- Вот тебе телефон. Ты набираешь ноль девять. Всего две цифры, это не трудно, уверяю тебя. А когда ответит женский голос, ты произнесёшь всего три слова: "Личный телефон, пожалуйста". Со временем тебе ответит ещё один женский голос. Ты скажешь: "Нина Сергеевна Кербель", и она назовёт тебе номер телефона. Это не так уж сложно. Хороший попугай, если бы он мог держать трубку, сумел бы сделать это. Звони.
- Я не попугай. Я не могу.
- Почему? Ты брезгуешь? Трубка чистая, я вытираю её ухом по несколько раз в день.
- Я с Ниной Сергеевной…
- О боже! - простонал Илья, закрыл глаза и принялся раскачиваться из стороны в сторону. - Судьба послала мне в друзья ловеласа, донжуана, казанову. Не пропустит ни одной женщины, с каждой ухитрится поссориться. - Илья вдруг пристально посмотрел на меня: - Это… это как-то связано с Галей?
Такой толстый шумный человек - и такой проницательный.
- Да, - сказал я.
- Я позвоню сам.
Он довольно быстро дозвонился до справочной и получил телефон Нины Сергеевны. Хоть бы её не было дома, она же подумает, что это мои детские штучки. Попросить позвонить товарища. Хлопнуть портфелем по спине. Дёрнуть за косу.
- Нина Сергеевна? - спросил Илья. - С вами говорит некто Плошкин. У меня сейчас мой друг Юрий Михайлович Чернов, и мы как раз рассматривали график… Он сам? Он пытается вырвать у меня трубку.
Илья протянул мне трубку и некрасиво подмигнул.
- Нина… - промямлил я в трубку. Сердце билось, словно я заканчивал марафонскую дистанцию.
- Юра, вы, наверное… - Нина замолчала, и я услышал в трубке её дыхание. - Вы, наверное, рассердились. Я не хотела обидеть вас…
- Нет, что вы! - закричал я, и Илья выразительно постучал себе пальцем по лбу. - Я не обижен.
Маленькую Илюшину кухню заливал янтарный свет. Цвет, в который красит стволы сосен вечернее солнце, продираясь сквозь сизые июльские тучи.
- Ваш товарищ что-то хотел спросить…
- Дай мне, - сказал Илья и вырвал у меня трубку. - Нина Сергеевна, у моего друга стало почему-то такое выражение лица, что я не могу доверить ему серьёзные научные переговоры. Нина Сергеевна, мы не могли понять на вашем графике, почему вы новую, одиннадцатую, точку во время второго опыта поместили не в конце, например, а между пятой и шестой? - Илья слушал и кивал головой. - Ага, понял. Я так и подумал. Спасибо, Нина Сергеевна.
Илья положил трубку.
- Понимаешь, расстояние между всеми точками осталось во втором опыте точно таким же, как в первом, и новая точка, похоже, вклинилась между пятой и шестой. Гм, интересно…
Илья положил перед собой график и тихонько загмыкал. Гмыкал он долго, но ничего, очевидно, не выгмыкал, потому что повернулся ко мне и спросил:
- Есть будешь?
- А что у тебя?
- Жульен из дичи, ваше сиятельство. Также рекомендую вашему вниманию седло дикой серны и варёные медвежьи губы. Но больше всего, ваше сиятельство, мы гордимся нашим фирменным блюдом - пельменями!
- Два жульена, хам! И серну целиком. И седло и чересседельник.
- Почтительно рекомендую пельмени, ваше сиятельство.
Илья поставил на огонь кастрюльку с водой, подождал, пока она не начала бурлить, и высыпал в неё пельмени. Пельмени булькнули и утонули и сразу успокоили расходившуюся воду.
- Ваше сиятельство, как только какая-нибудь из утопленниц вынырнет на поверхность, бросайте ей спасательный круг.
Кого благодарить за такого друга, как Илья? Не знаю, чего б я не сделал ради него.
Мы ели пельмени, молчали, и я ни о чём не хотел думать.
12
Мы проделали ещё два опыта. Они в точности повторяли результаты двух предыдущих, за исключением одной детали. Эта проклятая лишняя точка то появлялась, то исчезала, просто подмигивала нам с графика. Нина Сергеевна и профессор решили продолжать опыты на следующей неделе.
