Его взгляд привлекла "Британская энциклопедия" в стеклянном шкафу. С бесшумной поспешностью Мартин снял том "Иберия-Лорд" и начал его листать. Что-то явно было очень и очень не так. Правда, робот предупреждал, что Мартину не понравится быть Иваном Грозным. Но может быть, это была вовсе не матрица Ивана? Может быть, робот по ошибке наложил на него чью-то другую матрицу - матрицу отъявленного труса? Мартин судорожно листал шуршащие страницы. Иван… Иван". А, вот оно!
Сын Елены Глинской… Женат на Анастасии Захарьиной-Кошкиной… В частной жизни творил неслыханные гнусности… Удивительная память, колоссальная энергия… Припадки дикой ярости… Большие природные способности, политическое провидение, предвосхитил идеи Петра Великого… Мартин покачал головой.
Но тут он прочел следующую строку, и у него перехватило дыхание.
Иван жил в атмосфере вечных подозрений и в каждом своем приближенном видел возможного изменника.
- Совсем как я, - пробормотал Мартин. - Но… Но Иван ведь не был трусом… Я не понимаю.
Коэффициент, сказал робот, зависит от среды, так же как от наследственности. Хотя, естественно, Иван не имел бы царской среды без своей конкретной наследственности.
Мартин со свистом втянул воздух. Среда вносит существенную поправку. Возможно, Иван Четвертый был по натуре трусом, но благодаря наследственности и среде эта черта не получила явного развития.
Иван был царем всея Руси.
Дайте трусу ружье и, хотя он не перестанет быть трусом, эта черта будет проявляться совсем по-другому. Он может повести себя как вспыльчивый и воинственный тиран. Вот почему Иван экологически преуспевал - в своей особой среде. Он не подвергался стрессу, который выдвинул бы на первый план доминантную черту его характера. Подобно Дизраэли он умел контролировать свою среду и устранять причины, которые вызвали бы стресс.
Мартин позеленел.
Затем он вспомнил про Эрику. Удастся ли ей как-нибудь отвлечь Сен-Сира, пока сам он будет добиваться от Уотта расторжения контракта? Если он сумеет избежать кризиса, то сможет держать свои нервы в узде, но… ведь повсюду убийцы!
Эрика уже едет в студию… Мартин судорожно сглотнул.
Он встретит ее за воротами студии. Чулан был ненадежным убежищем. Его могли поймать там, как крысу…
- Ерунда, - сказал себе Мартин с трепетной твердостью. - Это не я, и все тут. Надо взять себя в-в-в руки - и т-т-только. Давай, давай, взбодрись. Toujours l’audace.
Однако он вышел из кабинета и спустился по лестнице с величайшей осторожностью. Как знать… Если кругом одни враги…
Трясясь от страха, матрица Ивана Грозного прокралась к воротам студии.
Такси быстро ехало в Бел-Эйр.
- Но зачем ты залез на дерево? - спросила Эрика.
Мартин затрясся.
- Оборотень, - объяснил он, стуча зубами. - Вампир, ведьма и… Говорю тебе, я их видел. Я стоял у ворот студии, а они как кинутся на меня всей толпой.
- Но они просто возвращались в павильон после обеда, - сказала Эрика. - Ты же знаешь, что "Вершина" по вечерам снимает "Аббат и Костелло знакомы со всеми". Карлов и мухи не обидит.
- Я себе говорил это, - угрюмо пожаловался Мартин. - Но страх и угрызения совести совсем меня измучили. Видишь ли, я - гнусное чудовище, но это не моя вина. Все - среда. Я рос в самой тягостной и жестокой обстановке… A-а! Погляди сама.
Он указал на полицейского на перекрестке.
- Полиция! Предатель даже среди дворцовой гвардии!
- Дамочка, этот тип - псих? - спросил шофер.
- Безумен я или нормален, - я Никлас Мартин! - объявил Мартин, внезапно меняя тон.
Он попытался властно выпрямиться, стукнулся головой о крышу, взвизгнул: "Убийцы!" - и съежился в уголке, тяжело дыша.
Эрика тревожно посмотрела на него.
- Ник, сколько ты выпил? - спросила она. - Что с тобой?
Мартин откинулся на спинку и закрыл глаза.
