Я сел рядом с морлоком и огляделся по сторонам, что обычно делают гости в отсутствие хозяина, когда им нечем заняться - и разговор не клеится.
В углу стоял старый телескоп системы Грегори на треноге, взятый мной из родительского дома. Довольно нехитрое приспособление, дающее смутные очертания предметов: мое первое окно в космос, воплощение детских фантазий о всемогуществе оптики. Отсюда из гостиной, сквозь приотворенную дверь был виден коридор, ведущий в лабораторию, заваленную приборами и инструментами.
Вскоре оттуда появился наш хозяин, с тремя стаканами для бренди и квадратным графином.
Он щедро плеснул в стаканы жидкость, сразу заискрившуюся при свете свечей.
- Озябли? - заботливо сказал он. Может быть, пересядете к камину?
- Спасибо, - помотал головой я и поднял стакан.
Я вдохнул терпкий аромат и перекатил на языке несколько капель обжигающей жидкости.
Нево стакана брать не стал. Он просто окунул в него длинный палец и облизал. Вздрогнув, он отодвинул стакан подальше.
Мой двойник наблюдал это с интересом. Затем повернулся ко мне:
- Вы ставите меня в тупик своими ответами. Я вас не знаю. А вы, похоже, знаете меня.
- Да, это так, - улыбнулся я. - Но я в затруднении, как к вам обращаться.
Двойник нахмурился:
- Не вижу проблемы. Мое имя…
Но тут я остановил его, подняв руку.
- С вашего разрешения, я сам назову его. Моисей.
Он сделал отчаянный глоток бренди и уставился на меня с недоумением и подозрением.
- Но… откуда вам это известно?
Моисей - мое первое имя, которого я терпеть не мог, за которое мне не давали покоя товарищи в школе. Я навсегда оставил его за порогом родного дома, когда стал жить самостоятельно.
- Впрочем, не переживайте. Этот секрет навсегда останется между нами.
- Слушайте, - взорвался двойник. - Я устал играть в эти игры. Сначала вы являетесь ко мне ни свет не заря с вашим странным… приятелем, потом насмехаетесь над тем, как я одет, теперь еще это… Между прочим, вы даже не представились! Назовите ваше имя.
- Я, - ответил я. - предоставляю вам право самому назвать его. Ну, что же вы медлите?
Длинные пальцы изобретателя сомкнулись на стекле стакана. Он понимал, что происходит нечто странное - но что? В лице его страх был смешан с возбуждением - такое выражение бывало и у меня, при столкновении с Неведомым.
- Слушайте, - пришел я ему на помощь. - Я готов рассказать вам все. Понимаете - все! Как и обещал. Но сначала…
- Да?
- Разрешите осмотреть вашу лабораторию. Уверен, ему, - я показал на Нево, - это покажется также небезынтересным. Вы расскажете нам о том, чем занимаетесь вы, - подчеркнул я, - а там, глядишь, станет ясно, кто мы такие.
Он откинулся в кресле, продолжая сжимать бокал. Затем поспешно встал, выпрямился и взяв свечу, указал ею за дверь:
- Следуйте за мной.
4. Эксперимент
После относительного тепла гостиной мы вышли в холодный коридор, ведущий в лабораторию. До сих пор это стоит у меня перед глазами, как видение. Странная процессия: впереди широкий череп Моисея, осветленный пляшущим пламенем свечи, и блистающие металлические пуговицы его клоунского наряда. Да вкрадчиво мягкая поступь морлока у меня за спиной - вместе с сопровождающим диким ароматом.
В лаборатории Моисей прошелся вдоль стен, зажигая свечи и включая лампы. На стенах с простой побелкой, обои и прочие украшения заменяли листки с расчетами. Единственный из мебели книжный шкаф был завален журналами, печатными текстами и целыми томами математических таблиц и справочников по физике. Здесь было не топлено: я невольно поежился, оставшись без сюртука и сложив руки на груди, стал растираться.
Морлок оставил этот жест без внимания. Похоже, мой сюртук ему понравился окончательно и бесповоротно. Он сразу зашлепал к полке с журналами и стал разглядывать потрепанные корешки. Неужели он мог освоить письменный язык? - в Сфере я видел ни одной книжки, но часто встречал надписи на голубом стекле перегородок.
- Ну, что вам рассказать о себе, - начал Моисей. - Полагаю, моя биография окажется неинтересной. Но раз уж вы так хотите, продолжим играть в вашу игру. Хотите, я расскажу вам о моих последних экспериментах?
Я улыбнулся - чем он мог удивить меня? Впрочем, таково было свойство моей натуры - постоянно удивлять, делясь последними находками.
Он подошел к скамье, на которой взгромоздилось причудливая конструкция из трубок, реторт на штативах, ламп, решеток и линз.
