Сегодня в восемь утра за Снеговым пришла машина, чтобы отвезти его на аэродром. К удивлению водителя, Снеговой не дожидался в подъезде, как обычно. Повременив пять минут, водитель поднялся на лифте и позвонил в квартиру. Никто ему не открыл, хотя звонок работал - водитель слышал это прекрасно. Тогда он спустился вниз и из автомата на углу доложил по начальству о создавшейся ситуации. Начальство стало звонить Снеговому по телефону. Телефон Снегового был все время занят. Тем временем водитель, обойдя дом, обнаружил, что все три окна Снегового раскрыты настежь и в квартире, несмотря на высокое уже солнце, горит электрический свет. Водитель немедленно доложил об этом. Были вызваны компетентные лица, которые, прибыв, тут же взломали замок и осмотрели квартиру Снегового. При осмотре было обнаружено, что все электролампы в квартире включены, на кровати в спальне стоит незакрытый, но собранный чемодан, а сам Снеговой сидит в своем кабинете за столом, держа в одной руке телефонную трубку, а в другой - пистолет системы Макарова. Было установлено, что Снеговой скончался от огнестрельной раны, нанесенной из этого пистолета в правый висок в упор. Смерть последовала мгновенно между тремя и четырьмя часами утра.
- А я-то здесь при чем? - просипел Малянов.
В ответ Игорь Петрович подробно рассказал, как строилась баллистическая кривая и как была обнаружена пуля, прошедшая навылет и застрявшая в стене.
- Но я-то, я-то здесь при чем? - спрашивал Малянов, истово ударяя себя в грудь. К этому моменту они уже выпили по третьей.
- Но вам его жалко? - спрашивал Игорь Петрович. - Жалко его вам?
- Жалко, конечно… Он был отличный мужик… Но я-то! Меня-то вы почему? Я и пистолета сроду в руках не держал! Я же невоеннообязанный… по зрению…
Игорь Петрович его не слушал. Он подробно рассказывал, как следствию удалось в короткие сроки выяснить, что покойный Снеговой был левша, и очень странно, что застрелился он, держа пистолет в правой руке.
- Ну да, ну да! - согласился Малянов. - Арнольд Палыч действительно был левша, я тоже это знаю, могу подтвердить… Но я-то… Я ведь спал всю ночь! А потом, зачем я его буду убивать, сами посудите!
- Ну а кто же? Кто? - ласково спросил Игорь Петрович.
- Откуда мне знать? Это вы должны знать, кто!
- Вы-с! - гнусно-вкрадчивым голосом Порфирия произнес Игорь Петрович, разглядывая Малянова сквозь рюмку одним глазом. - Вы и убили-с, Дмитрий Алексеевич!..
- Кошмар какой-то… - пробормотал Малянов беспомощно. Ему хотелось заплакать от отчаяния.
И тут легкий сквознячок потянул по комнате, шевельнул сдвинутую штору, и яростное пополуденное солнце, ворвавшись в окно, ударило Игоря Петровича прямо по лицу. Он зажмурился, заслонился растопыренной пятерней, подвинулся в кресле и торопливо поставил рюмку на стол. Что-то с ним случилось. Глаза часто замигали, на щеки набежала краска, подбородок дрогнул. "Простите… - прошептал он с совершенно человеческой интонацией. - Простите, Дмитрий Алексеевич… Может быть. вы… Как-то здесь…"
Он замолчал, потому что в Бобкиной комнате что-то грохнуло и разлетелось с длинным дребезгом.
- Это что такое? - спросил Игорь Петрович, насторожившись. Души человеческой снова не было в его голосе.
- Это там… один человек… - проговорил Малянов, так и не успев понять, что же произошло с Игорем Петровичем. Совсем другая мысль вдруг осенила его. - Слушайте! - вскричал он, вскакивая. - Пойдемте! Вот, пожалуйста, там подруга жены! Она подтвердит!.. Всю ночь спал, никуда не выходил…
Толкаясь плечами, они устремились в прихожую.
- Интересно, интересно… - приговаривал Игорь Петрович. - Подруга жены… Посмотрим!
