– Тебе шлем сняли?
– Сняли.
– И что дальше?
– А ты чего бы хотела?
– Не знаю… Все как-то странно. Я еще не привыкла. Все не так, как я думала. Думала, приедем куда-нибудь в Европу, ты привезешь меня к своим родителям, познакомишь… А тут – КБК какой-то, запертая дверь, комната под землей, чужие люди. Представляешь, мне сегодня свадьба приснилась. Я – невеста, ты жених. А потом джинны понаехали, начали стрелять. К чему такие сны снятся?
– Свадьба – к путешествиям, – уверенно сказал Умник. – Предстоит нам с тобой казенный дом, важные хлопоты, а потом – долгая дорога.
– Дорога? Куда?
– Увидим…
– Я понимаю, что ты тут ничего не решаешь, – сбивчиво проговорила Лина, – что ты теперь уже не шпион, не слик даже, а всего лишь раненый сотрудник на лечении, но можно кого-нибудь попросить, чтобы я могла быть с тобой… Потому что мне плохо без тебя, мне страшно, тоскливо в этой России, в этой комнате, я так не могу… Или, может быть, я совсем глупая, и все это иллюзии, и мне с тобой жить совсем не положено, и у тебя тут есть жена и даже дети, или просто ты не хочешь со мной, у тебя тут свои дела, а мое дело – быть подопытным кроликом. Ты скажи, Умник, только скажи как все на самом деле. Я должна знать, теперь тебе уже можно не врать.
Умник покачал головой, горькая улыбка скривила его губы. Он поднял руку, положил ладонь на шею Лины, притянул ее к себе.
– Я тут кое-что решаю, детка, – шепнул ей на ухо. – Не все, конечно, но… Будет так, как мы захотим. Так, как мы с тобой придумаем.
– Я хочу с тобой, – плаксиво шепнула Лина. – Мне все равно… я хоть на полу буду спать, ухаживать за тобой буду, кормить тебя с ложечки или что еще там, но только с тобой.
– То есть ты придумала именно так?
– Да, да.
– Ладно. – Умник прижал ее к себе так, что она потеряла равновесие, едва не свалилась к нему на колени. – Так и сделаем. Будешь спать на полу. Под моей кроватью. Там есть немножко места – рядом с судном. Я писаю в это судно, а ты будешь спать с ним рядом. Пойдет?
– Я согласна, – сказала Лина.
– Мефодий Святополкович, – Умник повернулся к доктору, – можно мы погуляем часик? В лесу?
– Часик? – Иконников снова посмотрел на часы. – Ладно, гуляйте. Но не дольше, чем до восьми. И не вздумай вставать с кресла, Юрий. Я твою прыть знаю. Лина, вы разумная девушка – последите, чтобы он не вставал и не делал резких движений. Ему пока нельзя.
– Не встанет, – уверенно пообещала Лина. – И движений не будет делать – ни резких, ни плавных. Будет сидеть как мумия.
– Да, и это еще… – доктор кашлянул в кулак с легким смущением. – Целоваться ему тоже нельзя. Я имею ввиду – сильно целоваться…
– Взасос, – подсказали Умник и Лина хором.
– Да, приблизительно так… – Доктор помахал рукой в воздухе, словно разгонял комаров. – У Юрия повышенное внутричерепное давление, может быть криз…
– Все понятно, – очень серьезно произнесла Лина. – Вы не беспокойтесь, Мефодий Святоплу… Святополкович. Я послежу, чтобы он ни с кем не целовался.
* * *
Дорожки, мощенные гладкими, хорошо подогнанными друг к другу плитками, шли прямо через лес, пересекали его во всех направлениях. По дорожкам гуляли люди. Кресло Умника, снабженное сенсорным управлением, моторчиком и умноколесами (да-да, так вот круто), медленно катилось вперед. Лина шла рядом. Вдыхала лесные запахи – хвоя, разогретая теплым днем смола, трава, начинающая жухнуть в преддверии близкой осени. Ей хотелось сесть куда-нибудь на пригорок, прислониться спиной к стволу, стащить с кресла Умника, посадить с собой рядом и сидеть так молча, и разглядывать муравьев, спешащих по своим насекомьим делам, и ставить палочки на их пути, изучать, как мелкие твари преодолевают препятствия. Но нет, не положено. Умника нужно как следует выгулять. Он, небось, свежим воздухом уже сто лет не дышал. Впрочем, как и сама Лина.
