Она прислонилась спиной к стене, закрыла глаза и начала медленно, с остановками, говорить, словно впав в транс, - и вновь казалось, что она читает невидимую книгу:
- ...О Лучезарный! Ну почему, почему именно я стал избранником твоим, почему именно мои глаза ты открыл, чтобы мог я видеть то, что неведомо никому, кроме тебя? Есть ведь другие, более достойные дара твоего... нет!.. не дара - тяжкого бремени, которое возложил ты на слабые плечи мои... - Слова Флоренс камнями падали в тишину, и понятно было, что ее голосом говорит сейчас кто-то другой, говорит из глубины времен. - О Лучезарный, прости мне дерзкие слова мои, отврати гнев свой от недостойного творения твоего! Смиряюсь, о Лучезарный, покоряюсь воле твоей, ибо кто есть я? Пылинка валкая, ветром гонимая, песчинка малая на речном берегу, листок увядший в бурном потоке, и не мне, ничтожному, судить о деяниях твоих, о Лучезарный, не мне, чья жизнь - одно мгновение пред ликом твоим пытаться проникнуть в помыслы твои, разгадать Намерения твои... Смиряюсь и принимаю этот дар твой, о Лучезарный, смиряюсь и принимаю тяжкое бремя умения видеть то, что скрыто ото всех других до поры, что откроется другим лишь в урочный час. Может быть, ты о Лучезарный, возжелал испытать стойкость мою проверить крепость веры моей, силу и терпение мои? Не дано простому смертному ведать замыслы твои, о Лучезарный... Но достоин ли я дара твоего?
Одно знаю: я избран тобою, о Лучезарный, и ступил на этот скорбный путь, и идти мне по нему до конца. Я избранник твой, о Лучезарный мой повелитель...
Отвернулись от меня сообщинники мои, и одиноким я стал среди них, но не дрогнула от этого одиночества вера моя, но укрепилась еще более... Одиночество - удел каждого под этими небесами, и каждый одинок в любой толпе, среди радости и среди печали... Одинокими мы приходим в этот мир и одинокими покидаем его, и тает пелена иллюзий, из которых соткана была наша жизнь... Я до самого дна познал эту тяжкую истину...
О Лучезарный, как все-таки ничтожен я, служитель твой! Не смог я сразу распознать, прочувствовать, осознать необычный дар твой, отгородивший меня незримой, но непреодолимой стеной от сообщинников моих. Глаза мои уже видели то, что скрыто от других до урочного часа, а жалкий разум мой еще не мог понять открывшееся глазам. Утром видел я Лото-Олу, окруженного бледным пламенем, и словно исходило пламя из головы его; и из рук и ног его, извиваясь, струились змеи огненные, подобные большим лепесткам коварного ночного цветка чари. И стоял могучий Лото-Ола у жилища своего, крепкой рукой сжимая копье, и от губ его змеился бледный огонь, но никто не замечал этого огня, кроме меня, избранника твоего, о Лучезарный! И прислонилась к его плечу стройная Куму-Ру, и не чувствовала огня, и надела на шею ему ожерелье из желтых камней. И ушел Лото-Ола, и другие с ним, за добычей, ибо кончились твоим восходом, о Лучезарный, священные праздники Кадам, и надлежало, согласно канону, изловить быстрого ургуна для заклания.
И видел я это, когда шел к Священному Огню, - и задрожали ноги мои, и заполз ужас в душу мою, и гадал я, что значит это странное видение, явившееся мне. И вступил я в храм твой, о Лучезарный, и вознес молитвы тебе, чтобы направил ты разум мой на истинный путь и дал мне понять, что значит странное видение.
И не вернулся с добычей Лото-Ола, а принесли бездыханным тело его сильное, завернутое в листья папаринуса. Упорхнула душа его птицей Зен в темные воды Мертвой Реки, потому что смертелен был укус ползучей хинтаа, затаившейся на пути охотников.
