Викентий почти не слышал Степана, механически перебирая снимки. Да, на всех была одна и та же девушка. Только снята она была со спины. И Викентий не видел воспеваемых Степаном "выразительных глаз и улыбки", а лишь копну длинных волос цвета "золотой орех" и плечи, обтянутые лиловым крепдешином. Впрочем, большего ему и не требовалось. Надежду он узнал бы и со спины.
- Красивое лицо, говоришь? - только и спросил он у Степана и принялся заталкивать снимки обратно в барсетку.
- Ну, - подтвердил Степан и слегка удивился, когда его друг сунул раздувшуюся сумочку в мусорное ведро. - Почему?
- Надо.
- Она кто?
- Никто. Ее просто нет. И не должно быть.
- Ого-о! - присвистнул Степан. - Да у тебя появились сердечные раны, Кешаня!
- Степан, - металлическим голосом рыкнул Викентий, - закрыли эту тему.
- Лады. А то ты и вправду какой-то смурной сделался. Хочешь, анекдот расскажу? Свежий! Из жизни! Я сам был свидетелем!
- Валяй, - вяло согласился Викентий. После ситуации с загадочной барсеткой и не менее загадочными фотографиями у него было тошно на душе. И снова появился страх. Безотчетный и назойливый. - Давай свой анекдот из жизни.
- Дело было не далее как сегодня утром. Мне надо было смотаться на Цветной бульвар к одному кренделю, который классно занимается оцифровкой. Сажусь я на своей станции, тихо-мирно еду, и вдруг на станции "Фили"…
- Две девчонки в дверь вошли? - приходя в себя, съязвил Викентий.
- Отнюдь, мон гран ами! Вошла старушка. Божий одуванчик, осколок старой Москвы времен Гиляровского, словом, сплошная интеллигенция.
- Надеюсь, ты уступил старушке место?
- Места и так были, - отмахнулся Степан. - Это не суть важно. Важно было то, что старушка несла в своих немощных ручках огромную коробку с надписью "Торт" и букет белоснежных георгинов. Прошу заметить еще раз: коробка была огромной! Я сразу просек, что в ней не простой торт, а такой, какой делают на заказ - для большого банкета или там похорон. Я даже удивился, как бедная бабулька тянет такую тяжесть.
- И ты решил облегчить ее участь? Украл торт и сожрал его, давясь и икая, где-нибудь в переходе на кольцевую?
- Ничего подобного, слушай дальше. Старушка садится, ставит рядом с собой коробку, кладет себе на колени букет белых цветов, поправляет старенькую, но вполне приличную шляпку с вуалью и чинно едет, словно гувернантка из благородного семейства. Только смотрю, минут этак через пять бабулька начинает клевать носом, потом склоняет свою седую голову на впалую грудь и засыпает крепким сном праведной старости. Вот мы, Викентий, никогда не сможем так заснуть, потому что в старости нас станут терзать наши подлые поступки и гнусные грехи!
- Меня это мало волнует, ибо с таким другом, как ты, я до старости вряд ли дотяну.
- Мерси. Так вот: бабулька спит, коробка с тортом стоит, поезд мчится с грохотом и свистом, а я сижу и скучаю. На "Смоленской", да, кажется, именно на этой станции, в вагон вваливается небольшая, но веселая компания золотой молодежи вроде нас с тобой. Компания тоже, видимо, направляется на некое торжество, поскольку имеет с собой большой букет роз и тортик. Скромный такой тортик в прозрачной пластиковой коробке.
Компания едет, бабулька дремлет. Ее коробка стоит внушительно и грандиозно, как пирамида Хеопса. И тут я понимаю, что веселая компания произвела сравнение параметров своего хилого тортика с тортом спящей старушки. Сравнение было не в их пользу, и компания на глазах у всего вагона, а значит, и на глазах твоего друга, Кешаня, совершила гнусное преступление. Эти негодяи тихонько взяли внушительную старушкину коробку, а вместо нее оставили свой ничтожный торт. Тут как раз поезд тормозит на станции, компания с хохотом и похищенной коробкой выбегает из вагона в неизвестном направлении, и двери закрываются. Поезд трогается, и тут старушка просыпается. И обнаруживает на месте своей прекрасной огромной коробки какую-то кондитерскую дрянь!