– Это и есть ваша русская тайга? – спросила она.
– Тайга? – Умник рассмеялся. – Нет, детка, это совсем не тайга. Обычный сосновый лес. У нас он называется бор. Тайга – там, на севере или в Сибири, – он показал рукой куда-то вдаль.
– А мы не в Сибири?
– Нет. Сибирь очень далеко отсюда. Очень. Сибирь – это Азия. А мы в Европе, как я тебе и обещал.
– Где мы?
– Место называется Саров, – сообщил Умник, конспиративно приложив ладонь ко рту. – Небольшой такой городок, весь засекреченный и обнесенный высокой оградой.
– А Москва далеко?
– Довольно близко. На машине отсюда ехать часа четыре.
– На какой машине? На водороднике?
– В России нет водородников.
– То есть как нет? – опешила Лина. – На чем же вы ездите – на бензине? Вы тут все миллионеры, да?
– Ездим на сжиженном газе, – сказал Умник. – Немного дороже получается, чем водородный катализ, зато тачка шпарит сто сорок километров в час, а не восемьдесят. В конечном счете себя окупает. Да и не бедные мы, в общем-то.
– Насколько беднее нас?
– Совсем не беднее. Может, и побогаче будем.
– Что, русские – и богаче нас? – усомнилась Лина. – Быть такого не может!
– Сама увидишь.
– Понятно, если у вас еще газ остался, – догадалась Лина. – Вы, наверно, продаете его в Европу и в Китай, за счет этого и живете.
– Нет у нас больше природного газа. Кончился лет пятнадцать назад – чуть позже нефти.
– Так откуда же газ, на котором вы ездите?! – недоуменно спросила Лина. – Ты мне голову морочишь, да?
– Мы синтезируем его. Пропан легко изготавливается из любой органики. А у нас ее навалом – начиная от стометровых напластований старого мусора и коровьего навоза, заканчивая опилками и илом из рек.
– А когда органика кончится, что делать будете?
– Не кончится. Органика – возобновляемый ресурс, в отличие от той же нефти. К тому же, нам много газа и не надо. Мы его экономно расходуем. Двигатели у нас эффективные, с вашими не сравнить.
– Тогда объясни, зачем Америке нужна нефть? Мы же вот в основном на водороде ездим, да и газ могли бы синтезировать не хуже вас…
Умник резко затормозил свою каталку, развернулся лицом к Лине, посмотрел на нее озадаченно.
– А вот это хороший вопрос, – сказал он. – Непонятно только, откуда сей вопросец взялся. И вообще, что это мы с тобой о газе и нефти разговаривать затеяли, как будто других проблем нет?
– Ну я это… – Лина замялась, – телевизор смотрела. Про арабов и все такое. Иконников сказал, что ты объяснишь. Интересно все-таки.
– А, Мефодий… Понятно. Любит он грузить людей. Ладно, объясняю: США оккупировали страны Персидского залива потому, что это единственное место, где осталась нефть. Они выкачивают ее и перевозят в хранилища на своей территории. Когда нефть кончится, а случится это лет через пять-семь, они уйдут из ОАШ и бросят арабов на произвол судьбы – разбираться между собой. Если останется еще к тому времени что-то от арабов. Этого запаса, если экономно тратить, хватит США лет на двадцать.
– Для чего?
– Как для чего? – Умник посмотрел на Лину как на дурочку. – Нефть перегонят на бензин. Что с ней еще делать?
– Так зачем нам столько бензина? – возопила Лина. – У нас же постнефтяное общество!
– Это у нас – постнефтяное, – наставительно произнес Умник. – А у вас – ни то ни сё. Вся американская боевая техника работает на бензине, водородный катализ для этого не годится. Представляешь, к примеру, сколько бензина сожрала та колонна, которая приехала за ними в Мичигане? Тонну, наверное. Все ваши спецслужбы подсажены на бензин как наркоманы на опиум. Слышала сегодня, что в Калифорнии запрещают двигатели внутреннего сгорания для частных лиц? Думаешь, "зеленые" этого добились? Черта с два! Бензин начинают экономить для ваших силовиков. Года через два по всей Америке на бензиновых движках будут раскатывать только парни из полиции и BSOM, а ты, милочка, уже не сядешь там ни на "Харлей", ни на "БМВ".