Рыдала стройная Куму-Ру, рвала в отчаянии черные волосы свои, и рыдали подруги ее, над недвижным телом Лото-Олы склонившись. И рыдала юная Рее-Ену, и охватило ее пламя струящееся, пламя бледное, видимое только моим глазам... Трижды прятал ты свой лик, о Лучезарный, и трижды вновь освещал поднебесный мир - и не встала юная Рее-Ену из постели своей, не вышла из жилища своего. И больше не слышал никто веселого смеха ее. Вздулась шея ее нежная, посинела шея ее от смертельного яда страшного многоногого мохнатого хо - и пробудился наконец ото сна разум мой, о Лучезарный! Понял я, ничтожный, какой печальный дар послал ты мне, и смирился с судьбой своей, и принял участь Свою, ибо невозможно и бессмысленно противиться выбору твоему, о Лучезарный...
И печальны и скорбны стали дни мои, ибо нет ни чего горше, чем видеть то, что скрыто от других! Чередой тянулись дни и ночи, и облетала листва, а падал снег, и вновь разливались реки, подчиняясь переменам звездных узоров в небесах, - и неизбежно приходил день, когда видел я бледное пламя над кем-нибудь из сообщинников моих. По утрам говорил я об этом с порога храма твоего, о Лучезарный, и улетала вслед за тем еще одна душа птицей Зен в темные воды Мертвой Реки
Бесконечно одиноким сделался я, о Лучезарный среди сообщинников моих, и закрывали они лица свои и отворачивались, лишь завидев меня, и уходили поспешно, чтобы не слышать меня, и несли мне плоды, и мясо, и рыбу, и сок дерева баллу в храм твой, о Лучезарный, и умоляли меня не выходить больше из храма твоего и не печалить их мрачными предсказаниями, что обязательно сбываются в роковой час...
Уединился я в подземелье под жертвенной чашей, но не было мне покоя. Видел я во мраке образы сообщинников моих, проплывающие медленной чередой, и лилось бледное пламя от дряхлой Тава-Гаа, и узнавал я потом, выйдя на свет, что уже предано огню тело ее и прах развеян над Полем Ушедших; и лилось бледное пламя от Долу-Уна - и никто больше не видел знахаря, поутру ушедшего в заречную чащу за травами
И молчал я, о Лучезарный, никому больше ничего не говорил я о скорбных видениях моих...
Но настал день, о Лучезарный, когда не смог молчать и воззвал с порога храма твоего к сообщи3' никам моим, чтобы услышали они меня и покинул эти края, потому что задумал ты обрушить на мир гнев свой и наказать всех живущих за прегрешения прежних поколений, ибо давно уже сказано: "Отцы ели кислые плоды, а у детей оскомина: грехи отцов - на детях их".
Алекс Батлер невольно вздрогнул, услышав эти слова, а Флоренс продолжала монотонным голосом, делая паузы после каждой фразы:
- Послал ты мне видение, о Лучезарный, и было ужасно это видение. Бушевали в небе яростные огни, огни гнева твоего, о Лучезарный, и огненные камни сыпались вниз, и горело все вокруг, и в пар превращались воды, и глубокие провалы возникали на месте лесов, и сотрясалась земля, и раздвигалась, и низвергались в бездну строения. Ярче лика твоего полыхали те безжалостные карающие огни, и умирало все живое в день, когда решил ты покарать нас, о Лучезарный, и великий твой гнев обращал весь мир в мертвый пепел...
И рыдал я, о Лучезарный, в подземелье храма твоего, и оплакивал близкую и неминуемую гибель мира, и оплакивал ныне живущих под небесами, принимающих кару твою за прегрешения отцов и всех тех, кто жил здесь когда-то - и сто, и тысячу, и десять тысяч циклов тому назад, всех - от начала времен. Копились, множились, нарастали грехи - и Переполнили наконец чашу терпения твоего, о Лучезарный... "Всякому прощению есть предел", как сказано в древние времена...
Но и в праведном гневе ты не утратил милосердия, о Лучезарный! Тяжкое бремя взвалил ты на плечи мои - но и вознаградил меня, и дал возможность спастись и мне, и сообщинникам моим!
Вняли сообщинники мои страшному предсказанию моему, и было горе великое и отчаяние. А потом все мы, от мала до велика, принялись рубить деревья и вязать плоты, чтобы к закату уплыть по реке и Добраться до города великих жрецов Гор-Пта, что стоит на зеленой равнине у моря. Там, в глубинах Древнего Лика, могли обрести мы спасение свое...