- Рыдания старушки не поддавались описанию, - ввернул Викентий, подражая повествовательной манере Степана.
- Sic! Все жалели бедную старушку и, перебивая друг друга, объясняли, как беспардонно и неожиданно произошла подмена, но старушка была безутешна. И знаешь, что она кричала?…
- Ну?
- "Кошечка! Моя бедная кошечка!"
- Она везла в коробке из-под торта кошку?! - У Викентия начали подрагивать плечи от едва сдерживаемого хохота.
- Да. Но это еще не все. В старушку пытались вселить надежду: мол, вернется ваша кошечка, кошки всегда домой дорогу находят. Не съедят же ее те хулиганы, выпустят из коробки, она погуляет и вернется. А старушка, рыдая, прокричала на весь вагон: "Оттуда не возвращаются! Я ведь ее хоронить везла, мою бедную Мусеньку!!!"
Викентий не выдержал и от хохота сполз с табурета.
- Тебе смешно, - печально сказал Степан. - И всем нам там, в вагоне, тоже было смешно. В конце концов бабулька успокоилась и, прихватив оставленный ей тортик, вышла на станции "Александровский сад". А я ехал и размышлял о незавидной участи тех весельчаков, которые припрутся со здоровой коробкой на чей-то праздник, может быть, на день рождения начальника… Развяжут веревочку… Снимут крышечку… Как тебе такой анекдот из жизни?
- Хорош. Мусеньку только жалко.
- Какую Мусеньку?
- Кошку. Которую старушка хоронить везла. Ведь так и не сподобилась бедная Мусенька достойного погребения. Это так удручает, ты не представляешь…
И друзья снова принялись непотребно ржать.
Однако смех Викентия оборвался быстрее и резче, чем гогот его оптимистичного друга.
Потому что дипломированный маг снова вспомнил про вчерашний день. Про события, которых не было и быть не могло.
- Степа, - произнес Викентий необычно тихим голосом, - а у тебя бывают галлюцинации?
Степан заржал было, но, увидев выражение лица своего клеврета, посерьезнел:
- Вообще-то бывали пару раз. С перепоя. Один раз, под Новый год, я так нагрузился, что мне показалось, будто я не в Москве, а в Питере. Помнишь, я же рассказывал тебе, как бегал по залу станции "Новокузнецкая" и всех спрашивал, когда будет поезд на Васильевский остров. Хорошо, менты мне тогда попались добрые - бить не стали, просто вывели на свежий воздух… А второй раз меня глючило дома: вроде стоит у меня на кухне моя первая жена, Катька из кордебалета, вся такая расфуфыренная! И рыбу чистит. И заявляет мне: "Садись, алкаш, счас будешь форель в рейнском вине жрать!" Классный был глюк.
Викентий с нетерпеливым видом выслушал поток Степановых воспоминаний и сказал:
- Я не про такое. Не про глюки по пьяни, с кем их не бывает. А вот когда ты и трезвый вроде, и помнишь все, что произошло, до мельчайшей подробности. А на самом деле того, что ты помнишь, вовсе не было. Хотя… Тут тоже непонятно. Было или не было - вот в чем вопрос.
- Кешаня, - осторожно протянул Гремлин, - я тебя пока не понимаю.
- Я и сам ничего не понимаю.
- Тогда рассказывай.
- Что рассказывать?
- Свой глюк. Который был и не был.
Степан выслушал весь рассказ Викентия про его странное знакомство с Надеждой и тоном эксперта возвестил:
- Глюк. Причем капитальный.
- Тогда как мне увязать с галлюцинацией вот это?! - Викентий показал на торчащую из мусорного ведра барсетку. - Это не моя вещь. Я не знаю, откуда она появилась в моем доме! И кстати, знаешь, чьи там, в этой сумке, снимки? Этой самой Надежды! Которая является, по определению, моей галлюцинацией! Да, погоди, вот еще что…
Викентий кинулся в ванную. Алмазы так и лежали там, где он их оставил, и не думали исчезать. Несчастный маг сгреб их, как простые стекляшки, вернулся в кухню и высыпал на стол перед Степаном:
- Что это, по-твоему?
