- Привет, друзья! Мои шагающие по космосу друзья! Мы давно потеряли связь друг с другом, - произнес он.
- Привет, Вильерс, - отозвался Тальяферро.
Вильерс впился в него взглядом:
- Ты здоров?
- Вполне.
- И вы оба тоже?
Конес слабо улыбнулся и что-то пробормотал.
- У нас все в порядке, Вильерс. К чему ты клонишь?! - взорвался Райджер.
- Он все такой же сердитый, наш Райджер, - сказал Вильерс. - Что слышно на Церере?
- Когда я ее покидал, она процветала. А как поживает Земля?
- Сам увидишь, - сразу как-то сжавшись, ответил Вильерс и, немного помолчав, продолжал: - Надеюсь, вы прибыли на съезд, чтобы прослушать мой доклад? Я выступлю послезавтра.
- Твой доклад? Что за доклад? - удивился Тальяферро.
- Я же писал вам. Я собираюсь доложить съезду об изобретенном мною способе мгновенного перенесения массы, о так называемой телепортации.
Райджер криво улыбнулся:
- Да, ты писал об этом. Однако ни словом не обмолвился, что собираешься выступать на съезде. Кстати, я что-то не заметил твоего имени в списке докладчиков. Уж на него-то я несомненно обратил бы внимание.
- Ты прав, меня нет в списке. Я даже не подготовил тезисы для публикации.
Вильерс покраснел, и Тальяферро поспешил успокоить его:
- Будет тебе, Вильерс, пожалей нервы. У тебя нездоровый вид. Вильерс резко повернулся к нему, губы его презрительно скривились.
- Благодарю за заботу. Мое сердце пока еще тянет.
- Послушай-ка, Вильерс, - произнес Конес, - если тебя не внесли в список докладчиков и не опубликовали тезисы, то……
- Нет, это ты послушай. Я ждал своего часа десять лет. У вас у всех есть работа в космосе, а я вынужден преподавать в какой-то паршивой школе на Земле, и это я, который способнее всех вас вместе взятых.
- Допустим…… - начал было Тальяферро.
- Я не нуждаюсь в вашем сочувствии. Я проделал свой эксперимент на глазах у самого Мендела. Полагаю, вам знакомо это имя. Здесь, на съезде, Мендел является председателем секции астронавтики. Я продемонстрировал ему свою аппаратуру. Собранная наскоро, она сгорела после первого же эксперимента, однако…… Вы меня слушаете?
- Да. Но настолько, насколько твои слова заслуживают внимания, - холодно ответил Райджер.
- Мендел даст мне возможность сделать доклад в той форме, которую я сочту удобной для себя. Бьюсь об заклад, он это сделает. Я буду говорить без предупреждения, без всякой рекламы. Я обрушусь на них, точно бомба. Как только я сообщу основную информацию, съезд закроется. Ученые тут же разбегутся по своим лабораториям, чтобы проверить мои расчеты, и с ходу начнут монтировать аппаратуру. И они убедятся, что она действует. С ее помощью живая мышь исчезала в одном конце лаборатории и мгновенно появлялась в другом. Мендел видел это.
Он пристально посмотрел в лицо каждого.
- Я вижу, вы мне не верите.
- Если ты не хочешь, чтобы об этом изобретении стало известно до твоего выступления на съезде, почему ты решил рассказать нам о нем сегодня? - поинтересовался Райджер.
- О, вы - другое дело. Вы мои друзья, мои однокашники. Бросив меня на Земле, вы отправились в космос.
- А что нам оставалось делать? - каким-то не своим, тонким голосом возразил Конес.
Вильерс не обратил на его слова никакого внимания.
- Я желаю, чтобы вы узнали обо всем сейчас. Аппарат, проделавший такое с мышью, в принципе годен и для человека. Сила, которая может перенести предмет на расстояние в десять футов в стенах лаборатории, перенесет его и через миллионы километров космоса. Я побываю и на Луне, и на Меркурии, и на Церере - везде, где захочу. Я стану таким же, как вы. Я превзойду вас. Хочу заметить, что уже теперь я, школьный учитель, сделал больший вклад в астрономию, чем все вы, вместе взятые, с вашими обсерваториями, телескопами, фотокамерами и космическими кораблями.
