– Мне сейчас смешно кого-то бояться, так что заходи, не стесняйся.
– Во всей округе пустые дома. А вы почему не уехали? – удивился Шестаков.
– Долгая история. – Старик с кряхтеньем поднялся, аккуратно свернул клетчатый плед, распахнул калитку. – Меня когда-то Аркадием Васильевичем звали. А тебя?
– Дмитрием.
– Заходи в дом, Дима, а то неудобно через забор общаться. Пообедай со мной, не откажи в любезности. Правда, я не особенно хлебосольный хозяин. Кроме как пшеничной кашей и угостить нечем.
В доме было сыро и зябко. Почти так же, как на улице.
Шестаков присел на деревянную лавку в летней кухне и поежился.
– У меня есть немного консервированной говядины. С вашей кашей она вполне…
Старик на ощупь разжег примус, набрал воды в эмалированный китайский чайник, поставил его на огонь.
– Что привело тебя в наши края? Извини за любопытство, но люди в моем доме давно не появлялись.
– Это тоже долгая история. – Шестаков задумался. – Я и сам еще не до конца во всем разобрался. Как-то все внезапно произошло…
– Странствуешь?
– Не совсем. Одного человека разыскиваю. Точнее, женщину.
– Она здешняя? Может, я чем-то смогу помочь?
– Вряд ли. Я даже не знаю толком, кто она. И где искать, не имею понятия.
Старик хмыкнул.
– Интригующе и многообещающе. А имя у этой женщины есть?
– Есть. Ее зовут Искра. Фамилия – Надеждина. Но я не думаю, что она из этих краев.
– Тогда почему ты пришел к нам?
Шестаков рассмеялся.
– Если я сейчас скажу, что путь мне подсказывает мое сердце, вы подумаете, что я сумасшедший.
– Тобой движет любовь? – уточнил старик.
– Нет, точно не любовь. Скорее, мной движет ненависть.
– Тоже сильное чувство. Я бы с удовольствием тебе помог, но не знаю как. Тридцать лет я отработал терапевтом в станционной поликлинике, знал практически всех, кто жил в местных поселениях, но о женщине по имени Искра не слышал ничего. И даже не представляю, что тебе посоветовать. Сейчас здесь пустая земля. Остались только пыль и бандиты.
– Вы давно один? – Шестаков выложил мясо консервированного кролика на две тарелки и одну подвинул к старику. – Где ваши родственники, если не секрет?
– Какие у меня могут быть секреты? Старший сын погиб в локальном конфликте на границе с Киргизией, когда в тех местах случилась очередная Революция Роз. Младший с семьей еще двадцать лет назад эмигрировал в Центральную Америку. Сначала жил в Сальвадоре, потом перебрался в Панаму. Со старшим внуком у нас никогда не было взаимопонимания. Он приезжал лет пять назад и больше, видимо, никогда не появится. Жену я похоронил два года назад, три года назад – младшего внука. Настоящих друзей, как в книгах, я за всю свою жизнь так и не встретил. Более того, пришел к выводу, что дружба – это плод интеллигентских иллюзий. Так называемые простые люди, Дима, друзей не имеют. Ни разу в моей врачебной практике не случалось, чтобы состоянием здоровья больного поинтересовался кто-то еще, кроме его родственников. Простые люди – они вообще редко думают. Обычная жизнь мужчины среднего возраста в большинстве случаев – ежедневная мучительная борьба с алкогольной зависимостью. Я ни разу не дождался от своих больных не то что благодарности, а хотя бы помощи в деле спасения их же собственных жизней. Трудно поверить, но они даже сопротивлялись, когда я боролся за их жизнь. Они готовы были умереть и в тридцать, и в сорок лет. А если доживали до шестидесяти, то считали, что прожили жизнь на полную катушку. Я очень многим помешал уйти досрочно в страну с более благоприятным климатом и более справедливым политическим режимом. А сейчас сам не могу дождаться, когда Господь милостиво позволит мне перебраться туда, где хорошо. Отапливать дом мне уже нечем. Дров нет. Керосина осталось на пару месяцев. Ячневая крупа – заканчивается. Прошлая зима была очень суровой. Лето – коротким. Ну а нынешней зимы мне точно не пережить. Если окажешься весной в наших краях, не сочти за труд, закопай сумасшедшего старика в землю по христианскому обычаю…
Шестаков отложил в сторону гнутую алюминиевую ложку и покосился на свое отражение в мутном зеркале. В голову, как назло, не приходило ни одного ободряющего слова. Он сходил за своим рюкзаком и молча выложил на стол все свои скромные запасы.
