ПЯТНИЦА, СУББОТА И ВОСКРЕСЕНЬЕ, 14-Е, 15-Е И 16-Е ОКТЯБРЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
У меня было такое ощущение, как будто кто-то было попытался отрезать мне голову, но затем, поняв, что у него ничего не получится, оставил это занятие. Очнувшись, я нажал на звонок, и когда в палату вошла медсестра, потребовал морфина. Она сказала, что это невозможно, разговаривая со мной в той вежливой, улыбчивой манере, как обычно принято говорить с тяжелобольными пациентами, и тогда я предложил ей, отправиться к черту. Она была не в восторге от моего предложения, но и я был совсем не в восторге от нее. Я дотронулся до повязки на голове и отпустил по этому поводу несколько замечаний. Они понравились ей еще меньше, и поэтому она ушла. Вскоре в палату вошел Нортон Хаммонд.
- Ты, цирюльник чертов, - сказал я, дотрагиваясь до головы.
- А мне показалось, что получилось очень даже неплохо.
- Сколько дырок?
- Три. Правая париетальная область. Отвели порядочно крови. Помнишь что-нибудь?
- Нет, - сказал я.
- Ты был сонный, тебя рвало и один зрачок был расширен. Мы не ждали снимков; стали сразу сверлить.
- А когда меня отпустят домой? - спросил я.
- Как минимум дня через три-четыре.
- Ты что, смеешься? Целых три или четыре дня?
- Эпидуральная гематома, - назидательно сказал Нортон, - очень неприятная вещь. Мы хотим быть уверенными в том, что ты отдохнешь.
- И у меня нет другого выбора?
- Правильно все же говорят, - покачал головой Хаммонд, - что самые несносные пациенты это врачи.
- Еще морфина, - сказал я.
- Нет.
- Тогда дарвон.
- Нет.
- А аспирин?
- Ну ладно, - согласился он. - Аспирин тебе дадут.
- Настоящий аспирин? А не сахарные пилюли?
- Прекращай привередничать, - сказал он, - а не то мы пригласим психиатра, чтобы он дал свое заключение.
- Руки коротки.
Нортор посмеялся и вышел из палаты.
Я поспал еще немного. Потом ко мне приходила Джудит. Она как будто сердилась на меня, но не долго. Я объяснил ей, что это случилось не по моей вине, и она сказала, что я чертов дурак и еще поцеловала меня.
Потом приходили из полиции, и я притворился спящим, пока они не ушли.
Вечером медсестра принесла мне несколько газет, и я просмотрел их все в поисках новостей об Арте. Но о нем ничего не писали. Совсем ничего. Сенсационные статьи о Анжеле Хардинг и Романе Джоунзе. И больше ничего. Вечером снова приходила Джудит. Она сказала мне, что у Бетти и детей все в порядке и что Арта должны отпустить завтра.
Я сказал, что это замечательная новость. Она ничего не сказала мне на это, а просто улыбнулась.
* * *
В больнице пропадает ощущение времени. Один день медленно перетекает в другой; все больничные дни как две капли воды похожи один на другой - измерение температуры, еда, обходы, снова температуры, и снова еда - вот и все. Проведать меня приходил Сэндерсон, Фритц и еще кое-кто из моих знакомых. И еще снова приходили из полиции, но только на этот раз я не стал притворяться спящим. Я рассказал им все, что мне было известно. Они внимательно слушали и делали пометки по ходу моего рассказа. К концу второго дня мне стало лучше. С чувствовал в себе силы, туман в голове нрассеивался, и спал я меньше.
Я неприминул сказать об этом Хаммонду, в ответ на что он лиш хмыкнул и сказал, что нужно выждать еще один день.
Под вечер ко мне в больницу пришел Арт Ли. Все в нем было как и прежде, и саркастическая кривая ухмылка была тоже мне хорошо знакома, но только выглядел он очень уставшим. И как будто постаревшим.
- Привет, - сказал я. - Ну и как тебе на свободе?