Степан долго осматривал камни. Потом протянул голосом, в котором слышался придушенный восторг:
- Брюлики.
- Настоящие?!
- Похоже на то. Викентий, а откуда…
- Все оттуда же, - мрачно изрек Викентий. - Этими алмазами она расплатилась со мной за то, чтобы я ее спас. Впрочем, я ее не спас. Просто не уловил момента, когда именно следовало спасать. Но если исходить из утверждения, что Надежда была всего-навсего моей галлюцинацией, совесть по поводу того, что я ее не спас, меня мучить не должна. Ведь так?
- Похоже… Слышь, Кешаня, ты хреново выглядишь.
Викентий потер лоб. При этом ему показалось, что ладони у него стали липкими, как лента скотча. Он подошел было к мойке, чтоб смыть противную липкость, но едва встал из-за стола, как мир вокруг него поплыл в ритме вальса "Дунайские волны".
- Оба-на! - подхватил падающего друга Степан. - Да что с тобой?
- Голова… Разболелась дико, и все плывет перед глазами.
И тут же Викентия вырвало.
- Хорошо хоть на пол, не на меня… - проворчал, брезгливо морщась, Степан и тут увидел такое, от чего мороз подрал по коже.
Викентий рухнул на четвереньки и скорчился в судорогах рвоты. Только рвало его чем-то странным. Степан присмотрелся и истошно завопил.
Это были змеи.
Маленькие, не больше карандаша, и длинные, тонкие, словно бечева, они извергались изо рта обессиленно мотавшего головой Викентия и расползались по всей кухне.
- Господи, да что же это?! - заорал Степан, не зная, что ему делать: то ли давить мерзких тварей, то ли вызывать "скорую помощь"…
Но все неожиданно кончилось. Само собой. Викентия перестало выворачивать наизнанку, и он, пошатываясь, встал. Степан с ужасом поглядел сначала на друга, потом на пол.
И спросил:
- А где же они?
- Кто? - слабым голосом отозвался Викентий. Он доковылял до холодильника, достал оттуда бутылку нарзана и жадно к ней присосался.
- Змеи…
- Какие змеи? - оторвавшись от бутылки, глянул на друга Викентий. - Где?
- Да здесь! Тебя ими рвало! - возбужденно замахал руками Степан. - Я думал, тебе кранты! А они ползут и ползут!
Викентий глотнул еще нарзану и осмотрел пол.
- Никаких змей я не вижу, - задумчиво сказал он. - Может, они по всей квартире расползлись?
- Слушай, - торопливо проговорил Степан, - пойдем-ка отсюда, проветримся.
- Хорошая мысль.
- А то что-то много глюков развелось в последнее время.
- Похоже на то.
…Первым делом они посетили аптечный отдел супермаркета: набрали анальгетиков, спазмолитиков и, на всякий пожарный случай, мультивитаминов в коробках ярких, словно елочные игрушки.
- А от галлюцинаций есть что-нибудь у вас? - спросил Викентий у молоденькой провизорши-консультанта.
Та улыбнулась:
- Конечно! Препарат нового поколения! Мы получили его буквально вчера! Разработан шведскими специалистами совместно с ведущими российскими психиатрами! Создан на основе компонентов растительного и минерального происхождения, не имеет побочных эффектов, отличается повышенной надежностью. Поэтому и называется "Надеждин".
- Как?! - прошипел Викентий, вытаращив глаза на продавщицу.
- "Надеждин". Есть еще "Надеждин-нео" со вкусом меда, эвкалипта и лимона и "Надеждин-кидс"… Вот, взгляните на рекламный проспект!
Провизор протянула Викентию яркий глянцевый листок.
Викентий посмотрел и чуть не завыл.
С листка Викентию улыбалась Надежда. Она стояла в кокетливо-коротеньком медицинском халатике и указывала ножкой в белом чулочке на броскую надпись: "Иллюзий нет! Есть только я!".
Из аптеки Степан и Викентий вылетели как ошпаренные. Пробежали с десяток метров, и вдруг Викентий замер перед тумбой для афиш и рекламы.
- Ты чего? - удивился Степан.
