Дурная весть мчалась прямо на нее черной громадой, а сама она, словно привязанная к рельсам, не могла шевельнуться, слыша перестук колес и угрожающий свисток паровоза.
- У нас возникла маленькая заминка, - объявил мистер Тэркелл.
В следующее мгновение он, по всей видимости, собирался выкрикнуть, а может, и выкрикнул, как скоморох: "Дамочки, прошу садиться!", поскольку вскочившие со своих мест путешественницы ринулись к нему, трепеща от негодования.
- Придется чуть-чуть подождать. - Мистер Тэркелл успокаивающим жестом поднял руки.
- Что значит "чуть-чуть"?
- Всего лишь неделю.
- Неделю?!
- Совершенно верно. У вас есть возможность провести в пансионате еще одну смену, понимаете? Пустяковая задержка ни на что не влияет. В конце концов, вы ждали всю свою жизнь. Остались считанные дни.
"По двадцать долларов за каждый", - язвительно отметила про себя миссис Беллоуз.
- А в чем причина? - выкрикнула одна из женщин.
- Небольшая формальность, - ответил мистер Тэркелл.
- Но ракета в порядке?
- Ну-у-у, в общем, да.
- Я здесь торчу целый месяц, - пожаловалась другая старушка. - И каждую неделю полет откладывается!
- Это правда, - подтвердили все.
- Дамы, дамы, - урезонивал мистер Тэркелл с безмятежной улыбкой.
- Требуем предъявить ракету! - зазвенел голос миссис Беллоуз, которая выступила вперед, грозя кулачком, похожим на игрушечный молоток.
Мистер Тэркелл озирался, как миссионер среди престарелых каннибалов.
- В данный момент… - начал он.
- Именно так, в данный момент! - воскликнула миссис Беллоуз.
- Боюсь, что… - попытался продолжить мистер Тэркелл.
- Вот и я боюсь! - вскричала она. - Потому мы и требуем, чтобы нам предъявили космический корабль!
- Постойте, постойте, миссис… - Он щелкнул пальцами, не сумев припомнить ее имя.
- Беллоуз! - подсказала она.
Сейчас из нее, как из колбы, с шипением вырывался пар, скопившийся за долгие годы. Щеки пылали румянцем. С воплем, похожим на протяжный заводской гудок, она бросилась к мистеру Тэркеллу и вцепилась в него чуть ли не зубами, как бешеная болонка, готовая держать его мертвой хваткой до победного конца. Другие старушки последовали ее примеру и бросились на хозяина, как бросается свора охотничьих собак на своего псаря: совсем недавно он их гладил по шерстке, и они льнули к его ногам, но теперь вокруг него сомкнулось кольцо, и челюсти уже дергали за рукава, да так, что его взгляд вмиг утратил египетскую невозмутимость.
- Сюда! - прокричала миссис Беллоуз, входя в роль мадам Лафарж. - Через черный ход! Ведь мы до сих пор не видели ракету! Нам день за днем заговаривали зубы, тянули время, давайте же посмотрим своими глазами!
- Нет, нет, милые дамы! - метался по сцене мистер Тэркелл.
Но толпа, лавиной хлынувшая к черному ходу, подхватила бедного мистера Тэркелла, перенесла его в ангар, а оттуда стремительно перетекла в заброшенный спортивный зал.
- Вот она, - произнес чей-то голос. - Ракета!
Наступила невыносимая, гнетущая тишина.
Действительно, там стояла ракета.
Взглянув на нее, миссис Беллоуз невольно опустила руки, терзавшие ворот мистера Тэркелла.
Космический корабль больше напоминал отслуживший медный котел. На его поверхности виднелись тысячи выпуклостей, вмятин, ржавых труб и забитых грязью выходных отверстий. Запыленные иллюминаторы смотрели подслеповатыми собачьими глазами.
По толпе пронесся тихий стон.
- Это и есть космический корабль "Слава Всевышнему"? ужаснулась миссис Беллоуз.
Потупившись, мистер Тэркелл кивнул.
- Ради которого мы выложили по тысяче долларов и отправились за тридевять земель, на Марс, чтобы затем погрузиться на борт вместе с вами и лететь на поиски Господа? - воскликнула миссис Беллоуз. - Да этому корыту одна дорога - в утиль! Это же груда металлолома!
