- Ага, - объявил Мартин, - вот ты себя и выдал. Ты же робот и сам говорил, что пить не можешь! То есть так, как пью я. Вот ты и попался, отравитель! Вон твой напиток, - он указал на торшер. - Будешь пить со мной на свой электрический манер или сознаешься, что хотел меня отравить? Погоди-ка, что я говорю? Это же ничего не докажет…
- Ну конечно, докажет, - поспешно перебил робот. - Вы совершенно правы и придумали очень умно. Мы будем пить вместе, и это докажет, что ваше виски не отравлено. И вы будете пить, пока ваши рефлексы не затормозятся. Верно?
- Да, но… - начал неуверенно Мартин, однако бессовестный робот уже вывинтил лампочку из торшера, нажал на выключатель и сунул палец в патрон, отчего раздался треск и посыпались искры.
- Ну вот, - сказал робот. - Ведь не отравлено? Верно?
- А вы не глотаете, - подозрительно заявил Мартин. - Вы держите его во рту… то есть, в пальцах.
ЭНИАК снова сунул палец в патрон.
- Ну ладно, может быть, - с сомнением согласился Мартин. - Но ты можешь подсыпать порошок в мое виски, изменник. Будешь пить со мной, глоток за глотком, пока я не сумею припечатать свой глаз к этой твоей штуке. А не то я перестану пить. Впрочем, хоть ты и суешь палец в торшер, действительно ли это доказывает, что виски не отравлено? Я не совсем…
- Доказывает, доказывает, - быстро сказал робот. - Ну, вот смотрите. Я опять это сделаю". ft(t). Мощный постоянный ток, верно? Какие еще вам нужны доказательства? Ну пейте.
Не спуская глаз с робота, Мартин поднес к губам стакан с содовой.
- Fffff(t)! - воскликнул робот немного погодя и начертал на своем металлическом лице глуповато-блаженную улыбку.
- Такого ферментированного мамонтового молока я еще не пивал, - согласился Мартин, поднося к губам десятый стакан содовой воды. Ему было сильно не по себе, и он боялся, что вот-вот захлебнется.
- Мамонтового молока? - сипло произнес ЭНИАК. - А это какой год?
Мартин перевел дух. Могучая память Ивана пока хорошо служила ему. Он вспомнил, что напряжение повышает частоту мыслительных процессов робота и расстраивает его память - это и происходило прямо у него на глазах. Однако впереди оставалось самое трудное".
- Год Большой Волосатой, конечно, - сказал он весело. - Разве ты не помнишь?
- В таком случае, вы… - ЭНИАК попытался получше разглядеть своего двоящегося собутыльника. - Тогда, значит, вы - Мамонтовой.
- Вот именно! - вскричал Мартин. - Ну-ка дернем еще по одной, а затем приступим.
- К чему приступим?
Мартин изобразил раздражение.
- Вы сказали, что наложите на мое сознание матрицу Мамонтобоя. Вы сказали, что это обеспечит мне оптимальное экологическое приспособление к среде в данной темпоральной фазе.
- Разве? Но вы же не Мамонтовой, - растерянно возразил ЭНИАК. - Мамонтовой был сыном Большой Волосатой. А как зовут вашу мать?
- Большая Волосатая, - немедленно ответил Мартин, и робот поскреб свой сияющий затылок.
- Дерните еще разок, - предложил Мартин. - А теперь достаньте экологизер и наденьте мне его на голову.
- Вот так? - спросил ЭНИАК, подчиняясь. - У меня ощущение, что я забыл что-то важное.
Мартин поправил прозрачный шлем у себя на затылке.
- Ну, - скомандовал он, - дайте мне матрицу-характер Мамонтобоя, сына Большой Волосатой.
- Что ж… Ладно, - невнятно сказал ЭНИАК. Взметнулись красные ленты, шлем вспыхнул. - Вот и все. Может быть, пройдет несколько минут, прежде чем подействует, а потом на двенадцать часов вы… погодите! Куда же вы?
Но Мартин уже исчез.
В последний раз робот запихнул в сумку шлем и четверть мили красной ленты. Пошатываясь, он подошел к торшеру, бормоча что-то о посошке на дорожку. Затем комната опустела. Затихающий шепот произнес:
- F(t)…
- Ник! - ахнула Эрика, уставившись на фигуру в дверях. - Не стой так, ты меня пугаешь.