– А почему же у нас не перейдут на газ, как в России?
– Перейдут со временем, когда нефть совсем кончится.
– А почему сейчас не переходят?
– Есть тут проблемы, – сказал Умник. – Дело в том, что технологию синтеза пропана и изготовления газовых движков Штатам придется покупать у России. Мы этим уже почти полста лет занимаемся, мы на газ первыми перешли, потому что у нас его много было, технология у нас в этом вопросе весьма продвинутая. А Америка этот вопрос подзапустила, отстала от нас капитально. К тому же есть идеологические препятствия – как это сильная, совершенная и свободная Америка будет покупать ноу-хау у корявой, отсталой и тоталитарной России? Неправильно как-то получается. Да и санкции с нас придется снимать, а это, как ни суди, политический проигрыш…
– На вас сильно сказываются эти санкции? – спросила Лина.
– Да никак не сказываются. – Умник ухмыльнулся. – Что Северная Америка может дать такого, чего у нас нет? Компьютеры, технику, одежду, еду? У нас этого своего навалом, и качеством не хуже. Они могут предложить нам только биоприсадки и геномодификаторы – в этом Штаты действительно сильны. Но вот как раз этого-то нам и не нужно – запрещено у нас все это. Слышала о политике международного изоляционизма?
– Слышала.
– Так вот, при такой политике каждый блок государств сам по себе, каждый самодостаточен, и вводить против него экономические санкции – детский лепет на лужайке, игрушки для лгунов-политиков.
– А у вас что, политики – не лгуны?
– У нас? – Умник задумался. – Всяко бывает. Только у нас свои особенности. У нас все по-другому.
– Что у вас по-другому?
– Ты слышала что-нибудь про алкогольный мор в России? – спросил Умник.
– Ну да… Что-то такое… Что у вас всех алкоголиков посадили в концлагеря, а потом расстреляли. И от этого вся белая раса в России вымерла, остались только мусульмане, потому что они не пьют. А потом вы продали полстраны китайцам, чтобы было на что жить, построили великую стену вдоль границ, чтобы отгородиться от остального мира, и запретили все лекарства.
– Во-во, – Умник коротко хохотнул. – Чушь собачья. Когда я только начал жить в Штатах, у меня уши вяли от той дури, что о нас пишут. Потом привык… Думаю, что тебе нужно немного поучиться, Лина. Тем более, недели две у тебя есть – раньше меня отсюда не выпустят.
– Что, программу мне инсталлируете? История хорошей России и плохой Америки? И после этого я, конечно, стану образцовой россиянкой с правильным взглядом на международную политику.
– Не нужно ничего инсталлировать. – Умник скорчил брезгливую мину. – Вредно это для мозгов… да и ни к чему. Человек должен учиться сам, осмысливать информацию, доходить до всего своим умом и делать собственные выводы.
– Ладно, – сказала Лина. – Буду учиться. Надо же мне здесь хоть чем-то заняться.
– Слишком легко ты согласилась, – Умник недоверчиво глянул на девушку. – Не похоже на тебя. А где же твое самомнение, где крики: "Нечего меня учить, я и так умная, пошли вон, козлы!"
– Мне на самом деле интересно, – призналась Лина. – Помнишь, ты еще в Синем Квартале говорил, что мне тошно вариться в общем супе, что я хочу переменить всю свою жизнь. Вот, переменила… Слишком даже переменила. Я тут как на другой планете. Тебе здесь привычно, а мне все кажется странным, даже диким. Я хочу знать больше о вас. Обо всем.
– Девушку прошиб зуд исследователя, – констатировал Умник. – И что же тебе кажется диким?
