. Бортоператору в ВВС работа всегда найдется.
Примечание автора
Из девятисот жертв массового самоубийства в Джонстауне почти треть составляли дети, не достигшие восемнадцати лет. Этот рассказ посвящен людям, которые потеряли своих родных и близких в Джонстауне, и военнослужащим - мужчинам и женщинам, которые доставили тела на родину.
(перевод М. Ковровой)
Ричард Боус
ГДЕ АНГЕЛЫ СРАЖАЮТСЯ…
1.
За окном в лучах утреннего октябрьского солнца сверкала голубая гладь Атлантики. Волнение вод было почти незаметным - обычное явление на побережье Коннектикута сразу после рассвета. Я пил невкусный чай, время от времени дремал и снова просыпался.
За последние сорок лет я ездил на поезде из Нью-Йорка в Бостон сотни раз. Ездил в одиночку, с друзьями, с любовницами; возвращался домой на каникулы, выезжал в отпуск, спешил на похороны.
Этим утром со мной ехал человек, который некогда был моим лучшим и, без сомнения, самым старым другом.
Хотя мы редко виделись за все эти десятилетия, похоже, нам удалось сохранить связь. Мы очень торопились, но нам пришлось выбрать поезд: бостонский аэропорт Логан был закрыт накануне ночью из-за угрозы теракта.
Я разослал письма, в которых отменил все встречи, сообщив, что вынужден ненадолго уехать из города по семейным обстоятельствам. И ни к чему было упоминать о том, что речь шла вовсе не о моей, а о чужой и гораздо более незаурядной семье.
Старый друг заметил мое волнение, и оно его позабавило.
Когда я думал о нем, на ум мне приходили шекспировские строки:
Все воды моря бурного не смоют
Елей с помазанного короля.
Услышав их, он погрузился в молчание. Я к этому времени не спал уже почти сутки. Наверное, я снова задремал, потому что вдруг очутился внутри темной башни, свет в которую проникал лишь через две крохотные щели наверху. Я обнаружил вмонтированные в каменную стену упоры для рук и ног и начал карабкаться вверх. Когда мне удалось добраться до щелей, голос над моей головой произнес:
- Нью-Хейвен. Станция Нью-Хейвен.