Все оглянулись на ее вопль и поэтому успели заметить жуткую перемену, происходившую в облике Мартина. Конечно, это была иллюзия, но весьма страшная. Колени его медленно подогнулись, плечи сгорбились, словно под тяжестью чудовищной мускулатуры, а руки вытянулись так, что пальцы почти касались пола.
Наконец-то Никлас Мартин обрел личность, экологическая норма которой ставила его на один уровень с Раулем Сен-Сиром.
- Ник! - испуганно повторила Эрика.
Нижняя челюсть Мартина медленно выпятилась, обнажились все нижние зубы. Веки постепенно опустились, и теперь он смотрел на мир маленькими злобными глазками. Затем неторопливая гнусная ухмылка растянула губы мистера Мартина.
- Эрика! - хрипло сказал он. - Моя!
Раскачивающейся походкой он подошел к перепуганной девушке, схватил ее в объятия и укусил за ухо.
- Ах, Ник, - прошептала Эрика, закрывая глаза. - Почему ты никогда… Нет, нет, нет! Ник, погоди… Расторжение контракта. Мы должны… Ник, куда ты? - Она попыталась удержать его, но опоздала.
Хотя походка Мартина была неуклюжей, двигался он быстро. В одно мгновение он перемахнул, через письменный стол Уотта, выбрав кратчайший путь к потрясенному кинопромышленнику. Во взгляде Диди появилось легкое удивление. Сен-Сир рванулся вперед.
- В Миксо-Лидии. - начал он. - Ха, вот так. - И, схватив Мартина, он швырнул его в другой угол комнаты.
- Зверь! - воскликнула Эрика и бросилась на режиссера, молотя кулачками по его могучей груди. Впрочем, тут же спохватившись, она принялась обрабатывать каблуками его ноги - со значительно большим успехом. Сен-Сир, менее всего джентльмен, схватил ее и заложил ей руки, но тут же обернулся на тревожный крик Уотта:
- Мартин, что вы делаете?
Вопрос этот был задан не зря. Мартин покатился по полу, как шар, по-видимому, нисколько не ушибся, сбил торшер и развернулся, как еж. На лице его было неприятное выражение. Он встал, пригнувшись, почти касаясь пола руками и злобно скаля зубы.
- Ты трогать моя подруга? - хрипло осведомился питекантропообразный мистер Мартин, быстро теряя всякую связь с двадцатым веком. Вопрос этот был чисто риторическим. Драматург поднял торшер (для этого ему не пришлось нагибаться), содрал абажур, словно листья с древесного сука, и взял торшер наперевес. Затем он двинулся вперед, держа его, как копье.
- Я, - сказал Мартин, - убивать.
И с достохвальной целеустремленностью попытался претворить свое намерение в жизнь. Первый удар тупого самодельного копья поразил Сен-Сира в солнечное сплетение, и режиссер отлетел к стене, гулко стукнувшись об нее. Мартин, по-видимому, только этого и добивался. Прижав конец копья к животу режиссера, он пригнулся еще ниже, уперся ногами в ковер и по мере сил попытался просверлить в Сен-Сире дыру.
- Прекратите! - крикнул Уотт, кидаясь в сечу. Первобытные рефлексы сработали мгновенно: кулак Мартина описал в воздухе дугу и Уотт описал дугу в противоположном направлении.
Торшер сломался.
Мартин задумчиво поглядел на обломки, принялся было грызть один из них, потом передумал и оценивающе посмотрел на Сен-Сира. Задыхаясь, бормоча угрозы, проклятия и протесты, режиссер выпрямился во весь рост и погрозил Мартину огромным кулаком.
- Я, - объявил он, - убью тебя голыми руками, а потом уйду в "Метро-Голдвин-Мейер" с Диди. В Миксо-Лидии…
Мартин поднес к лицу собственные кулаки. Он поглядел на них, медленно разжал, улыбнулся, а затем, оскалив зубы, с голодным тигриным блеском в крохотных глазках посмотрел на горло Сен-Сира.
Мамонтовой не зря был сыном Большой Волосатой.
Мартин прыгнул.