- Дай я немного приду в себя, Эрика, - умоляюще сказал он. - Все будет в порядке, как только я оправлюсь от стресса. Ведь Иван…
- Но взять аннулированный контракт из рук Уотта ты сумеешь? - спросила Эрика. - На это-то тебя хватит?
- Хватит, - ответил Мартин бодрым, но дрожащим голосом.
Потом он передумал.
- При условии, если буду держать тебя за руку, - добавил он, не желая рисковать.
Это так возмутило Эрику, что на протяжении двух миль в такси царило молчание. Эрика над чем-то размышляла.
- Ты, действительно, очень переменился с сегодняшнего утра, - заметила она наконец. - Грозишь объясниться мне в любви, подумать только! Как будто я позволю что-нибудь подобное! Вот попробуй!
Наступило молчание. Эрика покосилась на Мартина.
- Я сказала - вот попробуй! - повторила она.
- Ах, так? - спросил Мартин с трепещущей храбростью. Он помолчал. Как ни странно, его язык, прежде отказывавшийся в присутствии Эрики произнести хотя бы слово на определенную тему, вдруг обрел свободу. Мартин не стал тратить времени и рассуждать, почему. Не дожидаясь наступления следующего кризиса, он немедленно излил Эрике все свои чувства.
- Но почему ты никогда прежде этого не говорил? - спросила она, заметно смягчившись.
- Сам не понимаю, - ответил Мартин. - Так, значит, ты выйдешь за меня?
- Но почему ты…
- Ты выйдешь за меня?
- Да, - сказала Эрика, и наступило молчание.
Мартин облизнул пересохшие губы, так как заметил, что их головы совсем сблизились. Он уже собирался завершить объяснение традиционным финалом, как вдруг его поразила внезапная мысль. Вздрогнув, он отодвинулся.
Эрика открыла глаза.
- Э….. - сказал Мартин. - Гм… Я только что вспомнил. В Чикаго сильная эпидемия гриппа. А эпидемии, как тебе известно, распространяются с быстротой лесного пожара. И грипп мог уже добраться до Голливуда, особенно при нынешних западных ветрах.
- Черт меня побери, если я допущу, чтобы моя помолвка обошлась без поцелуя! - объявила Эрика с некоторым раздражением. - А ну, поцелуй меня!
- Но я могу заразить тебя бубонной чумой, - нервно ответил Мартин. - Поцелуи передают инфекцию. Это научный факт.
- Ник!
- Ну… не знаю… А когда у тебя в последний раз был насморк?
Эрика отодвинулась от него, как могла дальше.
- Ах! - вздохнул Мартин после долгого молчания. - Эрика, ты…
- Не заговаривай со мной, тряпка! - сказала Эрика. - Чудовище! Негодяй!
- Я не виноват! - в отчаянии вскричал Мартин. - Я буду трусом двенадцать часок. Но я тут ни при чем. Завтра после восьми утра я хоть в львиную клетку войду, если ты захочешь. Сегодня же у меня нервы, как у Ивана Грозного! Дай я хотя бы объясню тебе, в чем дело.
Эрика ничего не ответила, и Мартин принялся торопливо рассказывать свою длинную, малоправдоподобную историю.
- Не верю, - отрезала Эрика, когда он кончил, и покачала головой. - Но я пока еще остаюсь твоим агентом и отвечаю за твою писательскую судьбу. Теперь нам надо добиться одного - заставить Толливера Уотта расторгнуть контракт. И только об этом мы и будем сейчас думать. Ты понял?
- Но Сен-Сир…
- Разговаривать буду я. Ты можешь не говорить ни слова. Если Сен-Сир начнет тебя запугивать, я с ним разделаюсь. Но ты должен быть там, не то Сен-Сир придерется к твоему отсутствию, чтобы затянуть дело. Я его знаю.
- Ну вот, я опять в стрессовом состоянии! - в отчаянии крикнул Мартин. - Я не выдержу! Я же не русский царь!
- Дамочка, - сказал шофер, оглядываясь - На вашем месте я бы дал ему от ворот поворот тут же на месте!
- Кому-нибудь не сносить за это головы! - зловеще пообещал Мартин.
- "По взаимному согласию контракт аннулируется"… Да, да, - сказал Уотт, ставя свою подпись на документе, который лежал перед ним на столе - Ну вот и все. Но куда делся Мартин? Ведь он вошел с вами, я сам видел.