"Груда металлолома", - шепотом вторили остальные, впадая в полуобморочное состояние.
- Держите его!
Мистер Тэркелл попытался спастись бегством, но не сумел вырваться из плотного кольца живых капканов числом в несколько сотен - и сник.
Вокруг, как слепые мыши, кишели люди. Всеобщая сумятица, сопровождаемая рыданиями, длилась минут пять: все подходили и старались дотронуться до ракеты, до этой помятой кастрюли, ржавой посудины, предназначенной для детей Божьих.
- Что ж, - подытожила миссис Беллоуз, стоя в покосившемся проеме лицом к толпе, - нас, кажется, оставили с носом. У меня лично не хватит денег, чтобы вернуться домой, на Землю, а гордость не позволит мне обращаться в официальные инстанции с жалобой на этого прохиндея, который выманил у нас все сбережения. Не знаю, согласитесь вы со мной или нет, но я, например, оказалась здесь потому, что мне стукнуло восемьдесят пять, кто-то другой - потому, что дотянул до восьмидесяти девяти, а третий - потому, что перевалил за семьдесят восемь. То есть все мы ковыляем к вековому рубежу, и на Земле нас ничто не удерживает, да и на Марсе, наверно, тоже. Всем нам наскучило коптить небо и вязать салфеточки - иначе нас бы сюда не занесло. Поэтому я предлагаю простое решение - пойти на риск.
Она вытянула руку и коснулась изъеденного ржавчиной корпуса:
- Ракета теперь наша. Полет нами оплачен. И мы его совершим!
Слушательницы зашевелились и, привстав на цыпочки, раскрыли рты от изумления.
Мистер Тэркелл пустил слезу. Это у него получилось легко и весьма убедительно.
- Мы поднимемся на борт корабля, - продолжала миссис Беллоуз, не обращая на него внимания, - и отправимся туда, куда собирались.
Осушив слезы и для приличия выдержав паузу, мистер Тэркелл признался:
- Это с самого начала была афера. В космических полетах я полный профан. И вообще: Всевышнего там нет. Я солгал. Понятия не имею, где Он обитает, и при всем желании не смог бы Его найти. Только слабоумные могли поверить мне на слово.
- Верно, - ответила миссис Беллоуз, - мы и есть скопище слабоумных. Так оно и есть. Но винить нас нельзя, потому что нам очень много лет, а идея была красивая, самая расчудесная на свете. Нет, мы себя не обманывали, не надеялись приблизиться к Нему и прямом смысле слова. Мы просто лелеяли светлую, безумную, не отступную мечту всех стариков, хотя и знали, что она несбыточна. Итак, кто хочет лететь - прошу за мной, на корабль!
- Стойте! - воскликнул мистер Тэркелл. - У вас даже пилота нет. Да и корабль давно прогнил!
- Вот вы, - сказала миссис Беллоуз, - вы и будете нашим пилотом.
Она скрылась внутри, а через мгновение за ней устремились остальные. Мистера Тэркелла, отчаянно молотившего руками, кое-как втащили через лацпорт, который тут же был наглухо задраен. Галдящая толпа насильно усадила несчастного в кресло пилота и пристегнула ремнями. На каждую убеленную сединами голову был водружен защитный шлем, соединенный с кислородным баллоном, - на случай разгерметизации. Наконец настал тот момент, когда миссис Беллоуз, остановившись за спиной мистера Тэркелла, объявила:
- Мы готовы, сэр.
Он не ответил. Только обвел пассажирок умоляющим взглядом своих больших влажных черных глаз, но миссис Беллоуз отрицательно покачала головой и указала ему на пульт управления.
- Стартуем, - обреченно согласился мистер Тэркелл и дернул на себя какой-то рычаг.
Все попадали на пол. Ракета огненным залпом выстрелила вперед и оторвалась от поверхности Марса с таким грохотом, какой могла бы произвести целая кухня, сброшенная в шахту лифта вместе со всеми кастрюлями, чайниками и сковородками, с кипящим и бурлящим варевом, - оторвалась, дохнув запахами жженой резины, серы и ладана, полыхнув желтым пламенем и оставив далеко внизу красную полосу. Старушки обнялись и затянули псалмы, и только миссис Беллоуз возвышалась среди вздыхающего, перепуганного, дрожащего корабля.