- Она подтвердит… - бормотал Малянов. - Сейчас увидите… Подтвердит…
Они без стука ворвались в Бобкину комнату и остановились. Комната была прибрана и пуста. Лидочки не было, постели на тахте не было, чемодана не было. А под окном, рядом с осколками глиняного кувшина (Хорезм, XI век) сидел Калям с необыкновенно невинным видом.
- Это? - произнес Игорь Петрович, указывая на Каляма.
- Нет… - ответил Малянов глупо. - Это наш кот, он у нас давно… Позвольте, а где же Лидочка? - Он оглянулся на вешалку. Белого пыльника тоже не было. - Она ушла, наверное…
Игорь Петрович пожал плечами.
- Наверное, - сказал он. - Здесь ее нет.
Тяжело ступая, Малянов подошел к разбитому кувшину.
- С-скотина! - сказал он и дал Каляму по уху.
Калям шарахнулся вон. Малянов присел на корточки. Вдребезги. Какой хороший кувшин был…
- А она у вас ночевала? - спросил Игорь Петрович.
- Да, - сказал Малянов мрачно.
- Когда вы ее видели в последний раз? Сегодня?
Малянов помотал головой.
- Вчера. То есть, собственно, сегодня. Ночью. Я ей простыни давал, одеяло… - Он заглянул в Бобкин ящик для постельного белья. - Вот. Все тут.
- Давно она у вас живет? - спросил Игорь Петрович.
- Вчера приехала.
- А вещи ее здесь?
- Не вижу, - сказал Малянов. - И пыльника ее нет.
- Странно, верно? - сказал Игорь Петрович.
Малянов молча махнул рукой.
- Ну и черт с нею, - сказал Игорь Петрович. - С этими бабами одна морока. Пойдемте еще по рюмочке…
Вдруг входная дверь распахнулась… и в прихожую…"
6. "…дверь лифта, загудел мотор. Малянов остался один.
Долго стоял он на пороге Бобкиной комнаты, привалившись плечом к косяку и ни о чем в общем не думая. Появился откуда-то Калям, прошел, нервно подрагивая хвостом, мимо него, вышел на площадку и принялся лизать цементный пол.
- Ну, ладно, - сказал Малянов наконец, оторвался от косяка и прошел в большую комнату.
Было там накуренно, сиротливо стояли три синие рюмки на столе - две пустые и одна наполовину полная, солнце уже добиралось до книжных полок.
- Коньяк унес… - сказал Малянов. - Это надо же!
Он немного посидел в кресле, допил свою рюмку. За окном грохотало и фырчало, через открытые двери доносились с лестницы детские вопли и шумы лифта. Пахло щами. Потом он встал, протащился через прихожую, ударившись плечом о косяк, выволокся нога за ногу на лестничную площадку и остановился перед дверью квартиры Снегового. Дверь была опечатана, и на замке стояла большая сургучная печать. Он осторожно коснулся ее кончиками пальцев и отдернул руку. Все было правдой. Все, что случилось, - случилось. Гражданин Советского Союза Арнольд Павлович Снеговой, полковник и загадочный человек, ушел из жизни".
4
7. "Он помыл и поставил на место рюмки, убрал черепки в Бобкиной комнате и дал Каляму рыбы. Потом взял высокий стакан, из которого Бобка пьет молоко, вбил туда три сырых яйца, накрошил хлеба, обильно засыпал солью и перцем и перемешал. Есть ему не хотелось, он действовал механически. И он съел эту тюрю, стоя перед балконным окном и глядя на залитый солнцем пустой двор. Даже деревья не удосужились посадить. Хоть одно.
