Сперва и впрямь все пошло не так уж плохо. Пресловутый "байк", который Кабанчик одолжил у приятеля, оказался старым добротным, защитного цвета "Уралом" с коляской - машиной надежной, устойчивой и за то особенно любимой населением одноименного края. Надежнее мог быть только грузовой "Муравей", но тут уже взыграло Серегино самолюбие.
- Лучше уж сразу тогда - мотоблок, - мрачно сказал он, когда я заикнулся об этом.
Солнечным июльским утром мы выехали из города и взяли курс на юго-восток. Серега в крагах, кожаной куртке-косухе и нелепой обшарпанной яйцеобразной каске вел, а я сидел позади, весь в камуфляже и в танковом шлеме. Картина получалась еще та. Было жарко, и вскоре я перебрался в коляску, где и угнездился поверх спальников. Автомагнитолу нам заменила старая Серегина "Аэлита"; мы слушали "Арию", "Нирвану", "Айрон Мэйден" и "Дорз" и два дня неторопливо катили по шоссе, любуясь окрестностями.
Сложности появились день на третий, когда мы забрались в окрестности Стерлитамака. И сложности забавного характера: нам захотелось пива.
Быть в Башкирии и не отведать местного "Шихана" может только убежденный трезвенник. Мы таковыми не были и в первые же сутки надрались как черти. Ехать после этого куда-то было совершенно немыслимо, мы стали лагерем у речки, развели костер и всю ночь прорассуждали на тему, как это так получается, что в Америке байкеры ухитряются и пить, и ездить одновременно, а у нас нельзя. Сошлись на том, что у них там "чуть-чуть" не считается. На следующий день, опухшие и не выспавшиеся, мы не смогли удержаться, чтоб не пропустить еще по бутылочке, после чего все-таки взгромоздились в седло и двинули дальше. Медленно, как два нарика из анекдота. Вечером повторили процедуру. Как ни странно, ни один патруль нас не притормозил, и мы никуда не врезались, но Кабан спьяну что-то там перемудрил с коробкой передач, пожег сцепление и запорол один цилиндр. Двигатель стал стучаться и чихать, мы еле дотянули до Кармаскалы и там заглохли окончательно. Мотоцикл пришлось разобрать. Весь черный от смазки, Серега долго, с матом ковырялся в его металлических потрохах, после чего заявил, что надо менять кольца и растачивать цилиндры, а иначе все погубим окончательно.
Мы дотолкали несчастный драндулет до ближайшей ремонтной мастерской, где нас ободрали как липку на лыко, потом забрали с собой палатку и спальники, подсчитали наличность и приуныли: денег оставалось только на бензин, чтоб не застрять здесь навсегда. При взгляде на бесчисленные нефтяные насосы кажется, что бензин в Башкирии везде: ткни пальцем в землю - нефть пойдет. На самом деле это, конечно, не так. Бензин здесь и взаправду намного дешевле, чем в Перми, но все же не бесплатный, как хотелось бы. Ждать было около недели. Мы почесали в затылках, решили, что нет худа без добра и что теперь можно отрываться на пиве без опаски, закупили на оставшиеся деньги три ящика "Президентского" и стали лагерем в излучине реки.
Вот и весь наш отдых.
Не знаю, что бы с нами стало, если б я по старой памяти не положил на дно коляски свою старую донную сеть. Продукты скоро кончились, а удочкой много хорошего не нарыбачишь. А соловья, как известно, байками не кормят. Мое прошлогоднее удостоверение инспектора рыбоохраны еще действовало, правда, не здесь, и если что, я надеялся отбрехаться. Мы притопили сеть в ямине, а ящики - на мелководье, раздобыли луковицу и две картошки, и на вторую ночь труды наши были вознаграждены.
Две стерляди лежали в лопухах и шевелили жабрами. Рыбалка здесь и впрямь была что надо. Даже ерши, и те на Белой с ладонь величиной, и больше похожи на окуней. Серега уже раздувал костер, а я сидел на берегу, довольно щурился и обсыхал после водных процедур. Прошлым утром на место нашей ночевки приплелось огромное стадо коров, одна из которых сожрала мои плавки, которые сушились на ветке. Теперь за сетью приходилось лазать прямо так, в штанах. Благо на местном солнышке одежда сохла быстро, а богатый улов примирил меня с двухдневной голодовкой.