- Она меня преследует, - спокойно констатировал Викентий и ткнул пальцем в большой, по всему недавно приклеенный, рекламный плакат.
На плакате роковая Надежда красовалась в вечернем платье цвета бордо с боа из лебяжьего пуха. У ног ее вилась надпись: "Салон элитной одежды
"Эксклюзив". Чтобы нужные встречи повторялись…"
- Ты уверен, что это она? - осторожно спросил Степан. - Может, тебе только кажется?
- "Кажется"! - истерически хохотнул Викентий. - Ты на во-о-он тот рекламный щит посмотри! Или он мне тоже кажется?!
Степан поднял взгляд. Теперь Надежда, вырядившись в ковбойский костюм, вальяжно опиралась на гигантскую пачку "Мальборо". "Мы не расстанемся!" - уверяла она Викентия и Степана с рекламного щита.
Друзья в мрачной сплоченности шли мимо витрин магазинов и бутиков. У всех манекенов (даже манекенов-мужчин!) было лицо Надежды, и Викентий нервно шарахался, проходя мимо очередного магазинного паноптикума.
- Это невозможно, - шептал он Степану. - Она или целенаправленно сводит меня с ума, или уже свела. И все потому, что я не помог ей. А как я мог помочь? Как?! Собрать ее пепел в шкатулку и потом развеять над Москвой-рекой?! Или сделать себе ладанку, как у Тиля Уленшпигеля, чтобы пепел этой трижды неладной Надежды вечно стучал в мое сердце?!
Степан ухмыльнулся, за что получил по полной программе:
- Это все ты виноват! Втянул меня в дурацкую аферу с магией и ясновидением! Как будто мне больше заняться было нечем! А я как чувствовал! Как знал! Придет по мою хитрозадую душу магическое возмездие, и проведу я остаток дней своих в комнате, обитой капковыми матами!
- Не понял…
- Поймешь. Потом. Когда окажешься там вместе со мной.
- А, вот ты о чем. Кешаня, даже если я и попаду с тобой в психушку по одной накладной, поместят нас в разные ячейки! Потому что ты псих буйный, а я тихий!
- Я - псих?! - заорал на всю улицу измученный Викентий.
На них стали оглядываться прохожие. Ближайший страж порядка ласково погладил свою резиновую дубинушку.
- Успокойся, да успокойся же ты! На нас уже смотрят люди и милиционеры! Не скандаль, пожалуйста, ты же приличный человек, а не депутат какой-нибудь! - отчаянно зашептал Степан, переживая за друга всей душой. Тем более что в глубине этой самой души он почему-то думал, что Викентий и впрямь слегка повредился в уме. - Давай зайдем в этот бар. Это просто удача, что он нам по дороге подвернулся. Здесь очень спокойно. Живая музыка, приличное обслуживание, цивильное меню. И посетителей немного.
- А заказы здесь принимает кто? - напрягся практикующий маг.
- Кешаня, ты и впрямь того… Официанты, конечно.
- Мужчины?
- Гм. Мужчины тоже, но в основном девушки.
- Не пойду.
- Викентий, прекрати дурить! Я лично попрошу, чтобы наш столик обслуживал мужчина.
- И чтоб никакие женщины у нашего столика не появлялись в радиусе пяти метров!
- Устроим. Только веди себя тихо и мирно.
Викентий покорно спустился вслед за Степаном в бар под названием "Зеленый погребок". Это и впрямь был погребок со стенами и потолком, обитыми, болотно-зеленым плюшем. С потолка свисали светильники в виде крупных кистей зеленого винограда; маленькие овальные столики были застелены скатертями изумрудно-салатового цвета. На крошечной эстраде, подсвеченной зелеными огнями, саксофонист наигрывал нечто трансцендентальное, но вполне приемлемое для человеческого слуха.
Народу и впрямь было немного, однако Викентий потребовал, чтоб они со Степаном уселись в самый дальний и неосвещенный угол погребка.
- Здесь она меня не найдет, - заявил Викентий, озираясь по сторонам.
- Хватит, а? - утомленно сказал Степан. - Уймись ты со своими галлюцинациями. Давай хоть пожрем и выпьем по-человечески!
