Бетагемот - Питер Уоттс 15 стр.

- Для большинства людей это не одно и то же. Они считают, что перевести стрелку - правильно, а столк­нуть кого-то на рельсы - нет. Хотя это в точности та же самая смерть против того же количества спасенных жизней.

Он хмыкнул.

- Совесть не рациональна, Ахилл. Знаешь, какие ча­сти мозга включаются, когда ты делаешь моральный вы­бор? Я тебе скажу: медиальная лобная извилина, задняя часть поясной, угловая извилина. Все это...

- Центры эмоций, - вставил Дежарден.

- Именно так. Лобные доли вообще не искрят. Даже тем, кто признает логическое равенство этих сценариев, приходится приложить усилие. Просто толкнуть кого-то на смерть ощущается как нечто неправильное, даже если на весах те же жизни. Мозгу приходиться бороться с глу­пым, беспричинным чувством вины. Для перехода к дей­ствию требуется больше времени, больше времени нужно для принятия решения, и в конечном счете вероятность правильного решения ниже. Вот что такое совесть, Кай­фолом. Она подобна насилию, жадности, родственному отбору - была полезна миллион лет, но стала вредить с тех пор, как мы перестали просто выживать в естествен­ной среде и стали над ней доминировать.

"Ты эту речь отрепетировала", - подумал Дежарден.

И позволил себе легкую улыбку.

- Человек - это немножко больше, чем вина и ра­зум, моя дорогая. А ты не подумала, что, возможно, вина не просто стреноживает разум? Может, она сдерживает и еще кое-что?

- Например?

- Ну, просто ради примера... - Он выдержал паузу, притворяясь, будто ищет вдохновение. - Откуда тебе знать, что я не какой-нибудь чокнутый маньяк-убийца? Откуда знать, что я не психопат, не суицидник, ну или садист, допустим?

- Я бы знала, - просто сказала Элис.

- Думаешь, у маньяков это на лбу написано?

Она сжала ему колено.

- Я думаю, что знаю тебя очень давно, а безупречно притворяться невозможно. Тот, кого переполняет нена­висть, рано или поздно сорвется. А ты... ну, никогда не слышала о монстрах, уважающих женщин до такой сте­пени, что отказываются их иметь. И, кстати, не хочешь ли пересмотреть последний пункт? Просто поразмысли.

Дежарден покачал головой.

- Так ты, значит, во всем разобралась?

- Вполне. И терпения мне не занимать.

- Это хорошо. Сейчас оно тебе понадобится. - Он встал и улыбнулся ей сверху. - Я на минутку в ванную. Чувствуй себя как дома.

Она улыбнулась в ответ.

- Обязательно. Можешь не спешить.

Он запер дверь, облокотился на раковину и присталь­но уставился в зеркало. Отражение ответило свирепым взглядом.

"Она предала тебя. Превратила тебя в это".

Она ему нравилась. Он ее любил. Элис Джовелланос много лет была ему верным другом. Дежарден сложил все это на чашу весов.

"Она сделала это нарочно".

Нет, нарочно это сделали они.

Потому что Элис действовала не сама по себе. Она дьявольски умна, но Спартака создала не в одиночку. У нее были друзья. Она сама призналась. "Мы вроде как политические, правда, с организацией беда" - сказала она, сообщив ему о его "освобождении".

Он чувствовал, как ржавеют и рассыпаются связи у него в голове. Как его ущербность, ухмыляясь, дергает эти разъеденные ржавчиной проводки. Он поискал в себе намек на сожаление, которое испытал несколько минут назад: когда задел чувства Элис, причинил ей боль. Он и сейчас мог бы ощутить раскаяние или что-то похожее, если бы постарался.

"Ты не раб своих импульсов", - сказала она.

В принципе, это было правдой. Ахилл мог сдержать­ся, если хотел. Но вот беда: он начинал понимать, что не хочет.

- Эй, Кайфолом, - позвала из комнаты Элис.

"Заткнись. ЗАТКНИСЬ!"

- Да?

- Мандельброт требует ужина, а кормушка пустая. У тебя не осталось корма под раковиной?

- Не осталось. Она научилась открывать дверцы.

- Тогда г...

- В шкафчике в спальне.

Ее шаги простучали мимо двери, Мандельброт подго­няла Элис мяуканьем.

"Нарочно!"

Элис заразила его, опередив график, чтобы освобо­дить его разум для сражения с Бетагемотом - а может быть, и по личным причинам, осознанным или нет. Но ее дружки целили куда выше Ахилла Дежардена - они задумали "освободить" всех правонарушителей на Земле. Лабин, в темноте, две недели назад, подытожил: "Всего несколько тысяч человек держат руки на кнопках, способ­ных парализовать весь мир, а вы превратили этих людей в клинических социопатов".

