Бетагемот - Питер Уоттс 23 стр.

Шок освобождает Лени от паралича, и она падает на колени рядом с Нолан.

- Не стоит перемещать ее без кокона, - мягко го­ворит Лабин. - Может быть, Дмитрий сумеет его со­орудить.

Это звучит как обычное предложение, но через не­сколько секунд шлюз запускается на выход.

- А вы, друзья,, - тем же ровным тоном продолжает Лабин, - надеюсь, понимаете, что ситуация перемени­лась, и сотрудничество с "Атлантидой" отныне в наших интересах

Все, вероятно, понимают то же, что и Кларк: этот человек, ни секунды не раздумывая, сломал спину своей помощнице ради довода в споре. Лени опускает взгляд на побежденного врага. Глаза у нее открыты, веки вздраги­вают, однако вряд ли Нолан в полном сознании.

"Вот тебе, убийца. Тупая мразь. Что, больно, милочка? Этого еще мало. Надо бы больше!"

Но это наигранная ярость. Кларк вспоминает, как умирала Роуэн и что она чувствовала потом: холодный убийственный гнев, абсолютную, гранитную уверенность, что Грейс поплатится за это жизнью. И вот она лежит, беспомощная, сломанная чужой рукой - а на месте пы­лающий ярости только холодная зола.

"Я бы сама с ней покончила, - размышляет она, - если бы Кен мне не помешал".

Неужели она настолько не верна памяти подруги, если эта мысль так мало ее радует? Или страх, что их нашли, вытеснил неистовство, или это все то же старое оправ­дание - что Лени Кларк, воздав тысячекратно, утратила вкус к мести?

"Пять лет назад меня не волновали смерти милли­онов невинных. А теперь мне не хватает духа наказать одну виновную".

Кому-то, вероятно, это могло бы показаться улучше­нием.

-...Еще неопределенно, - продолжает Лабин, вернув­шись к пульту. - Возможно, пославшие зонд ответствен­ны и за Бета-макс, а возможно, и нет. Если да, они уже сделали свой ход. Если нет, они еще не готовы. Даже если им точно известно наше местоположение - а я в этом сомневаюсь - все равно, либо у них еще не все фигуры на доске, либо есть иные причины выжидать.

Он, не тратя больше взглядов на булькающее позади существо, возвращается к числам на экране. Кларк бес­покойно косится на Нолан, однако намек Лабина про­зрачен и ясен:

Я здесь главный. Принимай как есть.

- Какие причины? - спрашивает она, помолчав.

Лабин пожимает плечами.

- Сколько у нас времени.

- Будет больше, если не сидеть на месте, - Кен складывает руки на груди и скребет себе бока. Под его гидрокостюмом неприятно шевелятся мышцы и сухожи­лия. - Если они узнают, что их засекли, то волей-неволей начнут действовать, и скорее раньше, чем позже. Так что наше дело - выиграть время. Отредактируем память зонда и отпустим его, устроив мелкую поломку, которая объяснит задержку. Окрестности озера обыщем на предмет "жучков", сеть обрежем как минимум в полукилометре от "Атлантиды" и нашего трейлерного парка. Лэйн прав: вряд ли эти мины установил зонд, но, если все же он, детонатор расположен в пределах действия акустической системы.

- Хорошо.

Хопкинсон с заметным трудом отводит взгляд от пав­шей подруги.

- Итак... мы замиряемся с "Атлантидой", обрабаты­ваем зонд и прочесываем округу в поисках других пако­стей. Что дальше?

- Дальше я возвращаюсь, - говорит ей Лабин.

- Куда, на озеро?

Лабин слабо улыбается.

- В Северную Америку.

Хопкинсон удивленно присвистывает.

- Ну, наверно, если кто и сумеет с ними разо­браться...

"Разобраться с кем?" - думает Кларк. Вслух этого вопроса не задает никто. С кем - это со всеми, кто остался там. Они. Они делают все, чтобы нас уничто­жить. Они шпионят за Срединно-Атлантическим хребтом, высматривают своими близорукими глазами координаты для торпедного залпа.

