- Ну, к делу, - сказал наконец Конвери, покончив со второй чашкой кофе. - Мы, слуги закона, не можем болтаться без дела. - Он встал и положил свою чашку в раковину.
- Такова жизнь, - не стишком оригинально заметил Бретон.
Он попрощался с Конвери в патио и вернулся в дом с окрыляющим чувством удовлетворения. Теперь не было ничего, что удерживало бы его от реализации плана вживания в роль Джона Бретона. Единственное, что его беспокоило, это перспектива встречи с людьми, которые знали Джона, и пребывание в их обществе без возбуждения подозрений, даже излишнего интереса к нему. Но ведь свидание с лейтенантом Конвери прошло вполне прилично, и Бретон убедился, что оттяжки не принесут ему пользы, особенно в отношении эмоциональных реакций Кэт, которые, казалось, чем дольше, тем все более усложнялись.
Он поднялся наверх, в комнату для гостей, вынул пистолет, спрятанный глубоко в шкафу, и прижал к губам холодный, блестящий металл.
IX
Когда лейтенанту Блейзу Конвери было четыре года, мать как-то сказала ему, что глухонемые обычно "говорят с помощью рук". Он решил тогда, что такая способность может быть полезна и интересна даже для тех, кто ничем не обделен. В течение трех лет маленький Блейз изо дня в день закрывался в своей комнате и вглядывался в кисть правой руки, которую выворачивал самым странным образом в надежде, что в конце концов наткнется на соответствующую комбинацию движений, которая пробудит в ней голос. Когда, наконец, он открыл - тоже благодаря какому-то случайному упоминанию, - что мать имела в виду язык знаков, он сразу же прекратил свои опыты, и без сожаления. Он узнал истину, и этого ему было достаточно.
Когда лейтенанту Блейзу Конвери было семь лет, отец показал ему диаграмму, представляющую вписанный в круг квадрат, противоположные вершины которого были накрест соединены прямыми. Можно, сказал отец, нарисовать такую штуку, не отрывая карандаша от бумаги и не повторяя ни одну из линий. Конвери работал над решением этой задачи почти шесть лет.
По прошествии первого месяца он был, собственно говоря, уверен, что это невозможно, но отец, который успел к тому времени умереть, утверждал, что видел, как кто-то это сделал, и Блейз продолжал ломать над этим голову. Как-то он наткнулся в одном из журналов на биографию швейцарского математика восемнадцатого века Леонарда Эйлера, основоположника ряда математических теорий. В статье упоминалось о решении Эйлером задачи о семи мостах Парижа: ученый доказал, что невозможно пройти по ним всем, не пересекая хотя бы один из них дважды. Автор мимоходом упоминал, что то же самое доказательство справедливо и для всяческих головоломок - следует лишь сосчитать линии, проходящие через каждую точку пересечения диаграммы: если при этом более чем для двух точек будут найдены нечетные числа, то такую диаграмму невозможно нарисовать, не отрывая карандаша, без повторения какой-нибудь из линий.
Снова захлопнулась какая-то перегородка в разуме Конвери. Удовлетворенный тем, что он пришел к конкретному выводу, Конвери обосновал свой способ мышления, в результате чего стал полицейским особого рода.
Он поступил в полицию почти автоматически, но, несмотря на университетскую подготовку, не продвигался по службе так, как этого можно было бы ожидать. Хороший сотрудник полиции опирается на статистику своей профессии. Он соглашается с фактом, что раскрываются только некоторые преступления, большинство же остаются нераскрытыми, и соответственно этому так распределяет свою энергию, чтобы обеспечить максимальную эффективность при минимальных затратах.
Но Блейз Конвери был известен в полиции как "пила"- человек, который никогда не отступает, если из-за чего-то заупрямится. Сотрудники, которые были старше его, и коллеги-агенты того же возраста уважали его за успехи, однако местные остряки утверждали, что шеф архива часто совершает тайные налеты на письменный стол Конвери, чтобы отыскать отсутствующие дела.
