Система безопасности снова оповещает о посетителе. Это моя дочь Руди, которая эмигрировала в Европу, как только ей исполнилось восемнадцать лет, единственная из детей, недовольная нами как родителями. Сейчас ей тридцать, но она по-прежнему ребёнок, и злится, что я не сообщила ей заранее о своей смерти. Она уверена, что я это всё специально подстроила. В чём-то она права. Я действительно спланировала свою смерть, но что специально подстроила, это перебор.
– Объясните, пожалуйста, цель своего визита, – настаивает робот, так как добиться внятного ответа от Руди он не может.
– Почему она умерла и ничего мне не сказала?! – Руди морщится и хватается руками за голову. – Я помню, она обещала мне сказать заранее, и вообще, она говорила, что не умрёт!
– Так не хочется пускать эту истеричку, – шепчет Джон Марине. – Она такая капризная и всегда всем недовольна.
Они оба замерли и смотрят на Руди, не в силах принять решение. Моя душа витает где-то здесь, и они ощущают её присутствие. И поэтому ждут решения от меня. А я молчу. Меня в это время опять тянет в водоворот вселенной, и я, сперва пытаясь ухватиться за что-нибудь и остаться рядом со своим телом и коллегами, не выдерживаю натиска и отдаюсь потоку. Очень сильный магнетизм и тяга, нет смысла сопротивляться.
– Я к маме, пустите меня! – кричит Руди и барабанит в дверь кулаками.
– Пожалуйста, проходите, – наконец-то робот реагирует на ответ и открывает дверь.
– Ева, ты здесь? – посылает вопрос Марина.
Ответа нет. Марина ждёт пару минут.
– Видимо, она переместилась. Как раз можно отключить внутреннюю систему на время прихода Руди. Заодно проведём профилактику.
– Да Ева, наверняка, исчезла, потому что не хочет её видеть. Я помню, какие истерики она постоянно закатывала, пока не уехала, – Джон отодвигается от рабочего стола и выключает внутреннюю систему.
Общая система эксперимента состоит из внутренней системы и внешнего слежения. Даже если внутреннюю отключить на время, что допускается, внешняя всегда включена, и как только объект или сигнал попадёт в поле регистрации, внутренняя система автоматически включится и начнёт работу. Это сделано для того, чтобы в экстренных ситуациях и при завершении деятельности лаборатории можно было отключить установку без риска потери информации. Это первое отключение и профилактика с начала эксперимента. Наступает тишина, и только ритмичное тиканье инкубатора, как ритм сердца, звучит в комнате.
– Теперь можно встретить Руди, – спокойно произносит Марина.
У них всегда существовала необъяснимая ревность друг к другу, преимущественно у Руди. Она, хоть и была официально удочерённой, всегда подозревала, что Марина мне ближе, она ведь работала со мной и даже теперь постоянно находится рядом с моим телом. К тому же все наши дети знали, – мы с Патриком этого не скрывали, – если бы Маринина тётка не отказала нам в опеке, девочка вошла бы в нашу семью.
Руди быстро проходит по коридору. Она знает мою рабочую комнату, как и все дети, которые уже побывали здесь и попрощались со мной. Церемония прощания проходила очень необычно. Тело не планировалось к захоронению, и должно было оставаться в инкубаторе. Сколько именно дней, месяцев, лет, не уточнялось. Руди, облачившись в спецодежду перед входом, стрелой направляется к моему телу, которое неподвижно лежит в инкубаторе.
– О, мамочка! Как ты могла?! Как ты могла ничего мне не сказать? Оставила меня одну, бросила. Я знаю, что ты не умерла. Это только твоё тело. А душа жива. Я знаю, я чувствую это, – стонет Руди, обняв инкубатор, и сквозь стекло разговаривает с моим мёртвым телом. – Я знаю, ты что-то задумала. Я ведь не такая дурочка, как остальные, и всё понимаю. Этот твой институт и эксперимент, которым вы с папой жили…
Руди обнимает свою голову руками и продолжает стонать, и что-то бормотать себе под нос. Потом она внезапно вскакивает и обращается к Марине и Джону, стоящим в стороне в ожидании, когда Руди прекратит причитать, успокоится и уйдёт, чтобы они могли продолжить работу.
