Я откинулся на кровати и бездумно уставился в потолок. Мысли текли вяло и апатично. Все в моей жизни полетело вверх тормашками. Ничего не хотелось. Такова уж человеческая сущность - клянешь неприкаянную жизнь, что; мол, не живешь, а влачишь жалкое существование, жаждешь кардинальных перемен, но когда они происходят и тебе предлагается начать жизнь заново, с чистого листа, то оказывается, что ничего этого ты не хочешь. Начинаешь вспоминать прошлое и видишь, что было в нем нечто такое, о чем забывать не хочется, не хочется этого терять, перечеркивать - иначе получается, что прожил ты свою жизнь попусту, зря. Тяжело в моем возрасте начинать все с нуля. Но в том-то и дело, что начинают с нуля тогда, когда ничего в душе, за душой и никого над душой нет. В душе у меня остался пепел, за душой имелась пачка долларов, которые негде было истратить, зато над душой стояло сразу двое. Причем таких, от которых не избавишься, с властью крепче крепостного права...
С этими невеселыми мыслями я задремал.
Очнулся я от дремы резко и сразу, словно меня толкнули. В комнате царил серый полумрак, а у двери стояла мерцающая голограмма коменданта гостиницы.
- Отужинать не желаете? - спросила копия коменданта Затонского.
- А который час? - буркнул я.
- Где? - в свою очередь, спросил комендант.
Я подумал. Выходит, Буратино переместил меня не просто далеко, а очень далеко, если разница во времени измеряется часовыми поясами.
- Здесь.
- Восьмой опосредованный.
Я сел на кровати и недоуменно замотал головой.
- Что такое "опосредованный"?
- Вектор времени в пространственной складке перпендикулярен направлению земного времени, - с готовностью сообщил комендант.
У меня отвалилась челюсть. "Вектор времени... пространственная складка..." Это еще что за белиберда?! Я захлопнул рот, повел головой, сглотнул.
- Где... я... нахожусь? - раздельно спросил я.
- В гостинице звездных пилигримов, - сообщил Затонский как само собой разумеющееся.
- А... А где находится гостиница?
- На Земле, в пространственно-временной складке.
- Это как?
- Разве в офисе "Горизонта" вас не инструктировали?
Я икнул. Дела... Выходит, гостиница целиком и полностью принадлежит пресловутой организации "Горизонт". Ничего себе - убежище! Судя по коротким репликам Буратино, он здесь бывал, значит, контактировал с "Горизонтом". Тогда почему за ним охотятся? В голове все смешалось, но я все-таки нашелся.
- Иванов объяснял, но я не совсем понял.
- Вы работаете с Евгением Викторовичем? - удивился комендант.
- Да, а что?
- Странно, при его положении...
Сказано было с таким уважением, будто Иванов являлся если не руководителем "Горизонта", то рангом никак не ниже первого заместителя.
И тогда я обнаглел. Давно заметил, что в организациях со строгой субординацией наглость - наилучшая линия поведения.
- Не ваше дело, с кем я работаю. Я задал вопрос и хочу получить на него ответ.
Мне казалось, что голограмма не должна мыслить и, функционируя на уровне роботизированной программы, не могла задавать вопросы, а только отвечать на них. Как любой обслуживающий персонал в любой гостинице. Но все дело в том, что эта гостиница не принадлежала к разряду "любых", а голограмма коменданта, похоже, обладала некоторым интеллектом.
- Пространственно-временные складки являются естественными топологическими образованиями на поверхности материальных тел достаточно большой массы. В трехмерном мире их нахождение характеризуется аномальными электромагнитными, гравитационными и темпоральными явлениями Данная складка вмещает в себя двухкилометровый участок верховьев реки Корстень. Используется как перевалочная база с пятидесятых годов двадцатого столетия. Бы удовлетворены ответом?
