- Не надо, не беспокойся, - возразил я.
- Нет-нет, это замечательная цитата. Она тебе понравится. - Он поискал еще немного, а затем наконец выпрямился. - Никак не могу найти. Ну ладно, бог с ней. Дело в том, что ей хотелось страдать, и этого как-то не получалось. Вот почему она продолжала упорно беременеть.
- Ты говоришь совсем как психиатр.
- Все мы так говорим. Время сейчас такое.
- И сколько раз ей удавалось забеременеть?
- Насколько я знаю, это уже было дважды. Но это исключительно те сведения, что мне удалось узнать от своих других пациентов. Очень многие женщины испытывали на себе постоянный психологический террор со стороны Карен. Она посягала на их сложившуюся систему моральных ценностей, на устоявшееся представление о жизни, о том, что такое хорошо и что такое плохо. Она бросала им вызов, давая понять, что все они старые, фригидные, застенчивые дуры. Женщине средних лет не дано выдержать такое испытание; и это ужасно. У нее возникает потребность ответить, как-то среагировать, сформировать мнение, которое поддерживало бы, защищало ее позицию - и осуждало бы Карен.
- Значит, тебе приходилось выслушивать множество сплетен.
- Я слышал только одно - страх.
Он курил сигару. Комната была залита солнцем, в лучах которого клубилось облако сизого табачного дыма. Сев на кровать, он принялся надевать ботинки.
- Честно говоря, - продолжал Фритц свой рассказ, - некоторое время спустя я и сам уже начал ненавидеть Карен. С ее стороны это был уже перебор, слишком уж далеко зашла она в своих выходках.
- Возможно, она не могла совладать с собой.
- Возможно, - сказал Фритц, - в свое время им нужно было просто спустить с нее штаны, да выпороть хорошенько.
- Таково мнение профессионала?
Он улыбнулся.
- Обыкновенное проявление человеческого недовольства. Если бы я только мог подсчитать количество тех женщин, кто, преодолев стыдливость, завели романы на стороне - с жутчайшими, между прочим, последствиями для себя - только из-за того, что Карен…
- Мне нет дела до других женщин, - сказал я, - меня интересует Карен.
- Она умерла, - сказал Фритц.
- Тебя это радует?
- Не говори ерунды. Что заставляет тебя так думать?
- Фритц…
- Нет, просто интересно, с чего ты это взял.
- Фритц, - сказал я, - так сколько все-таки абортов было у Карен до прошлых выходных?
- Два.
- Один летом, - уточнил я, - в июне. И еще один раньше?
- Да.
- А кто ей их делал?
- Понятия не имею, - сказал он, попыхивая сигарой.
- Видимо, кто-то опытный, - предположил я, - потому что Пузырик сказала, что Карен ушла только на день. Очевидно все было сделано очень аккуратно и без осложнений.
- Вполне возможно. В конце концов она была девочкой при деньгах.
Я смотрел, как Фритц, сидя на кровати, и зажав в зубах сигару, завязывает шнурки на ботинках. Но только я был отчего-то уверен, что он все знает.
- Фритц, это был Питер Рэндалл?
Фритц хмыкнул.
- Если знаешь, то зачем спрашиваешь?
- Мне нужно подтверждение.
- Если тебя так интересует мое мнение, то я считаю, что удавить тебя за это мало. Но все же, да: это был Питер.
- А Дж.Д. об этом знал?
- Боже упаси! Никогда!
- А миссиз Рэндалл?
- Гм. В этом я не уверен. Возможно, она и знала, в чем я, лично, сомневаюсь.
- А Дж.Д. вообще знал о том, что Питер делает аборты?
- Да. Об этом знают все. И поверь мне, этот аборт тоже его рук дело.
- Но тем не менее Дж.Д. так никогда и не узнал о том, что у Карен были аборты.
- Точно.
- Тогда что общего может быть у миссиз Рэндалл и Арта Ли?
- Восхищаюсь твоей проницательностью, - сказал Фритц.
Я ждал ответа. Фритц еще пару раз затянулся сигарой, выпустив густое облако табачного дыма и отвел взгляд.
- Вот оно что, - мне стало все ясно. - Когда?
- В прошлом году. Перед Рождеством, если мне не изменяет память.
- А Дж.Д. так ничего и не узнал?
- Я уверен, что ты не забыл о том, - назидательно заметил мне Фритц - что Дж.Д. провел ноябрь и декабрь прошлого года в Индии, работая по линии госдепартамента. Там было что-то вроде тура доброй воли или акции из области общественного здравоохраниеня.
- Но тогда чей это был ребенок?
- Ну, на сей счет существует несколько разных версий. Но точно никому ничего не известно - возможно этого не знала даже сама миссиз Рэндалл.
