Но преступление надо тщательно подготовить. Чтобы противостоять общественному организму (а этим-то и занимается каждый уголовник), разумнее всего создать такой же организм. Дубинка ничего не стоит против ружья. По этой же причине обречен на провал бандит с крепкими кулаками. Следы, что он оставит, будут исследованы; химия, психология и криминалистика помогут его задержать; его заставят сознаться. Заставят, не прибегая к допросу третьей степени. Поэтому…
Поэтому Каннингхэм - инженер, специалист по электронике. Ферн - астрофизик. Сам Толмен - психолог. Рослый блондин Далквист - охотник по призванию и профессии, с оружием управляется лихо. Коттон - математик… а сам Браун - координатор. Целых три месяца объединение успешно орудовало на Венере. Потом, как и следовало ожидать, кольцо сомкнулось, и шайка просочилась назад, на Землю, готовая перейти к следующей ступени плана, продуманного на много ходов вперед. Что это за ступень, Толмен не знал до последней минуты. Но охотно признавал ее логическую неизбежность.
Бели надо, в пустынных просторах Пояса Астероидов можно прятаться вечно, а когда представится удобный случай - нагрянуть туда, где не ждут, и сорвать верный куш. Чувствуя себя в безопасности, они могут сколотить подпольную организацию преступников, раскинуть сеть осведомителей по всем планетам… да, такой путь неизбежен. Но все равно, Толмену… страшновато было тягаться с Бартом Квентином. Ведь этот человек уже… собственно… не человек.
По пути в Квебек его не покидала тревога. Толмен, хотя и считал себя космополитом, не мог не предвидеть натянутости, смущения, которые он невольно выкажет при встрече с Квентином. Притворяться, что не было той… аварии, - это уж слишком. А все же… Он припомнил, что семь лет назад Квентин отличался завидным телосложением и мускулами атлета, гордился своим искусством танцевать. Что касается Линды, Толмену оставалось только гадать, где она теперь. Ведь не может быть, что она по-прежнему жена Барта Квентина, если уж так слушалось. Или может?
Самолет пошел на снижение; внизу показался тусклый серебристый стержень собора Святого Лаврентия. Пилотировал робот, повинуясь узкому лучу. Лишь при сильнейшем шторме управление самолетом переходит к людям. В космосе все иначе. К тому же надо выполнять и другие операции, невообразимо сложные, с ними справляется только человеческий разум. И не всякий, а разум особого типа.
Разум, как у Квентина.
Толмен потер узкий подбородок и слабо улыбнулся, пытаясь понять, что его так беспокоит. Но вот и разгадка. Обладает ли Квент в своем новом перевоплощении более чем пятью чувствами? Или реакциями, недоступными обычному человеку? Если да, Толмену определенно несдобровать.
Он покосился на соседа по креслам, Дэна Саммерса из "Вайоминг энджинирз", который помогал ему связаться с Квентином. Саммерс, молодой, светловолосый, чуть припорошенный веснушками, беззаботно улыбнулся.
- Волнуетесь?
- Может и так, - ответил Толмен. - Я все думаю, сильно ли он изменился.
- У разных людей это по-разному.
Самолет, послушный лучу, скользил под закатным солнцем в сторону аэропорта. На горизонте неровно вырисовывались освещенные шпили Квебека.
- Значит, они все же меняются?
- Полагаю, они не могут не измениться психически. Вы ведь психолог, мистер Толмен. Что бы вы испытывали, если бы…
- Но получают они хоть что-нибудь взамен?
Саммерс рассмеялся.
- Это очень мягко сказано. Взамен… Хотя бы бессмертие!
- По-вашему, это благо? - спросил Толмен.
- Да. Он останется в расцвете сил - один Бог ведает, сколько еще лет. Ему не грозит старость. Яды, вырабатываемые при усталости, автоматически удаляются иррадиацией. Мозговые клетки не восстанавливаются, конечно, не то, что, например, мускулы; но мозг Квентина невозможно повредить: он заключен в надежный футляр. Не приходится бояться атеросклероза: мы применяем раствор плазмы, и на стенках сосудов кальций не оседает. Физическое состояние мозга автоматически контролируется. Квент может заболеть разве что душевно.