- Лично меня это только радует, - сказал Тальяферро. - Желаю тебе успеха. А нельзя ли ознакомиться с твоим докладом?
- О нет! - Вильерс прижал руки к груди, словно пытаясь защитить от посторонних взглядов невидимые листы с записями. - Вы будете ждать, как все остальные. Существует всего лишь один экземпляр моего доклада, и никто не увидит его до тех пор, пока он не будет зачитан. Никто. Даже Мендел.
- Один экземпляр! - воскликнул Тальяферро. - А что если ты потеряешь его?
- Этого не случится. А если даже с ним что-либо произойдет, это не катастрофа - я все помню наизусть.
- Но если ты… - Тальяферро чуть было не сказал "умрешь", но вовремя спохватился и после едва заметной паузы закончил фразу: - …не последний дурак, ты должен на всякий случай хотя бы заснять текст на пленку.
- Нет, - отрезал Вильерс. - Вы услышите меня послезавтра и станете свидетелями того, как в мгновение ока перед человеком распахнутся необъятные дали, беспредельно расширятся его возможности.
Он еще раз внимательно посмотрел в глаза каждому.
- Подумать только, прошло целых десять лет, - произнес он. - До свидания.
- Он рехнулся! - взорвался Райджер, глядя на захлопнувшуюся дверь с таким выражением, будто там еще стоял Вильерс.
- В самом деле? - задумчиво отозвался Тальяферро. - Пожалуй, отчасти ты прав. Он ненавидит нас вопреки разуму, не имея на то никаких оснований. К тому же как еще можно расценить тот факт, что он отказывается сфотографировать свои записи - ведь это необходимо сделать из простой предосторожности……
Произнося последнюю фразу, Тальяферро вертел в руках собственный микрофотоаппарат. Это был ничем не примечательный небольшой цилиндрик чуть толще и короче обычного карандаша. В последние годы такой аппарат стал непременным атрибутом каждого ученого. Скорее можно было представить врача без фонендоскопа или статистика без микрокалькулятора, чем ученого без такого фотоаппарата. Обычно его носили в нагрудном кармане пиджака или специальным зажимом прикрепляли к рукаву, иногда закладывали за ухо, а у некоторых он болтался на шнурке, обмотанном вокруг пуговицы.
Порой, когда на него находило философское настроение, Тальяферро пытался осмыслить, как в былые времена ученые могли тратить столько времени и сил на выписки из трудов своих коллег или на подборку литературы - огромных фолиантов, отпечатанных типографским способом. До чего же это было громоздко! Теперь же достаточно было сфотографировать любой печатный или написанный от руки текст, а в свободное время без труда проявить пленку. Тальяферро уже успел снять тезисы всех докладов, включенных в программу съезда. И он не сомневался, что двое его друзей поступили точно так же.
- Во всех случаях отказ сфотографировать записи смахивает на бред душевнобольного, - сказал Тальяферро.
- Клянусь космосом, никаких записей не существует! - в сердцах воскликнул Райджер. - Так же как не существует никакого изобретения! Он готов на любую ложь, только бы вызвать в нас зависть и хоть недолго потешить свое самолюбие.
- Допустим. Но тогда как он послезавтра выкрутится? - спросил Конес.
- Почем я знаю? Он же сумасшедший.
Тальяферро все еще машинально поигрывал фотоаппаратом, лениво размышляя, не заняться ли ему проявлением кое-каких микропленок, которые находились в специальной кассете, но решил отложить это занятие до более подходящего времени.
- Вы недооцениваете Вильерса. Он очень умен, - сказал он.
- Возможно, десять лет назад так оно и было, - возразил Райджер, - а сейчас он - форменный идиот. Я предлагаю раз и навсегда забыть о его существовании.