– Я тоже хочу знать об эксперименте и участвовать в нём.
Марина бросает быстрый взгляд на Джона. Доступ к программе эксперимента строго ограничен, и даже детям участвовать в нём не представляется возможным. И если им не пришлось ничего объяснять другим детям, – это сделала я в письмах, которые написала всем без исключения, – то для Руди этого было мало, и её нужно было как-то угомонить.
– Дело в том, – начал Джон, с трудом подбирая слова, немного чувствуя злость на меня, что ему приходится выполнять мою роль и объясняться с моей дочкой. – Дело в том, Руди, что программа эксперимента защищена, и мы знаем только небольшую часть, а все результаты рассчитаны на будущие поколения. Так что мы даже не сможем его завершить. Всё зашито в программу. Мы лишь запустили её и теперь отслеживаем поступающие сигналы. Через некоторое время все эти установки вместе с телом Евы будут захоронены в действующем виде.
– Не понимаю, как это? – Руди делает изумлённое лицо. – То есть всё, что сейчас здесь находится и работает, будет погребено? И всё будет идти само по себе?
– Примерно так, – Марина решает подержать Джона. – Все мы смертны. По крайней мере тело человека. Эксперимент проводится с душой.
– И что, удалось подтвердить существование души? – Руди с недоверием поднимает глаза.
– Мы ещё в поиске, – быстро отвечает Марина, обманув Руди. Джон не смог бы соврать, поэтому она решила его опередить. Они не должны раскрывать факт существования души, пока не будет явных доказательств. Это будет известно только по окончании эксперимента, примерно через тысячу лет.
– Что?! Через тысячу лет?! – открывает рот изумлённая Руди.
– Да, именно на такой срок он задуман и запрограммирован.
– Какая чушь… – фыркает Руди. – Неизвестно, что произойдёт в ближайшие сто-двести лет.
Джон сосредоточенно смотрит в экран, словно пытаясь заглянуть туда, где вселенная скрывает в себе невидимые души. А меня несёт непонятная сила куда-то в темноту и неизвестность. Я не могу сопротивляться. Где-то вдалеке до меня ещё доносятся голоса Руди и Марины, а также гул голосов других родственников. Всё приходит импульсами и откликается в душе. Я уже не обращаю на это внимания. Что-то невероятно приятное меня влечёт и тянет, что-то родное и близкое. Я вглядываюсь, но кругом пустота. Вдруг я ловлю момент, что у меня уже и чувств нет, не только мысли ушли. Чем же тогда я ощущаю тягу и влечение? И тепло, и близость? Невероятные ощущения. Они несравнимы с земными и телесными. Это внутреннее, духовное чувство, похожее на интуицию. Чувство наполненности и вместе с тем пустоты и свободы. Чувство, что впереди много-много времени, бесконечность, и нет необходимости никуда торопиться. Блаженство. Рядом проходит луч преломления и перекатывающая волна. Вокруг меня темнота. Волна захватывает меня, и я оказываюсь на другом уровне отэспаре. Здесь светлее. Я вижу много летающих объектов, видимо, таких же, как и я. Прозрачные, как медузы. Внезапно меня что-то обволакивает сзади. Тёплое и родное. Я поворачиваюсь. Передо мной расплылись мои родственники, близкие и друзья, которые умерли раньше меня. По моей сущности прокатывает волна приветствий.
– Здравствуй дорогая! – Патрик посылает тёплый луч, – вот и встретились.
– Здравствуй! – всё проходит без слов, мыслей и чувств.
Слова текут, как свет и ветер. Не описать, как мне хорошо. Я не знаю, зачем всю жизнь так бояться смерти, когда здесь так хорошо? От этого страха смерти все беды и проблемы человеческие. Пустая трата времени, энергии и чувств. Если бы люди знали, что там, за порогом смерти, – вероятно, она бы не пугала. Страшит неопределённость.
