- Заявка мистера Венциа в 400 тысяч кредитов аннулирована, - заявил аукционист. - Есть желающие продолжить торг?
Он оглядел зал.
- Нет? Отлично. Картина продана мистеру Аберкромби за 375 тысяч кредитов.
Под шум одобрительных аплодисментов Аберкромби вышел вперед, чтобы скрепить покупку подписью.
- Ничего не понимаю, - удивленно прошептал Рейберн и вдруг повернулся к Тай Чонг. - Я хочу еще раз на нее взглянуть.
- Сколько угодно.
- Можно взять с собой Леонардо?
- Еще бы, - ответила она. - В конце концов, он нам ее оценивал.
- Идемте, Леонардо.
Рейберн большими шагами направился в маленькую боковую галерею, временно превращенную в комнату для посетителей, а я постарался не отстать от него.
Когда мы вошли, Венциа уже был там, и спорил с Аберкромби, который был подчеркнуто равнодушен.
- Вы купили ее нечестно! - протестовал Венциа.
- Если на вашем местном депозите нет денег, это вряд ли моя вина, - резко ответил Аберкромби, крепче сжав картину, словно опасался, что Венциа тут же бросится ее отнимать.
- Триста пятьдесят тысяч кредитов хватило бы на эту картину и еще полдюжины Килкулленов в придачу!
- Но не хватило же, - сказал Аберкромби.
- Хотелось бы знать, почему! - настаивал Венциа. - Мы оба прекрасно знаем, что это чертово полотно не стоит и шестидесяти тысяч кредитов.
- Если вы это знаете, почему вы подняли цену до четырехсот тысяч?
- У меня на то есть причины!
- Что ж, меня они не касаются, - спокойно ответил Аберкромби.
- Послушайте, - предложил Венциа. - Я уплачу вам за нее полмиллиона, прямо сейчас.
- У вас нет полумиллиона.
- У меня нет полумиллиона на депозите! - зашипел Венциа. - Мой банк выдаст поручительство.
- Ваше предложение меня не интересует, - с некоторым раздражением ответил Аберкромби. - Уходите, пока я не вызвал охранников, чтобы выпроводить вас. Я занят.
Венциа бросил на него злобный взгляд, повернулся на каблуке и зашагал к главному выходу.
Тут Аберкромби заметил Рейберна и уставился прямо на него.
- Вы тоже собираетесь обвинить меня в жульничестве?
- Вовсе нет, мистер Аберкромби, - сказал Рейберн, делая шаг к нему. - Я просто заглянул, чтобы поздравить вас с приобретением.
- Слишком дорого оно мне обошлось, - сердито буркнул Аберкромби, словно не замечая протянутой руки Рейберна.
- На семьсот процентов выше, чем предполагали мы, - согласился Рейберн. - Зачем вы ее купили?
- Потому что она мне нужна, - ответил Аберкромби. - Если у вас еще есть вопросы, давайте быстрее. Мне еще надо договориться о доставке.
- Вы не будете возражать, если мой коллега еще раз взглянет на нее?
- Ваш коллега? - удивился Аберкромби и ткнул пальцем в мою сторону.
- Вот это?
- Это Леонардо, - объяснил Рейберн. - Наш эксперт по скоплению Альбион.
Я церемонно поклонился и двинулся к картине.
- Ближе не подходите, - угрожающе произнес Аберкромби, когда мне оставалось до него футов десять.
- Что-нибудь не так, друг Малькольм? - спросил я.
Холодные голубые глаза уперлись в меня.
- Не имею дел с инопланетянами. Не имел и не буду иметь.
- Тогда я удовлетворюсь осмотром картины отсюда, друг Малькольм, - произнес я.
- Я вам не друг, - отрезал Аберкромби.
С минуту я изучал картину, потом Рейберн спросил:
- Вы изменили свое мнение, Леонардо?
- Нет, друг Гектор, - ответил я. - Своего мнения я не изменил.
- А теперь, если вы закончили, - сказал Аберкромби, - я тороплюсь.
- Мы закончили, - сказал Рейберн. Аберкромби стал наблюдать за упаковкой картины, а Рейберн повернулся ко мне.