Вижу, знаю, о Лучезарный, что смерть соберет обильную жатву, небывалую жатву, и обратятся в прах леса и поля, и запустение будет царить в нашем мире... И придут другие из небесных высот, и будут забирать сокровища, вторгаться в святыни и осквернять гробницы...
Вот, вижу, чужие в глубине, и нет у них веры в тебя, о Лучезарный! И вижу, вижу - вновь возгорается бледное пламя...
Флоренс замолчала, вытерла вспотевший лоб и уронила руку - казалось, этот монолог отнял у нее все силы.
- Дьявол, неужели это про нас?.. - растерянно сказал Свен Торнссон и ожесточенно запустил пальцы в свои светлые локоны. - Нострадамус какой-то марсианский...
- Было сказано: "чужие в глубине", - произнес Алекс Батлер, расстегивая комбинезон у горла, словно ему стало трудно дышать. - Мало ли здесь могло побывать чужих?
Пилот подался к нему, пистолетом выставил перед собой указательный палец:
- Придут другие с небес, заберут сокровища! С небес, Алекс! Разве это не про нас?
- Возможно, другие давным-давно уже пришли и забрали, - возразил ареолог. - Задолго до нас. Возможно, кто-то и поплатился. Вспомни про Око Гора про корабль космический. Потомки уцелевших марсиан, а может быть, и они сами могли наведаться сюда, на свою родину, уже после переселения на Землю, и возможно, в самом деле под пирамидой Хеопса покоятся сокровища, забранные отсюда, из Марсианского сфинкса. А марсиане, несомненно, добрались до Земли - ты узнал библейские строки?
- Я не знаток Библии, - признался Торнссон. Алекс Батлер озабоченно взглянул на Флоренс - она по-прежнему сидела, привалившись к стене, и глаза ее были закрыты.
- Фло, как ты себя чувствуешь?
- Нормально. - Флоренс повела рукой. - Как будто без лифта поднялась на тридцатый этаж. Сейчас отдышусь...
Ареолог перевел взгляд на Свена Торнссона:
- У этого Нострадамуса проскакивают библейские высказывания. "Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина..." "День гнева превратит мир в пепел..."
- Не помню, чтобы Фло говорила про виноград, - сказал пилот.
- Она сказала "плоды", а в Библии - "виноград". Суть не меняется. Они переселились на Землю, Свен, сомнений быть не может. Гор-Пта... Пта, так же как и Гор, - один из богов Древнего Египта. Бог-творец. Между прочим, единственный из египетских богов, кого изображали в виде мужчины в плотной облегающей одежде, с посохом в руке. Бог-путник, странник. Пришелец! В марсианском комбинезоне, с лазерным посохом.... Город Гор-Пта... Гор - владыка небес, Пта - демиург, создатель. Да тут столько всяких параллелей и аналогий напрашивается! - Алекс Батлер возбужденно заерзал на полу. - Здесь был город Гор-Пта, это были их боги, боги марсиан. Именно марсианское потом стало древнеегипетским... Я не знаю, каким образом уцелела исповедь этого Нострадамуса и как оказалась в наших головах... Вообще, тут много чего не ясно, но ясно одно: этот Лик - не просто мертвая маска, что то здесь до сих пор функционирует и воздействует. Никакой мистики, никаких мифических стражей -просто аппаратура, которая нам и не снилась. Супераппаратура! И как она влияет на наши мозги, неизвестно...
Алекс Батлер решительно встал с пола и обвел взглядом бледные лица своих спутников:
- Надо искать выход! И как можно быстрее, пока мы не превратились в каких-нибудь орков.
- Господи, подскажи нам верный путь! - вырвалось у Флоренс.
Свен Торнссон тоже поднялся, подал ей руку и повернулся к ареологу:
- Никакой мистики, говоришь? А как же этот служитель Лучезарного? Он же каким-то образом видел будущее - я не думаю, что он все это просто выдумал со скуки.
- Ясновидение - это не мистика, - сказал Алекс Батлер. - Явление хоть пока и не объясненное, но в принципе объяснимое, гипотез разных хватает. Если рассматривать наш мир как единый информационный океан, где сосуществуют прошлое, настоящее и будущее, то ясновидящие - это люди, которые умеют ловить рыбу в этом океане... или даже не так: не умеют, а обладают даром ловить рыбу, то бишь информацию. Как та слепая старуха с Балкан. Судя по исповеди, У марсиан этот дар был такой же редкостью, как и у нас.