- Боязнью пространства… Нет. Вы говорили, что у него глаза-линзы. Они сообщают ему чувство расстояния.
- Если вы заметите хоть какую-то перемену, - сказал Саммерс, - не считая совершенно нормального умственного роста за семь лет, - это меня заинтересует. У меня… в общем, мое детство прошло среди трансплантов. Я не замечаю, что у них механические, взаимозаменяемые тела - точно так же ни один врач не думает о своем друге, как о клубке нервов и сосудов. Главное - это способность мыслить, а она осталась прежней.
Толмен задумчиво проговорил:
- Да вы и есть врач для трансплантов. Неспециалист реагирует иначе. Особенно если он привык видеть вокруг человеческие лица.
- Я вообще не сознаю, что лиц нет.
- А Квент?
Саммерс помедлил.
- Да нет, - сказал он наконец, - Квент, я уверен, тоже не сознает. Он полностью приспособился. Транспланту на перестройку нужен примерно год. Потом все идет как по маслу.
- На Венере я издали видел работающих трансплантов. Но вообще-то на других планетах их не так уж много.
- Не хватает квалифицированных специалистов. Чтобы обучиться трансплантации, человек тратит буквально полжизни. Прежде чем начинать учебу, надо быть знающим инженером-электроником. - Саммерс засмеялся. - Хорошо еще, что большую часть расходов несут страховые компании.
Толмен удивился.
- Это как же?
- Берут на себя такое обязательство. Бессмертие стало профессиональным риском. Исследования в области ядерной физики - работа опасная, дружище!
Выйдя из самолета, они окунулись в прохладный ночной воздух. По пути к ожидающему их автомобилю Толмен сказал:
- Мы с Квентином росли вместе. Но в аварию он попал спустя два года после того, как я покинул Землю, и с тех пор я его не видел.
- В облике транспланта? Понятно. Знаете, название никуда не годится. Его выдумал какой-то заумный болван; опытные пропагандисты предложили бы что-нибудь получше. К сожалению, это название так и прилипло. В конце концов, мы надеемся привить любовь к трансплантам. Но не сразу. Мы еще только начинаем. Пока что их двести тридцать - удачных.
- Бывают неудачи?
- Теперь - нет. Вначале… Это сложно. От трепанации черепа до сообщения энергии и перестройки рефлексов - это самая изматывающая, головоломнейшая, труднейшая техническая задача, какую когда-либо разрешал человеческий мозг. Надо примирить коллоидную структуру с электронной схемой… но результат того стоит.
- Технически. А как насчет духовной жизни?
- Что ж… Про эту сторону вам расскажет Квентин. А технически вы себе и наполовину всего не представляете. Никому не удавалось создать коллоидной структуры, подобной мозгу… до нас. И природа такой структуры не просто механическая. Это просто чудо… синтез разумной живой ткани с хрупкими, высокочувствительными приборами.
- Однако этому шедевру свойственна ограниченность и машины… и мозга.
- Увидите. Нам сюда. Мы обедаем у Квентина…
- Обедаем?
- Ну да. - Во взгляде Саммерса промелькнули задорные искорки. - Нет, он не ест стальную стружку. Вообще-то…
Встреча с Линдой оказалась для Толмена потрясением. Он никак не ожидал ее увидеть. Да еще при таких обстоятельствах. А она почти не изменилась - та же сердечная, дружелюбная женщина, какую он помнил, чуть постарше, но по-прежнему очень красивая и изящная. Линда всегда была обаятельной. Тоненькая и высокая, голова увенчана причудливой короной русых волос, в карих глазах нет напряженности, которой мог бы ожидать Толмен.
Он сжал руки Линды.
- Ничего не говори, - сказал он. - Сам знаю, сколько воды утекло.
- Не будем считать годы, Вэн. - Она улыбнулась, глядя на него снизу вверх. - Мы начнем с того, на чем тогда остановились. Выпьем, а?
- Я бы не отказался, - вставил Саммерс, - но мне надо явиться к начальству. Я только посмотрю на Квента. Где он?