- Здорово, - ответил он.
Он стоял рядом с кроватью, у меня в ногах, смотрел на меня оттуда и покачал головой.
- Очень болит?
- Уже почти совсем не больно.
- Жаль, что так получчилось, - сказал он.
- Все в порядке. Даже в каком-то смысле интересоно. Моя первая эпидуральная гематома.
Я замолчал. Мне очень хотелось спросить его кое о чем. Я успел многое передумать за это время и нередко корил сам себя за собственные глупые ошибки. Самой дурацкой из них был вызов репортера в дом Ли в тот незабываемый вечер. Это была дурацкая затея. Очень, очень плохо. Но были и другие неприглядные вещи. И поэтому я хотел расспросить его.
Но вместо этого я сказал:
- Наверное, полиция теперь закроет дело.
Он кивнул.
- Роман Джоунз снабжал наркотиками Анжелу. Он же заставил ее сделать тот аборт. Когда у них ничего не вышло - и этим делом заинтересовался ты - он отправился к ней домой, возможно за тем, чтобы ее убить. Он решил, что за ним следят и напал на тебя. Заявившись к Анжеле домой, он принялся гоняться за ней с бритвой. Кстати, прежде, он резанул этой же самой бритвой тебя по лбу.
- Как мило.
- Анжела отбивалась от него кухонным нодом. И, видимо, время от времени ее удары все же достигали цели. Должно быть это было душераздирающее зрелище: он с бритвой и она с кухонным нодом. В конце концов ей удалось изловчиться и греть его по голове стулом, а затем выпихнуть из окна.
- Она сама призналась?
- Да, очевидно.
Я кивнул.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
- Я очень благодарен тебе за помощь, - сказал он, - и вообще за все.
- К вашим услугам. Ты уверен, что это можно назвать помощью.
Он улыбнулся.
- Я на свободе.
- Я не это имел в виду, - сказал я.
Он пожал плечами и присел на краешек кровати.
- Широкая огласка этого дела - не твоя вина, - сказал он. - И кроме того, я все равно уже устал от этого города, он мне надоел. Хочется чего-то нового.
- И куда ты теперь?
- Вернусь в Калифорнию, наверное. Мне бы хотелось жить в Лос-Анжелесе. Может быть даже повезет, и когда-нибудь я буду принимать роды у кинозвезд.
- Кинозвезды не заводят детей. Им хватает агентов.
Он рассмеялся. На мгновение мне показалось, что все было как прежде, он смеялся так, когда бывал чем-то доволен или находил находил в словах собеседника что-то смешное для себя. Он хотел было что-то сказать, но, видимо, передумал. Арт сидел, уставившись в пол. Он уже болььше не смеялся.
Я сказал:
- В кабинете у себя уже был?
- Только для того, чтобы закрыть его. Я сейчас договариваюсь насчет перевозки.
- Когда думаешь уезжать?
- На следующей неделе.
- Так быстро?
Он пожал плечами.
- У меня нет желания задерживаться здесь.
- Да, - сказал я, - понимаю.
* * *
Я думаю,, что все, что произошло дальше было результатом моего гнева и бессильной злобы. Это было весьма грязное и неприглядное дело, и мне более не следовало бы влезать в ход событий. Дело сделано, больше нет нужды вмешиваться во что бы то ни было. Я мог вычеркнуть эти события из своей памяти, просто позабыть обо всем. Джудит хотела было устроить прощальную вечеринку по случаю отъезда Арта; но я не согласился, с казал ей, что нет, что сам Арт тоже не одобрил бы эту идею.
Меня же это просто выводило из себя.
На третий день в госпитале я с новой силой принялся канючить и упрашивать Хаммонда отпустить меня домой, чем в конце концов надоел ему окончательно, и тогда он согласился выписать меня. Я думаю, что медсестры тоже неоднократно жаловались ему на меня. Но так или иначе, но в 3:10 дня меня выписали, Джудит принесла мне одежду и повезла меня домой. По дороге я сказал ей:
- На следующем углу поверни направо.