– Да все! То, что у вас двери сами не открываются, что их за ручку тянуть надо. Что свет включать и выключать нужно руками. Что кровать простая, совсем без опций. Что стол деревянный и без пневмоподачи. Что еду на тележке развозят. Что в компе баннеры не выпрыгивают каждую секунду. Что мужики не в обтягивающем ходят. Что лица у всех морщинистые. Что коннектов в ушах ни у кого нету. Я словно в прошлый век попала. А еще странно, что люди совсем не улыбаются.
– Еще не такое увидишь, милая, – многозначительно пообещал Умник. – А вот насчет улыбок – это ты зря. Мы улыбаемся тогда, когда нам хочется, нет у нас привычки постоянно демонстрировать полную пасть зубов. Ты, по-моему, тоже не слишком улыбчива.
– От тебя научилась, – парировала Лина.
– А ну-ка, улыбнись, – скомандовал Умник.
Лина улыбнулась.
– Хорошие у тебя зубки, – вздохнув, сказал Умник. – Мне бы такие…
– Сделай.
– А у тебя сделанные?
– Нет, свои.
– И у меня свои. Только вот кривые. И желтые…
Лина наклонилась и поцеловала Умника – нежно, осторожно. Не взасос. Отстранилась, посмотрела на Умника. Тот сидел с полузакрытыми глазами, тени мучительных раздумий бродили по его лицу.
– О чем мысли? – спросила Лина.
– О тебе.
– Ну и какие там мыслишки? Гадкие, небось?
– Лин, не думай, что я тебя обманывал, – сказал Умник, нервно дернув щекой. – Даже не думай так думать.
– Обманывал? В чем?
– Что увезу тебя в хорошее спокойное место, что ты будешь… ну это… жить со мной. Так все оно и будет. Я вот только немножко поправлюсь…
– Ладно, не будем об этом, – Лина приложила пальцы к его губам. – Потом.
– Нет, не потом. Сейчас. – Умник отвел ее руку в сторону. – Я ведь не врал тогда, нисколько не врал. Ты даже не представляешь, насколько для меня это важно – чтобы дом свой, и семья, и дети… Я жил в Штатах, в чужой стране, и всегда мечтал, что вернусь домой, что найду себе девушку – красивую, добрую, которая будет понимать меня, что женюсь на ней, и вот вдруг встретил тебя, Лина, Линка, и понял, что искать мне больше никого не нужно…
– У меня не будет детей, – сказала Лина, борясь с мучительным комом в горле. – Никогда не будет. Я ведь переделанная, гены мои испорчены. Если я смогу родить, то только уродца. Я не гожусь тебе в жены, Умник. Тебе надо найти другую, здоровую.
– Глупости, глупости! – Умник замотал перебинтованной головой, попытался встать. Лина мягко, но настойчиво вернула его в сидячее положение. – Ты родишь… Или нет, не так! Все это совсем не важно… В общем, это… М-м-м… Ну, понимаешь…
Умник не был похож сам на себя. Обычно работал языком без малейших тормозов, хоть кого мог заболтать, а тут вдруг стушевался, разнервничался, размычался.
Лина опустилась, встала коленями на дорожку. Так ей было удобнее – смотреть на Умника не сверху вниз, а прямо в глаза. Люди, гуляющие неподалеку, оглядывались, но ни Лина, ни Умник не обращали на это внимания.
– Ты замечательный, Умник, – тихо сказала она. – Странный, конечно… раньше я не знала, почему, а теперь знаю – потому что ты русский. Но все равно ты самый лучший. А я не очень хорошая. Совсем не хорошая. Строптивая, избалованная девица из богатой семьи. Я привыкла получать то, что хочу. Я вру безо всяких затруднений. И характер у меня без тормозов. Знаешь, сколько у меня мужчин было? Всяких – и молодых, и не очень? Я спала с ними, и за это они дарили мне всякие побрякушки. Или даже не дарили – просто мне так хотелось.
– Врешь, – сказал Умник.
– На этот раз не вру. Нужна я тебе такая?
– Нужна. – Умник схватил Лину за руки и она невольно вскрикнула – его узловатые клешни снова обрели твердость железа. – Нужна. Такая. И никакая другая. И мне, в общем-то нет дела… Я люблю тебя, Лина. И прошу это… В общем, стать моей женой.
Такое вот очаровательно корявое предложение.
– Ты раньше был женат? – спросила Лина.
– Был. – Умник слегка покраснел.