- Вы уверены, что никогда раньше не видели работ Килкуллена?
- Нет, друг Гектор.
- Эта работа не напоминает вам ни одного художника из скопления Альбион, картину которого можно оценить в такую сумму?
- Нет, друг Гектор.
- А теперь слушайте, Леонардо. Два разных человека оценили эту картину в 350 тысяч кредитов, даже больше, и прежде, чем участвовать в дальнейших торгах за произведения из скопления Альбион, я хотел бы знать, почему их оценка так отличается от вашей. Возможно, мистер Аберкромби - коллекционер, который просто влюбился именно в эту картину, но Венциа - владелец галереи, и я повторяю свой вопрос: есть ли хоть какое-то сходство между этой работой и любым другим произведением из скопления Альбион, которое может быть продано за шестизначную сумму?
- Никакого, друг Гектор. Я не хочу обидеть мистера Аберкромби, но эта картина просто не стоит таких денег. Единственное, чем она может напоминать более достойную работу - это поразительное сходство объекта с изображением на голограмме с Байндера X, которая была продана около двух лет назад, за 150 тысяч кредитов.
Аберкромби развернулся в мою сторону.
- Говоря "объект", вы имеете в виду модель?
- Да, друг Малькольм.
- И вы видели эту модель раньше? - допытывался он.
- Не уверен, друг Малькольм, - ответил я. - Я заметил разительное подобие натуры на этой картине и на голограмме с Байндера X. Но я видел сходное изображение и на патагонской картине, а Патагония IV была покинута за 308 лет до рождения Килкуллена.
- Вам, наверное, все люди кажутся одинаковыми, - предположил Аберкромби, и мне показалось, что он напряженно следит за моей реакцией.
- Нет, друг Малькольм, - ответил я. - Я нахожу человеческие лица вполне различимыми. Иначе я не выбрал бы искусство скопления Альбион своей специальностью.
Он задержал на мне долгий взгляд. Я чувствовал его внутреннюю неприязнь, хотя не мог найти ей логическое объяснение. Наконец он обратился к Рейберну.
- Я хочу переговорить с вами, - сказал он. - Наедине.
- Почему бы нет? - откликнулся Рейберн и повернулся ко мне. - Не пойти ли вам к мадам Чонг, Леонардо? Я вернусь через пару минут.
- Хорошо, друг Гектор, - сказал я и вернулся в главную галерею, радуясь, что наконец избавился от малоприятного присутствия Аберкромби.
- А где Гектор? - поинтересовалась Тай Чонг, увидев меня одного.
- Беседует с мистером Аберкромби, у которого я, похоже, вызвал глубокую неприязнь, - объяснил я. - Но право, я ничем не оскорбил его, Достойная Леди.
- Уверена, что нет, - успокоила она меня. - И очень надеюсь, что вы не станете судить обо всех людях по сегодняшнему вечеру.
- Я вообще их не сужу, Госпожа, - ответил я.
- А стоило бы.
Она замолчала, рассеянно глядя, как уходит по умеренной цене маленький трехмерный космический пейзаж с Тамаалики II, и как продают раннего Камати, несколько дороже, чем я предполагал, ибо он не отличался изяществом линий. Затем вернулся Рейберн, с забавным выражением на лице.
- Ну? - потребовала объяснений Тай Чонг.
- Он только что сделал самое идиотское предложение из всех, которые мне приходилось слышать!
- Что именно? - спросила она.
- Сейчас, - ответил он и взглянул на меня. - Леонардо, я хочу знать правду, и немедленно: что вы думаете о Малькольме Аберкромби?
- Я думаю, что из-за аукциона он, вероятно, находится в состоянии значительного нервного напряжения, друг Гектор.
- Бросьте, - фыркнул Рейберн. - Я же сказал - правду.
- Я думаю, что он - узколобый ксенофоб с совершенно недостаточным знанием современных цен на рынке искусств, - произнес я, почувствовав, как приобретаю Оттенок Абсолютной Честности.