Почему - тоже никто не спрашивает. У этой охоты нет причин: просто так они действуют. Не ищи кор­ней - вопрос "почему" ничего не дает, причин не счесть, и мотивы есть у каждого, кто еще жив. Этот расколотый, биполярный микрокосм загнивает и заражает океанское дно, и все причины его существования сводятся к одной аксиоме: "А потому!".

И все же, сколько из здесь присутствующих - сколь­ко из рифтеров, и даже сколько из сухопутников - по настоящему опустили занавес? На каждого корпа, чьи руки в крови, приходится много других: родных, друзей, обслуги при механизмах и телах - и эти не виновны ни в чем, кроме связи с первыми. И, если бы Лени Кларк с такой яростью не желала яростно отомстить, если бы не решила списать весь мир в побочные расходы - дошли бы они до такого?

"Алике", - сказала Роуэн.

- Нет, - качает головой Кларк.

Лабин обращается к экрану:

- Здесь мы, самое большое, можем тянуть время. Но этим временем надо воспользоваться.

- Да, но...

- Мы глухи, слепы, на нас напали. Уловка не уда­лась, Лени. Нам необходимо знать, с чем мы имеем дело, и какие для этого дела есть средства. Надежда на лучшее больше не вариант.

- Пойдешь не ты, - говорит Кларк.

Лабин поворачивается к ней лицом, вздергивает бровь - вместо ответа.

Она хладнокровно встречает его взгляд.

- Мы.

Он еще до выхода наружу успевает отказать ей трижды.

- Здесь нужен командир, - настаивает он, пока на­полняется шлюзовая камера. - Ты подходишь как нельзя лучше. Теперь, когда Грейс выведена за скобки, у тебя ни с кем не будет проблем.

У Кларк холодеет внутри.

- Вот зачем это было? Она сделала свое дело, тебе надо было ввести в игру меня, вот ты и... сломал ее?

- Ручаюсь, ты бы обошлась с ней не лучше.

"Я убью тебя, Грейс. Выпотрошу, как рыбу!".

- Я иду с тобой, - говорит она. Люк под ними про­валивается.

- Ты правда думаешь, что сможешь заставить меня взять тебя с собой?

Он тормозит, разворачивается и одним гребком уходит из луча света.

Кларк следует за ним:

- А ты думаешь, что сможешь обойтись вообще без поддержки?

- Лучше так, чем с необученной обузой, которая ле­зет в это дело по самым неразумным причинам.

- Хрена ты знаешь, какие у меня причины.

- Ты будешь меня тормозить, - жужжит Лабин. - У меня куда больше шансов, если не придется за тобой приглядывать. Если ты попадешь в беду...

- Ты меня бросишь, - перебивает она. - Мигом. Я знаю, какой ты в бою. Черт, Кен, я с тобой хорошо знакома!

- Последние события доказывают обратное.

Он не сумел ее поколебать. Она твердо отвечает на его взгляд.

Кен ритмичными гребками уходит в темноту.

"Куда он? - гадает Кларк. - В той стороне ничего нет".

- Ты не будешь спорить, что не подготовлена для такой операции, - доказывает он. - Тебя не учили...

- Довод не в твою пользу, ты не забывай, что я прошла через Америку, и ни ты, ни твоя армия и все эти крутые тренированные парни не сумели меня пой­мать, - недобро улыбается она под маской. Улыбка ему не видна, но, возможно, Лабин успел настроиться на чув­ства. - Я вас побила, Кен. Может, я была куда глупее, и хуже подготовлена, и меня не поддерживали бойцы всей Америки, но я месяцами водила вас за нос, и тебе это известно.

- Тебе неплохо помогли, - напоминает он.

- Может, и сейчас помогут.

Он сбивается с ритма. Пожалуй, об этом Лабин не думал. Она рвется в брешь:

- Подумай об этом, Кен. Все эти виртуальные виру­сы собираются вместе, заметают за мной следы, создают помехи, превращают меня в легенду...

- Актиния работала не на тебя, - жужжит он. - Она тебя использовала. Ты просто была...