Я смотрел по телевизору спортивную программу. Где-то на другом конце света наши борцы припечатывали к ковру противников. Они долго толкались, упёршись лбами друг в друга, пока один из борцов вдруг не хватал противника за ноги…
Галя сидела около меня. Она любит спортивные передачи гораздо больше меня, ни одной не пропускает. Я незаметно посмотрел на неё сбоку. Лицо сосредоточенное, серьёзное, собранное - она и зрителем была энергичным. На ней был её голубенький стёганый халат, который ей очень идёт. Я вдруг подумал, что никогда, наверное, не видел её неряшливо одетой или непричёсанной. Галя. Га-ля. Я попробовал имя на язык. Имя было мягкое. Такое же, как и имя, которое я ей дал. Люша. Люш. В чём же она виновата? Она виновата только в том, что я пытаюсь столкнуть на неё ответственность за Нину. Нет, не я, видите ли, разлюбил её, нет, нет, нет, это она сама виновата. Слишком заботилась о моём здоровье.
Бедная Люша, она этого не заслужила. Разве она виновата, что маленькой её головке легче думать о простых, ясных делах, которые можно решить, сделать, чем о неясных, романтических и космических фантазиях?
Старый, как мир, спор между реалистами и романтиками. Я поймал себя на том, что мысленно умиляюсь своему романтизму. Опасный симптом. Ещё шаг - и начнёшь вообще восторгаться собой. Романтик, знающий, что он романтик, - уже не романтик.
Га-ля. Га-ля. Я повторил имя жены несколько раз про себя. Но волшебство звуков не вызывало привычной нежности. А я хотел, я ждал, пока из глубин сердца подымется тёплая, таинственная нежность к этому маленькому существу, что сидело рядом со мной и зачем-то смотрело на всё толкавшихся лбами борцов.
Я знал, что поступаю нечестно, но я положил руку на Галино плечо. Я почувствовал, как она сжалась. Она всё понимала. Она никогда не обманывала себя. Она всегда отважно выходила навстречу фактам - один на один, ибо часто я бывал ей в этих сражениях слишком плохим помощником. "Ты страус-оптимист, - говорила она. - Ты прячешь голову в песок и надеешься, что всё как-нибудь обойдётся".
Да, она не ошибалась сейчас, как не ошибалась почти никогда. Я всё ещё продолжал упрямо надеяться, что всё образуется, утрясётся, устроится.
Она взяла мою руку и мягко, почти ласково сняла со своего плеча.
Зазвенел дверной звонок. Я открыл дверь, и в прихожую вихрем ворвался Илья.
- Солнечная система! - крикнул он так, как никто ещё никогда не кричал в нашем кооперативном доме-новостройке. Мы слишком дорожили им. Дом содрогнулся, но устоял.
- Что? Илюша, что случилось? - вскочила Галя.
- Это Солнечная система, Галка, вот что! Ты понимаешь, что я говорю? Солнечная система.
Он схватил мою жену, поднял на руки и попытался подбросить её вверх, но она уцепилась за его шею.
- Ты что, сдурел?
- Сдурел, не сдурел, какое это имеет значение? - продолжал исступлённо вопить Илья. Лицо его раскраснелось, глаза блуждали. - Одевайся немедленно! Едем!
- Куда? Что случилось? Да приди же в себя! - в свою очередь, начала кричать Галя.
Случилось в конце концов то, что должно было случиться, пронеслось у меня в голове. Человек, который видит спасение человечества в грязи, должен был раньше или позже соскочить с катушек.
- Точки! - взвизгнул Илья. - Вы олигофрены! Вы одновременно идиоты, имбецилы и дебилы! Я ж вам говорю: точки! Десять точек!
- Успокойся, Илюшенька, - ласково сказал я. - Сколько тебе нужно точек, столько дадим. Купим, достанем. Отдохнёшь недельку-другую за городом, походишь на лыжах, авось и обойдётся. А там, глядишь, и перейдёшь потихонечку на запятые…
- Галя, как ты можешь нести такой крест? - уже несколько спокойнее проговорил Илья. - Жить под одной крышей с таким тупицей! Ты график помнишь? - обернулся он ко мне.
Я почувствовал, как сердце у меня в груди рванулось, как спринтер на старте. Я всё понял.
- Точки на графике?