Интересно, стала бы Элис применять свои семанти­ческие аргументы на Лабине? Будь она привязана к тому стулу, ничего не видя, намочив штаны от страха, слыша, как это кровожадное отродье расхаживает рядом, сочла бы она уместным читать ему лекции об уровне серото- нина и угловой извилине?

Может, и сочла бы. Что ни говори, она и ее друзья - "политические", хоть и "с организацией беда", а от поли­тики человек глупеет. Начинает верить, что человеческое достоинство - какой-то платоновский идеал, моральный итог, который можно вывести из неких первооснов. Не тратьте время на примитивную биологию. Не волнуйтесь за судьбу альтруистов в дарвиновской вселенной. Люди другие, люди - особенные, люди - агенты морали. Вот к чему приходишь, когда слишком много времени уде­ляешь составлению манифестов и слишком редко гля­дишься в зеркало.

Ахилл Дежарден оказался всего лишь первым пред­ставителем новой породы. Скоро появятся другие, столь же могущественные и столь же неудержимые. Может, уже появились. Элис не посвящала его в подробности. Он не представлял, насколько далеко простираются ам­биции Общества Спартака. Не знал, кого еще успели инфицировать и сколько длится инкубационный пери­од. Знал только, что рано или поздно у него появятся соперники. Если не начать действовать сразу, пользуясь полученной форой.

Мандельброт еще мяукала в спальне - видимо, рас­пекала неумелую домработницу. Дежарден ее понимал: у Элис было более чем достаточно времени, чтобы до­стать гранулированный корм, принести пакет в кухню и...

"В спальне!" - сообразил Ахилл.

"Ну, что ж, - подумал он миг спустя, - пожалуй, это решает вопрос".

Лицо в зеркале вдруг стало очень спокойным. Оно не двигалось и в то же время словно говорило с ним. "Ты -не политик, - говорило лицо, - Ты - механизм. Природа запрограммировала тебя на одно, УЛН - на дру­гое, Элис вмешалась и переключила на третью программу. Все это не ты, и все - ты. Ты сам ничего из этого не выбирал. И ни за что не отвечаешь.

Это она сотворила с тобой такое. Эта мочалка. Тупая давалка. Что бы ни случилось дальше, вина не на тебе.

На ней".

Он отпер дверь и прошел в спальню. Сенсориум у него на подушке предательски поблескивал. Тактиль­ный костюм лежал поперек кровати, словно сброшенная кожа. Элис Джовелланос тряслась у изножья кровати, стаскивая с головы шлем. Лицо у нее было красивым, без кровинки.

Жертву в этом виртуальном застенке она не могла не узнать. Дежарден настроил симуляцию с точностью до тысячных.

Мандельброт тут же забыла об Элис и, громко мур­лыча, начала бодать лбом хозяина. Дежарден на нее не смотрел.

- Мне нужна кое-какая техническая информация, - чуть ли не виновато объяснил он, - и сведения о тво­их друзьях. Хотя я надеялся вытянуть все это из тебя по-хорошему. - Он кивнул на сенсориум, упиваясь ее ужасом. - Ну вот, забыл убрать.

Она мотала головой. Ее лицо кривилось от паники.

- Я., н-не думала, что ты... - выдавила она наконец.

- Выходит, не думала, - пожал плечами Ахилл, - но постарайся увидеть и светлую сторону. Ты впервые насчет меня не ошиблась.

Наконец все приобрело смысл: покупки, почти не­осознанно сделанные через анонимные кредитные ли­нии, полимерная пленка и переносной мусоросжигатель, инверсионный звукопоглотитель. Небрежное копание в ежедневнике Элис и списке ее контактов. Вот почему хорошо быть правонарушителем на Трипе - когда всем известно, что ты прикован к столбу, никто не утруждает себя возведением забора вокруг двора.

- Прошу тебя. - Губы у Элис дрожали, в блестящих глазах стоял страх. - Ахилл...

Где-то в подвале его мозга рассыпался последний ржа­вый проводок.

- Зови меня Кайфолом, - сказал он.

АВТОМЕХАНИКА

Первый раунд остается за корпами.

Рифтерша по имени Лизбет Мак - тихоня, Кларк с трудом припомнила ее имя - наткнулась на корпа, бро­нированным тараканом ползавшего по обшивке основно­го хозблока. Неважно, какие веские причины привели его туда. Неважно, можно ли было считать это нарушением карантина. Мак среагировала так, как среагировали бы многие рыбоголовые на ее месте: разозлилась. Решила проучить тупого сухопута, но прежде его подогреть.

Она плавала кругами вокруг беспомощной неуклю­жей жертвы, отпуская шуточки о водолазном колоколе с ножками и громко, демонстративно призывая кого-то подать ей пневмодрель - надо, мол, просверлить одну раковину.