– Что это?
– Консервированное мясо. Вам нужнее. А на счет остального – обнадежить не могу. Учитывая количество людей, желающих меня поймать, я очень сомневаюсь, что смогу протянуть еще хотя бы пару месяцев…
Некоторое время старик молча шевелил губами.
– Хорошо, что в тебе есть не только воля, но и чувства. Иди с Богом…
Дождь стал усиливаться, когда до села Басагаш оставалось несколько километров. Шестаков накрылся опустевшим рюкзаком и прибавил темп, отмечая пройденное расстояние по почерневшим столбам низковольтной линии электропередачи. Дорога пошла низиной, грязи прибавилось, и он переместился ближе к обочине. Сзади мелькнул приглушенный свет фар. Шестаков снял с головы рюкзак и остановился. Прятаться было уже поздно. Оставалось только надеяться, что два пикапа его просто обгонят и поедут дальше по своим делам.
Но головная машина тормознула.
Из задней двери с демонстративной ленцой выбрались двое подростков с автоматами. Переднее стекло медленно опустилось. Из теплого салона на свободу вырвалась мелодия популярной песенки про последний бой Сахалинской десантной бригады.
– Ты кто? – равнодушно поинтересовался хмурый высокий юноша на переднем сиденье.
– Прохожий, – ответил Шестаков, стараясь выдержать максимально нейтральный тон. – Просто прохожий. Иду мимо.
– Баклан ты, а не прохожий!
Подростки с автоматами демонстративно заржали.
– Забросьте его в кузов к Хохломе, на базе разберемся, откуда в наших краях объявилась эта птица морская, – скомандовал "хмурый".
Перед носом Шестакова мелькнуло вороненое дуло автомата, потом кто-то брызнул ему в глаза чем-то шипящим. Боль и темнота накрыли одновременно. Шестаков дернулся и понял, что летит в пустоту, где боли уже почти нет…
А потом боль пришла опять. И вместе с ней пришли голоса. Громкие, неприятные.
– Очухался, баклан?
Шестаков приоткрыл распухший глаз и попытался пошевелить руками. У него получилось. Ноги ему скрутили липкой лентой, а руки оставили свободными.
– Можно мне воды? – попросил Шестаков, поморщившись.
– Человек слаб, – с явной укоризной произнес молодой парень в черном берете с малиновой треугольной нашивкой.
– Болт, дай ему воды, – скомандовал кто-то женским голосом. И в ту же секунду на Шестакова обрушился ледяной водопад. Он едва успел зажмуриться.
– Хватит, или еще дать?
Шестаков фыркнул и помотал головой.
– Спасибо, мне хватило.
Осторожно покосившись по сторонам, Шестаков разглядел рифленые стены из серого полистирола. Судя по всему, это был стандартный модульный ангар с отоплением и автономным генератором. В дальнем углу за выгородкой Шестаков приметил большой офисный стол с новомодным прозрачным монитором. За монитором сидела девушка. На вид – не старше двадцати. Нос слегка вздернут, глаза карие и широко расставленные, взгляд прямой, волосы средней длины, почти черные, лоб спрятан под густой челкой. Особые приметы – шрам на левой щеке. Шестаков словно увидел перед глазами ориентировку.
Девушка подошла, задумчиво заглянула дрожащему от холода Шестакову в глаза, обыскала карманы его бушлата, и недовольно надула губы.
– Для федерального агента он слишком туп, для случайного человека – быковат. Может, это казахи его подбросили для сбора разведданных? Слышишь меня, моряк? Ты от какой подводной лодки отстал?
– Шура, да чё тут думать? – возмутился розовощекий здоровяк, тщательно надраивавший ботинки. – Выведем в степь, а там гражданка пуля сама с ним разберется.