Конвери понимал свои странности и то, что они мешают ему делать карьеру. Часто он принимал решение изменить свое отношение к профессиональным делам, но обычно в моменты, когда казалось, что он уже одержал над собой победу, его подсознание бросало новый свет на какое-нибудь дело трехлетней давности, и в желудке Конвери начинала подниматься холодная, эгоистичная радость. Он знал, что эта минута экстаза - его частный вариант переживаний, которые из других людей делают великих религиозных вождей, бессмертных артистов или гибнущих в молодости героев. Он никогда не пренебрегал мистическими результатами этой минуты, никогда не чувствовал себя разочарованным успехами или их отсутствием.
Когда, покинув Бретона, он ехал по обсаженной деревьями аллее, он чувствовал, как холодное волнение распространяется по его телу, проникая в каждый мельчайший нерв.
Он вел свой старый, но ухоженный "плимут" среди зелени газонов и все время ревизовал в мыслях дело Бретона - Спидола, возвращаясь в памяти к событиям девятилетней давности. Дело было записано в его сознании как единственное в своем роде, но не потому, что он не сумел раскрыть его - в конце концов он имел на своем счету немало неудач, - но потому, что он так здорово ошибся, расследуя его. Конвери как раз был в комиссариате, когда туда внесли Кэт Бретон, и почти всю историю он узнал из ее собственных уст в тот первый момент ошеломления, когда женщина, работавшая в полиции, смывала с ее волос частицы человеческого мозга.
Ее рассказ можно было свести к нескольким основным взаимосвязанным фактам: она поссорилась с мужем, собираясь с ним на вечеринку, самым идиотским образом пошла пешком одна через парк, желая сократить путь, и там подверглась нападению. И в этот момент как из-под земли вырос какой-то мужчина, выстрелил бандиту в лоб и исчез в темноте. Кэт Бретон как сумасшедшая бросилась бежать и бежала, пока не свалилась, выбившись из сил.
Основываясь на этих голых фактах, Конвери допустил два правдоподобных объяснения. Прежде всего он исключил случайность появления таинственного незнакомца именно в ту минуту в том месте и к тому же еще со штуцером. Однако все могло быть иначе: убийца знал бандита, подозревал, что он - психопат со склонностями к убийству, и с какого-то времени следил за ним, а убедившись в справедливости своих подозрений, расправился с ним. Эту гипотезу Конвери, однако, отбросил инстинктивно, хотя для порядка решил ее проверить.
Его мысли неустанно кружили вокруг мужа Кэт. А если он сам испортил автомобиль, а ссора была запланирована? Если муж хотел избавиться от нее и имел в багажнике ружье? Ведь он мог идти за ней через парк, намереваясь убить ее, но когда она оказалась в опасности, он рефлекторно выстрелил в нападающего.
Эта вторая гипотеза имела пробелы, но Конвери набил руку в ликвидации пробелов. Прежде всего он спросил Кэт, не подозревает ли она, кто бы мог выстрелить. Пребывая еще в состоянии шока, она затрясла головой, но Конвери заметил, как изогнулась ее нижняя губа: Кэт беззвучно произнесла какое-то имя, начинающееся на букву "Джи".
А когда в доме Бретонов он повторил описание мужчины, составленное по словам молодых людей, бывших свидетелями этой сцены, и прочел в глазах Джона ощущение вины… он знал, что нашел убийцу.
Открытие того, что у Бретона есть железное алиби, задело Конвери особым, непонятным образом. Он потратил много недель, пытаясь разрушить алиби, обеспеченное соседями Бретона, видевшими его, когда он стоял у окна своего дома. Конвери даже советовался со специалистами в области судебной медицины относительно того, что штуцер Бретона не сохранил следов использования. Он экспериментировал со старыми охотничьими ружьями; сперва из такого ружья стреляли, потом промывали различными растворами, а затем посыпали пылью. В конце концов он, однако, должен был признать, что Бретон, вина которого лежала прямо на ладони, не виновен.