- Да. Десять точек - Солнце и девять планет.
- Но ведь…
- Интервалы соответствуют расстояниям между Солнцем и планетами. Абсолютно те же пропорции. Ты понимаешь, что это значит? Я тебя спрашиваю, ты понимаешь? Это же всё. Это то, о чём мы только могли мечтать! Случайность полностью исключается. Вероятность случайного совпадения десяти чисел - это астрономическая величина с минусовым знаком. Это то, чего мы ждали, Юраня! Они не только действительно существуют - они знают, где мы!
Галя как заворожённая смотрела на Илью. Вдруг она начала дрожать.
- Что с тобой? - спросил я.
- Ни-че-го, - не попадая зуб на зуб, пробормотала она.
- Ты, может быть, ляжешь?
- Не-ет, Илья, - сказала она, и я почувствовал, что Галя напряглась, как борцы, которые всё ещё медленно ворочали друг друга на ковре. - Илья, ты не шутишь?
- Нет, - торжественно сказал Илья. - Шутить в исторические минуты могут лишь профессионалы-остряки.
- И это правда? - с яростной настойчивостью продолжала атаковать его Галя.
- Что правда? Что ты спрашиваешь, о чём ты говоришь?
- Всё, что говорил Юрка… Сны, телепатия… Это правда?
- О боже! - застонал Илья и застучал себе кулаком по лбу.
- Значит, это правда, - всхлипнула Галя и повалилась на тахту головой вниз.
Плечи её вздрагивали. Одна домашняя туфля упала на пол, и маленькая её пятка казалась совсем детской и беззащитной. И случилось чудо. То, чего я не мог сделать уже столько дней, сделала эта пятка. Меня захлестнул поток нежности. Эта дурочка всё время была уверена, что я схожу с ума. Нежность моя смешалась с Солнечной системой и выжала из глаз слёзы.
- Не нужно, Люш. - Я погладил её плечо под голубым стёганым халатом.
- О боже, боже! - снова запричитал хором греческой трагедии Илья. - В такую минуту выяснять отношения… Нет предела человеческой глупости!
- Илья, - сказал я, продолжая поглаживать всё ещё вздрагивавшее Галино плечо, - а как же одиннадцатая точка? Или это ещё не открытая планета?
- Ну, хоть вопрос догадался задать! Одиннадцатая точка непостоянна. Она то появляется, то исчезает, но всегда на одном и том же месте, между орбитами Марса и Юпитера. Тем самым нам говорят: это не планета, она непостоянна. Что же это? Это их корабль, который прилетел в нашу Солнечную систему. Ну? Ну? Хватит с вас, обезьянки? Можете вы прекратить вашу микроскопическую возню? Или вы на это неспособны? Одевайтесь немедленно!
- Зачем?
- Мы едем.
- Куда?
Илья скрипнул зубами, схватил меня своими ручищами и основательно тряхнул:
- К твоей Нине Сергеевне.
У меня закружилась голова. Зачем ехать к Нине Сергеевне? Выяснять отношения? Ах нет, это же по поводу графика. И я вдруг понял всем своим нутром, что говорит Илья. Он прав. Не дотянул я. Не тем оказался человеком. Мы получили доказательство контакта, первое объективное доказательство существования разумной внеземной жизни, а я, вместо того чтобы осознать все величие момента, копошусь в каких-то мелочах.
- Уже десять. Начало одиннадцатого.
- Какое это имеет значение? Десять, одиннадцать… Десять и одиннадцать точек - вот что имеет значение.
Прав, прав Илья. Какое нам дело до времени? Его сумасшедший азарт начал передаваться и мне. Уходили назад, теряли резкость волнения последних дней. Нина, Галя. Галя, Нина. Илья прав. Тысячу раз прав!
- Вставай! - крикнул я Гале. - Илья прав, надо ехать, немедленно!
- К этой Нине Сергеевне?
- К ней.
- Я…
- Ну! - сжал кулаки Илья. - Брось свои бабские штучки! Ты же выше этих глупостей! Ты же человек, а не кухонное животное!
Галя вскочила на ноги и вдруг чмокнула Илью в щёку. О боже, мир положительно непознаваем.
- Я люблю тебя! - пропела Галя и умчалась в ванную.
Я начал натягивать на себя брюки.
- Как ты догадался? - спросил я Илью.