– Косяк, завали хлебало!
– А чё? – огрызнулся Косяк. – Я только предложение выдвинул. У нас демократия.
– Вот и задвинь свое предложение обратно. До лучших времен. Вот когда вернешься в свою бригаду малолетних мародеров, там и будешь фраерить.
Девушка Шура еще раз внимательно осмотрела Шестакова с ног до головы и одернула подогнанный по фигуре камуфляж.
– Слышал про революционное движение имени Пятого марта, которое возглавляет Шура Журавлева?
Шестаков отрицательно мотнул головой и поморщился от резкой боли в затылке.
– Догадываюсь, что вы и есть Шура Журавлева.
– Я и есть, – кивнула девушка. – А это моя армия. Наши приоритетные задачи – восстановление справедливого социального строя, освобождение угнетенных народных масс от ига продажных чиновников, криминальных элементов и насквозь прогнившей политической надстройки.
– Вообще-то мне ни разу не доводилось разговаривать с пламенной революционеркой, и в другой ситуации, я уверен, мне было бы любопытно с вами познакомиться. – Шестаков попытался вытереть грязное лицо мокрым рукавом. – Узнать, например, какие у вас методы политической борьбы. Тотальный террор, разумеется?
– Ну вот, наконец-то пошел нормальный разговор. – Девушка оживилась и принесла себе стул. – Я же знала, что ты быстро себя выдашь. Давай договоримся так. Сначала ты расскажешь про себя и свое американское начальство, а потом я расскажу про нашу революционную стратегию.
– Мне нечего рассказывать. Родился где-то в этих местах, воспитывался в детском доме в Иркутске, служил в армии, потом ходил по Ангаре, Лене, Алдану, Амуру, Уссури, Енисею. Когда закончится отпуск, вернусь в порт приписки и буду ходить на сухогрузе "Южный Сургут" по Оби и Иртышу…
Девушка удовлетворенно кивнула.
– Все правильно. Теперь я поняла: тебя китайцы к нам подбросили. Я ведь почти сразу была в этом уверена. У меня же интуиция звериная. Я людей насквозь вижу. Как рентген. Смотрю сейчас на тебя и вижу, что ты долго прожил в Китае. Ты и говоришь так, как будто русский для тебя не родной. Угадала?
– Давайте я внесу уточнения. Во-первых, мне с трудом верится, что Объединенный Китай когда-нибудь может заинтересоваться политическим движением Шуры Журавлевой. Во-вторых, мой лучший друг Сяо Лин, наш моторист, был китайцем. Если бы я не похоронил его в прошлом году, то вообще не уехал бы никуда из Дудинки.
Пальцы Шуры взлетели над мобильной клавиатурой компьютера.
– Мы тебя можем расстрелять как предателя и шпиона, а ты дерзишь. Нехорошо…
С протяжным скрежетом разъехались створки ворот. Девушка обернулась на громкий звук.
– Шура, у нас мало времени, – напомнил скучающий Косяк.
– Короче, определите куда-нибудь этого пособника проводников мирового капитала. Дайте ему воды и пачку крекеров, чтобы не сдох раньше, чем я разберусь, что с ним делать.
– Может, лучше в степь? – уточнил Косяк. – И продукты сэкономим.
– Сказала же: закрой рот! – разозлилась Шура и схватила со стола "Каштан" с лазерным наведением и обоймой повышенной емкости. – Иди вперед. Говорить будешь по моей команде! Только я здесь могу вершить революционное правосудие…
В комнатке, куда Шестакова заперли, было сыро и холодно, и он почти всю ночь ворочался на деревянной лавке, пытаясь хоть как-то согреться. Неспокойная ночь выдалась, судя по всему, и у Шуры Журавлевой. Шестаков сразу приметил и дрожащие пальцы, и потухший взгляд, и потертые джинсы в комплекте с застиранной мужской рубашкой вместо гламурного камуфляжа.
– Уже готовы вынести решение от имени угнетенного народа? – устало поинтересовался он.
– Не твое дело, – огрызнулась Шура. – Или умереть торопишься?