- Ты, случаем, не был школьным учителем? - поинтересовался Свен Торнссон. - На все-то у тебя есть ответы.
-Если бы... - вздохнул ареолог.
- Знал бы ты ответ на вопрос "где выход отсюда?" тебе цены бы не было, - сказала Флоренс, поглядела она уже вполне нормально, только на лбу под челкой вновь выступили капельки пота.
- Сейчас поищем, Фло, - бодро отозвался ареолог, но чувствовалось по его голосу, что бодрость эта наигранная. - И вот что, коллеги... - Он посмотрел на пилота, а потом остановил взгляд на Флоренс. - Что нас ждет впереди - неизвестно, случиться может всякое. Возможно, мы самим своим присутствием как-то влияем на здешнюю технику. Не исключено, что мы можем потерять друг друга... каждый из нас может оказаться в одиночестве... Не впадать в панику, не отчаиваться - и надеяться... До последнего.
- Да ладно тебе, Алекс. - Свен Торнссон положил руку на плечо притихшей Флоренс. - Психологическую подготовку одинаковую проходили, "караул" кричать не будем. Да, Флосси?
- Кричать точно не буду, - негромко ответила нанотехнолог. - Буду молиться...
- Давай надеяться на лучшее, Алекс. - Свен Торнссон оглядел рукав своего комбинезона. - Интересно, где это мы здесь так перепачкались?
- Считай, что это смазка от местных машин, - сказал ареолог. - Ладно, господа, жизнь пока не кончилась. Продолжим нашу увлекательную экскурсию. И кстати, знаете, что меня радует?
- Что нет дождя? - предположил пилот. - Или что Спилберг все-таки приступает к съемкам "Войны миров"-два- "Земляне наносят ответный удар"?
Алекс Батлер отрицательно покачал головой:
- Нет, Свен, совсем не то. Хотя и насчет "Войны миров" хорошо, и дождь нам тут совсем ни к чему - ужасно не люблю ходить с мокрыми ногами. Радует меня то, что мы до сих пор живы. Это значит, Что здешние защитные механизмы или не запрограммированы на поражение, или ресурс у них исчерпался, Или мы им вообще не по зубам. Значит, у нас есть хороший шанс продолжать оставаться живыми и дальше.
- Как ты умеешь поднять настроение! - с деланным восхищением воскликнул пилот. - Ну прямо домашний психолог! Да, Флосси? - Он все еще продолжал держать руку на ее плече.
- Хвала великому утешителю, - Флоренс с некоторым усилием улыбнулась. - Вернемся домой - и я обязательно приглашу тебя в гости, Алекс.
- И меня не забудь пригласить, - сказал Свен Торнссон. - Я умею делать отменные тройные бутерброды, меня мама учила. Берешь обыкновенный гамбургер...
- Вот только о еде не надо, - запротестовал ареолог. - Неизвестно, когда нам удастся поесть. Если только не наткнемся здесь на какой-нибудь продовольственный склад. Хотя там, наверное, все давно засохло. Ну все, вперед!
Он машинально поправил кобуру и, сделав несколько шагов, остановился перед проходом. Там было тихо и темно, и в такой ситуации весьма пригодились бы фонари, но фонари исчезли неизвестно где, как и когда вместе со шлемами.
- Осторожно, - посоветовал подошедший сзади Свен Торнссон. - Сначала проверяй ногой, а потом уже делай шаг.
- Постараюсь, - ответил ареолог. - Я лицо в некотором роде заинтересованное.
Он еще немного постоял, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, а потом шагнул вперед.
- Не торопись, - еще раз предупредил Торнссоя.
Медленно, со всеми предосторожностями Алекс Батлер прошел несколько метров, слыша за спиной дыхание спутников и чувствуя, как пот стекает у него между лопатками. Ему было душно и жарко, и меньше всего на свете он хотел бы провалиться в разверзшуюся под ногами глубокую яму или оказаться под обрушившейся сверху многотонной плитой. Он остановился, обернулся - и увидел темные силуэты пилота и Флоренс на фоне казавшегося почему-то уже очень далеким слабого свечения. "Все-таки хоть какой-то свет", - подумал он, смахивая пальцем капли пота с висков, и в тот же миг свет исчез и окружающее погрузилось в кромешную тьму.