- Я не взял кредитную карту, - хлопнул себя по карману Викентий. - Вот блин.
- Спокойно. Я взял.
- Свою? - недоверчиво сощурился маг.
- Твою, разумеется! Когда это я жрал не на халяву?!
И тут Викентий впервые за весь этот день рассмеялся.
- Наконец-то! - облегченно вздохнул Степан. - Вижу перед собой нормального человека, а не тварь дрожащую.
- Тебе бы увидеть то, что я увидел… - вскинулся было Викентий, но Степан предупредительно поднял ладонь:
- Все. Забыли. Что видели, что слышали, что говорили. На повестке дня стоит актуальный вопрос: как там у нас с меню?
- С меню у нас все в порядке, - улыбнулся подошедший официант. - Вам бизнес-ланч или расслабиться?
- Расслабиться, - в один голос заявили Степан и Викентий.
Поскольку расслаблялись друзья от души, то в очень скором времени перестали замечать и окружающий их интерьер погребка, и малочисленных посетителей.
- Знаешь, Степа, - задушевным тоном проговорил Викентий после третьей порции виски, - а ведь я идиот.
- Я подозревал что-то в этом роде, - ласково похлопал Викентия по руке Степан. - И зря ты пытался это от меня скрыть. Что уж в этом такого постыдного? Ведь даже многие великие люди были… такими, как ты. Например, Оскар Уайльд…
- При чем здесь Уайльд? - нахмурил брови Викентий. - Я говорю не об этом!
- А о чем?
- О том, что я идиот.
- А-а… Ну извини, не расслышал.
- Я прохлопал свою мечту, - горестно изрек Викентий и раздавил в пальцах фаршированную оливку. - Про… про… в общем, больше ее нет. Когда она появилась, я даже и не понял, что это и есть мечта. Моя мечта. Не чья-нибудь, а именно моя. Но, повторяю, я просто этого сразу не понял! Потому что она была очень странная. Очень. Но кто сказал, что мечта не может быть странной?! Мечта вообще может выглядеть как угодно, надо только при… присмотреться и понять, что это она и есть. Твоя меч-та. А я все прохлопал. Значит, я идиот.
- Забей, Кешаня, - рассеянно утешил друга Степан. - Все образуется.
- Нет. Ничего уже не образуется. Потому что ее больше нет.
- Кого?
- Мечты.
- Да ладно тебе…
- Нет, правда! Она приходит и просит помочь. Это так просто! А я… Я испугался.
- Кого?
- Мечты.
- Ты идиот.
- Я знаю. Только такой идиот испугается того, что его мечта пришла к нему… В общем, все кончено. Закажи мне еще виски.
- Кешаня, тебе уже не надо. Лучше я закажу кофе.
И Степан заказал Викентию крепкий кофе, а себе - стаканчик вермута. И взор его туманился и плыл…
Расслабившемуся Степану, а уж тем более Викентию, не было никакого дела до окружающих. И друзья совершенно не замечали, что из противоположного темного уголка бара за ними наблюдают. Темнота хорошо скрывала наблюдателя, лишь однажды, когда тот щелкнул зажигалкой, поднося ее к сигарете, можно было различить тонкие пальцы и прядь зазолотившихся от близости огня волос.
Из бара Викентий и Степан выбрались уже поздно. Вечер встретил их сюрпризом: августовская духота сменилась почти осенним промозглым ветром с мелким противным дождиком, норовившим хлестнуть пригоршней брызг прямо в лицо или за воротник.
- Жизнь гнусна, - философически заметил при этом Степан. - Только ты расслабишься, как тебе сразу же устраивают холодный душ.
- Это потому, что трезвость - норма жизни, - пояснил Викентий.
Степан довел его до квартиры, пообещав, что утром зайдет проверить, в каком состоянии находится его магически одаренный друг, и отправился восвояси. Благо что жил Степан в квартале от Викентия.
Пустая квартира показалась трезвеющему Викентию крайне неуютной. Он включил во всех комнатах свет, прямо в коридоре сбросил с себя мокрую одежду и протопал в ванную, где висел его любимый халат из толстой махровой ткани, напоминавшей шкуру какого-нибудь тянитолкая…