- ...Орудием. Мемом из плана глобального Апокалип­сиса. Дай мне передышку, Кен, мне и так никогда этого не забыть, сколько не старайся. Ну и что? Все равно я была носителем. Она искала меня. Я ей настолько нра­вилась, что Актиния сбивала вашу кодлу у меня с хво­ста. Как знать, может, она еще цела? Иначе откуда бы взялись те виртуальные демоны? Думаешь, они случайно называют себя моим именем?

Его смутный силуэт вытягивает руку. Серия щелков разбрызгивает воду. Он начинает заново, чуть сменив тон:

- Ты полагаешь, что если вернешься и объявишься перед Актинией - или тем, чем она теперь стала - она прикроет тебя волшебным щитом?

- Может и...

- Она изменилась. Они всегда меняются, ежеминут­но. Актиния не могла сохраниться такой, какой мы ее помним, а если то, с чем мы в последнее время сталки­вались, исходит от новой версии, тебе не стоит возоб­новлять с ней знакомство.

- Может и так, - признает Кларк. - Но, возможно, в основе она не изменилась. Актиния ведь живая, так? С этим все соглашались. И не важно, построена она на электронах или углероде. "Жизнь - просто самовоспро­изводящаяся информация, формирующаяся естественным отбором", так что Актиния подходит. А в наших генах есть участки, не менявшиеся миллионы поколений. Почему с ней должно быть иначе? Откуда тебе знать, что у нее в основную программу не вписан код "Защити Лени"? И, между прочим, мы куда направляемся?

Фонарь на лбу Лабина включается на полную мощ­ность, и на илистый грунт впереди ложится яркий овал.

- Сюда.

Серая, как кость, грязь, ничем не выделяющаяся. Даже камешка приметного не видно.

"Может быть, это кладбище, - от этой мысли у Кларк вдруг мутится в голове. - Может, здесь он все эти годы удовлетворял свои пристрастия отупевшими дикарями и пропавшими без вести, и вот теперь добрался до глупой девчонки, не понимающей слова "нет"".

Лабин погружает руку в ил. Жижа вокруг его плеча вздрагивает, как будто под ней что-то толкается. Так оно и есть; Кен разбудил что-то, скрывавшееся под поверх­ностью. Он вытаскивает руку, и оно, извиваясь, следует за ней. С него облетают куски и меловые облачка.

Это раздутый тор около полутора метров в попереч­нике. Вдоль экватора ряд точек - гидравлические фор­сунки. Два слоя гибкой сетки затягивают отверстия: одна сверху, другая снизу. Между сетками набитый чем-то уг­ловатым ранец. Он блестит сквозь муть, гладкий как гид­рокостюм.

- Я припас здесь кое-что на обратную дорогу, - жуж­жит Лабин. - На всякий случай.

Он отплывает на несколько метров назад. Механиче­ский слуга разворачивается на четверть круга, и, плюясь из сопел мутной водой, следует за хозяином.

Они движутся обратно.

- Значит, вот что ты надумала? - жужжит Лабин. - Найти нечто, что, эволюционируя, помогло тебе уничто­жить мир, понадеяться, что в его сущности есть добрая сторона, к которой можно воззвать, и...

- И разбудить тварь поцелуем, - договаривает за него Кларк. - Кто сказал, что я не сумею?

Он плывет дальше, к разрастающемуся впереди сия­нию. Глаза его отражают полумесяцы тусклого света.

- Думаю, мы это проверим, - говорит он, наконец.

ТОЧКА ОПОРЫ

Без этого она бы предпочла обойтись.

Оправданий более чем достаточно. Недавнее переми­рие еще очень хрупко и ненадежно; не то, чтобы оно грозило полностью рухнуть перед лицом новой, всеобщей угрозы, но маленькие трещинки и проколы приходится заделывать постоянно. Корпы вдруг превратились в по­лезных экспертов, с которыми не сравнится никакая тех­ника - не сказать, чтобы рифтеры особенно радовались влиянию, которое приобрели их недавние пленники. Не­возможное озеро надо вымести от жучков, окрестности морского дна прочесать в поисках камер наблюдения и детонаторов. Безопасных мест теперь нет нигде - и не будь Лени Кларк занята сборами, ее глаза пригодились бы в патрулировании периметра. В последней стычке по­гибли десятки корпов - вряд ли сейчас время утешать их родных.