- У себя. - Линда кивнула на дверь и снова повернулась к Толмену. - Значит, ты с самой Венеры? С тебя весь загар сошел. Расскажи, как оно там.
- Неплохо. - Он отнял у нее шейкер и стал тщательно сбивать мартини. Ему было не по себе. Линда приподняла бровь.
- Да-да, мы с Бартом все еще женаты. Ты удивлен?
- Немножко.
- Это все равно Барт, - сказала она спокойно. - Пусть выглядит он иначе, все равно это человек, за которого я выходила замуж. Так что не смущайся, Вэн.
Он разлил мартини по бокалам. Не глядя на нее, сказал:
- Если ты довольна…
- Я знаю, о чем ты думаешь. Я все равно что замужем за машиной. Сначала… да я давно преодолела это ощущение. Оба мы преодолели, хоть и не сразу. Была принужденность; ты наверняка почувствуешь ее, когда увидишь Барта. Но на самом деле это неважно. Он… все тот же Барт.
Она подвинула третий бокал Толмену, и тот посмотрел на нее с изумлением.
- Неужели…
Она кивнула.
Обедали втроем. Толмен не сводил глаз с цилиндра высотой и диаметром шестьдесят сантиметров (цилиндр возлежал против него на столе) и старался уловить проблеск разума в двойных линзах. Линда невольно представлялась ему жрицей чужеземного идола и от этой мысли становилось тревожно. Линда как раз накладывала в металлический ящичек охлажденные, залитые соусом креветки и по сигналу усилителя вынимала ложечкой скорлупу.
Толмен ожидал услышать глухой, невыразительный голос, но система "Соновокс" придавала голосу Квентина звучность и приятный тембр.
- Креветки вполне съедобны, Вэн. Зря люди по привычке выплевывают их, едва пососав. Я тоже воспринимаю их вкус… только вот слюны у меня нет.
- Ты… воспринимаешь вкус…
Квентин усмехнулся.
- Послушай-ка, Вэн. Не прикидывайся, будто ты считаешь это в порядке вещей. Придется тебе привыкать.
- Я-то привыкала долго, - подхватила Линда. - Но прошло немного времени, и я поймала себя на мысли: да ведь это как раз в духе вечных чудачеств Барта! Помнишь, в Чикаго ты явился на совещание дирекции в рыцарских доспехах?
- И отстоял-таки свою точку зрения, - сказал Квентин. - Я уж забыл, о чем шла речь, но… мы говорили о вкусе. Я ощущаю вкус креветок, Вэн. Правда, кое-какие нюансы пропадают. Тончайшие. Но я различаю нечто большее, чем сладко - кисло, солоно - горько. Машины научились различать вкус много лет назад.
- Но ведь им не приходится переваривать пищу…
- И страдать гастритом. Теряя на утонченных удовольствиях гурмана, я наверстываю на том, что не ведаю желудочно-кишечных болезней.
- У тебя и отрыжка прошла, - заметила Линда. - Слава Богу.
- И могу разговаривать с набитым ртом, - продолжал Квентин. - Но я вовсе не тот супермозг в машинном теле, какой тебе подсознательно рисуется, приятель. Я не изрыгаю смертоносных лучей.
Толмен неловко усмехнулся.
- Разве мне такое рисуется?
- Пари держу. Но… - Тембр голоса изменился. - Я не сверхсущество. В душе я человек человеком, и не думай, что я не тоскую порой о былых денечках. Бывало, лежишь на пляже и впитываешь солнце всей кожей - вот таких мелочей не хватает. Танцуешь под музыку…
- Дорогой, - сказала Линда.
Тон его голоса стал прежним.
- Ну, да. Вот такие банальные мелочи и придают жизни прелесть. Но теперь у меня есть суррогаты - параллельные факторы. Реакции, которые совершенно невозможно описать, потому что…скажем, электронные импульсы вместо привычных нервных. У меня есть органы чувств, но только благодаря механическим устройствам. Когда импульсы поступают ко мне в мозг, они автоматически преобразуются в знакомые символы. Или… - Он заколебался. - Пожалуй, на первый раз достаточно.