- Разве? - несколько невпопад спросила Эрика. Она сама ломала голову над тем, каким образом Мартин умудрился так бесследно исчезнуть. Может быть, он с молниеносной быстротой залез под ковер?
Отогнав эту мысль, она протянула руку за бумагой, которую Уотт начал аккуратно свертывать.
- Погодите, - сказал Сен-Сир, выпятив нижнюю губу. - А как насчет пункта, дающего нам исключительное право на следующую пьесу Мартина?
Уотт перестал свертывать документ, и режиссер немедленно этим воспользовался.
- Что бы он там ни накропал, я сумею сделать из этого новый фильм для Диди. А, Диди? - Он погрозил сосискообразным пальцем прелестной звезде, которая послушно кивнула.
- Там будут только мужские роли, - поспешно сказала Эрика. - К тому же мы обсуждаем расторжение контракта, а не права на пьесу.
- Он дал бы мне это право, будь он здесь! - проворчал Сен-Сир, подвергая свою сигару невообразимым пыткам. - Почему, почему все ополчаются против истинного художника? - Он взмахнул огромным волосатым кулаком. - Теперь мне придется обламывать нового сценариста. Какая напрасная трата времени! А ведь через две недели Мартин стал бы сен-сировским сценаристом! Да и теперь еще не поздно…
- Боюсь, что поздно, Рауль, - с сожалением сказал Уотт. - Право же, бить Мартина сегодня в студии вам все-таки не следовало.
- Но… но он ведь не посмеет подать на меня в суд. В Миксо-Лидии…
- А, здравствуйте, Ник! - воскликнула Диди с сияющей улыбкой. - Зачем вы прячетесь за занавеской?
Глаза всех обратились к оконным занавескам, за которыми в этот миг с проворством вспугнутого бурундука исчезло белое как мел, искаженное ужасом лицо Никласа Мартина. Эрика торопливо сказала;
- Но это вовсе не Ник. Совсем даже не похож. Вы ошиблись, Диди.
- Разве? - спросила Диди, уже готовая согласиться.
- Ну конечно, - ответила Эрика и протянула руку к документу. - Дайте его мне, и я…
- Стойте! - по-бычьи взревел Сен-Сир.
Втянув голову в могучие плечи, он затопал к окну и отдернул занавеску.
- Ага, - зловещим голосом произнес режиссер. - Мартин!
- Ложь, - пробормотал Мартин, тщетно пытаясь скрыть свой рожденный стрессом ужас. - Я отрекся.
Сен-Сир, отступив на шаг, внимательно вглядывался в Мартина. Сигара у него во рту медленно задралась кверху. Губы режиссера растянула злобная усмешка.
Он потряс пальцем у самых трепещущих ноздрей драматурга.
- А, - сказал он, - к вечеру пошли другие песни, э? Днем ты был пьян! Теперь я все понял. Черпаешь храбрость в бутылке, как тут выражаются?
- Чепуха, - возразил Мартин, вдохновляясь взглядом, который бросила на него Эрика. - Кто это сказал? Все - ваши выдумки! О чем, собственно, речь?
- Что вы делали за занавеской? - спросил Уотт.
- Я вообще не был за занавеской, - доблестно объяснил Мартин. - Это вы были за занавеской, вы все. А я был перед занавеской. Разве я виноват, что вы все укрылись за занавеской в библиотеке, точно… точно заговорщики?
Последнее слово было выбрано очень неудачно - в глазах Мартина вновь вспыхнул ужас.
- Да, как заговорщики, - продолжал он нервно. - Вы думали, я ничего не знаю, а? А я все знаю! Вы тут все убийцы и плетете злодейские интриги. Вот значит, где ваше логово! Всю ночь вы, наемные псы, гнались за мной по пятам, словно за раненым карибу, стараясь…
- Нам пора, - с отчаянием сказала Эрика. - Мы и так еле-еле успеем поймать последнее кари… то есть, последний самолет на восток.
Она протянула руку к документу, но Уотт вдруг спрятал его в карман и повернулся к Мартину.
- Вы дадите нам исключительное право на вашу следующую пьесу? - спросил он.