Он говорил нарочито громко, как бы стараясь изгнать тем самым все воспоминания о Вильерсе и обо всем, что с ним связано. Он начал рассказывать о Церере и о своей работе, заключавшейся в прощупывании Млечного пути с помощью новых радиоскопов.
Конес, внимательно слушая, время от времени кивал головой, а затем сам пустился в пространные рассуждения о радиационном излучении солнечных пятен и о своем собственном научном труде, который вот-вот должен выйти. Темой его было исследование связи между протонными бурями и гигантскими вспышками на солнечной поверхности.
Что касается Тальяферро, то ему в общем-то рассказывать было не о чем. По сравнению с работой бывших однокашников деятельность Лунной обсерватории была лишена романтического ореола. Последние данные о составлении метеорологических сводок на основе непосредственных наблюдений за воздушными потоками в околоземном пространстве не выдерживали никакого сравнения с радиоскопами и протонными бурями. К тому же его мысли все время возвращались к Вильерсу. Вильерс действительно был очень умен. Все они знали это. Даже Райджер, который все время лез в бутылку, не мог не сознавать, что если телепортация в принципе возможна, то по всем законам логики именно Вильерс мог открыть способ ее осуществления.
Из обсуждения их собственной научной деятельности напрашивался печальный вывод, что никто из друзей не внес в науку сколько-нибудь значительного вклада. Тальяферро внимательно следил за новинками специальной литературы и не питал на этот счет никаких иллюзий. Сам он печатался мало, да и те двое не могли похвастаться трудами, содержащими сколь-нибудь важные научные открытия.
Приходилось признать, что никто из них не произвел переворота в науке об изучении космоса. То, о чем они самозабвенно мечтали в годы учебы, так и не свершилось. Из них получились просто знающие свое дело труженики. Этого у них не отнимешь, но, увы, и большего о них не скажешь, и они отлично сознавали это.
Другое дело - Вильерс. Они не сомневались, что он намного обогнал бы их. В этом-то и крылась причина их неприязни, которая углублялась еще и невольным чувством вины перед бывшим товарищем.
В глубине души Тальяферро был уверен, что вопреки всему Вильерсу еще предстоит великое будущее, и эта мысль лишала его покоя.
Райджер и Конес, несомненно, были того же мнения, и сознание собственной заурядности могло вскоре перерасти в невыносимые муки уязвленного самолюбия. Если по ходу доклада выяснится, что Вильерс на самом деле открыл способ телепортации, он станет признанным гением и произойдет то, что было ему предопределено с самого начала, а его бывших соучеников, несмотря на все их заслуги, предадут забвению. Им достанется всего лишь роль простых зрителей, затерявшихся в толпе, которая до небес превознесет великого ученого.
Тальяферро почувствовал, как душа его корчится от зависти. Ему было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать.
Разговор постепенно угасал.
- Послушайте, а почему бы нам не заглянуть к старине Вильерсу? - отводя глаза, спросил Конес.
Он пытался говорить тепло и непринужденно, но его фальшивая сердечность никого не могла обмануть.
- К чему эта вражда?.. Какой в ней смысл?..
"Конес хочет выяснить, правда ли то, о чем нам сказал Вильерс, - подумал Тальяферро. - Пока он еще не теряет надежды, что это всего лишь бред сумасшедшего, и хочет убедиться в этом немедленно, иначе ему сегодня не заснуть."
Но Тальяферро и сам сгорал от любопытства, а потому не стал возражать против предложения Конеса, и даже Райджер, неловко пожав плечами, сказал:
- Черт возьми, это неплохая идея.
Было около одиннадцати вечера.
Тальяферро разбудил настойчивый звонок у двери. Мысленно проклиная того, кто посмел нарушить его сон, он приподнялся на локте. С потолка лился мягкий свет индикатора времени - еще не было четырех.
- Кто там?! - крикнул Тальяферро.