- Если бы я… Это не я. Я разговаривал с одним приятелем по телефону. Так, о делах. Он физик. А в голове всё время сидит график. Мы кончили, он мне говорит "пока", а я говорю: "Боря, что могли бы значить десять точек, интервалы между которыми всё увеличиваются?" Он говорит: "Не знаю. Планет, например, девять, а что такое десять - не знаю!" И смеётся, дубина. Сострил. Я кладу трубку, достаю график и начинаю смотреть на него. Десять точек. И интервалы слева направо всё увеличиваются. И точки как планеты, только все одинаковые. И тогда, как в трансе, я взял карандаш и нарисовал новый график. Первая точка, первая слева, - Солнце. За ней, почти рядом, - крошечный Меркурий, дальше - Венера, Земля, Марс, Юпитер и так далее. Сердце у меня заколотилось, на лбу выступила испарина. Но расстояния, расстояния между планетами? Мне вспомнилось, что где-то у меня валяется не то "Занимательная астрономия", не то что-то в этом духе. Я рухнул на четвереньки и начал по-собачьи перерывать все книги. Первый и последний раз в жизни я пожалел, что у меня нет книжного шкафа. Я нашёл книги, которые считал потерянными. Я нашёл книжку Данема "Еретики и герои", из-за которой поссорился с Венькой Дерибиным: я обвинил его, что он не вернул мне эту книгу. Ни занимательной, ни какой-либо другой астрономии у меня не было. Я выскочил из квартиры и помчался вниз по лестнице. Люди шарахались от меня, дети начинали плакать. На бегу я посмотрел на себя. Я был покрыт пылью, как паломник, пришедший пешком в Мекку из Австралии. Но отряхиваться было некогда.
Я бросился под колёса автокрана. Машина затормозила, я молниеносно вознёсся в кабину и крикнул адрес своего института. У нас есть там библиотека. Шофёр посмотрел на меня с ужасом и состраданием.
"Рожает?" - спросил он.
"Что рожает?" - в свою очередь спросил я.
"Жена".
"Нет, у меня нет жены. Мне нужна Солнечная система".
Водитель опасливо отодвинулся, но не особенно далеко, всё-таки надо было вести машину.
В институте никого уже не было. Одна вахтёрша.
"Марья Гавриловна, - говорю я, - мне нужно в библиотеку".
"Да что вы, товарищ Плошкин, - отвечает Марья Гавриловна, - давно всё закрыто".
"Марья Гавриловна, мне очень нужно в библиотеку".
Марья Гавриловна поправляет пояс, на котором висит пустая кобура, и повторяет, что библиотека закрыта.
Тогда я опускаюсь на колени и слёзно прошу её пройти ровно на три минуты вместе со мной в библиотеку и вместе со мной оттуда выйти.
Вахтёрша вдруг всхлипнула:
"Вот и Ванечка мой такой же настырненький. В армии он сейчас. Вот как войдёт ему что в голову, вынь да положь. Раз, ещё в классу в седьмом был, говорит мне: буду, мол, мама, учёным-физиком".
"Ну и что?" - спрашиваю я, всё ещё стоя на коленях.
"Стал, - радостно всхлипнула Марья Гавриловна. - Из аспирантуры в армию-то взяли. Ну что мне с вами, товарищ Плошкин, делать? Пошли".
Я забыл, что покрыт пылью, и бросился целовать вахтёршу так пылко, как не целовали, наверно, ни одного вахтёра при исполнении служебных обязанностей.
- Я готова, - пропела звонким голоском Галя, входя в комнату.
Я посмотрел на неё и ахнул. Давно уж она не казалась мне такой победно красивой.
Я запер квартиру, мы пошли вниз к машине, а Илья продолжал рассказывать:
- Что вам сказать, мои маленькие, глупые друзья? Я нашёл старую добрую "Занимательную астрономию" старого доброго Перельмана, да будет земля ему пухом, и выписал оттуда расстояние планет от Солнца в астрономических единицах. Астрономическая единица, если вы помните, - это расстояние от Земли до Солнца. Приблизительно сто пятьдесят миллионов километров. Меркурий - ноль целых тридцать девять сотых, Венера - ноль семьдесят две и так далее до Плутона, который отстоит…
- Илья, а куда ехать? - перебил я его.