Она совсем забыла о налобном фонаре на шлеме корпа. Когда Лизбет обнаружила бедолагу, фонарь не горел - оче­видно, корп старался не попадаться на глаза, а наружного освещения на этой части станции хватало даже для глаз су- хопутника. Когда же он направил на нее вспышку, линзы у нее, компенсируя избыток освещенности, на миг стали не­прозрачными. Она ослепла всего на одну-две секунды, но корпу этого хватило с лихвой. Кополимер пресс-кольчуге не соперник. К тому времени как избитая, окровавленная Мак позвала на помощь, корп уже скрылся внутри.

Сейчас Кларк с Лабином стоят в пятом шлюзе, а океан отступает от них. Кларк вскрывает маску и ощущает, как тело сдувается, словно воздушный шар из живой плоти. Внутренний люк с шипением отходит. В него вливается до боли яркий свет. Пока линзы адаптируются, Кларк от­ступает назад, поднимает руки, готовясь встретить атаку. Ее не происходит. В переходной камере жмутся несколько корпов, но впереди одна только Патриция Роуэн. Меж­ду ней и рифтерами радужно переливается изолирующая мембрана.

- Мы решили, что вам пока лучше остаться в шлю­зе, - начинает Роуэн.

Кларк оглядывается на Лабина. Тот обводит встреча­ющих пустыми непроницаемыми глазами.

- Кто это был? - спрашивает Кларк.

- Думаю, это несущественно, - отвечает Роуэн.

- Лизбет другого мнения. У нее нос сломан.

- Наш человек утверждает, что защищался.

- Мужчина в пресс-кольчуте, рассчитанном на 300 бар, защищался от безоружной женщины в гидрокостюме?

- Корп защищался от рыбоголовой, - вставляет кто- то из присутствующих. - Совсем другое дело.

Роуэн игнорирует комментарий.

- Наш человек пустил в ход кулаки потому, - гово­рит она, - что это была его единственная надежда на успех. Вы не хуже меня знаете, от чего мы защищаемся.

- Я знаю, что никому из вас не полагалось выходить из "Атлантиды" без предварительного согласования. Это правило действовало еще до карантина. Вы сами согла­сились.

- Нам не дали особого выбора, - сдержанно заме­чает Роуэн.

- И все равно.

- На хер правила, - встревает один из корпов. - Они нас убить хотят, а мы будем спорить о регламенте?

Кларк моргает:

- Как это понимать?

Роуэн вскидывает руку, и непокорный умолкает.

- Мы нашли мину, - говорит Патриция тем же то­ном, каким сказала бы, что в гальюне кончилась туалет­ная бумага.

- Что?!

- Ничего особенного. Стандартный заряд для сно­са сооружений. Возможно, еще из тех, которые собирал Кен, пока мы... - она старательно подбирает слова, - несколько лет назад не пришли к соглашению. Говорят, нас должно было изолировать от основных узлов жиз­необеспечения, а большую часть отсека С затопило бы. От одного только взрыва предполагалось от тридцати до ста погибших.

Кларк смотрит на Лабина, ловит легчайшее движение головы.

- Я не знала, - тихо говорит она.

Роуэн слабо улыбается.

- Как ты понимаешь, это вызывает некоторый скеп­сис.

- Я бы хотел видеть мину, - произносит Лабин.

- А я хотела бы видеть свою дочь на солнышке, - парирует Роуэн. - Только ничего не выйдет.

Кларк качает головой.

- Послушай, Пат, я не знаю, откуда она... Я...

- А я знаю, - спокойно говорит Роуэн - Их целые штабеля на строительной площадке. Только на Невоз­можном озере больше сотни.

- Мы найдем, кто ее подложил. Но вам нельзя ее оставлять. Вам запрещено владеть оружием.

- Вы серьезно ожидаете, что мы так просто отдадим мину тем, кто ее подложил?

- Пат, ты меня знаешь.

- Я вас всех знаю, - говорит Роуэн. - Ответ отри­цательный.

- Как вы ее нашли? - спрашивает слева Лабин.

- Случайно. Отказала пассивная акустика, и мы по­слали человека починить антенну.

- Не уведомив нас заранее.

- Представлялось вполне вероятным, что связь на­рушили ваши люди. Информировать вас было неблаго­разумно. Даже если б вы не минировали нам корпуса.

- Корпуса, - повторяет Лабин. - Значит, мина была не одна?

Все молчат.

"Конечно, не одна, - соображает Кларк. - они нам ничего не скажут. Они готовятся к войне.

А для них это будет бойня".

- Интересно, все ли нашли? - задумчиво тянет Ла­бин.