- Зачем?
- Мне нужно заехать в одно место.
- Джон…
- Поехали, Джудит. Одна небольшая остановка.
Она помрачнела, но все же свернула направо. Я направлял ее по улицам Бикон-Хилл, к дому, где жила Анжела Хардинг. Полицейская машина была припаркована у обочины тротуара. Я вышел и поднялся на второй этаж. У двери квартиры стоял полицейский.
- Доктор Берри. Лаборатория "Мэллори", - сказал я официальным тоном. - Вы уже взяли пробы крови для исследования?
Мой вопрос, казалось, привел полицейского в замешательство.
- Пробы крови?
- Да. Соскобы с предметов. Сухие пробы. Для исследования по двадцати шести параметрам. Вам же должно быть известно об этом.
Он покачал головой. Ни о чем подобном ему не было известно.
- Доктор Лазар обеспокоен задержкой, - сказал я. - Он поручил мне взять этот вопрос на контроль.
- Я не знаю. Мне нечего вам сказать, - проговорил полицейский. - Тут были вчера ребята-медики. Вы их имеете в виду?
- Нет, - сказал я. - То были дерматологи.
- Да… гм. Вот как. Ну тогда вам лучше самому посмотреть. - Он распахнул передо мной дверь в квартиру. - Но только ничего не трогайте. Они снимают отпечатки.
Я вошел в квартиру. Здесь царил настоящий погром, мебель была перевернута, кушетки и столы были щедро забрызганы кровью. Трое людей изучали зеркало. Они посыпали его пудрой, сдывали излишки, а затем фотографировали отпечатки пальцев на стекле. Один из них оторвался от своего занятия.
- Вам помочь?
- Да, - сказал я, - тот стул…
- Вон там, - ответил он, указывая на стул в угду, - но только не трогайте его.
Я подошел поближе. Это был обыкновенный кухонный стул, деревянный, дешевый и не слишком тяжелый, короче, ничем не примечательный. Незатейливо изготовленный. На одной из ножек была кровь.
Я обернулся к троице у зеркала.
- Отсюда уже брали отпечатки?
- Ага. Странно. В этой комнате сотни отпечатков. Несколько дюжин людей побывали здесь. На то чтобы по ним установить всех, уйдет несколько лет. Но вот что интересно: во всей квартире нашлось две вещи, с которых мы не смогли снять отпечатков. Вот тот стул и еще ручка входной двери.
- Как же так?
Мой собеседник лишь пожал плечами.
- Все чисто вытерто.
- Вытерто?
- Ага. Кто-то старательно отдраил стул и дверную ручку. По крайней мере, со стороны это выглядит именно так. Занятно, черт возьми. Больше ничего не вытирали. Даже нож, которым она кромсала вены.
Я кивнул.
- А наши ребята уже приезжали за пробами крови?
- Ага, уже были. Пришли и ушли.
- Тогда все в порядке, - сказал я. - Вы разрешите мне позвонить? Мне нужно переговорить с лабораторией.
Он кивнул.
- Разумеется, позвоните.
Я подошел к телефону, поднял трубку и набрал номер бюро прогноза погоды. Когда заговорил автоответчик, я сказал:
- Соедините меня с доктором Лазаром.
- … солнечно и прохладно, при максимальной температуре воздуха плюс десять градусов. Во второй половине дня местами небольшая облачность…
- Фред? Это Джон Берри. Я сейчас на месте.
- …вероятность дождя небольшая…
- Да, они говорят, что пробы уже взяты. Ты уверен, что их еще не передали к вам в лабораторию?
- … завтра, ясно и холодно, столбик термометра не поднимется выше шести-восьми градусов тепла…
- А, понятно. О-кей. Я еще раз проверю. Хорошо. Пока.
- … ветер восточный, порывистый, двадцать метров в секунду…
Я повесил трубку и повернулся к троим у зеркала.
- Спасибо, - сказал я.
- Не за что.