И Сен-Сир тоже, но в другую сторону, вопя от внезапного ужаса. Ведь он был всего только средневековым типом, куда более цивилизованным, чем так называемый человек первобытной прямолинейной эры Мамонтовой. И как человек убегает от маленькой, но разъяренной дикой кошки, так Сен-Сир, пораженный цивилизованным страхом, бежал от врага, который в буквальном смысле слова ничего не боялся.
Сен-Сир выпрыгнул в окно и с визгом исчез в ночном мраке.
Мартина это застигло врасплох - когда Мамонтовой бросался на врага, враг всегда бросался на Мамонтовой, - и в результате он со всего маху стукнулся лбом об стену. Как в тумане, он слышал затихающий вдали визг. С трудом поднявшись, он привалился спиной к стене и зарычал, готовясь…
Сделав чудовищное усилие, Мартин выпрямился. Ему было как-то непривычно ходить не горбясь, но зато это помогало подавить худшие инстинкты Мамонтобоя. К тому же теперь, когда Сен-Сир испарился, кризис миновал и доминантная черта в характере Мамонтовой несколько утратила активность. Мартин осторожно пошевелил языком и с облегчением обнаружил, что еще не совсем лишился дара человеческой речи.
- Ник! - раздался голос Эрики. - Ник, это я! Помоги! Помоги же! Диди…
- Агх? - хрипло вопросил Мартин, мотая головой. - Убивать!
Глухо ворча, драматург мигал налитыми кровью глазками, и постепенно все, что его окружало, опять приобретало четкие очертания. У окна Эрика боролась с Диди.
- Пустите меня! - кричала Диди. - Куда Рауль, туда и я!
- Диди! - умоляюще произнес новый голос.
Мартин оглянулся и увидел под смятым абажуром в углу лицо распростертого на полу Толливера Уотта.
- Агх, - сказал он. - Уррг… э… Уотт!
Уотт испуганно замигал на него из-под абажура.
- Арргх… Аннулированный контракт, - сказал Мартин, напрягая все силы. - Дай.
Уотт не был трусом. Он с трудом поднялся на ноги и снял с головы абажур.
- Аннулировать контракт?! - рявкнул он. - Сумасшедший! Разве вы не понимаете, что вы натворили? Диди, не уходите от меня! Диди не уходите, мы вернем Рауля.
- Рауль велел мне уйти, если уйдет он, - упрямо сказала Диди.
- Вы вовсе не обязаны делать то, что вам велит Сен-Сир, - убеждала Эрика, продолжая держать вырывающуюся звезду.
- Разве? - с удивлением спросила Диди. - Но я всегда его слушаюсь. И всегда слушалась.
- Диди, - в отчаянии умолял Уотт, - я дам вам лучший в мире контракт! Контракт на десять лет! Посмотрите, вот он! - И киномагнат вытащил сильно потертый по краям документ. - Только подпишите, и потом можете требовать все, что вам угодно! Неужели вам этого не хочется?
- Хочется, - ответила Диди, - но Раулю не хочется. - И она вырвалась из рук Эрики.
- Мартин! - вне себя воззвал Уотт к драматургу. - Верните Сен-Сира! Извинитесь перед ним! Любой ценой - только верните его! А не то я… я не аннулирую вашего контракта!
Мартин слегка сгорбился, может быть от безнадежности, а может быть и еще от чего-нибудь.
- Мне очень жалко, - сказала Диди. - Мне нравилось работать у вас, Толливер. Но я должна слушаться Рауля.
Она сделала шаг к окну.
Мартин сгорбился еще больше, и его пальцы коснулись ковра. Злобные глазки, горевшие неудовлетворенной яростью, были устремлены на Диди. Медленно его губы поползли в стороны и зубы оскалились.
- Ты! - сказал он со зловещим урчанием.
Диди остановилась, но лишь на мгновение, и тут по комнате прокатился рык дикого зверя.
- Вернись! - в бешенстве ревел Мамонтовой.
Одним прыжком он оказался у окна, схватил Диди и зажал под мышкой. Обернувшись, он ревниво покосился на дрожащего Уотта и кинулся к Эрике. Через мгновение обе девушки пытались вырваться из его хватки. Мамонтовой крепко держал их под мышками, а его злобные глазки поглядывали то на одну, то на другую. Затем с полным беспристрастием он быстро укусил каждую за ухо.