Из объяснения я практически ничего не понял, кроме того, что гостиница существует здесь с середины прошлого века. Тогда понятно, почему в номере такая обстановка. Это не совпадало с данными Иванова, утверждавшего, что программа "Горизонт" существует с конца века, но, как понимаю, ему соврать, что пить дать.
- Удовлетворен, - кивнул я с умным видом, но при этом мне показалось, что голографическая копия коменданта саркастически усмехнулась.
- Так вы будете ужинать? - повторился он.
Я подумал. Обед с Ивановым был достаточно плотным, и есть пока не хотелось.
- Нет.
- Когда захотите, вызывайте меня без всякого стеснения в любое время суток, - сказал комендант и испарился.
Если в первый раз предложение "без всякого стеснения" я принял за элементарную вежливость, то сейчас понял, что это естественная услуга. Голограмме ни спать, ни есть не требуется. И, несмотря на обнаружившийся интеллект, других проблем, кроме обслуживания постояльцев, для нее не существует. Зато у меня проблем был целый воз и маленькая тележка в придачу.
Я встал с кровати, подошел к окну и выглянул. Над рекой сиял узенький серпик молодого месяца, но видимость была как в пасмурный день, только золотые краски осени и зелень хвои сливались в единый серый тон. Похоже, ночным видением Буратино наградил меня навсегда.
На причале никого не было, исчезла даже полузатопленная лодка, зато вверх по течению двигалась большая бесформенная масса, подрагивающая, как студень. Пыхтя, словно паровоз, она шлепала по воде слоноподобными ложноножками и медленно продвигалась к причалу. В десяти метрах от причала масса замирала, будто в изнеможении, течение относило ее на прежнее место, и тогда она вновь с упорством белки в колесе возобновляла свое движение.
Я отпрянул от окна и задернул занавеску. Только химер до полного помутнения рассудка и недоставало!
Верховья Корстени находились километрах в ста от города, в лесном заказнике, о котором лет пять назад писали местные газеты. Вроде бы там энтузиасты-любители обнаружили некую странную геофизическую аномалию, в районе которой магнитная с грелка отклонялась, часы начинали то спешить, то отставать, а у порогов вода в реке текла вверх по уклону. В последнее время о подобных аномалиях много чего пишется, и где правда, где ложь, уже никто не собирается разбираться. Статьи в местной прессе также не вызвали никакого ажиотажа, но, оказывается, что-то в этом было.
Звездные пилигримы? М-да... От высокопарного названия веяло чем-то несерьезным, если бы не устюпенды в ведре рыбака и несуразная пристройка к бревенчатому зданию. Краем глаза я покосился поверх занавески на реку. Студнеобразный "пилигрим" не вызывал к себе теплых чувств. Брататься с ним почему-то очень уж не хотелось.
Бесцельно пройдясь по комнате, я остановился у телевизора, который на самом деле таковым не являлся. А чем он на самом деле был, я предпочел даже не думать.
"Если ночное видение у меня сохранилось, то, быть может, и способность проходить сквозь стены тоже?" - внезапно пришло на ум.
Шагнув к стене, я приложил к ней ладонь. Стена была твердой и шершавой, и рука проникать сквозь нее принципиально не желала. Вспомнилось ехидное "слабо?", которым наградил меня Буратино, высунувшись из филенки закрытой двери. Что-то в этом было. Не только ехидство, но и намек, что способность сохранилась, однако я не научился ею пользоваться.
Закрыв глаза, я попытался представить кромешную темноту. Представить получилось, однако под рукой по-прежнему ощущался стык шероховатых бревен. Не открывая глаз, я убрал руку, затем снова протянул ее к стене и не встретил никакого препятствия. Осторожно, боясь поверить себе, я приоткрыл глаза и увидел, что рука по локоть находится в стене. Вначале я осторожно поводил рукой, затем помахал, но ничего не ощутил. Ни тепла, ни холода, ни сопротивления воздуха, словно его там не было Странно, в общем-то, будь там вакуум, руку бы разнесло от внутреннего давления крови.