- Сколько сварим? - подошел с ведром Кабанчик.
- Набирай полное, - уверенно распорядился я.
- С ума сошел? Ведро ухи! Много будет.
- Съешь все разом и попросишь добавки, - пообещал я ему. - Ты, балбес, еще не знаешь, что такое настоящая стерляжья уха. Набирай.
Серега с сомнением покачал головой, но послушно забрался в воду и зачерпнул с середины реки. Белая была здесь удивительно узкой и мелкой. Чуть выше по течению, посередине русла выступал узкий и недлинный островок, усыпанный белесыми окатышами камней и высохшими створками перловиц. На нашей стороне росли ольховник и ивы. Противоположный берег представлял собой высокий каменистый откос - примерно метров сорок, совершенно белый, похожий на вывернутую при переломе из земли большую кость. Наверху кустились какие-то заросли. Красиво было - до оторопи. Кабан тоже впечатлился. Еще вчера он, ободрав ладони и колени, таки залез на самый крутояр, долго восхищенно вертел головой и цокал языком, кричал мне оттуда: "Вот она, красота-то, оказывается, где!" - потом подобрал на островке на память камень покрасивее и сунул его в боковой карман. "Косуха" у него немедленно перекосилась, на все сто теперь оправдывая свое название. Так он и ходил.
С ведра закапало в огонь, зашипело. Начало закипать. День шел на спад, в кустах уже нудело комарье. На обратном пути Серега прихватил две охладившиеся бутылки (все этикетки с них мы предусмотрительно соскребли, чтоб не унесло течением и не демаскировало наш тайник). Пиво растравило аппетит. Мы определили в дело одну из стерлядей, вторую упаковали в мешок с крапивой и спрятали в кустах, заправили варево лаврушкой, солью и душистым перцем, и меньше чем через полчаса получили целое ведро ухи с классическим "янтарным" жиром поверху. Запахи над поляной поплыли умопомрачительные. Мы подсели ближе, вооружились мисками и ложками и тут вдруг услыхали шум автомобильного мотора.
Точнее - двух моторов.
Ехали сюда.
Мы переглянулись. Как ни хотелось нам есть, сперва надо было разобраться, кого там принесло. Серега с головой залез в палатку и зашуршал деньгами, а я переложил поближе удостоверение и подальше - мешок с рыбой. Меньше чем через минуту на дороге показались визитеры: шикарная четырехсотая "БМВ" и вслед за нею - кремового цвета "уазик-"буханка" (судя по замазанному на дверях кресту, бывшая карета "скорой помощи"). Дорога была раздолбанная, в выбоинах, водитель иномарки вел машину медленно, опасаясь повредить кардан. "Уазик" держался в кильватере. Наконец они доехали до нас, остановились и хлопнули дверцами.
У меня отвисла челюсть, когда из первой машины полезли "новые башкиры". Это я для себя так их окрестил, ибо на "нового русского" они походили как две капли, за исключением одной детали. Сейчас поймете какой. Экипировку каждого составляли традиционный малиновый пиджак, белая рубашка, галстук, веерные пальцы с массивными золотыми "гайками" и… болотные сапоги, раскатанные вверх по самое "не могу". Было их двое. Один - примерно с Кабанчика ростом, но такой же в ширину, головастый, кудрявый с проседью, с обаятельным круглым лицом под цвет пиджака, держался по-хозяйски уверенно. Другой был полная ему противоположность - с прямыми волосами, худой, высокий, голенастый как цапля. Лицо его, узкое, скуластое и остроносое, почти без подбородка, походило на щучью морду. У одного фамилия оказалась Баев. У другого - Боев.
- Давно сидим? - поздоровался мордатый.
- Не очень, - в тон ему отозвался я, уже смекая, что придется убираться. - А что?
- Так, ничего. Мы примостимся тут? Я удивился.
- Примощайтесь… То есть э-э-э… моститесь… В общем, присаживайтесь.
И я демонстративно передвинулся, слегка освобождая место у костра, и кивнул на ведро.
- Вот и ладно. - "Щучья морда" Боева обернулась к "уазику". - Степаныч! Разгружай.