И все же, мать Аликс умерла у нее на руках всего несколько дней назад, и, хотя подготовка отнимала все время, Кларк винит себя в подлой трусости за то, что так долго это откладывала.

Она нажимает кнопку звонка в коридоре.

- Лекс?

- Входи.

Аликс сидит на кровати, отрабатывает движения паль­цев. Когда Лени закрывает за собой люк, она откладывает флейту. Не плачет: то ли еще не отошла от шока, то ли страдает от подростковой гиперсдержанности. Кларк ви­дит в ней себя пятнадцатилетнюю. И тут же вспоминает: все ее воспоминания о том времени лгут.

Все же душой она тянется к девочке. Хочется подхва­тить Аликс на руки и унести ее в следующее тысячелетие. Хочется сказать, что она все пережила, она знает, каково это, и это даже правда, пусть и неполная. У нее отнима­ли друзей и любимых. Мать умерла от туляремии - хотя это воспоминание стерто вместе с остальными. Но Кларк понимает, что это другое. Патриция погибла на войне, а Кларк сражалась на другой стороне. Она не уверена, примет ли Аликс ее объятия.

Потому она присаживается рядом с девочкой на кро­вать и кладет ладонь ей на колено - готовясь отдернуть руку при малейшем признаке недовольства - ищет слова, хоть какие-то слова, которые бы не показались затерты­ми, когда их произносят вслух.

Она все еще собирается с духом, когда Аликс спра­шивает:

- Она что-то говорила? Перед смертью?

- Она... - Кларк качает головой. - Нет, в общем-то, нет, - заканчивает она с ненавистью к себе.

Девочка смотрит в пол.

- Говорят, ты тоже уходишь, - продолжает она через некоторое время. - С ним.

Кларк кивает.

- Не уходи.

Лени набирает в грудь побольше воздуха.

- Аликс, ты... ох, Господи, мне так жа...

- Разве тебе обязательно уходить? - Аликс пово­рачивается к ней и смотрит жесткими яркими глазами, в которых слишком многое видится. - Что вы там, на­верху, будете делать?

- Надо найти тех, кто нас выследил. Нельзя сидеть и смирно ждать, пока они выстрелят.

- С чего вы взяли, что они будут стрелять? Может, просто хотят поговорить, например?

Кларк качает головой, дивясь такой нелепой мысли:

- Люди не такие.

- Не какие?

"Они не прощают..."

- Они не дружелюбные, Лекс. Кто бы это ни был. Будь уверена.

Но Аликс уже переключилась на план Б:

- А много ли с тебя там толку? Ты не шпионка, не технарь. Ты не бешеный психопат-убийца, как он. Ты просто погибнешь, ничего не сделав.

- Кто-то должен его поддержать.

- Зачем? Пусть идет один. - В голосе Аликс вдруг появляется лед. - Лучше, чтобы у него ничего не вышло. Чтоб те, наверху, порвали его на части, и в мире стало чуточку меньше говна.

- Аликс...

Дочь Роуэн поднимается с кровати и прожигает ее взглядом:

- Как ты можешь ему помогать после того, как он убил маму? Как ты можешь с ним разговаривать! Он - психопат, убийца.

Готовые возражения замирают на губах. В конце кон­цов, Кларк не уверена, что Лабин не приложил руку к смерти Роуэн. Кен в этом конфликте был капитаном команды, как и в прошлый раз: даже если он не пла­нировал "спасательную операцию", то мог знать о ней.

И все же Кларк почему-то чувствует себя обязанной защитить врага этой пораженной горем девочки.

- Нет, милая, - мягко говорит она, - все было на­оборот.

- Что?

- Кен сперва стал убийцей, а уж потом психопатом.