Никто из них даже не взглянул в мою сторону, когда я уходил из квартиры. Никому не было до меня абсолютно никакого дела. Эти люди занимались своей обычной работой. Они занимались подобными вещами и раньше, привычно проделывая всю процедуру десятки, сотни раз. Для них все это было просто обыденной, рутинной работой.
ПОСТСКРИПТУМ:
ПОНЕДЕЛЬНИК, 17-Е ОКТЯБРЯ.
Утром в понедельник я пребывал в довольно прескверном настроении. Я сидел дома, обпиваясь кофе и куря сигареты одну за другой, но тем не менее все равно ощущая у себя во рту мерзкий привкус. Я продолжал упорно доказывать самому себе, что мне необходимо бросить это занятие, что никому это не надо. Потому что все кончено. Я не смог помочь Арту, не смог ничего исправить. Я только все испортил.
И кроме того, Вестон был здесь абсолютно непричем, в самом деле. Даже несмотря на то, что мне очень хотелось обвинить кого-нибудь в своих неудачах, его винить я не мог. И к тому же он был уже совсем стариком.
Все это было пустой тратой времени. Я пил кофе и вновь и вновь принимался мысленно твердить себе об этом. Пустая трата времени.
Я терял время.
Незадолго до полудня, я поехал в "Мэллори" и направился в кабинет Вестона. Когда я вошел он разглядывал стекла со срезами под микроскопом, надиктовывая свои заключения на небольшой магнитофон, стоявший тут же на столе. Когда я вошел, он замолчал.
- Привет Джон. Какими судьбами?
Я поинтересовался у него:
- Как здоровье?
- Мое? - он рассмеялся. - Замечательно. А у тебя как? - он кивнул на повязку у меня на голове. - Я уже слышал о том, как это случилось.
- Со мной все в порядке, - сказал я.
Я взглянул на его руки. Он держал их под столом, на коленях. Он опустил их тут же, как я появился на пороге.
- Очень болят?
- Что?
- Руки.
Он изумленно посмотрел на меня, или по крайней мере попытался изобразить на лице удивление. У него это не получилось. Я кивнул на руки, и он положил ладони на стол. Два пальца на левой руке были перевязаны.
- Несчастный случай?
- Да. Моя неуклюжесть. Я дома резал лук - помогал жене на кухне - и порезался. Небольшой порез, неглубокий, ничего серьезного, но все равно неприятно. Вообще-то я всегда был склонен думать, что за столько лет я научился вполне прилично обращаться с ножом.
- Перевязку сами сделали?
- Да. Ведь это, так пустяковая царапина.
Я опустился в кресло, стоявшее напротив его стола и закурил, чувствуя, что он внимательно следит за каждым моим движением. Задрав голову, я выпустил в потолок струю сизого табачного дыма. Он смотрел на меня с напускным безразличием, его лицо все это время оставалось совершенно невозмутимым. Полагаю, что по-своему он был прав. Во всяком случае, я на его месте наверное повел бы себя так же.
- У тебя ко мне какое-то дело? - спросил он.
- Да, - сказал я.
Некоторое время мы разглядывали друг друга в упор, и затем Вестон отодвинул от себя микроскоп и выключил продолжавший работать магнитофон.
- Это по поводу заключения по Карен Рэндалл? Я слышал, что ты им интересовался.
- Интересовался, - сказал я.
- Может быть тебя устроит, если стекла посмотрит еще кто-нибудь? Может быть Сэндерсон?
- Не сейчас, - сказал я. - Сейчас это уже не имеет принципиального значения. По крайней мере для суда.
- Наверное, ты прав, - согласился он.
Мы сидели, глядя друг на друга. Наступило продолжительное молчание. Я не знал, как сказать об этом, с чего начать, но это молчание тоже угнетало меня.
- Тот стул, - проговорил я наконец, - был вытерт. Вы знаете об этом?
Он сдвинул брови, и я уже было подумал, что он собирается прикинуться простаком, претендуя на роль человека несведующего. Но ничего такого не произошло; вместо этого он кивнул в ответ.