Прерывистые резкие звонки не умолкали. Тальяферро ворча набросил халат. Он открыл дверь, и яркий свет, хлынувший из коридора, заставил его на секунду зажмуриться. Лицо стоявшего перед ним человека было ему хорошо знакомо по часто попадавшимся на глаза трехмерным фотографиям.
- Мое имя - Хьюберт Мендел, - отрывистым шепотом представился тот.
- Знаю, - сказал Тальяферро.
Мендел был одним из крупнейших астрономов современности, достаточно выдающимся, чтобы занимать важный пост во Всемирном бюро астронавтики, и достаточно деятельным, чтобы стать председателем секции астронавтики нынешнего съезда.
Тальяферро вдруг вспомнил, что, по словам Вильерса, именно Менделу демонстрировал он свой опыт по перенесению массы. Мысль о Вильерсе окончательно отогнала сон.
- Вы доктор Эдвард Тальяферро?
- Да, сэр.
- Одевайтесь. Вы пойдете со мной. Произошло очень важное событие, которое касается одного нашего общего знакомого.
- Доктора Вильерса?
Веки Мендела слегка дрогнули. На редкость светлые брови и ресницы делали его глаза какими-то странно незащищенными. У него были мягкие редкие волосы. На вид ему было лет пятьдесят.
- Почему вы назвали Вильерса? - спросил он.
- Он упомянул вчера вечером ваше имя. Кроме него, я не могу вспомнить ни одного человека, с которым мы были бы знакомы оба.
Мендел кивнул и, подождав, пока Тальяферро оденется, вышел следом за ним в коридор. Райджер и Конес ожидали их в номере этажом выше. В покрасневших глазах Конеса застыло тревожное выражение. Нетерпеливо затягиваясь, Райджер курил сигарету.
- Вот мы и снова вместе. Еще один вечер встречи, - произнес Тальяферро, но его острота повисла в воздухе.
Он сел, и все трое молча уставились друг на друга.
Райджер пожал плечами.
Глубоко засунув руки в карманы, Мендел зашагал взад-вперед по комнате.
- Господа, я приношу свои извинения за причиненное вам беспокойство, - начал он, - и благодарю за то, что вы не отказали мне в моей просьбе. Но я жду от вас большего. Дело в том, что около часа назад умер наш общий друг Ромеро Вильерс. Тело его уже увезли из отеля. Врачи считают, что смерть произошла от острой сердечной недостаточности.
Воцарилось напряженное молчание. Райджер попытался было поднести ко рту сигарету, но его рука остановилась на полпути и медленно опустилась.
- Вот бедняга, - произнес Тальяферро.
- Какой ужас, - хрипло прошептал Конес. - Он был…
Слова замерли у него на губах.
- Что поделать, у него было больное сердце, - стряхивая с себя оцепенение, произнес Райджер.
- Следует уточнить кое-какие детали, - спокойно возразил Мендел.
- Что вы имеете в виду? - резко спросил Райджер.
- Когда все вы видели его в последний раз? - поинтересовался Мендел.
- Вчера вечером, - ответил Тальяферро. - Мы встретились как бывшие однокашники. До этого дня мы не видели друг друга десять лет. К сожалению, не могу сказать, что это была приятная встреча. Вильерс считал, что у него имелись основания быть в обиде на нас, и он очень раскипятился.
- И в котором часу это произошло?
- Первая встреча состоялась около девяти вечера.
- Первая?
- Позже мы повидались еще раз.
- Он ушел очень возбужденным, - взволнованно объяснил Конес. - Мы не могли примириться с этим и решили попробовать объясниться с ним начистоту. Ведь когда-то мы были друзьями. Поэтому мы отправились к нему в номер……
- Вы пошли к нему все вместе? - быстро спросил Мендел.
- Да, - с удивлением ответил Конес.
- В котором часу это было?
- Что-то около одиннадцати. - Конес обвел взглядом остальных.
Тальяферро кивнул.