- Улица Зорге. Знаешь, где это?
- Где-то около Новопесчаной или, как она теперь называется, улица Ульбрихта. Там найдём… А как ты узнал адрес?
- У неё самой. Я измерил расстояние между точками на графике и сравнил с таблицей, которую выписал из Перельмана. Пропорции абсолютно те же.
- Илюша, ты гений! Пыльный, но гений, - сказала с твёрдой убеждённостью в голосе Галя.
- Другой стал бы спорить, - шумно, по-коровьи вздохнул мой друг.
Было около нуля, я это знал точно, потому что снежинки таяли на ветровом стекле "Москвича" и тут же снова замерзали. Я попробовал включить обдув. Нет, двигатель ещё толком не прогрелся.
Дом мы нашли быстрее, чем я рассчитывал.
- Я быстро, - сказал Илья.
- А мы? - спросила Галя.
Сегодня был её час. Сегодня она чувствовала себя победительницей. Сегодня она взяла в союзницы Солнечную систему. Ах, Галка, Галка, экая ты воительница!
Я повернул голову и посмотрел на жену. Она посмотрела на меня. Может быть, мне показалось, а может быть, у неё действительно сверкнула в глазу крошечным бриллиантиком слезинка.
- Люш, - сказал я.
- Тш-ш, - прошептала Галя, - молчи…
Я замолчал, а она положила свою голову мне на плечо. Я вдруг подумал, что это глупо - Илья пошёл к Нине Сергеевне, а я сижу с Галей в машине. Но всё в этот вечер потеряло смысл или приобрело - кто знает.
Илья открыл дверцу, и я вздрогнул от неожиданности.
- Знакомьтесь, - сказал Илья. - Юру Чернова вам представлять не надо, а это Галя, его жена. Нина Сергеевна - старший научный сотрудник.
Только теперь, продемонстрировав свои права на меня и нашу близость, Галя быстро подняла голову, пробормотала: "Простите", и обернулась к Нине. Ах ты маленькая хитрая дрянь, подумал я. Вопреки ожиданию, я не чувствовал себя несчастным, сидя с этими двумя женщинами. Наоборот, мне стало легко и весело. Я был в точке, где притяжения с двух сторон взаимно уравновешивают друг друга, и плавал в невесомости, как У в одном из последних снов.
- Как ехать, Нина Сергеевна? - спросил Илья.
- А вы… уверены? Мы ведь будем у профессора в полдвенадцатого… Так поздно…
- И вы тоже… Учёный называется! Великие открытия делаются от одиннадцати до часу по четвергам.
Нина засмеялась:
- Наверное, вы правы. Поехали. Ах да, я же не объяснила, куда ехать. Улица Дмитрия Ульянова. Вы знаете, где это, Юрий Михайлович?
Не Юра, а Юрий Михайлович. О женское чутьё! О женский такт!
- Знаю, - сказал я. - Я всё знаю. Вы хоть позвонили бы профессору.
- Господи, - сказала Нина, - я не сообразила в этой суматохе!
Вначале они минут пять или десять спорили, звонить или не звонить. Затем подряд два автомата оказались неисправными. На углу Красной Пресни автомат работал, но было занято. В результате мы приехали на улицу Ульянова без звонка. Был уже двенадцатый час в начале.
- Идём все вместе, - строго сказал Илья и быстро погнал нас, как стадо гусей, к подъезду.
Кнопку звонка нажал он. Никто не ответил.
- Не может быть, - пробормотала Нина, - ведь я же сама звонила. Было занято.
За дверью, обитой коричневым дерматином, послышались шаги. Вспыхнул глазок и тут же потемнел - должно быть, в него посмотрели.
Дверь открылась. Профессор стоял в пижаме и смотрел на нас. Пижама была выглажена почти столь же тщательно, как и костюм, в котором я его видел. Редкие лёгкие волосы тщательно причёсаны. Интересно, промелькнуло у меня в голове, он спит лёжа или стоя?
- Простите, Борис Константинович, - нервно сказала Нина. - Уже поздно, я понимаю…
Профессор молча осмотрел нас всех. Настороженность в его глазах постепенно испарилась. А может быть, он просто просыпался.
- Добрый вечер, - сказал он и сделал приглашающий жест рукой.
Мы вошли в комнату, но не сели.