- Конечно, даст! - загремел Сен-Сир, опытным взглядом оценив напускную браваду Мартина. - И в суд ты на меня не подашь, не то я тебя вздую, как следует. Так мы делали в Миксо-Лидии. Собственно говоря, Мартин, вы вовсе и не хотите расторгать контракт. Эго чистое недоразумение. Я сделаю из вас сен-сировского сценариста, и все будет хорошо. Вот так. Сейчас вы попросите Толливера разорвать эту бумажонку. Верно?
- Конечно нет! - крикнула Эрика. - Скажи ему это, Ник!
Наступило напряженное молчание. Уотт ждал с настороженным любопытством. И бедняжка Эрика тоже. В ее душе шла мучительная борьба между профессиональным долгом и презрением к жалкой трусости Мартина. Ждала и Диди, широко раскрыв огромные глаза, а на ее прекрасном лице играла веселая улыбка. Однако бой шел, бесспорно, между Мартином и Раулем Сен-Сиром.
Мартин в отчаяний расправил плечи. Он должен, должен показать себя подлинным Грозным - теперь или никогда. У него уже был гневный вид, как у Ивана, и он постарался сделать свой взгляд зловещим. Загадочная улыбка появилась на его губах. На мгновение он действительно обрел сходство с грозным русским царем - только, конечно, без бороды и усов. Мартин смерил миксо-лидийца взглядом, исполненным монаршего презрения.
- Вы порвете эту бумажку и подпишете соглашение с нами на вашу следующую пьесу, так? - сказал Сен-Сир, но с легкой неуверенностью.
- Что захочу, то и сделаю, - сообщил ему Мартин. - А как вам понравится, если вас заживо сожрут собаки?
- Право, Рауль, - вмешался Уотт, - попробуем уладить это, пусть даже…
- Вы предпочтете, чтобы я ушел в "Метро-Голдвин" и взял с собой Диди? - крикнул Сен-Сир, поворачиваясь к Уотту. - Он сейчас же подпишет! - И, сунув руку во внутренний карман, чтобы достать ручку, режиссер всей тушей надвинулся на Мартина.
- Убийца! - взвизгнул Мартин, неверно истолковав его движение.
На мерзком лице Сен-Сира появилась злорадная улыбка.
- Он у нас в руках, Толливер! - воскликнул миксо-лидиец с тяжеловесным торжеством, и эта жуткая фраза оказалась последней каплей. Не выдержав подобного стресса, Мартин с безумным воплем шмыгнул мимо Сен-Сира, распахнул ближайшую дверь и скрылся за ней.
Вслед за ним несся голос валькирии Эрики:
- Оставьте его в покое! Или вам мало? Вот что, Толливер Уотт: я не уйду отсюда, пока вы не отдадите этот документ. А вас, Сен-Сир, я предупреждаю: если вы…
Но к этому времени Мартин уже успел проскочить пять комнат, и конец ее речи замер в отдалении. Он пытался заставить себя остановиться и вернуться на поле брани, но тщетно - стресс был слишком силен, ужас гнал его вперед по коридору, вынудил юркнуть в какую-то комнату и швырнул о какой-то металлический предмет. Отлетев от этого предмета и упав на пол, Мартин обнаружил, что перед ним ЭНИАК Гамма Девяносто Третий.
- Вот вы где, - сказал робот. - А я в поисках вас обшарил все пространство - время. Когда вы заставили меня изменить программу эксперимента, вы забыли дать вше расписку, что берете ответственность на себя. Раз объект пришлось снять из-за изменения в программе, начальство из меня все шестеренки вытрясет, если я не доставлю расписку с приложением глаза объекта.
Опасливо оглянувшись, Мартин поднялся на нога.
- Что? - спросил он рассеянно. - Послушайте, вы должны изменить меня обратно в меня самого. Все меня пытаются убить. Вы явились как раз вовремя. Я не могу ждать двенадцать часов. Измените меня немедленно.
- Нет, я с вами покончил, - бессердечно ответил робот. - Когда вы настояли на наложении чужой матрицы, вы перестали быть необработанным объектом и для продолжения опыта теперь не годитесь. Я бы сразу взял у вас расписку, но вы совсем меня заморочили вашим дизраэлевским красноречием. Ну-ка, подержите вот это у своего левого глаза двадцать секунд, - он протянул Мартину блестящую металлическую пластинку. - Она уже заполнена и сенсибилизирована. Нужен только отпечаток вашего глаза. Приложите его и больше вы меня не увидите.