То ли мой камуфляж на них так подействовал, то ли стерлядь, которую мы так безнаказанно и нагло изловили и сварили, а только прогонять нас не решились. Или - не захотели. Я воспрянул духом и приготовился смотреть, что будет дальше.
Из "уазика" вылез мужичок - обыкновенный "водила" лет сорока, вылез и стал вытаскивать наружу какие-то сумки, тюки и даже чемоданы. Вынул две большие коробки из-под сахара, наполненные березовым углем. В двух других зазвякали бутылки. Мы с Серегой переглянулись. Напоследок все трое распахнули задние дверцы машины и с натугой, пятясь, вытащили длинный раскладной мангал. Наконец приготовления более или менее закончились. Нувориши сбросили пиджаки, стянули галстуки и подсели к костру. Шофер насыпал в мангал сушняка для затравки, поджег и вынул связку шампуров.
- Ну, будем знакомы. - Толстяк протянул мне широченную ладонь. - Меня зовут Ренат, это Руслан, а это, - он кивнул на шофера "уазика", - Иван Степаныч. А вас?
Я назвался.
- Кабан, - сказал Кабан. - То есть Сергей, - торопливо поправился он, завидев удивленные физиономии собеседников. - Это фамилия у меня такая - Кабанов.
- Ага. Чем занимаетесь?
- Так, - я неопределенно помахал прутиком, - ездим, смотрим… Исследуем.
- Ученые, значит? Студенты небось?
- Вроде того.
Рядом с палаткой лежали весы, линейка, ванночка и скальпель, которые я предусмотрительно туда подбросил, так что легенда эта Баева и Боева вполне устроила.
- Как рыбалка?
- Не очень. - Я кивнул на ведро. - Вот все, что поймали. Если вы сюда на шашлыки, то долго сидеть придется.
- Ничего, у нас с собой. Будете? Мы переглянулись.
- Можно, - как бы делая одолжение, согласился я. - Тогда уж и вы… - Я кивнул на ведро.
- Да уж, не откажемся! - крякнул Ренат. - Полдня ехали. Вот что, давайте-ка за встречу.
Он слазил в коробку, вытащил оттуда бутылку, с хрустом свинтил колпачок и разлил водку по кружкам. Одной не хватило, но Серега достал из кармана складной стаканчик, тряхнул им, и все "устаканилось". Пока поспевали шашлыки, мы угостились ухой, которая оказалась выше всяких похвал. Кабанчик выкушал сто пятьдесят граммов водки, захлебал ухой и окосел. У меня тоже в голове зашумело. Варево в ведерке быстро убывало.
Костер, как известно, сближает. В городе этот Баев или Боев на нас бы даже не взглянул, что называется, "тупеем не кивнул", а здесь - гляди, сидим, беседуем как люди. Дул ветерок, светили звезды, от мангала шел тягучий ровный жар. Что-то неразборчиво тянул про виски-бар Джим Моррисон из "Аэлиты". Даже "БМВ" на заднем плане вроде бы как не мешала.
Выяснилось, что Баев не раз бывал в Перми.
- Хороший город, - признал он, облизывая свои короткие сильные пальцы. - У меня там брат живет. Район у вас там еще такой, с названием чудным, не то "Разболтай", не то "Раздолбай"…
- Разгуляй?
- Точно! У него квартира где-то там. А вы где живете?
- Мы? Мы как бы так… от института… Заспорили про рыбу.
- Вот ты рыбак, - кипятился Баев. - Вот ты скажи мне, на что лучше стерлядь ловить? Что она ест?
- Ракушек ест, - пьяно отбрыкивался я, - которые на дне. По дну елозит, мордой ворошит.
- А я вот слыхал, будто она плавает ночью вверху брюхом и мошек лопает.
- Чепуха! - подпрыгивал я. - Быть того не может! Какие мухи? У нее же рот нижний!
- Нижний не нижний, а научная книга была, между прочим.
- Да ерунда все это! Не бывает такого.
- Что ли, я вру?
- Ты не врешь. Книга врет!
Уха кончилась. Уже будучи на дружеской ноге со всеми, я слазил в кусты и достал мешок со второй рыбиной. Жабры у стерляди все еще шевелились.
- О! - закричал довольный Баев. - Я же говорил, что у вас там еще припрятано! Давай ее, эта, в котел. Степаныч! Тащи картошку.