Для любого другого полицейского это было бы сигналом, что дело следует закрыть и взяться за что-нибудь другое, более обещающее, но злой дух Конвери не отпускал его ни на минуту, нашептывая ему в ухо обещания успеха. И вот теперь, когда он ехал домой, голос этот заговорил в нем с прежней силой. В течение этих девяти лет случалось, что его визиты к Бретонам казались единственно бесплодным проявлением какой-то мании, но сегодня он явно почуял страх и вину.
Он въехал на своем "плимуте" на узкий бетонный тротуар перед домом, едва не задев трехколесный велосипед, оставленный его младшим сыном. Выйдя из автомобиля, он, закрывая дверцу, услышал легкий скрип. Несколько раз подвигав дверцами, чтобы установить происхождение этого звука, он пошел в гараж за масленкой, после чего смазал все дверцы. Положив масленку на место, он через внутренний проход, соединяющий гараж с домом, вошел в кухню.
- Что так поздно, дорогой? - Его жена Джина стояла перед столом, заваленным кухонной утварью. Руки ее были в тесте, а теплый воздух кухни был насыщен пробуждающим давние воспоминания запахом песочного торта с цукатами.
- Прости, - сказал он, - но меня задержали. - Он машинально похлопал жену по ягодицам, поднес ко рту засахаренную апельсиновую корку и начал ее жевать.
- Блейз?
- Что, дорогая?
- Ты снова был у Бретонов?
Конвери перестал грызть цукат.
- А почему ты спрашиваешь?
- Тим сказал, что ты снова копался в его коллекции окаменелостей. И что в ней недостает одного аммонита.
- Да? А я-то думал, что являюсь единственным детективом в этом доме.
- Так скажи, ты был там?
- Зашел буквально на минутку.
- Ах, Блейз, что о тебе подумают эти люди?
На лице Конвери отразилось беспокойство.
- А почему они должны что-то думать? Я зашел просто так, по-дружески.
- Не может быть и речи о дружбе с детективом, который допрашивал их по делу об убийстве. Особенно если речь идет о людях с такими деньгами.
- Ты зря так нервничаешь, дорогая. С Джоном Бретоном у меня очень хорошие отношения.
- Представляю себе, - сказала Джина, а Конвери тем временем прошел в гостиную, взял иллюстрированный журнал и начал рассеянно его просматривать. Девять лет назад что-то странное произошло в доме Бретонов, а сегодняшний день явился как бы путешествием в прошлое, вернувшим его к тому ключевому моменту. Бретон был не только значительно более худым, но и выглядел старше; однако в то же время он каким-то неопределенным образом казался моложе, менее опытным, менее уверенным в себе - словом, казалось, что его окутывает какая-то другая атмосфера. "Я словно чокнутый, - подумал Конвери. - Атмосфера - это не доказательство, разве что телепатия, о которой пишут в газете, начнет захлестывать все более широкие круги". Он перелистал журнал, потянулся за следующим, но тут же отшвырнул его с неудовольствием.
- Джина! - крикнул он. - В котором часу мы сядем за стол?
- Около пяти. Это для тебя не поздно?
- Нет, все в порядке. Понимаешь, мне снова придется уйти.
Минутой позже Конвери уже находился в центре белого мучного тайфуна: жена ворвалась в комнату и начала размахивать кулаками под самым его носом.
- Блейз Конвери, - шипела она ядовито, - ты выйдешь из этого дома только через мой труп.
Конвери взглянул в ее розовое, полное решимости лицо с мягким удивлением.
- Я тебя совершенно не понимаю.
- У Тима сегодня день рождения. Как ты думаешь, почему я пеку эти пирожные?
- Но ведь его день рождения будет только на следующей неделе, - попытался обороняться Конвери.
- Конечно, но день рождения Кеннета был неделю назад, а они всегда празднуют их на полпути. - Джина взглянула на него обвиняюще. - За эти годы ты должен был кое-чему научиться.
- Да, я об этом знаю, дорогая, только просто забыл. Я убежден, что никто и не заметит, если на этот раз меня здесь не будет…
- На этот раз! Тебя не было и в прошлом году, и в позапрошлом. Исключено! Ты отсюда не выйдешь!