Это достаточно близко к истине.

- О чем ты говоришь?

- С его мозгом поработали. Ты не знала?

- Кто?

"Твоя мать".

- Энергосеть. Ничего особенного, обычный набор для промышленного шпионажа. Устроили так, что он вынужден был любыми средствами обеспечивать сохра­нение секретности, даже не задумываясь. Непроизвольно.

- Ты хочешь сказать, у него не было выбора?

- Не было, пока он не заразился Спартаком. А со Спартаком такая штука: он разрывает перестроенные свя­зи, но не останавливается на этом. Так что у Кена теперь нет того, что называется голосом совести, и если ты таких людей называешь "психопатами", я с тобой соглашусь. Но он этого не выбирал.

- Какая разница? - резко спрашивает Аликс.

- Он не выбирал зло сознательно.

- Ну и что? Когда это маньяки нарочно выбирали себе химию мозга?

Кларк должна признать, что довод резонный.

- Прошу тебя, Лени, - тихо говорит Аликс, - не доверяй ему.

И все же - при всех его секретах и предательствах - Кларк странно, болезненно доверяет Лабину. Она никому в жизни так не доверяла. Вслух этого, конечно, говорить нельзя. Нельзя говорить, потому что Аликс уверена: Кен убил ее мать - и, возможно, так оно и есть. Признаться, что ему доверяешь - значит подвергнуть дружбу этого раненого ребенка слишком жестокой проверке.

Но это лишь удобное оправдание, первым всплываю­щее на поверхность. Есть еще одна причина, глубокая и зловещая. Аликс, возможно, права. Последние пару дней Кларк замечала за линзами Лабина что-то незнакомое. Оно исчезало, едва Лени пыталась сосредоточиться, поймать его взгляд - она не взялась бы сказать, что именно заметила. Слабое трепетание век, пожалуй. Неуловимую дрожь фо­токоллагена, отражающую движения глаз под ним.

До последних трех дней Кен здесь, внизу, никого не лишил жизни. Даже во время первого восстания он огра­ничивался тем, что ломал кости: все убийства соверша­лись неумелыми, но старательными руками рифтеров, наслаждающихся властью над прежними владыками. И за последние семьдесят два часа все смерти, безусловно, можно оправдать самообороной. И все же. Кларк беспо­коится, не пробудила ли недавняя бойня нечто дремав­шее в нем пять лет. Потому что раньше, что ни говори, Кен любил убивать. Жаждал, хотя - сбросив химические путы - использовал свободу не как оправдание, а как вызов. Он сдерживал себя: так застарелый курильщик носит в кармане невскрытую пачку сигарет - доказывая, что сильнее привычки. Если Лабин чем и гордится, так это своей самодисциплиной.

Но эта жажда, это желание отомстить миру - исчезла ли она? Когда-то те же чувства владели Кларк - теперь эта страсть, потушенная миллиардом смертей, больше не имеет над ней власти. Но Лени не уверена, что последние события не подсунули Кену пару канцерогенных палочек прямо в рот. А если после такого долгого перерыва ему понравился вкус дыма, и Кен вспомнил, как сладок тот был прежде?

Кларк грустно качает головой.

- Больше некому, Аликс. Приходится мне.

- Почему?

"Потому что для того, что я сделала, геноцид - слиш­ком мягкое слово. Потому что, пока я пряталась здесь, внизу, мир умирал всюду, где я прошла. Потому что меня уже тошнит от собственной трусости".

- Потому что я это натворила, - отвечает она, на­конец.

- Ну и что? Разве, вернувшись, ты все исправишь? - Аликс недоверчиво качает головой. - Какой смысл?

Она стоит перед Кларк, хрупкая, как фарфоровый ки­тайский император.

Больше всего Лени хочется ее обнять. Но она не на­столько глупа.

- Я... я должна взглянуть в лицо тому, что сделала, - слабо защищается Кларк.

- Фигня, - отвечает Аликс. - Ничему ты не взгля­нешь. Ты удираешь.

- Удираю?

- Прежде всего, от меня.