- Давайте прямиком в космос, мистер Тэркелл.
- Мы долго не протянем, - уныло возразил он. - То бишь корабль долго не протянет. С минуты на минуту…
Так оно и вышло.
Корабль разлетелся на куски.
Миссис Беллоуз бросало из стороны в сторону, как тряпичную куклу. Она слышала душераздирающие крики и видела перед собой в рассеянном свете мелькание человеческих тел вперемешку с металлическими обломками.
- Помогите, помогите! - где-то далеко орал в небольшой радиопередатчик мистер Тэркелл.
Корабль рассыпался на миллионы частиц, а старушки, все скопом, летели вперед с прежней скоростью.
Что до мистера Тэркелла, его, вероятно, по каким-то законам динамики отбросило в другую сторону: миссис Беллоуз видела, как он удаляется в полном одиночестве, испуская вопль за воплем.
"Попутного ветра, мистер Тэркелл", - сказала про себя миссис Беллоуз.
Она-то знала, куда он летит. Он летел туда, где можно хорошенько, ну, просто на славу испечься, свариться и поджариться.
Мистер Тэркелл падал вниз, прямо на Солнце.
"И нам попутного ветра, - подумала миссис Беллоуз, - летим все дальше, дальше и дальше".
Движения почти не чувствовалось, но миссис Беллоуз знала, что несется со скоростью пятидесяти тысяч миль в час, и так будет продолжаться целую вечность, до тех пор, пока…
Попутчицы качались рядом с ней, но каждая плыла по своей траектории. Кислорода оставалось на считанные минуты, но все равно глаза смотрели вперед, куда влекло движение.
"Куда же еще? - размышляла миссис Беллоуз. - Дальше и дальше в космос. Все дальше и дальше, а кругом темно, как в огромном храме, и звезды горят, будто свечи; пропади пропадом и мистер Тэркелл, и его аферы, и этот корабль - мы летим прямо к Богу".
И там - ну, там, куда падала миссис Беллоуз, летя дальше и дальше, - она почти разглядела очертания, которые двигались навстречу - очертания золотой десницы Божьей, простертой к ней, чтобы принять ее и успокоить, как испуганного воробышка.
- Меня зовут миссис Амелия Беллоуз, - негромко представилась она самым светским тоном. - Я с планеты Земля.
(перевод Е. Петровой)
Дикий разврат в городишке Голуэй
Нас занесло на самую оконечность Ирландии, в Голуэй, куда неприветливые просторы Атлантики то и дело шлют пелену дождей и дыхание холода, а потом опять пелену дождей. Ложишься спать в тоске, просыпаешься среди ночи, потому что явственно слышишь чей-то плач, может, даже свой собственный, а проведешь ладонью по лицу - сухо. Поглядишь в окно, перевернешься на другой бок, а от тоски уже невмоготу - остается только шарить по простыням, чтобы нащупать влажный сон и еще раз попытаться натянуть его на голову.
Так вот, занесло нас туда, где кругом одни серые камни с зеленой бородой, то бишь в Голуэй, скалистый городишко, снизу отсыревший от моря, а сверху - от дождя; в компании с нашим кинорежиссером я прозябал там целый месяц, работая над сценарием фильма, который, по жестокой иронии судьбы, предстояло снимать под ласковым, желтым солнцем Мексики ближе к январю. В сценарии присутствовали разъяренные быки, пряные тропические цветы и жгучие взоры; я тыкал окоченевшими пальцами в клавиши пишущей машинки, сидя в неуютном гостиничном номере, а в окно диким зверем билось ненастье. Еда, которую там подавали, мало чем отличалась от тюремной баланды.
На тридцать первый вечер, ровно в семь - стук в дверь. Через порог нервно шагнул мой режиссер.
- Валим отсюда к чертовой матери - найдем, где в Ирландии можно оттянуться; больше нет сил слушать этот проклятый дождь, - выпалил он на одном дыхании.
- Разве идет дождь? - переспросил я, засунув пальцы в рот, чтобы растопить ледышки. - Здесь, под крышей, такая канонада, что меня уже контузило; я и думать забыл, что сверху еще и поливает!