- Предупреждаю заранее: буду вам признателен, если вы не станете ничего трогать. Тут не сразу поймешь, что к чему - но поверьте, система работает слаженно! Мне приходится постоянно сдерживать мисс Пенфорт с тряпками и щетками от проникновения в эту область жилища.
Мисс Пенфорт? И тут я вспомнил, что до мисс Уотчет обязанности экономки в самом деле исполняла особа с таким именем. Мы расстались с ней за пятнадцать лет до моего отбытия в будущее, после того, как я обнаружил, что она растаскивает мой скромный запас искусственных алмазов. Можно было, конечно, предупредить Моисея о привычках этой особы, но в конце концов особого вреда ее страсть не причинила, да и потом, как знать, не изменю ли я этим что-либо в собственном будущем. В конце концов, пусть все идет, как шло - ведь именно это сочетание событий, людей, обстоятельств и привело Моисея к открытию!
Итак, Моисей продолжал:
- Основной предмет моих исследований - оптические аберрации, или, чтобы вам было понятнее - визуальные искажения в линзах. Это в первую очередь касается физической природы света, которая…
- Мне это известно, - все с той же инквизиторской улыбкой остановил я его.
Он посмотрел в недоумении.
- Хорошо. Я столкнулся с необъяснимым на первый взгляд явлением, при изучении нового минерала, попавшего мне в руки пару лет назад. - Он продемонстрировал мне восьмиунцевую медицинскую пробирку с делениями, заткнутую резиновой пробкой. Она была наполовину засыпана тонким порошком зеленоватого цвета, загадочно поблескивающим.
- Обратите внимание, это вещество светится изнутри.
Материал напоминал истолченное в пыль стекло.
- Откуда же исходит внутреннее сияние? Где источник излучения?
С этого начались мои поиски. Сначала они пошли совсем не в том направлении, поскольку я был занят иными проблемами, - но в скором времени платтнерит завладел моим вниманием всецело. Я решил назвать его в честь человека, доставившего его сюда - Готфрида Платтнера, как он мне представился.
Я испробовал все: смену температур, обработку газом, лакмусовую бумажку и прочие химические тесты. Я пытался растворить его в воде и в кислотах: серной, соляной и азотной - и ничего не добился. Я жег его над спиртовкой - безрезультатно. - Он потер нос.
Я посмотрел на черное пятно на стене, плохо скрытое побелкой.
- Да, это все, чего удалось достичь, - кивнул он. - Но при этом я ни шагу не приблизился к разгадке платтнерита. И вот однажды, - оживился он. - Я пришел к выводу, что исследовать его нужно не химически, а физически. То есть, платтнерит - вещество не с химическими, а исключительно физическими характеристиками. Его можно тестировать только оптикой. Ведь и его внутреннее свечение - чисто оптический феномен, не так ли?
Я с любопытством наблюдал за ним. Постепенно Моисей входил в роль профессионального лектора: нечто среднее между оратором, ученым и факиром, демонстрирующим эксперименты перед публикой.
- Я вернулся в область исследований, более изученную мной - поскольку я все-таки больше физик, чем химик. И первое с чем я столкнулся - странный показатель отражаемости у платтнерита - который, как вам известно, зависит, от скорости распространения света в веществе.
"Польщен", - подумал я, кивнув. "Он не отказывает мне в начатках научных знаний".
Моисей тем временем обернулся к скамье:
- Вот устройство для демонстрации необычных оптических свойств платтнерита.
Далее следовало объяснение. В тесте было задействовано всего три предмета. Небольшая электрическая лампа с изогнутым зеркалом отражателем и на расстоянии ярда от нее белый экран на штативе. Между ними еще один штатив с картонкой, на которой были тонко разградуированы деления. Под лавку уходили провода к динамо машине, от которой питалась лампочка.
Подобное устройство можно было демонстрировать даже ученикам начальных классов - я всегда стремился к простоте и наглядности эксперимента. Внимание должно быть приковано к феномену, а не к сложности конструкции. К опыту, а не к приборам. Чем, кстати, часто пользуются шарлатаны от науки.
Моисей щелкнул выключателем - и лампочка загорелась, точно маленькая желтая звезда в комнате, обставленной свечами. Картонка защищала экран от света - за исключением смутного сияния в центре, в котором просматривались деления.
- Натриевая лампа, - пояснил Моисей. - Дает чистый свет без спектра, в отличие от солнечных лучей. Параболическое зеркало фокусирует его на картонку.
Движением руки он указал, как именно распространяется свет.
- В картонке проделаны две щели со шкалой. Лучи, проходящие сквозь них, пересекаются и интерферируются - думаю, вам понятно значение этого термина.