И снова у меня возникло ощущение, что чего-то не договоривает.
- Ладно, Фритц, скажи. Так ты мне поможешь или нет?
- Мальчик мой, ты же и сам умен не по годам.
Он встал, подошел к зеркалу и одернул на себе пиджак. Он также провел руками по рубашке. Это очень характерно для Фритца: он имеет привычку постоянно дотрагиваться до своего тела, как будто желая лишний раз убедиться, что он не исчез.
- Мне неоднократно приходила в голову мысль, - снова заговорил Фритц, - что нынешняя миссиз Рэндалл могла бы запросто быть матерью Карен, потому что обе эти сучки друг друга стоили.
Я закурил.
- А почему Дж.Д. женился на ней?
Фритц беспомощно развел руками и поправил уголок платка, в верхнем кармане пиджака. Потом он выпустил край манжетов рубашки из рукавов своего пиджака.
- А бог его знает. Одно время на этот счет ходили самые невероятные слухи. Сама она из очень хорошей семьи - откуда-то с Род-Айленда - но в свое время ее родители сочли, что она должна воспитываться в пансионе. А жизнь в пансионе крайне губительно сказывается на девочке. Но в любом случае, она вряд ли была подходящей партией для, считай, шестидесятилетнего мужика, да еще к тому же хирурга, постоянно занятого на работе. Ей очень быстро надоело сидеть в четырех стенах своего огромного дома. А как ты понимаешь, скука это основное занятие для девицы из пансиона.
Фритц застегнул пиджак и отвернулся от зеркала, взглянув напоследок через плечо на свое отражение в нем.
- И тогда, - продолжал он, - она начала развлекаться, как могла.
- И как долго это продолжалось?
- Больше года.
- Это она договаривалась об абортах для Карен?
- Вряд ли. Конечно, нельзя ничего утверждать с полной уверенностью, но лично я в этом сомневаюсь. Скорее всего организационную часть брала на себя Сигне.
- Сигне?
- Да. Любовница Дж.Д.
Я глубоко вздохнул, раздумывая над тем, не издевается ли Фритц надо мной. Подумав, я решил все-таки, что он говорит серьезно.
- У Дж.Д. была любовница?
- Ну да. Финнка. Она работала в кардиологической лаборатории "Мем". Говорили, что обалденная девица.
- Ты сам ее когда-нибудь видел?
- Увы.
- Тогда откуда же ты знаешь?
Он загадочно улыбнулся в ответ.
- И Карен нравилась эта Сигне?
- Да. Они были подружками. Вообще-то, они вполне подходили друг другу по возрасту.
Я оставил явный намек без комментариев.
- Видишь ли, - продолжал Фритц, - Карен была очень близка со своей матерью, прежней миссиз Рэндалл. Она умерла два года назад от рака - кажется, прямой кишки, - и для Карен это было огромным потрясением. Она никогда не любила отца, но вот с матерью у нее были доверительные отношения. Ее последующая… скажем так, деятельность по большей части может быть списана на дурное влияние извне.
- Влияние Сигне?
- Нет. Судя по тому, что мне говорили, Сигне была довольно порядочной девушкой.
- Тогда я тебя не понимаю.
- Одной из причин, по которой Карен недолюбливала своего отца была ее осведомленность о некоторых его пристрастиях. Понимаешь, у него всегда были знакомые женщины. Молоденькие. Сначала миссиз Джуэтт, а потом у него была…
- Да ладно, не вспоминай, - сказал я. Я уже успел вполне уяснить себе картину происходящего. - А что, когда его первая жена была еще жива, он тоже таскался по бабам?
- Похаживал на сторону, - ответил Фритц, - скажем так.
- И Карен знала?
- Она всегда была очень сообразительным ребенком.
- Я только одного не могу взять в толк, - сказал я. - Если уж Рэндалл так любит разнообразие, то зачем ему было снова жениться?
- Проще простого. Достаточно лишь однажды взглянуть на теперяшнюю миссиз Рэндалл, и все станет ясно. Она разнообразит и украшает его жизнь. Как экзотическое растение в кадке - что, впрочем, не так уж далеко от истины, если принимать во внимание то, сколько она пьет…
- Все равно неубедительно, - сказал я.
Тогда он с интересом, вопрошающе взглянул на меня.
- А как дела у той медсестры, с которой ты обедаешь дважды в неделю?
- Сандра просто моя знакомая. Она очень милая девушка, - и только сказав это, я подумал о том, что он наредкость хорошо осведомлен.
- И больше ничего?
- Разумеется, ничего, - довольно натянуто подтвердил я.