Мысли его текли вялой струйкой, да и не мысли это были, собственно, - так, обрывки какие-то. Может быть, это такие новые методы следствия, думал он. Научно-техническая революция и вообще. Непринужденность и психическая атака… Но насчет коньяка - как-то совсем непонятно. Игорь Петрович Зыков… или Зыкин? Ну, это он мне сам так представился, а вот что у него было в документе? Мазурики! - подумал он вдруг. Спектакль со мной разыграли ради полбутылки коньяка…
Нет, Снеговой умер, это ясно. Снегового я больше не увижу. Хороший был человек, только какой-то нелепый. Какой-то он всегда был неустроенный… особенно вчера. А ведь кому-то он звонил… звонил он кому-то, что-то хотел сказать еще, объяснить, предупредить о чем-то. Малянова передернуло. Он поставил в мойку грязный стакан - эмбрион будущей кучи грязной посуды. Здорово Лидочка кухню убрала, все так и сверкает… А он меня предупреждал насчет Лидочки. Действительно, с этой Лидочкой как-то непонятно…
Малянов вдруг бросился в прихожую, поискал под вешалкой и нашел записку от Ирки. Нет, ерунда. Все правильно. И почерк явно Иркин, и манера ее… И вообще, вы подумайте: ну на кой ляд убийце мыть посуду?.."
8. "…у Вальки был занят. Малянов положил трубку и растянулся на тахте, уткнувшись носом в жесткий ворс. У Вальки ведь там тоже что-то не в порядке. Истерика какая-то… Вообще с ним такое случается. Либо со Светкой поругался, либо с тещей… Что-то он у меня спрашивал, странное что-то… Эх, Валька, мне бы твои заботы! Нет, пускай приезжает. Он в истерике, я в истерике - глядишь, вдвоем что-нибудь и придумаем… Малянов снова набрал номер, и снова оказалось занято. Ч-черт, как время бездарно проходит! Сейчас бы самое работать и работать, а тут вся эта пакость.
И вдруг кто-то кашлянул в прихожей у него за спиной. Малянова как ветром снесло с тахты. И зря, конечно. Никого там, в прихожей, не было. И в ванной тоже. И в сортире. Он проверил замок, вернулся на тахту и тут обнаружил, что колени у него дрожат. Ч-черт, нервы сдали. А этот тип еще убеждал меня. что похож на человека-невидимку. На глисту ты похож очкастую, а не на человека-невидимку! Он еще раз набрал телефон Вальки, бросил трубку и стал решительно натягивать носки. От Вечеровского позвоню. Сам виноват, что все время треплется… Он натянул чистую рубашку, проверил в кармане ключи, запер за собой дверь и побежал вверх по лестнице.
На шестом этаже в нише у мусоропровода миловалась парочка. Парень был в черных очках, но Малянов знал этого сопляка - кандидат в рядовые необученные из семнадцатой квартиры, второй год никуда поступить не может и не хочет… Больше до самого восьмого этажа он никого не встретил. Но все время у него было предчувствие, что вот-вот наткнется на кого-то. Цапнут его за локоть и скажут негромко: "Одну минуточку, гражданин…"
Слава богу, Фил был дома. И как всегда, у него был такой вид, словно он собирается в консульство Нидерландов на прием в честь прибытия ее величества и через пять минут за ним должна заехать машина. Был на нем какой-то невероятной красоты кремовый костюм, невообразимые мокасины и галстук. Этот галстук Малянова всегда особенно угнетал. Не мог он представить себе, как это можно дома работать в галстуке.
- Работаешь? - спросил Малянов.
- Как всегда.
- Ну, я ненадолго.
- Конечно, - сказал Вечеровский. - Кофе?
- Подожди, - сказал Малянов. - А впрочем, давай.
Они отправились на кухню. Малянов сел на свой стул, а Вечеровский принялся колдовать с кофейным оборудованием.
- Я сделаю по-венски, - сказал он, не оборачиваясь.
- Валяй, - отозвался Малянов. - Сливки есть?
Вечеровский не ответил. Малянов смотрел, как под тонкой кремовой тканью энергично работают его торчащие лопатки.
- У тебя следователь был? - спросил он.
Лопатки на мгновение застыли, затем над сутулым плечом медленно возникло, поворачиваясь, длинное веснушчатое лицо с вислым носом и рыжими бровями, высоко задранными над верхним краем могучей роговой оправы очков.
- Прости… Как ты сказал?
- Я сказал: следователь у тебя был сегодня или нет?
- Почему именно следователь? - осведомился Вечеровский.
- Потому что Снеговой застрелился, - сказал Малянов. - Ко мне уже приходили.
- Кто такой Снеговой?
- Ну, этот дядька, который напротив меня живет. Ракетчик.
- А…
Вечеровский отвернулся и снова задвигал лопатками.