– И что?
– Развелся. Давно развелся.
– А почему?
– Ну… Так получилось. Ей не нравилась моя работа, мы редко были вместе.
– И со мной когда-нибудь разведешься?
– С тобой – нет. Никогда.
– А свадьба у нас будет?
– Конечно.
– Настоящая свадьба?
– Конечно. Самая настоящая.
– В Чехии?
– Почему в Чехии? – опешил Умник.
– Потому что я так хочу.
– Ладно, будет в Чехии. Никаких проблем.
– И там будут жарить мясо и колбаски? И гости будут петь песни?
– Еще какие песни, солнышко! Я сам буду петь.
– Ты умеешь петь?
– Нет. Но для тебя научусь.
– Я согласна, – сказала Лина.
День 11
Лина и Юрий жили в Сарове уже вторую неделю. И время это было поистине счастливым.
Они свили гнездо на плюс пятом этаже – поближе к небу и солнышку. Их хотели поселить в семейном общежитии, на минус девятом. Юра ходил к начальству, ссылался на боевые заслуги и ранения, объяснял, что его невеста – американка, что ей необходима социальная адаптация, что у нее клаустрофобия, что она, в конце концов, уникальный объект, требующий особых условий. Кончилось тем, что им отдали полулюкс, в котором еще недавно проживал академик Юрий Михайлович Семецкий, почивший в бозе в возрасте ста пятнадцати лет от естественно наступившей старости. От академика осталась тысяча книг в стеллажах – как ни странно, в основном научная фантастика и фэнтези с автографами авторов, а также древний компьютер с наружным модемом и портрет в рамочке. Портрет висел на стене, на нем был изображен сам Семецкий Ю.М. – бодрый лысый старичок в желтой бородке, с добрыми голубыми глазами. Надпись внизу портрета гласила: "Свинье Михалычу – от остальных свиней. Люби нас, как мы тебя. Бай и Син". Что означали сии таинственные слова, Лина так и не поняла. Не смог объяснить их глубинного смысла и Умник.
Так или иначе, пристанищем Лины и Юрия стали две уютные, старомодно отделанные комнаты с видом на сосновый бор. Лина не стала ничего трогать, только украсила полки деревянной посудой. Она увидела эту посуду в магазине на первом этаже, онемела от восторга, побежала к Юрке за деньгами и накупила столько, что едва донесла до комнаты. Раньше она никогда не видела такого: лакированные плошки – круглые и продолговатые, с головами птиц, ложки с длинными и короткими ручками, стаканы и стаканчики – черные, расписанные золотыми листочками, красными ягодами и зеленой травкой. Юра сказал, что это русская народная посуда, и называется она "Хохлома". Сообщил между делом, что лет пятьдесят такой хохломы было навалом в любой сувенирной лавке Америки, но увы, международный изоляционизм не способствует свободной торговле… В общем, не сказал ничего нового. Лина теперь и так все это знала.
Она уже привыкла называть Умника Юрием, или Юрой, или Юркой, или даже Юрочкой (хотя последнее ему не нравилось). Каждое из этих слов имело свои оттенки – от официального до уменьшительно-ласкательного. Хорошо все-таки, что русский закачали ей в голову полным комплектом, а не заставили учить – она точно свихнулась бы, изучая столь сложный язык. Ее мозги и так дымились от информации, что приходилось узнавать за день.
Юрка пришел в себя довольно быстро – первые три дня Лина спала на отдельной кровати, чтобы не дай Бог, не отдавить ему какое-нибудь больное место, но уже на четвертый день с Умника сняли все повязки, разрешили ходить, и она переселилась к нему на диван, с облегчением убедившись, что не так уж он и переломан-перештопан. Юрий был совсем не против – что и доказал в первый же вечер три раза подряд. И все три раза Лине очень-очень понравились.
Последним ее постоянным мужчиной был Виктор Дельгадо. Он был красив, отлично сложен, умен и безумно богат. Но если бы он предложил ей выйти за нее замуж, она расхохоталась бы ему в лицо. Она знала, что он подонок – с самой первой минуты, как только его увидела. Она жила с ним просто от скуки, из прихотливого интереса, в поисках адреналинового кайфа.