- Это уже похоже на правду, - со смешком подтвердил Рейберн. - Он о вас думает еще хуже.
- К делу, Гектор, - раздраженно сказала Тай Чонг.
- Дело в следующем, мадам Чонг, - сказал Рейберн. - Малькольм Аберкромби только что предложил галерее Клейборн на выбор: набросок тушью раннего Сабаи либо пятьдесят тысяч кредитов.
- За что?
Рейберн довольно ухмыльнулся.
- За неделю работы Леонардо.
Глава 3
Я сидел один в кабинете Малькольма Аберкромби и чувствовал себя очень неловко.
Я прибыл почти на десять минут раньше назначенного времени и девять минут ждал на оживленной, шумной улице, рассматривая четкие очертания его огромного дома, математическую точность газонов, любуясь изяществом двух больших, красивых каменных фонтанов у западного и восточного крыльев здания.
Наконец, будучи уверен, что уже не принесу никаких хлопот, явившись раньше назначенного срока, я ступил на движущуюся дорожку, приготовился к тому, что она мгновенно доставит меня к парадным дверям и - ничего не произошло.
Меня охватило чувство нарастающей паники. Дом отстоял от улицы почти на пятьсот футов, а при моем физическом строении и довольно большой силе тяжести на Дальнем Лондоне я просто не мог преодолеть это расстояние за оставшуюся минуту. У меня было три дня, чтобы подготовиться к встрече, и все-таки я опаздываю.
Мне не оставалось ничего другого, как пойти пешком, но не успел я сделать и шага, как механический голос спросил, куда меня доставить - к парадной двери, служебному входу или входу в крыло для гостей.
- К парадному входу, пожалуйста, - с чувством огромного облегчения произнес я.
- Прошу прощения, - ответил голос без всякого выражения. - Моя программа не позволяет мне транспортировать представителей нечеловеческих рас к парадной двери. Будьте добры сделать другой выбор.
- Мне назначил встречу мистер Аберкромби, - пояснил я. - Я еще не знаю, буду ли я принят в качестве гостя или слуги.
- Моя программа не позволяет мне транспортировать представителей нечеловеческих рас к входу в крыло для гостей. Вы хотите войти через служебный вход?
- Да, - ответил я. - И пожалуйста, поспешите. Мне надо быть там через тридцать секунд.
- Я запрограммирована на движение с одной скоростью. Пожалуйста, приготовьтесь, транспортировка начнется через 10 секунд.
Я вздохнул, расставил ноги поустойчивее, и дорожка медленно и плавно поползла к дому.
- Здесь сходить нельзя, - объявила она, когда мы миновали парадную дверь, и повторила свой запрет минуту спустя, когда мы огибали восточное крыло дома. Наконец дорожка остановилась у более скромной двери и попросила меня войти в дом.
Я вошел, и ко мне подкатился сверкающий, обтекаемый робот. Это был всего третий робот, увиденный мной на Дальнем Лондоне.
- Вы Леонардо? - спросил он.
- Да, - ответил я.
- Вас ждут. Следуйте за мной, пожалуйста.
Робот развернулся кругом и покатился по обшитому панелями коридору, затем остановился и подождал меня.
- Войдите в этот кабинет, - сказал он, открывая передо мной дверь.
- Мистер Аберкромби скоро присоединится к вам.
Я прошел в кабинет, настолько обрадованный тем, что мое опоздание прошло относительно незамеченным, что сначала почти не почувствовал инстинктивного беспокойства, охватившего меня, когда закрылась дверь и я остался совершенно один в замкнутом пространстве. Я принялся разглядывать все, что меня окружало, и приготовился к немедленному появлению Малькольма Аберкромби.
Прошло сорок пять минут, и теперь я чувствовал себя очень одиноким и заброшенным.
Кабинет в точности подтверждал мое представление об этом человеке:
Холодный, богатый, надменный. Он был велик, даже слишком велик, с несколькими дверями и удивительно пустыми стенами - ни картин, ни голограмм. Против двери, в которую я вошел, стоял полированный письменный стол, но на нем, кроме пепельницы и не бывшего в употреблении письменного прибора, не было ничего: ни бумаг, ни компьютера - совершенно ничего. Стул за столом был высоким и узким; обойдя стол, я заметил на сидении стула подушечку. Вдоль одной стены стояли три кожаных стула с высокими спинками, дорогие, но неудобные. Между двумя из них на ониксовой подставке - небольшая хрустальная чаша альтаирской работы.