- Каких-то четыре недели - и уже заговорил как ирландец, - заметил режиссер.
- Подай мою глиняную трубку, - сказал я.
И мы выбежали из гостиницы.
- Куда? - спросил я.
- К Гиберу Финну, в паб.
И мы припустили по мощеной улице, которая слегка покачивалась в темноте, как лодка на черных волнах, потому что от пьяной пляски фонарей нам под ноги падали дрожащие, летучие, неверные тени.
Наконец, мокрые от пота и дождя, с лоснящимися лицами, мы ворвались в паб; там висел густой теплый дух, как в овчарне, потому что возле стойки сгрудилась толпа, утрамбованная не хуже компостной кучи. Гибер Финн сыпал прибаутками и вспенивал напитки.
- Гибер Финн! - прокричал режиссер. - Мы хотим окунуться в ночной разврат!
- Будет вам ночной разврат, - посулил Гибер Финн, и в ту же минуту добрый глоток ирландского виски начал выжигать кружевные узоры у нас в желудках, озаряя жизнь новым светом.
У меня изо рта вырвалось пламя.
- Для начала сойдет, - бросил я.
Мы выпили еще и стали прислушиваться к дружескому трепу и довольно похабным - как нам показалось - анекдотам: не так-то просто разобрать местный выговор, а когда языки заплетаются от спиртного, эта задача становится вдвое труднее. Но мы понимали, где надо смеяться, потому что завсегдатаи, выслушав очередной анекдот, хлопали себя по коленям, после чего, не особо разбираясь, принимались за нас. Они от души охаживали себя по ляжкам, а потом их ладони обрушивались нам на плечи, а кулаки - под ребра.
У нас перехватывало дух, но мы делали вид, что это от смеха, и только жмурились. По щекам текли слезы, но не от веселья, а от обжигающих глотков спиртного. Стиснутые, как робкие цветки меж страниц отдающего плесенью фолианта, мы с режиссером безропотно ждали, когда же произойдет нечто из ряда вон выходящее.
Наконец терпение у режиссера лопнуло.
- Гибер Финн, - позвал он, перекрывая рокот голосов, - разгул идет неплохо, но мы хотим оттянуться по полной программе: задать такого жару, какого еще не знала Ирландия!
Тут Гибер Финн сорвал с себя фартук, втиснул мясницкие плечи в твидовый пиджак, в прыжке набросил плащ, нахлобучил кепку с ворсом и подтолкнул нас к дверям.
- Приглядите тут, пока я не вернусь, - бросил он своим помощникам. - Мне нужно отвести этих джентльменов туда, где они предадутся настоящему разврату. Им невдомек, что их ожидает!
Распахнув двери, он высунул голову на улицу. Ветер обрушил на него тонну ледяной воды. Сочтя это достаточной поддержкой своему красноречию, Гибер Финн даже не стал вытирать физиономию - он лишь громогласно протрубил:
- Вперед! Прошу! На выход!
- Не совершаем ли мы ошибку? - Когда до-до дела, мне стало не по себе.
- Да ты что? - закричал режиссер. - Может, у тебя есть идея получше? Предпочитаешь морозить кости в своей ночлежке? Вымучивать последний эпизод, который у тебя сегодня получился курам на смех?
- Нет-нет, - пробормотал я, натягивая на уши кепку.
На улицу я вышел первым. В голове крутилась одна мысль: у меня жена и трое очаровательных, хотя и шумных ребятишек, так какого черта мне понадобилось за восемь тысяч миль от них, в этой богом забытой дыре? Во что я впутываюсь?
Потом, уподобившись Ахаву, я подумал: опять этот промозглый чулан, все та же койка, сбившиеся бледно-холодные простыни, окно, которое умывается слезами, как нечистая совесть, - и так всю ночь. У меня вырвался стон. Рванув дверцу автомобиля, принадлежавшего Гиберу Финну, я втиснул внутрь сначала одну ногу, затем другую, и мы покатились по городу, как мяч в кегельбане.
Сидевший за рулем Гибер Финн не умолкал ни на минуту, то веселясь, то изображая рассудительного короля Лира.