- Ну, все, - удрученно произнес Свен Торнссон. - Пора молиться Лучезарному.
- Нет, не все! - с внезапной злостью одернул его ареолог. - Плевать я хотел на все эти меры предосторожности! В конце концов, от судьбы не уйдешь, и что кому суждено, то и свершится. Не намерен я больше за стенки держаться и каждый свой шаг прощупывать, а просто пойду, да и все!
Он вознамерился было тут же сделать так, как сказал, но на его плечо легла рука пилота.
- Не спеши, Алекс. Теперь моя очередь возглавить наше шествие. Я по гороскопу Дева, а для них эта неделя чрезвычайно благоприятна.
- Дева! - фыркнул Алекс Батлер. - Кто бы мог подумать! Этакая нежная изящная миниатюрная Дева Белоснежка.
- А я Львица, - заявила Флоренс. - А у Львиц всегда все в полном порядке.
- А Тельцам вообще все нипочем, - немного остывая, сказал Алекс Батлер. - Прошибут любую преграду.
- Вот и славно. - Свен Торнссон уже стоял рядом с ареологом. - В хорошенькой же я очутился компании - между львом и быком. Надеюсь, никаких посягательств не будет, как у лебедя по отношению к Леде?
- На такую Деву, как ты, пожалуй, посягнешь! - усмехнулся Алекс Батлер. - Храни Господь от таких хрупких дев!
- Между прочим, впереди наблюдается свет, - сообщил Торнссон. - Кажется, нас приглашают куда-то еще. Хорошо бы - прямо к нашей "консервной банке".
В темноте отчетливо проступало несколько вертикальных световых полосок - хотя каждый из астронавтов с уверенностью мог сказать, что буквально несколько мгновений назад этих полосок не было. Создавалось впечатление, что там, впереди, находится дверь и свет извне проникает в щели между неплотно подогнанными одна к другой досками.
Но это была не дверь. Это были каменные столбы с руку толщиной, похожие на ограду от пола до потолка, перегородившие проход. А за ними, у обеих стен, источающих знакомый уже холодный свет, аккуратно лежало пропавшее обмундирование: у правой стены - баллоны, у левой - шлемы; фонари на шлемах не горели.
- А вот и бюро находок, - прокомментировал увиденное Свен Торнссон. - Получите свои вещички, растеряхи.
- Если пролезем, - сказал Алекс Батлер. - В чем я очень сомневаюсь. А перчаток наших там нет...
- Себе забрали, - усмехнулся Свен Торнссон. - Уж очень понравились.
Коридор за оградой уходил вперед по прямой - освещенный пустой коридор; стоило немного напрячь соображение, и можно было представить, что это обыкновенный подземный переход под какой-нибудь Оук-стрит, сейчас глубокая ночь, и потому безлюдно... но если хорошенько прислушаться - можно уловить тихий гул поливальных машин над головой, и вот-вот донесутся сверху визгливые переливы сирены полицейского патруля...
- Попробуем. - Свен Торнссон протянул руку к ограде, намереваясь испытать прочность препятствия, и ладонь его, к всеобщему изумлению, легко погрузилась в столб. От неожиданности пилот отдернул руку, словно только что прикоснулся к горячему утюгу, и издал какое-то невнятное восклицание.
- А ну-ка! - Алекс Батлер повторил манипуляцию Торнссона. Его пальцы не встретили никакого сопротивления - ограда была иллюзорной.
Торнссон, сообразив, что к чему, шагнул вперед - и оказался по ту сторону ограды; не просочившись сквозь нее, подобно роботу-терминатору из великолепного старого фильма, а просто пройдя обычным шагом, как если бы перед ним было пустое место. Ареолог тут же последовал его примеру, а за ним псевдопрепятствие без труда преодолела и Флоренс.
- Что-то вроде голограммы? - предположил Алекс Батлер, оглядываясь на столбы. - Зачем? Убедить непрошеных гостей в том, что здесь хода нет, заставить Уйти не солоно хлебавши? Но куда уйти? Сзади тупик...