Я выдернул из стены руку, оглядел ее и снова ткнул в стену ребром ладони. И чуть не взвыл от боли, сломав ноготь. Стена вновь оказалась твердой и непроницаемой. Тряся пальцами, я запрыгал по комнате, кляня Буратино на чем свет стоит, хотя винить нужно было прежде всего самого себя. Экспериментатор хренов! Палец опух, под ногтем посинело. Гематома. Как теперь с таким пальцем кукол вырезать?
Сумрачным взглядом я обвел комнату. Что я тут делаю, зачем здесь нахожусь? Чем Буратино лучше Иванова? Хрен редьки не слаще... Почему я должен сиднем сидеть в этой комнате и ждать у моря погоды, пока Буратино подыщет мне подходящее убежище? Подходящее для кого? Уж точно не для меня...
Я нахлобучил шапку, надел куртку. Затем достал из джинсов пачку долларов и хотел переложить их в карман куртки, но там что-то лежало, и пачка не захотела влезать. Проверяя, что бы это могло быть, я сунул руку в карман и вытащил еще одну пачку долларов. Ту самую, первую, за которой, как я вначале предполагал, охотился Иванов. Не взял он деньги. Понятное дело, зачем они ему? У "Горизонта" свое денежное дерево, а может, то же самое, что и у Буратино. С одной ветки денежки рвут... Хотел бросить деньги на стол, но передумал. Не знаю, куда занесет меня судьба - вдруг понадобятся? У меня-то своего денежного дерева нет. Снова рассовал доллары по карманам, подошел к стене, закрыл глаза и осторожно вытянул вперед руку.
И, когда пальцы ничего не встретили на своем пути, я, не раздумывая, шагнул вперед. И только тогда понял, насколько опрометчиво поступил. Номер находился на втором этаже, пройди я сквозь стену... Сердце с запозданием испуганно екнуло.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Вначале я подумал, что попал в соседний номер, а точнее, в чрезвычайно захламленное подсобное помещение. Все лучше, чем сверзиться на землю со второго этажа.
Половину помещения занимали сваленные в кучу подрамники с картинами, у окна стояло кресло-кровать со скомканным постельным бельем, рядом возвышался мольберт, занавешенный грязным халатом. Пахло масляной краской, настоявшимся табачным дымом. Что-то в обстановке показалось знакомым, но что именно, я понять не мог.
За окном тренькнул трамвай, послышался стук колес на стыках рельс. Я подошел к окну, раздернул пыльные шторы и увидел улицу родного города с высоты четвертого этажа.
Лишь тогда я осознал, что очутился в квартире Мирона, которая в сером свете дарованного мне ночного видения выглядела неузнаваемой и еще более неприглядной, чем в натуре. Да, но каким образом я сюда попал и почему? Вспомнилось, как Буратино ехидничал, выглядывая сквозь дверь. Почему же я не выпал со второго этажа гостиницы, а перенесся в город? Но тут память услужливо подсказала, что на берегу Корстени я тоже очутился, пройдя сквозь стену каземата "Горизонта", однако в тот момент был настолько ошеломлен, что мысль о телепортации в голову не пришла.
- Мирон! - позвал я, но он не отозвался.
"Где его носит среди ночи?" - подумал я и снова выглянул в окно. По покрытой гололедом дороге медленно катили автомашины, по тротуару ходили люди, в окнах домов горел свет. Значит, не ночь, а вечер. А что ответил комендант гостиницы в свернутом пространстве на вопрос "Который час?" Восьмой опосредованный? Гм... И чем же опосредованное время отличается от реального?
Я включил в комнате свет. Творческий беспорядок в квартире Мирона больше походил на бедлам. На рабочем столике вперемешку с красками, кистями, досками с незаконченными иконами громоздились тарелки с остатками пищи, чашки с кофейными разводами. В своей холостяцкой жизни я такого не допускал, но с Мирона взятки гладки. Вкусил все прелести семейной жизни, привык, что о его быте заботятся, но после развода никак не может войти в колею. Хотя, как мне кажется, квартирный бедлам - визитная карточка любого художника.