Он вопросительно поднял на меня глаза.
- Вам понятен принцип? Это все равно что вы бросаете два камня в воду, и расходящиеся от них круги "гасят" друг друга.
Я утвердительно кивнул.
- Результат подобной интерференции на экране, расположенном за картонкой. Видите? Тут, конечно, нужна лупа.
Моисей выпрямился.
Интерференция - давно изученное явление. В результате такого эксперимента можно определить длину световой волны, испускаемой натриевой лампой - она составляет одну пятидесятитысячную часть дюйма, если вам интересно.
- А как же платтнерит? - подал голос Нево.
Моисей вздрогнул, услышав водянистый булькающий голос морлока, но тут же пришел в себя. И выдвинул стекло в рамке, шести дюймов площадью, вымазанное чем-то зеленым. С зелеными пятнами.
- Это платтнерит, помещенный между стекол. Теперь посмотрим, что произойдет, если я помещу его между картонкой и экраном.
На экране осталась только одна яркая щель света. Поток света из второй щели в картонке, экрана не достигал.
При этом световая щель окрасилась в зеленоватый цвет, сместилась и изменила конфигурации.
- Луч натриевой лампы, проходя сквозь платтнерит, обретает зеленую часть спектра. Но как объяснить остальное?
Нево склонился над демонстрационным прибором: свет натриевой лампы сверкал в его очках.
- Казалось бы, ничего особенного - для непосвященного в тайны оптики. Но при ближайшем рассмотрении получается непостижимый феномен, способный произвести переворот в науке. Я могу доказать это математически. - Он показал на груду черновиков с формулами на полу. - Лучи света, проходя сквозь платтнерит, искажаются не в пространстве, а во времени. Темпоральная дисторция. Эффект трудно наблюдаемый, но явный, и даже измеримый. И доказывает его прежде всего исчезновение интерференции двух световых потоков. Что вы и видите наглядно перед собой.
- Искажение во времени? - пробормотал Нево. - Вы хотите сказать…
- Да, - Лицо Моисея мертвенно блеснуло в свете натриевой лампы. - Я убежден в том, что световые лучи, проходя сквозь платтнерит, трансформируются во времени.
И снова, как и тогда впервые, этот простенький эксперимент с лампой, картонкой и экраном, привел меня в восхищение. Это было только начало - из этого почти наивного эксперимента в процессе долгих и трудных поисков, экспериментов и теоретических рассуждений родилась конструкция Машины Времени!
5. Искренность и сомнение
Решив не раскрываться до поры, я изобразил на лице восторг и несказанное удивление.
- Да, это воистину великое открытие.
Однако он недовольно посмотрел на меня и во взгляде я прочитал его сомнение в моих умственных способностях. После чего он отвернулся и стал возиться с "аппаратурой".
Я воспользовался этим. Чтобы перетащить на свою сторону морлока.
- Ну, что скажете, Нево? Превосходная демонстрация.
- Да, - откликнулся он. - Но я удивлен, как он мог не обратить внимания на радиоактивность этой загадочной субстанции, платтнерита. Сквозь очки ясно видно…
- Радиоактивность?
Он удивленно посмотрел на меня.
- Вам что, незнаком этот термин? - И он коротко изложил мне теорию этого явления, рассказав о веществах, вместе с испусканием света теряющих свою массу. По мнению Нево все известные в природе элементы обладали этим свойством - в большей или меньшей степени. Некоторые, как, например, радий, делали это настолько интенсивно, что результаты поддавались измерениям.
Этот рассказ всколыхнул воспоминания:
- Помню была такая игрушка, называлась "спинтарископ" - сказал я Нево. - Там радий размещался рядом с экраном, покрытым сульфидом цинка.
- И экран при этом фосфоресцировал.
- Совершенно верно. Это вызвано тем, что атомы радия бомбардировали его.
- Но ведь атом невидим, он…
- Модель атома была продемонстрирована Томсоном в Кебриджском университете, всего через несколько лет после вашего перелета в будущее.
- Модель атома? Томсон? Да я сам встречался несколько раз с Джозефом Томсоном - мы с ним почти одного возраста. И вы хотите сказать, что этот выскочка и неуч…
И тут я впервые раскаялся в своем преждевременном шаге. Так просто расстаться со своим временем, выключить себя из него - и броситься путешествовать во времени, оставив настоящую жизнь - и настоящие открытия там - в моем не прожитом будущем. Ведь даже без модели машины времени я мог не раз скрестить шпаги не только со стариной Томсоном, но и со многими другими учеными моего времени. Нам было о чем поспорить. Впервые оставленная мной жизнь мне показалась мне более интересной и захватывающей, чем любые путешествия во времени.
Моисей к этому времени закончил возиться с прибором и уже потянулся к выключателю натриевой лампы - но тут же с криком одернул руку.