- И как долго вы оставались у него?
- Не больше двух минут, - сказал Райджер. - Он велел нам убираться вон. Похоже, он вообразил, будто мы явились отнять у него его записи. - Он остановился, как бы ожидая, что Мендел поинтересуется, о каких записях идет речь, но тот промолчал, и Райджер продолжил:
- Мне кажется, Вильерс хранил эти записи под подушкой, потому что, выгоняя нас, он как-то странно пытался прикрыть ее телом.
- Возможно, как раз в ту минуту он уже умирал, - с трудом прошептал Конес.
- Тогда еще нет, - решительно сказал Мендел. - Раз вы были у него в номере, значит, там, вероятно, остались отпечатки ваших пальцев.
- Не исключено, - согласился Тальяферро. Его почтительное отношение к Менделу постепенно сменялось нетерпением: было четыре часа утра и плевать он хотел на то, Мендел это или кто другой.
- Может, вы наконец скажете, что означает этот допрос? - спросил он.
- Так вот, господа, - произнес Мендел, - я собрал вас не только для того, чтобы сообщить о смерти Вильерса. Необходимо выяснить ряд обстоятельств. Насколько мне известно, существовал всего один экземпляр его записей. Как оказалось, этот единственный экземпляр был вложен кем-то в окуркосжигатель, и от него остались лишь обгоревшие клочки. Я не читал этих записей и даже никогда их не видел, но достаточно знаком с открытием Вильерса, чтобы, если понадобится, подтвердить на суде под присягой, что найденные обрывки бумаги с сохранившимся на них текстом являются остатками того самого доклада, который он должен был сделать на съезде… Кажется, у вас, доктор Райджер, есть на этот счет какие-то сомнения. Правильно ли я вас понял?
- Я далеко не уверен, собирался ли он всерьез выступить с докладом, - кисло улыбнулся Райджер. - Если хотите знать мое мнение, сэр, Вильерс был душевнобольным. В течение десяти лет он в отчаянии бился о преграду, возникшую между ним и космосом, и в результате им овладела фантастическая идея мгновенного перенесения массы, - идея, в которой он увидел свое единственное спасение, единственную цель жизни. Ему удалось путем каких-то махинаций продемонстрировать эксперимент. Кстати, я не утверждаю, что он старался надуть вас умышленно. Он мог быть с вами искренен и в своей искренности безумен. Вчера вечером кипевшая в его душе буря достигла своей кульминации. Он возненавидел нас за то, что нам посчастливилось работать на других планетах, и пришел к нам, чтобы, торжествуя, показать свое превосходство над нами. Для этой минуты он и жил все прошедшие десять лет. Потрясение от встречи с нами могло в какой-то мере вернуть ему разум, и Вильерс понял, что на самом деле он - полный банкрот, что никакого открытия не существует. Поэтому он сжег записи, и сердце его, не выдержав такого напряжения, остановилось. Как же все это скверно!
Лицо внимательно слушавшего Мендела выражало глубокое неодобрение.
- Ваша версия звучит очень складно, - сказал он, - но вы не правы. Меня, как это вам, вероятно, кажется, не так-то легко провести, демонстрируя мнимый опыт. А теперь я хочу выяснить кое-что еще. Согласно книге регистрации, вы, все трое, являетесь соучениками Вильерса по колледжу. Это верно?
Они кивнули.
- Есть ли среди приехавших на съезд ученых еще кто-нибудь, кто когда-то учился с вами в одной группе?
- Нет, - ответил Конес. - В год нашего выпуска только нам четверым должны были дать диплом астронома. Он тоже получил бы его, если б……
- Да-да, я знаю, - перебил его Мендел. - В таком случае кто-то из вас троих побывал еще один раз в номере Вильерса в полночь.
Его слова были встречены молчанием.
- Только не я, - наконец холодно произнес Райджер. Конес, широко раскрыв глаза, отрицательно покачал головой.
- На что вы намекаете? - спросил Тальяферро.