Раздумывая, ждать мне Мирона или уйти, я прошелся по комнате и остановился у мольберта. Нельзя сказать, что я часто бывал у Мирона в гостях, но, когда бывал, мольберт всегда был занавешен. Последние три года Мирон торговал исключительно иконами, значит, то, что писал на мольберте, было исключительно для души - даже в хорошем подпитии он никогда не соглашался показать.
Я воровато оглянулся и снял с мольберта халат. Картина была выдержана в мрачных серо-коричневых тонах. По центру на троне величественно восседала укутанная в саван Смерть, опираясь костлявой рукой на древко стоящей стоймя косы со сверкающим над головой отточенным лезвием. С умильной улыбкой оскаленного черепа Смерть наблюдала, как у ее ног маленькие смертушки в балахонах и с миниатюрными косами играют в салочки. Некоторые детали были тщательно выписаны, какие-то - только прорисованы, но даже в таком виде картина производила жутковатое впечатление, которое усиливалось подписью: "Торжество жизни".
М-да... Ну и фантазия у Мирона... Как ему удалось передать материнский взгляд пустых глазниц из-под капюшона савана? Я набросил на картину халат, но "Торжество жизни" продолжало стоять перед глазами. После моего побега сквозь стену евроказемата "Горизонта" десяток, если не больше, таких вот "смертушек" во вполне респектабельных обличьях сотрудников "Горизонта" рыщут по городу в поисках меня, но вовсе не для того, чтобы чиркнуть по горлу косой. Судьба, которую мне уготовили, гораздо хуже... Б свое время я посмеивался над бреднями теории реинкарнации - если человеческая душа после смерти переселяется из тела в тело, но при этом ничего не помнит из прошедшей жизни, то какой смысл в таком переселении? Это все равно будет новая душа, независимо от того, жила она раньше в другом теле или только что появилась. Память - вот что определяет смысл существования сознания. При "реинкарнации" в сумасшедшего Иванов обещал сохранить память, и это было бы самым страшным. Помнить все, но быть при этом дебилом - хуже смерти.
От невеселых мыслей захотелось напиться. Естественное желание обычного человека, попавшего в безвыходное положение. Напиться до состояния дров, и трава не расти. На дворе трава, на траве дрова... Это про алкоголиков. Никогда не напивался до потери сознания, но сейчас очень хотелось. Вдруг в последний раз? В этой жизни...
Пройдя на кухню, я обшарил все шкафчики в поисках спиртного, но ничего не нашел. В призрачной надежде открыл холодильник... и застыл на месте как вкопанный. Холодильник ломился от пластиковых пакетов со съестным, как полки продовольственного отдела супермаркета. Ай да Мирон! Непроизвольно я окинул ошарашенным взглядом убогую обстановку кухни. Выходит, и ему повезло. Как там он говорил - "Бог троицу любит"? Атеист ты наш...
Ни водки, ни коньяка в холодильнике не оказалось, зато вся дверца была заставлена бутылочным пивом. Им, к сожалению, не напьешься.
Я взял бутылку, откупорил, отхлебнул. Надежда, что могу какое-то время отсидеться в квартире Мирона, растаяла без следа. И дело тут не только в набитом под завязку холодильнике. Исходя из элементарной человеческой логики, агенты "Горизонта" в первую очередь будут искать меня у друзей и знакомых. Что же касается Буратино, то он без всякой логики вычислил меня в каземате "Горизонта". Так что деваться некуда...
Я снова отхлебнул из бутылки, поморщился, поставил ее на стол. Не шло пиво в горло, и все тут. Ладно, если уж меня все равно рано или поздно обнаружат, пойду напролом. Наглость - лучшая тактика в безвыходной ситуации.