Линда вложила в питательную камеру кусочек балыка.
- Иллюзия величия, а?
- Иллюзия изменения, только это не иллюзия, детка. Понимаешь, Вэн, когда я превратился в транспланта, у меня не было эталонов для сравнения, кроме ранее известных. А они годились лишь для человеческого тела. Позднее, принимая импульс от землечерпалки, я чувствовал себя так, словно выжимаю акселератор в автомобиле. Теперь старые символы меркнут. У меня теперь ощущения, более непосредственные, и уже не надо преобразовывать импульсы в привычные образы.
- Так должно получаться быстрее.
- И получается. Если я принимаю сигнал "пи", мне уже не надо вспоминать, чему равно это "пи". И не надо решать уравнения. Я сразу чувствую, что они значат.
- Синтез с машиной?
- И все же я не робот. Все это не влияет на личность, на сущность Барта Квентина. - Наступило недолгое молчание, и Толмен заметил, что Линда бросила на цилиндр проницательный взгляд. Квентин продолжал прежним тоном: - Я страшно люблю решать задачи. Всегда любил. А теперь решение не остается на бумаге. Я сам осуществляю всю задачу, от постановки вопроса до претворения в жизнь. Я сам додумываюсь до практического применения и… Вэн, я сам себе машина?
- Машина? - откликнулся Толмен.
- Ты не замечал, когда вел автомобиль или управлял самолетом, как ты сливаешься с машиной? Она становится частью тебя самого. А я захожу еще дальше. И это приятно. Представь себе, что ты можешь до предела напрячь свои телепатические способности и воплотиться в своего пациента, когда ставишь ему диагноз. Это ведь экстаз.
Толмен смотрел, как Линда наливает сотерн в другую камеру.
- Ты теперь никогда не напиваешься допьяна? - спросил он.
Линда расхохоталась.
- Вином - нет… но Барт иногда пьянеет, да еще как!
- Каким образом?
- Угадай, - подзадорил Квентин не без самодовольства.
- Спирт растворяется в крови и достигает мозга - эквивалент внутривенного вливания, да?
- Скорее я ввел бы в кровь яд кобры, - отрезал трансплант. - Мой обмен веществ слишком утончен, слишком совершенен, чтобы нарушать его посторонними соединениями. Нет, я прибегаю к электрическим стимуляторам: от индуцированного высокочастотного тока, становлюсь пьян, как сапожник.
Толмен вытаращил глаза.
- И это тебе заменяет?…
- Да. Табак и спиртное - раздражители, Вэн. Мысли - тоже, если на то пошло! Когда я испытываю физическую потребность захмелеть, я пользуюсь особым устройством - оно стимулирует раздражение - и извлекаю из него большее опьянение, чем ты из кварты мескаля.
- Он цитирует Гдосмана, - сказала Линда. - И подражает голосам животных. Барт так владеет голосом - просто чудо. - Она встала. - Вы уж извините, у меня есть кое-какие дела на кухне. Автоматика автоматикой, но ведь должен же кто-то нажимать на кнопки.
- Помочь тебе? - вызвался Толмен.
- Спасибо, не надо. Посиди с Бартом. Пристегнуть тебе руки, дорогой?
- Не стоит, - отказался Квентин. - Вэн мне подольет. Поторапливайся, Линда: Саммерс говорит, что мне скоро пора возвращаться на работу.
- Корабль готов?
- Почти.
- Никак не привыкну к тому, что ты управляешь космолетом в одиночку. Особенно таким, как этот.
- Возможно, сметан он на живую нитку, но на Каллисто попадет.
- Что ж….. будет хоть какая-то команда?
- Будет, - подтвердил Квентин, - но она не нужна. Это страховые компании потребовали, чтобы была аварийная команда Саммерс хорошо поработал - переоборудовал корабль за шесть недель.
- С такими-то материалами - сплошь жевательная резинка да скрепки для бумаг, - заметила Линда. - Надеюсь, он не развалится.
Она вышла под тихий смех Квентина Помолчали. Толмен остро, как никогда, ощутил, что его товарищ, мягко говоря, изменился. Дело в том, что он чувствовал на себе пристальный взгляд Квентина, а ведь… Квентина-то не было.