– Я рад тебе, – слова Патрика проникают в меня. – Я пытался поговорить с тобой, когда ты была жива, но ты меня не слышала. А программа не считывала мою информацию. Молодец, что придумала музыкальный код.
– Так меня коллеги слышат только из-за музыкальной передачи? Я столько преобразований провела в попытке найти ключ к считыванию информации.
– Всё гениальное просто. Музыка души. Ведь мы эту фразу часто слышали при жизни, но воспринимали её абстрактно. А благодаря тебе эти слова получили конкретное воплощение.
– Мы знаем почти всё про смерть, но не верим в это. Должна быть сильная вера. У кого она сильная, у тех спокойно проходит этап умирания, и сама жизнь идёт легко. Эти люди не боятся смерти и живут праведно и с верой.
– Значит, главное – вера?
– Да, главное – верить. Не нами всё придумано, и нам не всё открыто и доступно.
– Человек пока не может описать другие вселенные и осознать масштаб и величину Высшего Разума и Силы. Кому-то для веры нужны доказательства. Для них слепая вера просто не имеет смысла.
– Если бы у человека было больше веры, ему бы и жилось легче и свободнее.
– Страхи сковывают и ограничивают, и мешают жить.
Я и Патрик парим рядом друг с другом и обмениваемся импульсами, невидимыми и неслышимыми, но понятными нам обоим. Сейчас мы полностью объяты светом, настолько ярким, что кроме друг друга ничего и никого не видим. Да и в нашем облике нет ничего общего с подобием человеческого тела. Мы – два отрезка светящихся лучей, купающихся в море яркого света. Теперь мы летим вместе навстречу волнам и невероятным картинкам и видам. Линии, полосы, круги, сферы, – всё это переливается, движется и невообразимо пересекается, создавая эффект антисимметрии. Как только я вспоминаю земной образ Патрика, он тут же предстаёт передо мной, молодой, как в день нашего знакомства.
– Я вижу тебя разного, – посылаю я импульс Патрику.
– Ты учишься быть в разных отэспаре микромира одновременно. Здесь их очень много.
– Это не опасно?
– Нет. Теперь не существует никакой опасности. Где бы ты ни блуждала, в каком бы уголке мира, тебя всегда притянет к родным местам. Это происходит за счёт сильного магнетизма между родными и близкими. Иногда он возникает в силу приверженности делу, например, науке, творчеству.
– Как меня постоянно возвращает в институт, и я ничего не могу сделать, и сопротивление бесполезно.
– Ты же не просто запустила эксперимент, но и запрограммировала его на долговременную перспективу.
– Почему же тогда тебя не притянуло обратно в институт?
– Притягивало. И я возвращался, и не раз, только вы меня не могли услышать. А я никак не мог передать данные. Люди живут в трёхмерном пространстве, а душа может воспринимать и видеть другую реальность и другие миры.
– Вот бы передать эту информацию и сообщить им данные. Как только я это осознаю и отправляю импульс Патрику, меня начинает тянуть прочь от него с невероятной силой. Я пытаюсь ухватиться, но здесь не за что, да и я в принципе не могу ни за что держаться. Патрик наблюдает.
– Не пытайся сопротивляться, это бесполезно.
– Ой, да. Ты прав! Скорее всего, меня потянуло в лабораторию. – Меня поначалу тоже часто тянуло. Но из-за тщетности моих попыток связаться с вами и бесполезности моего присутствия там я со временем перестал возвращаться. Вернее, импульсы сами прошли. Лишь иногда поддавался желанию увидеть тебя, ловил твои мысли обо мне и чувства и притягивался к тебе. Я надеялся, что ты меня чувствуешь…
– Да, я чувствовала тебя… Всё, больше не могу держаться, увидимся позже!..
– Конечно! Мы теперь всегда будем вместе!..