– Мне просто хочется понять, в чем же моя вина перед моим народом. Нельзя убивать всех, кто просто проходил мимо. Даже ради дивного нового мира…
– Всех – нельзя.
– Значит, я какой-то особенный?
– Не особенный, а подозрительный. – Шура зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Ты же не будешь отрицать, что оказался здесь с какой-то определенной целью. И я хочу узнать эту цель.
– Я очень давно разыскиваю одну женщину.
– Он ищет женщину! – Шура ухмыльнулась. – Болт, ты слышал? Назови мне, морячок, хотя бы одну причину, которая заставила бы меня поверить в этот бред…
Шестков улыбнулся в ответ.
– Знаете, Шура, в далеком детстве мне читали историю про мальчика и девочку, разлученных волею судьбы. Девочке пришлось обойти полмира, прежде чем она нашла своего друга. Она смогла это сделать, потому что была упорная. И ей помогали все, кто встречался на ее пути. И люди, и животные. Однажды она оказалась в плену у разбойников, и ее упорство растрогало даже маленькую разбойницу, которая была очень избалованной и властной девочкой. Почему-то вы мне напомнили эту маленькую разбойницу из сказки – жестокую девочку с добрым сердцем. Поэтому я просто верю, что вы мне поможете.
Шура кивнула.
– Ладно, хочешь поприкалываться – давай. Убить тебя я всегда успею. Имя у твоей женщины есть?
– Она не моя женщина. И имен у нее, как ни странно, много. Настоящее имя – Искра. Фамилия по мужу – Надеждина. Девичья фамилия – Милецкая.
– Искра Сергеевна? – удивленно выдохнула Шура.
Шестаков от неожиданности даже закашлялся.
– А ведь я ее знаю. – Девушка рассмеялась, чем вызвала легкий переполох в стане своих бойцов. – Если ты не врешь мне, морячок, то я тебе помогу. Но если соврал, не проживешь даже до вечера. Начинай молиться прямо сейчас.
Шура приподнялась с массивного кресла, открыла узкую оконную створку и окликнула худощавого высокого подростка, курившего у входа в ангар:
– Хохлома, подгони машину. Поедешь с нами сопровождающим…
Всю дорогу девушка угрюмо молчала, забившись в левый угол заднего сиденья внедорожника. В противоположном углу молчал Шестаков, тщательно делая вид, что рассматривает степной пейзаж, поливаемый дождем. На первом сиденье боролся со сном Хохлома, полируя щеточкой двухкилограммовый израильский "Дезерт Игл", устрашающий в обычной жизни и совершенно бесполезный в реальном бою.
– Это Озерки? – не удержался от вопроса Шестаков, увидев первые строения поселка, прилепившегося к огромному зеркалу воды.
– Ты здесь был? – Шура с подозрением покосилась на Шестакова.
– Нет. Но карту местности изучал.
Внедорожник обогнул заброшенные дома и притормозил у трехэтажного кирпичного строения, огороженного покосившимся забором. Участок был живописный – прямо на песчаном берегу озера. Въезд на территорию перекрывали старые железные ворота. Угрюмый водитель сделал попытку выйти из машины, но Шура его остановила.
– Жди здесь, Башмак, мы скоро.
Наперерез делегации бросилась пожилая женщина.
– Девонька моя! – запричитала она. – Спасительница ты наша!
– Матушка Вера, я вас тоже очень люблю! – Шура попыталась вывернуться из крепких объятий, но безуспешно. Матушка Вера была неумолима, как слесарные тиски.
– Милая моя, ну что же это? Всегда бежишь, бежишь куда-то, торопишься все время…
– Жизнь у меня суетливая, матушка Вера. Простите. Я и сегодня к вам на минутку. Хочу Искру Сергеевну повидать. Кстати, хватает ли вам продуктов? Вы просили молока, я помню. Мы не смогли ничего придумать, но максимум через пару дней забросим вам три мешка молочного концентрата. Устроит?
– Конечно, конечно, девочка моя, пусть будет концентрат. Я и так много хлопот тебе доставляю со своими пациентами.