- Но у меня есть дело, которое нужно уладить.
- Не сегодня.
Конвери глянул в глаза своей жены и капитулировал с усмешкой, которая позволила ему сохранить остатки достоинства. Когда Джина вышла из комнаты, он театрально пожал плечами и взял в руки брошенный журнал. Джон Бретон ждал девять лет, подождет еще немного.
X
Когда зазвонил телефон, разрывая царящую в доме тишину, Бретон сперва бросился к нему, а потом вдруг неуверенно задержался, держа руку на холодной пластиковой кривизне телефонной трубки.
Два часа, проведенные в одиночестве в мрачной послеполуденной тишине, попеременно наполняли его то неясными опасениями, то неистовым, ускоряющим биение сердца триумфом. Это был именно такой день, когда Джек каждую минуту мог ожидать появления мигающей подвижной ряби перед глазами, предшествующей приступу мигрени. Но вот уже год, после того первого важного путешествия во времени, это с ним почти не случалось - видимо, весь его нервный потенциал был исчерпан. Теперь, когда он ощущал своей рукой вибрирующий телефон, его охватило грозное осознание балансирования на грани жизни и смерти…
Он поднял трубку и молча ждал.
- Алло!.. - Мужской голос в телефонной трубке имел легкий английский акцент. - Это вы, Джон?
- Да, - ответил Бретон осторожно.
- Я не был уверен, что уже застану вас. Я звонил в бюро, и мне сказали, что вы только что ушли, но это было едва пять минут назад, старина, так что вы, наверное, сожгли шины, когда ехали домой.
- Конечно же, я спешил. - Бретон старался, чтобы его голос звучал свободно. - Но кто это говорит, если можно спросить?
- Гордон, разумеется. Гордон Пэлфри. Послушайте, старина, здесь с нами Кэт. Мы встретили ее, когда делали с Мириам покупки. Она хотела бы с вами поговорить.
- Хорошо. - Бретон не без труда припомнил, что Пэлфри - это энтузиасты автоматического письма и что Кэт последнее время была под их влиянием. Мириам обладала какими-то телепатическими способностями, и при мысли о том, что он должен будет говорить с ней, ему стало не по себе.
- Алло… Джон? - Казалось, Кэт говорит, запыхавшись, и по неуверенности Бретон понял, что она знает, кто из них говорит с ней по телефону.
- В чем дело, Кэт?
- Джон, Мириам рассказала мне неслыханно интересные вещи относительно своей работы. Результаты, которые она получила в течение последних двух дней, в самом деле сенсационные. Я чертовски заинтересована. Просто с ума сойти можно!
"Каким образом, - подумал Бретон с капелькой беспокойства, - Кэт, моя Кэт, может возиться с такими людьми?"
А вслух он сказал:
- Это звучит интригующе. И поэтому ты мне позвонила?
- В определенном смысле. Мириам сегодня дает сеанс для кучки близких людей, и меня тоже пригласили. Я страшно взволнована, Джон. Ты ничего не будешь иметь против, если я прямо отсюда пойду к ним? Ты там управишься без меня сегодня вечером?
Отсутствие Кэт в доме на протяжении нескольких ближайших часов было Бретону на руку, но его злило ее почти религиозное отношение к Пэлфри. И только опасение, что он поведет себя так, как тот, другой Бретон, удержало его от протеста.
- Кэт, - спросил он спокойно, - ты меня избегаешь?
- Ничего подобного, просто я не хочу упустить такой случай.
- Ты любишь меня?
Наступила тишина.
- Я думаю, ты не должен об этом спрашивать.
- Ну, ладно. - Бретон решил приступить к операции. - Однако не считаешь ли ты, что с твоей стороны будет не слишком разумно уходить из дому надолго? Говоря о Джоне, я вовсе не шутил. Он в таком настроении, что может пойти на все и исчезнуть.
- Это его дело. Ты имеешь что-нибудь против этого?