- Простите, сказал Нево. Поспешно убирая пальцы, встретившиеся Моисею на пути.
- Что это было? - Моисей тер ладонь так, словно пытался вывести с нее пятно. - Ваши пальцы… Отчего они такие холодные? - Он уставился на Нево, словно бы видел его впервые.
Нево вновь извинился:
- Я не хотел вас напугать. Но…
- Да? - тут же поспешил я.
Морлок вытянул длинный палец к рамке с платтнеритом:
- Смотрите.
Вместе с Моисеем мы склонились над аппаратом.
Сначала разглядеть не удавалось ничего, кроме отражения натриевой лампы и тонкого слоя пыли на стекле… но вскоре я различил сияние, исходившее от платтнерита - стеклянная рамка светилась зеленоватым светом, словно окно в другие миры. Постепенно свечение усилилось, отражаясь в пробирках, ретортах и прочей лабораторной амуниции.
Мы вернулись в гостиную. Камин давно потух и в комнате воцарился пронизывающий холод поздней ночи. Но Моисей, не обращая внимания на такие пустяки подлил мне бренди в стакан и предложил сигару. Нево попросил воды. Я с вздохом раскурил скрученные табачные листья на глазах изумленного Нево, тут же потерявшего дар речи и жестов, усвоенных от меня.
- Ну, что ж, сэр, - заговорил я. - И когда же вы намереваетесь опубликовать результаты ваших замечательных выдающихся исследований?
Моисей почесал затылок и распустил узел цветастого галстука.
- Не уверен, - признался он, - Что я могу сказать что-нибудь новое в науке, кроме перечисления замеченных аномалий столь непостижимого вещества как платтнерит. И все же, возможно более светлые головы, чем моя, сумели бы прийти к результатам - например, как синтезировать это вещество в лабораторных условиях.
- Это невозможно, - изрек Нево.
- Что невозможно?
- Производство радиоактивных материалов в течение ближайших десятилетий нереально. Это История.
Моисей удивленно поднял брови, но промолчал.
- Так значит, публикация отодвигается на неопределенный срок?
Он заговорщически подмигнул мне - узнаю себя в молодости - и сказал: - Всему свое время. Признаюсь вам - я не совсем ученый - не то, что принято понимать под этим словом. Кропотливый, дотошный, готовый без конца рыться в мироздании, доказывая себе и другим затаенные в нем парадоксы. Короче говоря, не то, каким он предстает перед нами в научных изданиях.
- А вы, стало быть…
- О, я не порицаю не в коем случае тружеников науки! Просто я считаю, что есть более интересные пути приложения этих открытий. - Он отхлебнул бренди из своего стакана. - У меня уже есть несколько публикаций - в том числе одна в "Трудах философского общества". Но работа с платтнеритом…
- И что она?
У меня странное предчувствие. Здесь кроется нечто большее, чем изучение природы света или оригинального вещества.
Я невольно потянулся в кресле, заметив, как оживилось его лицо. Была середина ночи - мир словно замер вокруг, онемел - и каждая окружающая деталь приобрела особое значение. Словно пропитываясь тайной мироздания. Я услышал таинственный стук часов во всем доме: настенных "ходиков", карманной "луковицы" и остальных хронометров, расставленных по этажам.
- Скажите, скажите мне. Что вы имеете в виду? Ведь вы не договорили.
Он одернул свой забавный донжуанский сюртук.
- Я уже говорил вам о том, что искажения света, преломляющегося в платтнерите, имеют темпоральную природу. Что это значит? Это значит, что луч, перемещается между двумя точками пространства без вмешательства времени. И, как представляется мне, напряженно продолжал он, - таким же образом - теоретически - могут перемещаться материальные предметы. Объекты. Если смешать платтнерит с подходящей кристаллической субстанцией: например, кварцем или другим природным минералом…
- То?..
Тут он пришел в себя: отставил решительным движением стакан с недопитым бренди и оперся локтями на стол. Зеленые глаза его были совсем рядом. Он смотрел на меня в упор.
- Не уверен, что имеет смысл продолжать. Вы видите: я был с вами искренен. Настало время вам ответить такой же искренностью. Вы готовы?
Вместо ответа я еще раз посмотрел ему в глаза - глаза, смотревшие сквозь 18 лет, глаза, которые я каждый день видел в зеркале для бритья.
- Кто вы? - прошептал он, словно опасаясь ответа.
- Ты знаешь. Или до сих пор не догадался?
Пауза стала затягиваться. Морлок заерзал в кресле, но сейчас его присутствие было призрачным и почти невероятным - не имеющим значения для нас обоих.
Наконец Моисей выдавил:
- Да, да. Кажется, я понял.