- А ты разве его не знал? - спросил Малянов. - По-моему, я вас знакомил.
- Нет, - сказал Вечеровский. - Насколько я помню, нет.
По кухне прекрасно запахло кофе. Малянов уселся поудобнее. Рассказать или не стоит? В этой сверкающей ароматной кухне, где было так прохладно, несмотря на ослепительное солнце, где всегда все стояло на своих местах и все было самого высшего качества - на мировом уровне или несколько выше, - здесь все события прошедших суток казались особенно нелепыми, дикими, неправдоподобными… нечистоплотными какими-то.
- Ты анекдот о двух петухах знаешь? - спросил Малянов.
- О двух петухах? Я знаю анекдот о трех петухах. Совершенно бездарный. От сохи.
- Да нет. О двух! - сказал Малянов. - Не знаешь?
И он рассказал анекдот о двух петухах. Вечеровский не отреагировал никак. Можно было подумать, что ему не анекдот рассказали, а предложили серьезную задачу, - такой у него был вид, сосредоточенный и задумчивый, когда он ставил перед Маляновым чашечку кофе, полную сливочницу и розетку с вареньем. Потом он налил чашечку себе, сел напротив, держа ее на весу, обмакнул в нее губы и проговорил наконец:
- Превосходно. Это я не о твоем анекдоте. Это я о кофе.
- Догадываюсь, - уныло сказал Малянов.
Некоторое время они молча наслаждались кофе по-венски. Потом Вечеровский сказал:
- Вчера я немного подумал над твоей задачей… Ты не пробовал применить функции Гартвига?
- Знаю, знаю, - сказал Малянов. - Сам допер.
- Получилось?
Малянов отодвинул от себя пустую чашку.
- Слушай, Фил, - сказал он. - Какие тут, к чертовой матери, функции Гартвига? У меня голова винтом, а ты…"
9. "…помолчал минуту, поглаживая двумя пальцами гладко выбритую скулу, а затем продекламировал:
- Глянуть смерти в лицо сами мы не могли, нам глаза завязали и к ней привели… - И добавил: - Бедняга.
Непонятно было, кого он имеет в виду.
- Нет, я все могу понять, - сказал Малянов. - Но вот этот следователь…
- Ты хочешь еще кофе? - перебил его Вечеровский.
Малянов помотал головой, и Вечеровский поднялся.
- Тогда пойдем ко мне, - сказал он.
Они перешли в кабинет. Вечеровский сел за стол - совершенно пустой, с одиноким листком бумаги посередине - вынул из ящика механический бювар, щелкнул какой-то кнопкой, пошарил глазами по строчкам и набрал на телефоне номер.
- Старшего следователя Зыкина, - произнес он вялым начальственным голосом. - Я и говорю Зыкова, Игоря Петровича… На операции? Благодарю вас. - Он положил трубку. - Старший следователь Зыков на операции, - сообщил он Малянову.
- Коньяк он мой пьет с девками, а не на операции… - проворчал Малянов.
Вечеровский покусал губу.
- Это уже неважно. Важно, что он существует.
- Конечно, существует! - сказал Малянов. - Он мне свое удостоверение показывал… Или ты думал, что это были жулики?
- Вряд ли…
- Вот и я тоже подумал. Из-за бутылки коньяка разводить такую историю… да еще рядом с опечатанной квартирой.
Вечеровский кивнул.
- А ты говоришь - функции Гартвига! - сказал Малянов укоризненно. - Какая тут может быть работа! Тут того и гляди загремишь в лагерь…
Вечеровский пристально смотрел на него рыжими глазами.
- Дима, - проговорил он, - а тебя не удивило, что Снеговой заинтересовался твоей работой?
- Еще бы! Сроду мы с ним о работе никогда не говорили…
- А что ты ему рассказал?
- Н-ну… в общих чертах… Он, собственно, и не настаивал на подробностях.
- И что он сказал?
- Ничего не сказал. По-моему, он был разочарован. "Где имение, а где вода", так он выразился.
- Прости?
- "Где имение, а где вода"…
- А что, собственно, это значит?