Мартин отпрянул.
- А что будет со мной? - спросил он дрожащим голосом.
- Откуда я знаю? Через двенадцать часов матрица сотрется, и вы снова станете самим собой. Прижмите пластинку к глазу.
- Прижму, если вы превратите меня в меня, - попробовал торговаться Мартин.
- Не могу - это против правил. Хватит и одного нарушения, даже с распиской. Но чтобы два? Ну, нет! Прижмите ее к левому глазу".
- Нет, - сказал Мартин с судорожной твердостью. - Не прижму.
ЭНИАК внимательно поглядел на него.
- Прижмите, - повторил робот. - Не то я на вас топну ногой.
Мартин слегка побледнел, но с отчаянной решимостью затряс головой.
- Нет и нет! Ведь если я немедленно не избавлюсь от матрицы Ивана, Эрика не выйдет за меня замуж, и Уотт не освободит меня от контракта. Вам только нужно надеть на меня этот шлем. Неужто я прошу чего-то невозможного?
- От робота? Разумеется, - сухо ответил ЭНИАК. - И довольно мешкать. К счастью, на вас наложена матрица Ивана и я могу навязать вам мою волю. Сейчас же отпечатайте на пластинке свой глаз, ну?!
Мартин стремительно нырнул за диван. Робот угрожающе двинулся за ним, но тут Мартин нашел спасительную соломинку и уцепился за нее.
Он встал и посмотрел на робота.
- Погодите, вы не поняли, - сказал он. - Я же не в состоянии отпечатать свой глаз на этой штуке.
Со мной у вас ничего не выйдет. Как вы не понимаете? На ней должен остаться отпечаток…
- …рисунка сетчатки, - докончил робот. - Ну, и…
- Ну и как же я это сделаю, если мой глаз не останется открытым двадцать секунд? Пороговые реакции у меня, как у Ивана, верно? Мигательным рефлексом я управлять не могу. Мои синапсы - синапсы труса. И они заставят меня зажмурить глаза, чуть только эта штука к ним приблизится.
- Так раскройте их пальцами, - посоветовал робот.
- У моих пальцев тоже есть рефлексы, - возразил Мартин, подбираясь к буфету. - Остается один выход. Я должен напиться. Когда алкоголь меня одурманит, мои рефлексы затормозятся, и я не успею закрыть глаза. Но не вздумайте пустить в ход силу. Если я умру на месте от страха, как вы получите отпечаток моего глаза?
- Это-то нетрудно, - сказал робот. - Раскрою веки…
Мартин потянулся за бутылкой и стаканом, но вдруг его рука свернула в сторону и ухватила сифон с содовой водой.
- Но только, - продолжал ЭНИАК, - подделка может быть обнаружена.
Мартин налил себе полный стакан содовой воды и сделал большой глоток.
- Я скоро опьянею, - обещал он заплетающимся языком. - Видите, алкоголь уже действует. Я стараюсь вам помочь.
- Ну ладно, только поторопитесь, - сказал ЭНИАК после некоторого колебания и опустился на стул.
Мартин собрался сделать еще глоток, но вдруг уставился на робота, ахнул и отставил стакан.
- Ну, что случилось? - спросил робот. - Пейте свое… что это такое?
- Виски, - ответил Мартин неопытной машине. - Но я все понял. Вы подсыпали в него яд. Вот, значит, каков был ваш план. Но я больше ни капли не выпью, и вы не получите отпечатка моего глаза. Я не дурак.
- Винт всемогущий! - воскликнул робот, вскакивая на ноги. - Вы же сами налили себе этот напиток. Как я мог его отравить, пейте!
- Не буду, - ответил Мартин с упрямством труса, стараясь отогнать гнетущее подозрение, что содовая и в самом деле отравлена.
- Пейте свой напиток! - потребовал ЭНИАК слегка дрожащим голосом. - Он абсолютно безвреден.
- Докажите! - сказал Мартин с хитрым видом. - Согласны обменяться со мной стаканами? Согласны сами выпить этот ядовитый напиток?
- Как же я буду пить? - спросил робот. - Я… Ладно, дайте мне стакан. Я отхлебну, а вы допьете остальное.