- Да, - сказал он. - Она пообещала, что вытрет его.
- И ручку на входной двери?
- Да. И ручку тоже.
- Когда вы там оказались?
Вестон вздохнул.
- Было уже поздно, - сказал он. - Я заработался допоздна в лаборатории и потом пошел домой. К Анжеле я зашел по пути, чтобы проведать ее. Я часто к ней захаживал. Просто так. По дороге домой.
- Хотели избавить ее от зависимости?
- В том смысле, поставлял ли я ей наркотики?
- Я спросил о том, не пытались ли вы ей помочь?
- Нет, - сказал он. - Я знал, что у меня ничего не выйдет. Разумеется, я думал об этом, но я также знал и то, что это мне не под силу, и возможно я только все испорчу. Я уговаривал ее согласиться на лечение, но…
Он пожал плечами.
- И вместо этого решили просто почаще захаживать к ней.
- Только для того, чтобы помочь ей в трудные моменты. Это было единственное, что я мог для нее сделать.
- А вечером в четверг?
- Когда я пришел, он был уже там. Я слышал возню и крики, доносившиеся из квартиры, и открыв дверь, я увидел, что он гоняется за ней с бритвой. У нее был кухонный нож - длинный такой, каким обычно режут хлеб - и она отбивалась. Он пытался убить ее, потому что она была свидетелем. Он все время твердил об этом: "Ты же свидетель, крошка." Я точно не помню, как это получилось. Я всегда очень любил Анжелу. Увидев меня, он что-то сказал и начал подступать ко мне со своей бритвой в руке. Это было ужасно; к тому времени Анжеле уже удалось порядком порезать его ножом, одежду, по крайней мере…
- И вы схватили стул.
- Нет. Я отступил. Он снова принялся гоняться за Анжелой. Он был повернут лицом к ней, спиной ко мне. И вот тогда… я схватил стул.
Я указал на забинтованные пальцы.
- А порезы?
- Я уже не помню, как это получилось. Наверное он успел задеть меня. Когда я в тот вечер вернулся домой, то обнаружил на рукаве пальто небольшой порез. Но этого я уже не помню.
- А после того, как стул…
- Он упал. Без сознания. Оглушенный. Просто упал.
- И что вы тогда сделали?
- Анжела испугалась за меня. Она сказала, чтобы я поскорее уходил, что она сама обо всем позаботится. Ей очень не хотелось, чтобы я оказался бы впутанным в это дело. И я…
- Вы ушли, - сказал я.
Он разглядывал свои руки.
- Да.
- Роман был уже мертв, когда вы уходили?
- Я не знаю. Он упал рядом с окном. Я думаю, что она просто выпихнула его из окна и после этого вытерла стул и ручку. Но точно я не знаю. Я ничего не знаю точно.
Я смотрел ему в лицо, на пересекавшие лоб старческие морщины, на седину волос и вспоминал то время, когда он был моим учителем, его наставления, поучения и шутки, как я тогда безгранично уважал его, как каждую неделю, по четвергам он вместе со своими стажерами отправлялся в ближайший бар, чтобы выпить и поговорить о жизни, как раз в года, на свой день рождения, он приносил из дома большой именинный пирог и угощал им всех на своем этаже. Все это теперь всплывало в памяти, добрые шутки, старые добрые времена, трудные дни, вопросы и объяснения, долгие часы в секционном зале, суть проблем и моменты сомнений.
- Ну вот и все, - с грустной улыбкой сказал я.
Я закурил еще одну сигарету, прикрыв пламя зажигалки в ладонях и наклонив голову, хотя никакого сквозняка в комнате не было. Наоборот, здесь было очень жарко и душно, как в теплице для редких растений.
Вестон не спросил у меня ни о чем. Ему было не очем спрашивать.
- Возможно вам удастся оправдаться, - сказал я. - Ведь это была самооборона.
- Да, - медленно выговорил он. - Может быть.