Окна за столом выходили в сад - акр зеленого лабиринта из тщательно подстриженных кустарников.
Чтобы постоянно не возвращаться мыслями к собственной изолированности, я еще раз обдумал, как же лучше заговорить с хозяином, когда он, наконец, явится. Он уже выразил некое недовольство диалектом Дружбы и Симпатии, а от Просительного диалекта я отказался сам, поскольку не я просил об этой встрече. Дело в том, что я не знал, кто я: гость, который заговорит на диалекте Почетных Гостей, или платный консультант, который прибегнет к диалекту Равных. И, конечно, была возможность того, что я окажусь всего лишь нанятым на неделю служащим, и тогда допустим диалект Наемных Работников, либо (если наш разговор будет касаться исключительно дел) Деловой диалект.
Я все еще бился над этой проблемой, когда дверь отворилась, вошел Малькольм Аберкромби и направился к своему столу. Цвет его одежды - коричневый с янтарным - прекрасно дополнял декор кабинета, во рту торчал массивный золотой мундштук с сладковато пахнущей сигаретой со Спики.
Он сел, последний раз затянулся, вынул сигарету из мундштука и смял ее в пепельнице. Потом откинулся на стуле, сложил руки на животе и принялся меня рассматривать. Я стоял совершенно неподвижно, стараясь произвести впечатление полного спокойствия.
- Леонардо, да? - произнес он наконец.
- Вы правы, Малькольм, - отозвался я.
Он нахмурился.
- Мистер Аберкромби.
Вот вам и диалект Равных. Я тут же перешел на диалект Наемных Работников.
- Как пожелаете, мистер Аберкромби. Уверяю, я не хотел вас обидеть.
- Я скажу, когда обижусь, - ответил он и снова посмотрел на меня. - Похоже, тебе неудобно стоять. Возьми стул, не торчи.
- Простите, не понял?
- Садитесь, - сказал он с недовольным видом. - Если только ваша раса не любит стоять. Мне все равно.
Я повернулся к трем кожаным стульям с высокими спинками, которые стояли у стены, и подошел к одному из них.
- Подвинуть стул к вашему столу, чтобы было удобнее беседовать? - предложил я.
- Оставьте, где стоит, - грубо оборвал он меня. - Если понадобится, будем говорить громче.
- Как пожелаете, - сказал я, осторожно усаживаясь на стул.
- Наверное, вам надо предложить выпить или еще чего-нибудь? - сказал Аберкромби. - Вы вообще что-нибудь пьете?
- Я уже принял дневную порцию воды, - ответил я. - А человеческие стимуляторы и одурманивающие не совместимы с моим обменом веществ.
- Ну и ладно, - он пожал плечами и снова стал меня рассматривать. - Знаете, вы первый инопланетянин, кого я допустил в этот дом.
- Для меня это большая честь, мистер Аберкромби, - сказал я, решив, что диалект Наемного работника - действительно самый подходящий, поскольку диалект Равных исключает ложь в общении.
- Кроме пары слуг, которые и работать толком не умели, - добавил он. - В конце концов пришлось дать им пинка под зад.
- Прискорбно слышать.
Он пожал плечами.
- Я сам виноват. Не надо было нанимать инопланетян.
- Но вы наняли меня, - подчеркнул я.
- Временно.
Минуту мы сидели молча. Он вставил новую сигарету в мундштук, закурил.
- А откуда у вас имя Леонардо? - спросил он неожиданно.
- Когда я был молод, то мечтал стать художником, - объяснил я. - Мне не хватало таланта, но я всегда носил с собой образцы своих работ, время от времени пополняя их. Вскоре после того, как я попал в Галерею Клейборн по программе обмена специалистами, я показал свои работы Гектору Рейберну. Там была интерпретация "Моны Лизы" да Винчи в твенистской манере, которая ему понравилась, и поскольку мое имя непроизносимо для людей, Гектор решил называть меня Леонардо.