- Ты просто по чистой случайности встречаешься с ней в кафетерии по четвергам и пятницам?
- Конечно. Наш распорядок дня…
- И как ты считаешь эта девушка к тебе относится?
- Она еще совсем девочка. На целых десять лет младше меня.
- А разве тебе это не льстит?
- Что ты хочешь этим сказать? - сказал я, прекрасно зная, что он имеет в виду.
- Разве тебе не доставляет удовольствия разговаривать с ней?
Сандра была медсестрой из процедурного кабинета восьмого этажа. Она была очень хорошенькой. У нее были большие темные глаза, очень узкая талия, а походка…
- Между нами ничего не было, - сказал я.
- И ничего не будет. И тем не менее ты встречаешься с ней дважды в неделю.
- Потому что она вносит в мою унылую жизнь приятное разнообразие, - начал злиться я. - Дважды в неделю. Рандеву в уединенной и располагающей к интиму атмосфере больничного кафетерия при "Линкольне".
- А вот повышать голос не стоит, я не глухой.
- А я и не повышаю его, - сказал я, и в самом деле сбавляя тон.
- Вот видишь, - как не в чем ни бывало продолжал Фритц, - мужчины по-разному относятся к одной и той же проблеме. Вот у тебя, например, не возникает потребности в ином общении с этой девушкой, помимо просто разговоров. Тебе достаточно и того, что она сидит рядом с тобой, ловит каждое твое слово, а возможно испытывает легкую влюбленность…
- Фритц…
- Смотри, - говорил Фритц. - Возьмем хотя бы случай из моей практики. У меня был пациент, у которого было навязчивое желание убивать людей. Это было сильное желание, подавлять его было очень трудно. И это весьма беспокоило больного; он жил в постоянном страхе, боясь и в самом деле кого-нибудь убить. Но в конце концов этот человек сумел-таки устроится на работу в тюрьму. Он приводил в исполнение смертельные приговоры. Он казнил людей на электрическом стуле и справлялся с работой очень хорошо; он оказался лучшим исполнителем приговоров за всю историю штата. У него было даже несколько патентов и свои маленькие профессиональные хитрости, при помощи которых он мог делать свое дело быстрее и менее болезненно для приговоренного к смерти. Он учится постигать смерть. Он любит свою работу. Он отдается ей всей душой. Его методы и подходы во многом схожи с задачами, которые ставит перед собой врач: избавлять от страданий, улучшать, совершенствовать.
- И что из того?
- А то, что я убежден, что нормальные желания могут проявляться в самых разнообразных формах, одни из которых более приемлемы, а другие не приемлемы вовсе. И каждый должен найти свой собственный путь, чтобы приспособиться к этому.
- Мы слишком отклонились от исходной темы нашего разговора, от Карен, - напомнил я.
- Не совсем так. Ты никогда не задавался вопросом, почему она была так близка с матерью, в то время как с отцом у нее были прохладные отношения? Или почему после смерти матери она выбрала себе столь шокирующий стиль поведения? Секс, наркотики, самоуничижение? Дошла даже до того, что набилась в подружки любовнице собственного отца?
Я поудобнее устроился в кресле. Фритца снова потянуло на риторику.
- Девочка, - сказал он, - жила в постоянном стрессе. В связи с этим, так как она все-таки знала об отношениях между родителями, у нее выработались вполне определенные реакции, некоторые из которых были защитными, а другие агрессивными. Она по-своему реагировала на все происходящее в семье. Иначе было нельзя. В каком-то смысле это вносило стабильность в ее внутренний мир.
- Относительную стабильность.
- Да, - согласился Фритц. - Неприятную, гадкую и извращенную. Но, возможно, это все, на что она была способна.
Тогда я сказал:
- Мне бы хотелось поговорить с этой Сигне.
- Невозможно. Полгода тому назад Сигне вернулась в Хельсинки.
- А как же Карен?
- А Карен, - сказал Фритц, - стала заблудшей душой. Она осталась совсем одна, ни друзей, ни поддержки. Или так ей казалось.
- Ну а как же Пузырик и Анжела Хардинг?
Фритц спокойно глядел на меня.
- А что они?
- Ведь они могли бы ей помочь.
- Разве могут идущие ко дну утопленники спасти друг друга?
Спустившись вниз по лестнице, мы вышли на улицу.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В прошлом Громила Томпсон был борцом, выступавшем на ринге в пятидесятые годы. От прочих смертных его отличала плоская, походившая с виду на шпатель голова, которой он когда-то упирался в грудь своему сопернику, повергнув того на пол и ломая кости. За несколько лет ему удалось приобрести некоторую популярность - а заодно и скопить достаточно денег, чтобы купить бар, который стал излюбленным местом для многих молодых людей, уже определивших свое профессиональное призвание. Это был хороший бар; несмотря на форму головы, Томпсон был далеко не дурак. Конечно он был не без странностей - так, при входе в его заведение, все стены которого были увешаны его собственными портретами, вам приходилось вытирать ноги о борцовский мат - но производимое общее впечатление было вполне благоприятным.