- Ник! - вскрикнула Эрика. - Как ты смеешь?
- Моя! - хрипло информировал ее Мамонтовой.
- Еще бы! - ответила Эрика. - Но это имеет и обратную силу. Немедленно отпусти нахалку, которую ты держишь под другой мышкой.
Мамонтовой с сожалением поглядел на Диди.
- Ну, - резко сказала Эрика, - выбирай!
- Обе! - объявил нецивилизованный драматург. - Да!
- Нет! - отрезала Эрика.
- Да! - прошептала Диди совсем новым тоном. Красавица свисала с руки Мартина, как мокрая тряпка, и глядела на своего пленителя с рабским обожанием.
- Нахалка! - крикнула Эрика. - А как же Сен-Сир?
- Он? - презрительно сказала Диди. - Слюнтяй! Нужен он мне очень! - И она вновь устремила на Мартина боготворящий взгляд.
- Ф-фа! - буркнул тот и бросил Диди на колени Уотта. - Твоя. Держи. - Он одобрительно ухмыльнулся Эрике. - Сильная подруга. Лучше.
Уотт и Диди безмолвно смотрели на Мартина.
- Ты! - сказал он, ткнув пальцем в Диди. - Ты остаться у него, - Мартин указал на Уотта.
Диди покорно кивнула.
- Ты подписать контракт?
Кивок.
Мартин многозначительно посмотрел на Уотта и протянул руку.
- Документ, аннулирующий контракт, - пояснила Эрика, вися вниз головой. - Дайте скорей, пока он не свернул нам шею.
Уотт медленно вытащил документ из кармана и протянул его Мартину.
Но тот уже направился к окну раскачивающейся походкой.
Эрика извернулась и схватила документ.
- Ты прекрасно сыграл, - сказала она Нику, когда они очутились на улице. - А теперь отпусти меня. Попробуем найти такси…
- Не играл, - проворчал Мартин. - Настоящее. До завтра. После этого… - Он пожал плечами. - Но сегодня - Мамонтовой.
Он попытался влезть на пальму, передумал и пошел дальше.
Эрика у него под мышкой погрузилась в задумчивость и взвизгнула, только когда с ними поравнялась патрульная полицейская машина.
- Завтра я внесу за тебя залог, - сказала Эрика Мамонтобою, который вырывался из рук двух дюжих полицейских.
Свирепый рев заглушал ее слова.
Последующие события слились для разъяренного Мамонтовой в один неясный вихрь, в завершение которого он очутился в тюремной камере, где вскочил на нога с угрожающим рычанием.
- Я, - возвестил он, вцепляясь в решетку, - убивать! Арргх?
- Двое за один вечер, - произнес в коридоре скучающий голос. - И обоих взяли на Бел-Эйре. Думаешь, нанюхались кокаина? Первый тоже ничего толком не мог объяснить.
Решетка затряслась. Раздраженный голос с койки потребовал, чтобы он заткнулся, и добавил, что ему хватит неприятностей от всяких идиотов и без того, чтобы… Тут говоривший умолк, заколебался и испустил пронзительный отчаянный визг.
На мгновение в камере наступила мертвая тишина; Мамонтовой, сын Большой Волосатой, медленно повернулся к Раулю Сен-Сиру.
Железный стандарт
Вовсе не обязательно, чтобы инопланетяне были настроены по отношению к пришельцам либо дружелюбно, либо враждебно; они могут доставить им немало неприятностей, заняв строго нейтральную позицию.
- А денежки-то нам отсыплют только через год, - произнес Тиркелл, с отвращением зачерпнув ложкой холодные бобы.
Капитан Руфус Мэн на минуту отвлекся от выуживания из супа бобов, которые смахивали на тараканов.
- По-моему, для нас это сейчас не так уж важно, Кстати, год плюс четыре недели, Стив. Ведь полет с Венеры на Землю займет не меньше месяца.
Круглое пухлое лицо Тиркелла помрачнело.
- А до тех пор что? Будем жить впроголодь, питаясь холодными бобами?