- Дурацкое имя.
Диалект Наемного работника не позволил мне возразить своему нанимателю на заявление, сделанное таким убежденным тоном, так что я промолчал.
- Оно подходит бородатому мужику, заляпанному краской, - продолжал он, - а не полосатому чудищу с оранжевыми глазами и свороченным на сторону носом.
- Это существенная часть моего Узора, - объяснил я. - Дыхательное отверстие находится у меня между глаз. Возможно, с такого расстояния вам не видно.
- Оставим в покое расстояние, - сказал он. - Созерцание вашего носа для меня не есть первоочередная задача.
- Я останусь на месте, - уверил я его. - Не надо меня бояться.
- Бояться? - презрительно фыркнул он. - Черт, да я потерял счет убитым мной инопланетянам! Я был в битве на Канфоре IV, три года на Раболианской Войне. Может, мне и приходится терпеть отдельных наглых выродков, которые напяливают человеческую одежду, учат человеческий язык и вообще воображают себя людьми, но я не обязан любить вас и не собираюсь с вами обниматься. Знайте свое место, и мы отлично поладим.
Мое присутствие так явно не доставляло ему удовольствия, что мне стало еще интереснее, зачем же он требовал встречи, и я попробовал сформулировать свой вопрос настолько тонко и безобидно, насколько позволял диалект Работника. Он понял меня лишь с третьей попытки.
- У меня есть причины думать, что вы можете быть мне полезны, - ответил он.
- В каком качестве? - спросил я.
- Кто кого нанимает, вы или я? - сказал он раздраженно.
- Вы, мистер Аберкромби.
Он выпустил облачко дыма, наклонился вперед, оперся локтями на стол и устремил на меня пристальный взгляд.
- Как вы думаете, какое у меня состояние?
- Понятия не имею, - ответил я, удивленный таким вопросом.
- Почти 600 миллионов кредитов, - сказал он, внимательно глядя за моей реакцией. - Если вы сделаете свою работу, вы увидите, что я бываю щедрым даже к инопланетянам.
Он смотрел на меня, не мигая.
- Но я хочу, чтоб вы знали и другое: когда меня пытаются водить за нос, я самая злопамятная сволочь в мире. Если вы стащите у меня одну-единственную пепельницу, я потрачу все 600 миллионов до последнего кредита, чтобы изловить вас. Понятно?
К счастью для нас обоих, я не воспользовался диалектом Равных, не то мой ответ глубоко бы его оскорбил, а возможная реакция стоила бы мне острых физических неудобств. Я просто сказал:
- Бъйорнны не крадут, мистер Аберкромби. Это противоречит гражданским и моральным законам.
- Война тоже противоречит, и все воюют, - сказал он. - Я сорок лет собирал свою коллекцию, и прежде чем вас к ней допустить, хочу знать о вас побольше.
- Если вы так обеспокоены сохранностью своей коллекции, то нет необходимости мне ее показывать, - сказал я.
- Нет, есть, - возразил он.
- У вас наверняка есть система охраны, - предположил я, а мой цвет стал насыщеннее от предвкушения знакомства с баснословной частной коллекцией.
- Инопланетянам не впервой обходить систему, рассчитанную на человека.
Он присмотрелся и нахмурился.
- Почему вы без конца меняете цвета?
- Меняется только интенсивность, - пояснил я. - Сам цвет не меняется.
- Отвечайте на вопрос.
- Это непроизвольное выражение эмоционального состояния бъйорннов.
- А что значит именно это выражение? - не унимался он.
- Что я в восторге от возможности увидеть вашу коллекцию, - ответил я. - Надеюсь, усиление моего цвета вас не беспокоит?
- Меня беспокоит все, чего я не понимаю. А полоски? Они тоже меняются?
- Нет, - пояснил я. - Они, как и знак на моем лице, о котором вы упомянули ранее, являются существенными элементами Узора Дома Крстхъонн.
- Что-то вроде татуировки?