Меня кружит, несёт в водовороте цвета и разной тяги. Я ощущаю то обволакивающее тепло, то твёрдый холод, то вообще упираюсь во что-то, типа непрошибаемого бетона, и приходится двигаться обратно, обходя препятствие. Видимость почти нулевая из-за сильного преломления пространства, где я нахожусь, направляясь к своему телу в институте. Через какое-то время тёмная вязкость заканчивается, и я оказываюсь в невесомости. Ещё одна волна, и вот он, институт, уже видим. Я направляюсь к своему телу. Навстречу мне попадаются несколько родственников, говорящих обо мне. Я немного слушаю, пытаюсь им что-то сказать, успокоить, но, как и раньше, моих слов никто не слышит, и я продолжаю свой путь к телу и месту, где меня понимают. Великое дело – понимание! Без него, словно попав в другую страну, не имея возможности выразить и объяснить свои желания и мысли, мучаешься в отчаянии.
– Прошли уже все сроки, сколько может тело быть незахороненным. Даже душа обычно сорок дней находится возле тела, а потом улетает, если верить церкви. И этот срок уже прошёл, – жалуется жена Амира, которой уже надоело находиться вдали от цивилизации и которую тянет в общество.
– Её вообще не планируют хоронить, – Амир в отличие от жены наслаждается покоем, тишиной природы, родного дома и грустит от отсутствия матери, всегда наполнявшей это пространство светом и теплом. – И вообще, у меня какое-то предчувствие, что нам пока не надо уезжать.
– Что ещё за предчувствие?
– Я должен остаться здесь, – немного резко отвечает Амир. – Просто так чувствую.
– А как же твой проект и работа?
– Это не так важно.
– Раз ты так уверен, я тоже останусь.
Жена Амира, хоть и хочет вернуться в мегаполис, пойти против мужа не решается.
Неужели прошло сорок дней? Я удивляюсь. Я ничего не делала и время не считала. А всё вот так сложилось. Я посылаю импульс с отчётом о своих передвижениях.
– Есть сигнал! Очень близко, – Марина радостно прерывает тишину лаборатории.
– Я уже тоже увидел, – отвечает Джон, читая свежие строки отчёта.
– Как долго её не было.
– Да. Хоть бы сейчас она откликнулась.
– Я здесь, я здесь, – пою я.
– Она здесь! Ура!!! – Марина вскакивает со стула. – Столько дней ожидания!
– Да!..
Джон вспоминает фильм своего друга о работе в обсерватории. Как они ждали, что звезда пройдёт в нужной точке, чтобы определить её направление, когда выявляли чёрную дыру. И как они радовались, когда звезда наконец-то прошла в этой точке.
– Наша звезда Ева вернулась, – говорит он умиротворённо и считывает посыл моей информации. – Она путешествует в эссенции отэспаре, проходя различные уровни, формы и структуры. Уже побывала в бесконечности и встретилась со своими давно умершими родственниками. Побывала во всех временных отрезках жизненного пути человека с начала жизни и даже с начала Большого взрыва. И видела возможные варианты развития человечества. Кажется, она пока блуждает по просторам нашей вселенной, не выходя за её пределы. Ева, ты могла бы с точки зрения физики описать свою форму и передвижения? Какие законы там действуют?
– Да, конечно! Ловите, – я отправляю пучок энергии и автоматически перескакиваю в одну из сфер отэспаре. Возвращаюсь обратно.
На компьютере Марины появляется сразу два гигабайта информации, автоматически раскодированной и адаптированной для трёхмерного пространства. Джон и Марина жадно изучают новую информацию, новое видение духовного мира с точки зрения атомной физики и квантовой механики.
Глава 6
Встреча
Я подлетаю к своему телу. Оно кажется мне очень старым и вообще каким-то нечётким, расплывчатым, как и всё окружающее. Теперь я способна видеть по-другому и больше. У меня почти нулевая масса. Сейчас мне очень легко, и я чувствую себя молодой. Да и Патрик, и другие родственники тоже выглядят молодыми.
– Как дела, Ева? – спрашивает Марина, оторвавшись от чтения. – Давно тебя не было, я уже волновалась.
– Для меня моё путешествие прошло, как один день, – посылаю я импульс, неслышимый, но улавливаемый системой.