- Дикий разврат, говоришь? У вас будет такая ночь, о какой вы и не мечтали, - приговаривал он. - Кто не знает Ирландию, тот ни в жизнь не догадается, какие здесь есть тайные возможности!
- Я подозревал, что у вас должна быть Какая-то отдушина, - прокричал я.
Спидометр добрался до пятидесяти миль в час. По правую сторону от нас мелькали каменные стены; по левую сторону от нас мелькали каменные стены. Темное небо, все без остатка, обрушивалось ливнем на темную землю.
- Скажете тоже: "отдушина"! - фыркнул Гибер Финн. - Если об этом пронюхает церковь… благо, она ничего не знает! А может, и знает, только виду не подает, думает: пусть себе живут, букашки несчастные!
- Куда?.. Зачем?..
- Сейчас увидите! - только и ответил Гибер Финн.
На спидометре уже было шестьдесят. У меня нутро превратилось в каменную кладку, почище каменных стен, что мелькали справа и слева.
"Интересно, у этой машины есть тормоза?" - пришло мне на ум.
Смерть в автокатастрофе на ирландской дороге, вообразил я: прежде чем случайный прохожий найдет наши бренные останки, их размоет дождем, а к утру они уже впитаются в почву. Да и что такое смерть? Все лучше, чем гостиничная баланда.
- А можно еще быстрее? - спросил я.
- Запросто. - Гибер Финн разогнался до семидесяти.
- Ну вот, так будет хорошо, - с трудом выдавил я, пытаясь угадать, что нас ждет.
И вообще: что творится за вечно плачущими серыми стенами Ирландии? Есть ли вероятность что под хлюпающей жижей, под кремнистой породой, в стылой пучине бытия тлеет уголек, который еще можно раздуть, чтобы пробудились к жизни вулканы, а потоки дождя закипели, превращаясь в пар?
Есть ли вероятность, что в багдадском гареме, где каждая опочивальня переливается и блестит шелками с бахромой, самые умопомрачительные наложницы не имеют ни единого украшения? С такой же вероятностью в здешних непросыхающих краях можно встретить ренуаровских женщин с теплой персиковой кожей, ярких, как светильники, к которым тянешь руки, чтобы отогреть ладони. Мы проехали какую-то церковь. Не то Проехали женский монастырь. Не то. Проехав деревню, по-стариковски сгорбленную под соломенными крышами. Не то. Каменные стены слева. Каменные стены справа. Не то. Хотя…
Я покосился на Гибера Финна. Он вполне мог бы выключить фары и освещать нам дорогу немигающим, пронзительным сиянием своих устремленных вперед глаз.
Жена моя, заговорил я про себя, дети мои, простите мне эту ночь, даже если я сотворю какую-нибудь гадость, ибо здесь - Ирландия, ливень, несусветное время суток и захолустье под названием Голуэй, куда мертвецы приходят умирать.
Взвизгнули тормоза. Но еще добрых девяносто ярдов нас несло вперед; я чудом не расквасил нос о лобовое стекло. Гибер Финн выбрался из машины.
- Мы на месте. - Его голос утопал в дождевой лавине.
Я посмотрел налево. Каменные стены. Посмотрел направо. Каменные стены.
- Куда мы приехали? - прокричал я.
- Что значит "куда"? - Он загадочно ткнул пальцем в темноту. - Вот сюда.
В стене обнаружилась дырка - невысокая, но широко распахнутая дверца.
Мы с режиссером направились туда вслед за ним. В потемках удалось разглядеть другие машины и множество велосипедов. Кругом - ни огонька. Тайный притон, решил я; да, это настоящее гнездо разврата - при такой-то секретности. Что я здесь забыл? Кепку пришлось надвинуть еще глубже. По шее ползли струйки дождя.
Протиснувшись в дыру, мы растерялись, но Гибер Финн подхватил нас за локти.
- А теперь, - хрипло прошептал он, - замрите. Ждать осталось совсем немного. Вот, глотните пока для поднятия духа.
Фляжка больно стукнула меня по пальцам. Я влил в себя порцию огня и выпустил пар из котла.
- А дождичек бодрит, - выговорил я.
- Умом тронулся, - буркнул Гибер Финн и тоже глотнул - вслед за режиссером, маячившим во мраке, как тень среди теней.