- Коньяку, Вэн, - попросил голос. - Плесни мне в этот ящичек.
Толмен было повиновался, но Квентин его остановил:
- Не из бутылки. Прошли те времена, когда у меня во рту ром смешивался с водичкой. Через ингалятор. Вот он. Давай. Выпей сам и скажи, какое у тебя впечатление.
- О чем?…
- Разве не понимаешь?
Толмен подошел к окну и стал смотреть на отражения огней, переливающихся на соборе Св. Лаврентия.
- Семь лет, Квент. Трудно привыкнуть к тебе в таком… виде.
- Я ничего не утратил.
- Даже Линду, - сказал Толмен. - Тебе повезло.
- Она не бросила меня, - ровным голосом ответил Квентин. - Пять лет назад меня искалечило в аварии. Я занимался экспериментальной ядерной физикой и приходилось идти на известный риск. Взрывом меня искромсало, разнесло в клочья. Не думай, что мы с Линдой не предусмотрели этого здравее. Мы знали о профессиональном риске.
- И все равно…..
- Мы рассчитывали, что брак не расстроится, даже если… Но потом я чуть не настоял на разводе. Это она меня убедила, что все будет как нельзя лучше. И оказалась права.
Толмен кивнул.
- Воистину.
- Это меня… поддерживало долгое время, - мягко сказал Квентин. - Ты ведь знаешь, как я относился к Линде. Мы с ней всегда были идеальным уравнением. Пусть даже коэффициенты изменились, мы приспособились заново.
Внезапный смех Квентина заставил психолога нервно обернуться.
- Я не чудовище, Вэн. Выкинь из головы эту мысль!
- Да я этого и не думал, - возразил Толмен. - Ты…
- Кто?
Молчание Квентин фыркнул.
- За пять лет я научился разбираться в том, как люди на меня реагируют. Дай мне еще коньяку. Мне по-прежнему кажется, будто я ощущаю небом его вкус. Странно, до чего стойко держатся старые ассоциации.
Толмен налил коньяку в ингалятор.
- Значит, по-твоему, ты изменился только физически?
- А ты меня считаешь обнаженным мозгом в металлическом цилиндре? Совсем не тот парень, что пьянствовал с тобой на Третьей авеню? Да, я изменился, конечно. Но это нормальная перемена. Это всего лишь-шаг вперед после вождения автомобиля. Будь я таким сверхмеханизмом, как ты подсознательно думаешь, я стал бы совершеннейшим выродком и решал бы все время космические уравнения. - Квентин ввернул крепкое словцо. - А если бы я этим занимался, то спятил бы. Потому что я не сверхчеловек. Я простой парень, хороший физик, и мне пришлось прилаживаться к новому телу. У него, конечно, есть неудобства.
- Например?
- Органы чувств. Вернее, их отсутствие. Я помогал разрабатывать уйму компенсирующей аппаратуры. Теперь я читаю эскапистские романы, пьянею от электричества, пробую все на вкус, хоть и не могу есть. Я смотрю телевизор. Стараюсь получать все чисто человеческие удовольствия, какие только можно. Они дают мне душевное равновесие, а я в нем очень нуждаюсь.
- Естественно. И получается?
- Сам посуди. У меня есть глаза - они тонко различают цветовую гамму. Есть съемные руки, их можно совершенствовать как угодно, вплоть до работы с микроминиатюрными приборами. Я умею рисовать - кстати, под псевдонимом я уже довольно широко известен как карикатурист. Это для меня отдушина. Настоящая работа по-прежнему физика. И она по-прежнему мне подходит. Знакомо тебе наслаждение, которое испытываешь, после того как разобрался в задаче - геометрической, электронной, психологической, любой? Теперь я решаю неизмеримо более сложные проблемы, требующие не только трезвого расчета, но и мгновенной реакции. Например, вождение космолета. Выпьем еще коньяку. В теплой комнате он хорошо испаряется.
- Ты все тот же Барт Квентин, - сказал Толмен. - Но мне в это больше верится, когда я закрываю глаза. Вождение космолета…