Матушка Вера осталась в пыльном холле, где в креслах в разных позах оцепенели старики и старухи, а Шура с Шестаковым поднялись по скрипучей шаткой лестнице на второй этаж. Обескураженный Шестаков окинул взглядом унылый коридор, рваный линолеум, остатки лепнины на потолке и весь остальной интерьер, насквозь пропитавшийся запахами лекарств.
– Где мы?
– В санатории. Бывший секретный реабилитационный центр "Озерки", – пояснила Шура. – Его давно построили. Еще когда медики считали, что пострадавших от ментальных вирусов можно вылечить медикаментами. Жизнь с тех пор усложнилась, весь ученый персонал разбежался, кроме матушки Веры, а про больных просто забыли. "Озеркам" еще мой отец помогал. Теперь вот я…
Приоткрыв одну из однотипных серых дверей, Шура тихо постучала по косяку и нарочито бодрым голосом поинтересовалась:
– К вам сегодня можно на прием, Искра Сергеевна?
Дремавшая у окна в массивном инвалидном кресле пожилая женщина – невысокая, сухощавая, белесая – встрепенулась, развернулась и торопливо нацепила очки. Ей было явно больше восьмидесяти. Заметив Шестакова, она сделала попытку привстать, от чего запах лекарств в ее маленькой комнате стал почти нестерпимым.
– Нет, нет, не надо вставать, Искра Сергеевна, – остановила ее Шура. – Вам же вредно. Мы ненадолго. У меня к вам есть вопрос…
– Вы та самая Искра Надеждина? – опередил Шуру Шестаков.
– А что вас удивляет, молодой человек?
– Сформулирую иначе: вы – Гюрза?
Глаза пожилой женщины потухли, а губы сами по себе сложились в грустную усмешку.
– Ну, это когда было-то… Так меня в шутку называл мой муж во времена нашей бурной молодости.
Шестаков расстегнул бушлат и прислонился к стене. Он несколько иначе представлял себе встречу со своим давним противником – авантюристкой, нигилисткой, талантливым мемоинженером, конструктором боевых мемокомплексов, многие из которых оставляли в мозгах выжженную пустыню. Во всяком случае, он точно не ожидал встретить больную, никому не нужную, благообразную старушку, мирно доживавшую отпущенный ей срок в каком-то забытом Богом хосписе, затерявшемся среди бескрайних степей Южной Сибири. К такому удару судьбы Шестаков не был готов совсем.
– Верую, ибо абсурдно… – пробормотал он.
– Сашенька, вашему сателлиту нездоровится? – забеспокоилась старушка. – У меня на полочке в шкафу стоит нашатырь. Накапайте ему из пузырька на ватку…
– Какой же это сателлит, Искра Сергеевна, – презрительно скривила пухлые губы Шура. – Так, одно недоразумение. Шатался тут по окрестностям. Мои парни нашли его на нижней дороге. Из документов при нем был только паспорт речника. Да и тот поддельный, я думаю. Уверяет, что из города. Фамилия – Шестаков. Вам она говорит о чем-нибудь?
– Все возможно, Сашенька. – Старушка покачала почти белой головой. – Я всегда верила, что кто-нибудь сможет меня разыскать. Дождалась, как видишь.
– Шура, оставьте нас с Искрой Сергеевной наедине. Если это возможно, конечно, – мягко попросил Шестаков.
– Да, да, идите Сашенька, я дальше сама.
Девушка с неодобрением взглянула на Шестакова.
– Хорошо. Как скажете. Только я предупрежу матушку Веру…
Шестаков выждал некоторое время, убедился, что Шура не собирается возвращаться, и заклинил двери тумбочкой.
– Чтобы никто не помешал, – пояснил он.
Искра Сергеевна кивнула.
– Вас зовут Дмитрий?
– Да, – подтвердил Шестаков.
– Это с вами я вела заоблачные беседы?
– Со мной. – Шестаков нервно прокашлялся. – Как вы это делали? Вы не представляете, как долго я вас искал.
– Я тоже долго ждала, так что преамбулу опустим. Детали уже тоже не важны. Если вы действительно занимались практическими исследованиями в области мемной репликации, то захотите получить ответы на свои вопросы…
– Очень захочу. Я давно пытаюсь понять механизм эффективной защиты от паразитной информации. Он существует вообще?