- Это из классики откуда-то… В том смысле, что в огороде бузина, а в Киеве дядька…
- Ага… - Вечеровский задумчиво поморгал коровьими ресницами, потом взял с подоконника идеально чистую пепельницу, вынул из стола трубку с кисетом и принялся ее набивать. - Ага… "Где имение, а где вода"… Это хорошо. Надо будет запомнить.
Малянов нетерпеливо ждал. Он очень верил в него. У Вечеровского был совершенно нечеловеческий мозг. Малянов не знал другого человека, который из совокупности данных фактов был бы способен делать столь неожиданные выводы.
- Ну? - сказал Малянов наконец.
Вечеровский уже набил свою трубку и теперь так же неторопливо и со вкусом ее раскуривал. Трубка тихонечко сипела. Вечеровский сказал, затягиваясь:
- Дима… п-п… а на сколько ты, собственно, продвинулся с четверга? Мы, кажется, в четверг… п-п… разговаривали в последний раз…
- Какое это имеет значение? - спросил Малянов с раздражением. - Мне сейчас, знаешь ли, не до этого…
Эти слова Вечеровский пропустил мимо ушей - по-прежнему смотрел на Малянова рыжими своими глазами и попыхивал трубкой. Это был Вечеровский. Он задал вопрос и теперь ждал ответа. И Малянов сдался. Он верил, что Вечеровскому виднее, что имеет значение, а что - нет.
- Неплохо я продвинулся, - сказал он и принялся рассказывать, как ему удалось переформулировать задачу и свести ее сначала к уравнениям в векторной форме, а потом к интегро-дифференциальному уравнению, как у него стала вырисовываться физическая картина, как допер он до М-полостей и как вчера сообразил наконец использовать преобразования Гартвига.
Вечеровский слушал очень внимательно, не перебивая и не задавая вопросов, и только один раз, когда Малянов, увлекшись, схватил одинокий листок и попытался писать на обратной стороне, остановил его и попросил: "Словами, словами…"
- Но ничего этого я сделать уже не успел, - уныло закончил Малянов. - Потому что сначала начались дурацкие телефонные звонки, потом приперся мужик из стола заказов…
- Ты мне ничего об этом не говорил, - прервал его Вечеровский.
- Так это никакого отношения к делу не имеет, - сказал Малянов. - Пока были телефонные звонки, я еще кое-как работал, а потом заявилась эта Лидочка, и все пошло на пропасть…
Вечеровский совершенно окутался клубами и струями ароматного медвяного дыма.
- Неплохо, неплохо… - прозвучал его глуховатый голос. - Но остановился ты, как я вижу, на самом интересном месте.
- Не я остановился, а меня остановили!
- Да, - сказал Вечеровский.
Малянов ударил себя кулаками по коленям.
- Ч-черт, сейчас бы работать и работать! А я думать не могу! От каждого шороха в собственной квартире вздрагиваю… и вдобавок эта милая перспективочка - пятнадцать лет ИТЛ…
Он уже в который раз вворачивал про эти пятнадцать лет, все ждал, что Вечеровский скажет: "Не выдумывай, какие там пятнадцать лет, это же явное недоразумение…", - но Вечеровский и на этот раз ничего подобного не сказал. Вместо этого он принялся длинно и нудно расспрашивать Малянова о телефонных звонках: когда они начались (точно), куда звонили (ну хоть несколько конкретных примеров), кто звонил (мужчина? женщина? ребенок?). Когда Малянов рассказал ему про звонки Вайнгартена, он, по-видимому, удивился и некоторое время молчал, а потом опять принялся за свое. Что Малянов отвечал в телефон? Всегда ли подходил? Что ему сказали в бюро ремонта? Кстати, только теперь Малянов вспомнил, что после его второго звонка в бюро ремонта ошибочные вызовы прекратились… Но он даже не успел сказать об этом Вечеровскому, потому что вспомнил еще кое-что.
- Слушай, - сказал он, оживившись. - Я совсем забыл. Вайнгартен, когда звонил вчера, спрашивал, знаю ли я Снегового.
- Да?
- Да. Я сказал, что знаю.
- А он?
- А он сказал, что не знает… Не в этом дело. Что это, по-твоему, - совпадение? Или как? Странное какое-то совпадение…