- Нет, я только хотел, чтобы вы оба точно знали, что делаете.
- С меня в самом деле хватит этого, - сказал Кэт, в голосе которой не было ни следа прежнего подъема. - Это превышает мои возможности.
- Не принимай это близко к сердцу, дорогая, - мягко ответил Бретон. - Развлекайся хорошенько, а мы это уладим… как-нибудь.
Он положил трубку и начал обдумывать свои последующие действия. Гордон Пэлфри сказал, что Джон выехал из бюро; это означало, что в любой момент он может явиться домой. Бретон поспешил наверх и вынул автоматический пистолет, спрятанный в комнате для гостей. Когда он выходил оттуда, тяжелый металлический предмет оттягивал карман его пиджака. Он должен придать такой вид исчезновению Джона Бретона, чтобы все выглядело так, будто он по собственному желанию разрушил свое супружество и свою карьеру, а для этого следовало убрать его одежду и другие предметы, которые он в подобной ситуации должен был бы взять с собой. Деньги! Джек взглянул на часы - в это время банк уже будет закрыт. Он поколебался. Интересно, усмотрит ли Кэт нечто странное в том, что Джон исчезает без денег? Она может и не заметить этого в течение нескольких дней или недель, но в конце концов это будет выглядеть подозрительно.
С другой стороны, Кэт никогда не обнаруживала алчности в отношении денег, она наверняка не вникала слишком обстоятельно в детали финансовых операций Джона. В конце концов Джек решил, что утром пойдет в банк в роли его второго воплощения и переведет большую часть денег на банк в Сиэтле. Позже, в случае необходимости, он сможет брать деньга с этого нового счета, дабы придать этой фикции правдоподобие.
Он вынул из кладовой два больших чемодана, наполнил их одеждой и отнес в холл. И все время пистолет бился о его бедро. Частью сознания он отдавал себе отчет, что ему будет очень трудно использовать оружие против Бретона, но другая часть была беспощадно решительна - это кульминационный момент девятилетних мук, и возврата уже не было. Самым важным во всем этом был факт, что это он вызвал к жизни Джона Бретона, подарив ему девять лет существования без каких-либо комиссионных; а теперь пришло время дисконтировать эту ссуду. "Дал, - пришла ему в голову непрошеная мысль, - а теперь могу забрать…"
Внезапно Бретон ощутил ледяной холод. От стоял в холле, дрожа и вглядываясь в свое отражение в длинном золотистом зеркале целую вечность, пока низкое урчание "турбо-линкольна" Джона Бретона не нарушило тишину старого дома. Минутой позже Джон вошел через заднюю дверь и, не снимая плаща, прошел в холл. Его глаза сузились при виде двух чемоданов.
- Где Кэт? - По молчаливому соглашению они воздерживались от обычных приветствий.
- Кэт… Кэт была приглашена Пэлфри на ужин и проведет там весь вечер. - Джек с трудом выдавливал слова. Через несколько секунд он должен убить Джона, но мысль о том, что он увидит это хорошо знакомое тело прошитым пулей, наполняла его страхом.
- Ага. - Взгляд Джона был внимателен. - А можно ли мне узнать, что ты намеревался делать с моими чемоданами?
Пальцы Джека стиснули рукоятку пистолета. Он покачал головой, чувствуя, что не в силах произнести ни слова.
- Я уезжаю, - сказал Джек, стараясь справиться с новым открытием, которое только что совершил: он осознал, что просто не сможет нажать на спусковой крючок. - Позже я верну тебе чемоданы. Я взял кое-что из одежды. Ты ничего не имеешь против?
- Нет. - В глазах Джона появилось выражение облегчения. - Но… Ты хочешь сказать, что останешься в этом потоке времени?
- Да… Мне будет достаточно сознания, что Кэт живет где-то недалеко.
- О? - На широком лице Джона появилось выражение растерянности, как если бы он надеялся услышать нечто совершенно иное. - Ты уезжаешь именно сейчас? Может, вызвать тебе такси?