Кабанчик вытащил из бокового кармана куртки нож и принялся разделывать рыбу, а я принес воды в ведре и снырял за пивом.
Вторая уха поспела вместе с шашлыками.
Пустых бутылок быстро прибывало. Пили все больше, спорили все громче, руки разводились все шире. В середине ночи мне вдруг стукнуло залезть на островок, я потащил с собою кого-то - Боева или Баева, я уже не помню. Там мы долго ползали на четвереньках, а я ворошил камни и тыкал собеседнику в лицо пустые половинки раковин.
- Одни перловицы! - кричал я. - Ни одной беззубки! Разве так бывает?
- Ну и чего? Может быть, они вообще тут не водятся, беззумки эти…
- Как не водятся! Как это не водятся! - Я нырял по пояс в воду, ощупью нашаривал на дне какие-то ракушки, раскрывал их и показывал. - Смотри: беззубка! А эта… О! Опять беззубка! Беззубка ведь?
- Беззубка, - пьяно соглашался Баев (или Боев).
- А где тогда ракушки? Ракушки где? А?
Вдоль по поверхности воды туда-сюда шныряли стерляди, козыряли белым брюхом и харчили насекомых. Нижним ртом. Впрочем, в этом я уже не очень был уверен. Мы прокутили в дым всю ночь и половину утра, а с восходом солнца завалились спать, причем Баев и Боев - к нам в палатку, а я и Кабан почему-то - в "уазик" к Степанычу. В "уазике" у них был газовый баллон и плита, которую зажигали на ночь для тепла. Помню, мы забрались туда и долго хлопали себя по карманам в поисках спичек. Вчера весь день царила такая жара, что у Кабанчика взорвалась его одноразовая зажигалка, по недосмотру оставленная в палатке; красные кусочки плексигласа разлетелись в ней по всем углам. Он прикуривал теперь от кировских спичек с желтой этикеткой, купленных в ларьке. Спички были странные, с огромными головками, они секунд пять шипели и искрили, перед тем как загореться, а потом взрывались, как пиропатрон.
- Не спички, а какое-то КЦ! - всякий раз возмущался Кабанчик.
Но к середине ночи кончились и они. Сереге это надоело, он выудил из кармана никелированную бензиновую "Зиппо", некоторое время с удивлением на нее смотрел, потом пожал плечами, с характерным звуком щелкнул крышечкой, поджег газ и повалился на матрацы. Я последовал его примеру.
Наутро мой многострадальный организм, прочищенный казанским алкоголем, отказался просыпаться наотрез. Болело все. Я кое-как пришел в себя, продрал глаза, на четвереньках выбрался из недр "уазика" и поплелся к реке. День обещал быть солнечным и ясным, а пока серело утро, было холодно и сыро, по кустам и отмелям скользил туман. Часы показывали шесть - почему-то я всегда после пьяного загула просыпаюсь рано.
Кабанчик, как ни странно, был уже на ногах, сидел на берегу, задумчиво смотрел перед собой в одну точку, черпал кружкой из реки и мелкими глотками пил сырую воду.
- Отравишься, - хрипло напророчил я. - В этой воде какой только дряни не плавает. Подхватишь дизентерию, а мне отвечать.
Кабанчик только отмахнулся:
- Бактерии в спирту не живут…
- Не бактерии, а амебы. За пивом бы снырял, если совсем невмоготу.
- Ну ты оптимист, - усмехнулся он. - Думаешь, пиво еще осталось?
- А разве нет?
Кабан посмотрел на меня как-то странно.
- Ты что, правда ничего не помнишь?
- Нет, а что?
- Ну ты даешь! Вчера же сам последнюю бутылку выловил. Еще ругался, что, мол, мало взяли.
Ответить мне на это было нечего; Я почесал в затылке и поплелся раздувать костер.
Где-то в глубине палатки затрезвонил сотовый. Под трель мобильника наружу выполз Баев, облаченный в красный пиджак и синие семейные трусы, достал трубку, нажал на отзыв, раздраженно крикнул: "Да!" - сосредоточенно прослушал все, что ему сказали, буркнул: "Понял", растолкал своего компаньона, вытащил из палатки брюки и, прыгая на одной ноге, принялся одеваться.
- Утро доброе, - поздоровался я.