Когда я вошел в бар, то в баре был всего один-единственный посетитель - им оказался плотного телосложения, хорошо одетый негр, сидевший у дальнего конца стойки, на которой перед ним стоял бокал с мартини. Я тоже присел к стойке и заказал себе скотч. В баре управлялся сам Томпсон, рукава его рубашки были закатаны, обнажая крепкие, волосатые руки.
Я спросил у него:
- Вы знаете человека по имени Джордж Вильсон?
- А то как же, - ответил Томпсон, криво усмехаясь.
- Тогда, будьте любезны, когда он войдет, скажите мне об этом.
Томпсон кивнул в сторону посетителя у дальнего конца стойки.
- Уже вошел. Вон он сидит.
Негр посмотрел на меня и улыбнулся. Видимо подобная ситуация представлялась ему забавной, но все же у него был взгляд человека, попавшего в затруднительное положение. Я подошел и пожал ему руку.
- Извините, что так получилось, - сказал я. - Я Джон Берри.
- Все в порядке, - ответил он, - я тоже не знал, что так выйдет.
Он был довольно молод - на вид около тридцати лет. Его шею пересекал бледный шрам: он начинался у правого уха, спускался вниз и исчезал под воротничком рубашки. Взгляд его был спокойным и уверенным. Поправив узел галстука, он наконец предложил:
- Может быть пересядем за столик?
- Давайте.
По пути к одному из расставленных в помещении бара столов, Вильсон оглянулся через плечо и сказал:
- Громила, организуй еще два того же.
Бармен с готовностью подмигнул.
Я сказал:
- Вы работаете с фирмой Брэдфорда, так?
- Да. Меня приняли на работу немногим больше года назад.
Я кивнул.
- Это обычное дело, - говорил Вильсон. - Мне дали хороший кабинет с видом на приемную, так, чтобы все, кто приходит и уходит видели бы меня. Вот так.
Я знал, что он хочет этим сказать, и все же я чувствовал некоторое раздражение. Среди моих знакомых было несколько молодых юристов, никому из которых не удалось обзавестись собственным кабинетом даже проработав годы в адвокатской конторе. По всем объективным показателям, этому парню крупно повезло, но мне все же не стоило говорить ему об этом, потому что обоим нам были хорошо ясны причины такого везения - ему отводилась роль своего рода диковинки, чуда, которое общество сочло ценным для себя. Еще бы, образованный негр. Перед ним открывались необозримые горизонты и все возможности для хорошего будущего. Но это вовсе не освобождало его от статуса неординарного существа.
- А какими делами вы занимались прежде?
- В основном дела о налогах. Несколько дел, связанных с недвижимостью. Один или два гражданских процесса. Как вы понимаете, уголовные дела у фирмы бывают не каждый день. Но, в свое время поступая к ним на работу, я выразил заинтересованность к работе в суде. Я никак не думал, что они поручат это дело мне.
- Ясно.
- Я просто хотел, чтобы вы поняли.
- Я думаю, что мне все ясно. Они подложили вам свинью, так?
- Возможно. - Он улыбнулся. - По крайней мере они сами так считают.
- А вы как считаете?
- А я считаю, - сказал он, - что судьба дела может быть решена только в зале суда, но не раньше.
- И у вас имеется к этому собственный подход?
- Как раз сейчас я работаю над ним, - сказал Вильсон. - Нужно будет успеть очень многое, потому что все должно быть безукоризненно. Когда присяжные увидят на суде, то китайца-детоубицу защищает выскочка-негр, то они наверняка будут не в восторге.
Я отпил небольшой глоток виски. Второй заказ был принесен и оставлен с краю стола.
- А с другой стороны, - сказал Вильсон, - это может оказаться большим прорывом для меня.
- В том случае, если вы выиграете процесс.
- Что я и собираюсь сделать, - решительно заявил он.
Я неожиданно подумал о том, что Брэдфорд, вне зависимости от того, какими соображениями он руководствовался, поручая это дело Вильсону, принял очень мудрое решение. Потому что этот парень попытается выиграть процесс любой ценой. Во что бы то ни стало.
- Вы уже говорили с Артом?
- Сегодня утром.
- И каково ваше впечатление?
- Невиновен. Я в этом уверен.
- Почему?
- Я его понимаю, - сказал Вильсон.