Прикинув в уме, где сейчас может находиться Мирон, я прошел к телефону и набрал номер "Артистического кафе", в котором всем членам любых творческих союзов раз в месяц презентовали по бокалу бесплатного пива. Хозяин кафе, прозванный за это Меценатом, может быть, что-то и терял в деньгах, зато увеличивал оборот, поскольку благодарные клиенты и в другие дни предпочитали пить пиво у него. Тот еще жук... Хотя, справедливости ради, цены у него были не выше, чем в других кафе. До сегодняшнего дня и я его иначе как благодетелем не называл.
- "Артистическое кафе", - донесся из трубки голос бармена.
- Сережа? - спросил я, хотя сразу узнал голос.
- Да.
- Это Егоршин.
- Слушаю вас, Денис Павлович.
- Мирон у вас сидит? - спросил я.
- Савелий Иванович Миронов? - корректно уточнил Сережа. Меценат строго-настрого наказал персоналу обращаться к клиентам по имени-отчеству. Еще одна "завлекалочка" в кафе - приятно всё-таки, что творческих личностей хоть где-то уважают.
- Он самый.
- Сидит, деньгами сорит. Позвать к телефону?
- Не стоит. По-твоему, он надолго обосновался?
- Если бы мы работали круглосуточно, то, думаю, навсегда.
- Спасибо, - мрачно буркнул я и повесил трубку. Не ошибся я в своих предположениях - и Мирону перепало зелени с денежного дерева. Интересно, ему-то за что?
Я направился к двери, и здесь вышла небольшая заминка. Замок был без защелки, и это означало, что с той стороны без ключа дверь не закроется. Подкладыватъ свинью Мирону, оставляя дверь открытой, не хотелось, и тогда я решился на крайние меры.
В этот раз глаза закрывать не пришлось. Я вытянул руку вперед, и она прошла сквозь дверь, не встретив ни малейшего сопротивления. Оставалась единственная проблема - куда меня может вынести? На всякий случай я осторожно просунул голову сквозь дверь и огляделся. Однако никакой телепортации не намечалось, и я увидел перед собой лестничную площадку, тускло освещенную пыльной лампочкой. Но вместо проблемы телепортации возникла другая. На лестничном марше, крепко ухватившись за перила, стояла старушка в побитой молью шубе и во все глаза смотрела на торчащую из двери голову. В глазах старушки застыл ужас, губы мелко дрожали.
- Гм... - пробормотал я, протиснулся сквозь дверь и неизвестно зачем отряхнул куртку. - Ключи где-то запропастились, - ни к селу ни к городу ляпнул извиняющимся тоном.
- Свят, свят, свят... - запричитала старушка, медленно оседая на ступеньки и истово крестясь.
Не дожидаясь, когда она упадет в обморок, я проскочил мимо и побежал по ступенькам вниз. Вот так рождаются легенды о нечистой силе.
На улице было промозгло и сыро, с неба сыпалась ледяная крупка пополам с моросью, покрывая мостовую наждачной наледью. В такую погоду хороший хозяин собаку из дому не выгонит. Эх, жизнь пошла хуже собачьей... Невзирая на пачки долларов в кармане. Я поднял воротник куртки, застегнул молнию до подбородка и, оскальзываясь на наледи, заспешил к трамвайной остановке, не забывая оглядываться по сторонам. Слишком памятно было, как меня похищали в микроавтобусе.
Час пик давно миновал, людей в трамвае было немного, иначе я вряд ли бы решился воспользоваться общественным транспортом. Просто паранойя какая-то - чуть ли не в каждом пассажире мне чудился агент "Горизонта". Люди подозрительно косились на меня и, только проехав пару остановок, я понял, что виной этому мое неадекватное поведение. Я дергался, вздрагивал, затравленно озирался... К тому же трамвайная ветка огибала лесной массив, в глубине которого располагалась психбольница. Сам частенько встречал на этом маршруте не совсем уравновешенных людей.