Они стоят молча, скрыв лица под синтетическими черными масками. У них за спинами, за непроницаемой плитой внутреннего люка, корпы снова строят планы и планируют контрмеры. Впереди, за наружным люком, собирается в ожидании ответа толпа рифтеров. Вокруг и внутри них искрят и перекачивают жидкости, подстра­ивая их к бездне, разнообразные механизмы. К тому вре­мени, как уровень воды поднимается выше головы, они уже неподвластны давлению.

Лабин тянется к наружному люку. Кларк его пере­хватывает.

- Грейс, - жужжит она.

- Это мог быть кто угодно. - Он невесомо всплыва­ет в затопленной камере, поднимает руку, чтобы не на­ткнуться на потолок. Странное зрелище - гуманоидный силуэт на голубовато-белом фоне стен. Линзы на глазах очень похожи на дыры, прорезанные в черной бумаге, словно свет сзади проходит насквозь.

- Вообще-то, - добавляет Лабин, - я не вполне уверен, что они не лгали.

- Корпы? Зачем им лгать? Что они от этого выиг­рывают?

- Сеют рознь среди врагов. Разделяй и властвуй.

- Брось, Кен. Можно подумать, у нас есть прокорповская партия, готовая встать на их защиту и...

Он просто смотрит на нее.

- Ты не знаешь, - жужжит она так тихо, что едва чувствует вибрацию в челюсти, - у тебя только догад­ки и подозрения. У Рамы не было возможности... ты не знаешь наверняка.

- Не знаю.

- Мы действительно ничего не знаем. - Подумав, она поправляется. - Я ничего не знаю. А ты - да.

- Недостаточно. Пока что.

- Я видела, как ты выслеживал их в коридорах.

Он не кивает, в этом нет нужды.

- Кого?

- В основном Роуэн.

- Ну и как там внутри?

- Примерно как вот тут. - Он указывает на нее.

"Не лезь мне в голову, подонок!"

Но она понимает, что на таком расстоянии это от него не зависит. Невозможно взять и перестать чувствовать, будь эти чувства твои или чьи-либо еще. Поэтому вслух она говорит лишь:

- Нельзя ли конкретнее?

- Она чувствует себя виноватой - в чем-то. В чем, я не знаю. Причин хватает.

- Я же говорила.

- А вот наши люди, - продолжает он, - меньше страдают от внутренних конфликтов и гораздо легче о них забывают. А я не могу быть повсюду сразу. И время уходит.

"Ублюдок, - думает она, - засранец, обмылок".

Он плавает над ней, ожидая ответа.

- Хорошо, - говорит она наконец, - я это сделаю.

Лабин тянет рукоять. Наружный люк отходит, откры­вая темный прямоугольник в яркой белой раме. Они под­нимаются навстречу ожидающим взглядам.

Лени Кларк - извращенка даже по стандартам риф­теров. Во-первых, их не слишком беспокоят вопросы приватности. Гораздо меньше, чем можно было бы ожи­дать от отверженных и отбросов общества. Напрашива­ется предположение, что переменой к лучшему эти ме­ста могут представляться лишь тем, кто сравнивает их с уровнем намного ниже дна, и это верно. Также можно предположить, что такие ущербные создания забьются в свои раковины, словно раки-отшельники, у которых оборвали половину ног, будут шарахаться от каждой тени или яростно отбиваться от малейшего покушения на их личное пространство. Но бесконечная вязкая ночь здесь, внизу, если не лечит, то снимает боль. Бездна опускает тяжелые ладони на израненных и разъяренных и каким- то образом успокаивает их. Как-никак, здесь от любого конфликта можно уйти на любой из трехсот шестидесяти румбов. И драться за ресурсы не приходится: половина пузырей давно пустует. А территории так много, что охра­нять ее нет смысла.

Поэтому большая часть пузырей стоит без охраны и без хозяев. В них вселяются и выселяются, заходят в первый попавшийся, чтобы трахнуться или поесть, или - реже - пообщаться, прежде чем вернуться в естествен­ную среду. Все места одинаковы. И нет нужды ревниво охранять циркулятор Кальвина или ремонтный верстак, а больше рифтерам ничего и не нужно. Одиночество мож­но найти где угодно: проплыви две минуты в любую сто­рону, и можешь пропасть навеки. Зачем возводить стены вокруг восстановленного воздуха?

У Лени Кларк для этого есть причины.

Она не одна такая. Еще несколько рифтеров потре­бовали исключительных прав, застолбили за собой отсек, палубу, реже - целый пузырь. Они устроили гнездо в гнезде: океан - против мира в целом, пузырь из сплавов и с атмосферой внутри - против себе подобных. У пузы­рей замков не предусмотрено - сухопутные конструкторы тревожились о безопасности, - но любители приватности и параноики приваривают или наращивают укрепления поверх стандартных корпусов.