- А, это вы. - Он наконец-то нас заметил. - Ладно, ребята, посидели и будет. Спасибо за компанию. Хорошего понемножку. Сами понимаете - дела, дела… Водку будете?
- С утра? - опешил Кабан и покосился на распечатанный картонный ящик.
- Да нет. Мы уезжаем сейчас, не везти же ее обратно… Да вставай же, эй! - Он раздраженно пнул ногой палатку. Внутри заворочались, полог откинулся и наружу выглянула щучья морда Боева. - Буди Степаныча. Давай-давай, поехали; Митяй звонил, там сделка обрывается, через три часа нас ждут.
В пятнадцать минут все трое собрались, покидали вещи в багажник, опустошили и загрузили обратно мангал, сдернули в тарелку с шампуров холодные остатки шашлыков, пожали нам протянутые руки и уехали так же неожиданно и быстро, как вчера появились. А мы, оторопелые, остались на поляне. Вчерашняя ночь казалась сном, приятным, но с плохим концом.
Кабанчик посмотрел на меня, я - на Кабанчика.
- Что будем делать? - спросил меня Серега. Вопрос на самом деле был чисто риторическим. Что делать двоим мужикам со вторника до пятницы, когда у них пол-ящика водки, котелок вчерашних шашлыков, буханка хлеба, прорва времени и ноль копеек денег?
- Ты не одинок, Кабан, в своем стремлении нажраться, - торжественно признался я. - Только давай чуть попозже, ладно? Хоть лагерь приведем в порядок… сети соберем…
- Ну давай хоть по маленькой! Трубы же горят… Разлили. Выпили. Заели шашлыками. Кабанчик крякнул одобрительно, залез в боковой карман куртки, достал расческу и стал причесываться, очевидно, рассудив, что приведение в порядок лагеря надо начинать с себя. Затем извлек на свет пачку "Примы", измятую как портянка, отыскал не сломанную сигарету и долго чиркал спичками, громко чертыхаясь всякий раз, когда творение кировчан шипело и плевалось, прежде чем зажечься и погаснуть.
- Возьми зажигалку, - посоветовал я.
- Издеваешься?
- И не думал. Ты забыл? Вчера же сам плиту в машине "Зиппой" поджигал.
- Плиту? В машине? Я? - Кабанчик недоверчиво уставился на меня, потом на злосчастный коробок. - Ты чего плетешь! Откуда у меня "Зиппо"? Она две моих месячных зарплаты стоит.
Теперь рассердился уже я.
- Не знаю, сколько месячных она стоит, - процедил я сквозь зубы, - но я сам вчера видел. Посмотри в кармане.
Тут очередная спичка вдруг зажглась, чем Кабанчик поспешил воспользоваться, а в голове у меня родилась и теперь тыкалась носом в поисках выхода одна странная мысль.
Куртка на Кабанчике была, как я уже упоминал, коротенькой "косухой" рокера, карманы у нее были - только-только чтоб ладоням поместиться. Между тем вчера (я видел сам) Кабанчик запихал в один из них булыжник с островка, а после доставал оттуда - раз за разом - то складной стакан, то нож, то зажигалку, а сейчас вот выволок расческу. Расческа была большая, массажная, с ручкой. После прошлогодней истории с бабушками я уже ничему не удивлялся, но сейчас спина у меня начала холодеть.
- Кабан, - позвал я с интонациями озадаченного Горлума.
- А? - встрепенулся тот.
- Что у тебя в карманах?!
- В карманах? Я не знаю. Что там может быть? Бечевка или пусто. А чего?
- Ты камень подобрал вчера. Куда положил?
- Вот сюда… - Серега сунул руку в тот карман, куда чуть раньше положил расческу, нашарил что-то там внутри, переменился в лице и вытащил наружу… зажигалку. Ту самую. "Зиппо".
Вытащил и обалдело на нее уставился.
- Она? - спросил он.
Я сглотнул. В горле у меня все пересохло, и причиной тому был не только сушняк.
- Она-то она, - признал я. - Только это не того… не зажигалка.
- Почему? - Кабан откинул крышечку и крутанул колесико; вспыхнул язычок бензинового пламени. - Вон, работает…
- Ты только что расческу доставал. Зеленую такую. Помнишь?
- Ну, доставал.
- Куда положил?