– Читаю твои описания. Эти данные подтверждают выводы учёных о том, что для микромира, если и нет закона, определяющего угол отклонения траектории конкретного электрона, существует закон, который жёстко определяет вероятность отклонения электрона на заданный угол. И поэтому, учитывая, что душа меньше электрона, нейтрино и кванта, но описывается теми же законами, вероятность её путешествия прослеживается и доказывается твоими данными. Всё сходится. И ещё, я считаю, что душе надо дать физический термин. Например, "бьёнстри". Это самая маленькая ныне изученная частица, которую мы сейчас наблюдаем в нашем эксперименте, – выдыхает Джон.
– Это можно сразу заархивировать, правильно мыслишь, – поддерживаю я, посылая информацию в систему.
– В мгновение! Похоже на квантовый скачок, – удивляется Джон.
– Ещё круче, я же меньше кванта. Я сразу посылаю пучок импульсов с той информацией, которая необходима. Физически это происходит так, – в моём информационном поле информация вращается вокруг бьёнстри, то есть меня, по определённой траектории, как электрон вокруг атома. В данном случае я – своеобразное ядро. При нагревании происходит выброс энергии, и информационный "электрон", перескакивает с одной орбиты на другую. Вообще, я текучая и меняюсь, как хочу.
– То есть тебе не надо думать и складывать слова, чтобы что-то передать? Визуализация у тебя более глубокая и многомерная?
– Да, у меня вообще отсутствует мыслительный процесс. Я забыла, что это такое. Есть интуиция, – она совмещает мысли и чувства. Вернее, обходит мысли совсем, оставляя только чувствование. Но и чувств у меня нет как таковых. Это странные ощущения. И я не могу сказать, что это. Это что-то новое, не чувства, не ощущения, не мысли. Это поток. И он дополняет визуальное восприятие, которое у человека всего лишь трёхмерно. Это невероятное новое видение мира и наблюдения, как действуют законы физики при перемещениях внутри пространств и между ними.
– Что же это, интересно? – Марина сжимает губы и в задумчивости мотает головой.
– Я теку, как река. Я в потоке и наслаждаюсь этим. Встречается препятствие – обхожу его и плыву дальше. У реки есть сознание? Есть чувства? У дерева это есть?
– Если говорить буквально, то нет. Сознание и разум есть только у человека, – рассуждает Джон.
– А если не буквально, то душа есть и у дерева, и у реки, – поддерживает его Марина.
– Вот в этом-то всё и дело. Мне сложно передать, что это. Потому что это на другом уровне, в отэспаре, на духовном в буквальном смысле слова.
– Что это за уровень? Мы это сможем описать будущим поколениям?
– Отэспаре – это похоже на свет, на ветер. Река – это самый примитивный пример. Что-то такое тягучее и эфемерное. Погружаешься, как во сне, и ничего невозможно сделать сознательно.
Попытки говорить вслух и кричать бесполезны, как и во сне. И так же, как и во сне, есть уверенность, что всегда вернёшься, и ничего плохого не произойдёт, даже если и страшно в текущий момент.
– Я могу представить сон, и как ухожу в это состояние. Провал и всё, – отвечает Марина на моё сообщение. – Тогда это возможно описать. Много теоретиков предполагало существование души, и строило догадки о подобных процессах после смерти. Но никто не доказал это на практике.
– А я смогу описать действие наркоза. Был опыт в прошлом, когда на операцию ложился, – поддерживает Джон. – Может, тогда мы приблизимся к практическому духовному опыту после смерти физического тела.
– Я вам даю приближённые понятия. Думаю, что само моё присутствие и эта информация, – текст и визуализация как раскодировка моих импульсов, – уже прямое доказательство жизни души после смерти тела, – отзываюсь я. – Кажется, мои родственники что-то задумали. Чувствую вибрации приближения их всех. Вы не знаете? Они что-то говорили вам? Хотя, я быстрее всё узнаю сама.
– Нет, не в курсе, кроме того, что приходила одна из твоих дочерей, Руди.