Мэн вздохнул, переведя взгляд на затянутый прозрачной пленкой открытый люк космолета "Гудвилл". И промолчал. Бертон Андерхилл, который был включен в состав экипажа благодаря несметному богатству своего папаши и выполнял на корабле обязанности подручного, натянуто улыбнулся и сказал:
- А на что ты, собственно, претендуешь? Мы ведь не можем тратить горючее. Его только и хватит, чтобы доставить вас на Землю. Поэтому - или холодине бобы, или ничего.
- Скоро будет одно "ничего", - угрюмо произнес Тиркелл. - Мы промотались. Ухлопали свое состояние на разгульную жизнь.
- На разгульную жизнь! - прорычал Мэн. - Мы же отдали почти все наши харчи венерианам.
- Так они же кормили нас… один месяц, - напомнил Андерхилл. - Увы, все в прошлом. Теперь у них и кусочка не выманишь. Чем же мы им не угодили, а?
Он умолк - снаружи кто-то расстегнул клапан прозрачного экрана. Вошел приземистый широкоскулый мужчина с крючковатым носом на бронзово-красном лице.
- Что-нибудь нашел, Краснокожий? - спросил Андерхилл.
Майк Парящий Орел швырнул на стол полиэтиленовый мешок.
- Шесть грибов. Неудивительно, что венериане используют гидропонику. У них ведь нет другого выхода. Только грибы могут расти в этой проклятой сырости, да и те в большинстве ядовитые.
Мэн сжал губы.
- Ясно. Где Бронсон?
- Просит милостыню. Но ему не подадут ни одного фала. - Навахо кивнул в сторону входа. - А вот и он сам.
Спустя минуту послышались медленные шаги Бронсона. Лицо вошедшего инженера своим багровым цветом не уступало его шевелюре.
- Ни о чем не спрашивайте, - прошептал он. - Никто ни слова. Подумать только! Я, ирландец из Керри, выклянчиваю вонючий фал у какого-то шагреневокожего ублюдка с железным кольцом в носу. Позор на всю жизнь!
- Сочувствую, - сказал Тиркелл. - Но тебе все-таки удалось раздобыть хоть два-три фала?
Бронсон испепелил его взглядом.
- Неужели я взял бы его поганые деньги, даже если б он мне их предложил?! - взревел инженер, и глаза его налились кровью.
Тиркелл переглянулся с Андерхиллом.
- Он не принес ни фала, - заметил последний.
Бронсон передернулся и фыркнул.
- Он спросил, принадлежу ли я к Гильдии Нищих! На этой планете даже бродяги обязаны состоять в профсоюзе!
- Нет, Бронсон, это не профсоюзы и тем более не организации типа средневековых гильдий. Местные таркомары гораздо могущественней и куда менее принципиальны.
- Верно, - согласился Тиркелл. - И если мы не состоим в каком-нибудь таркомаре, нас никто не наймет на работу. А членами таркомара мы можем стать, только уплатив вступительный взнос - тысячу софалов.
- Не очень-то налегайте на бобы, - предупредил Андерхилл. - У нас осталось всего десять банок.
- Нам позарез нужно что-то предпринять, - сказал Мэн, раздав сигареты. - Венериане не хотят снабжать нас пищевыми продуктами. Одно в нашу пользу, они не имеют права отказаться эти продукты продать. Это же незаконно - не принять от покупателя законное средство платежа.
Майк Парящий Орел с унылым видом перебирал свои шесть грибов.
- Да-а. Остается только раздобыть это законное средство платежа. Мы же здесь хуже нищих. Эх, придумать бы что-нибудь…
"Гудвилл" был на Венере первым посланцем Земли. Перед отлетом на корабль погрузили запас продовольствия на год с лишним, но, как оказалось, у венериан пищи было предостаточно. Продуктами питания их обеспечивали гидропонные установки, размещенные под городами. Но на поверхности планеты не росло ни одного съедобного растения. Животных и птиц было крайне мало, поэтому, даже если б у землян не отобрали оружие, на охоту рассчитывать не приходилось. Вдобавок после трудного космического полета жизнь здесь вначале показалась настоящим праздником в условиях чужой цивилизации, которая на первых порах землян очаровала.
Чужой она была, это точно. Венериане отличались крайней консервативностью. Их вполне устраивало то, что годилось для их отдаленных предков. У людей создалось впечатление, что венериане упрямо противятся любым переменам.
А из-за прилета землян что-то могло измениться.