Они остановились еще возле нескольких многообещающих куч утиля, прежде чем Пэли объявил, что машина загружена достаточно. Вид у него при этом был праздничный. Вероятно, им стоило бы остановиться позади таверны Майка и пропустить литр - другой пива. Дороти ответила, что пиво ее не привлекает, а вот глоток виски не помешает.
- Немного денег у меня есть, - проворчал Старик, медленно расстегивая своими неуклюжими пальцами нагрудный карман рубахи и вытаскивая наружу пачку мятых банкнот. - Вы принесли мне удачу, мисс, поэтому сегодня Старик платит за вас, ха-ха!
Он остановил Фордиану позади ближайшей закусочной. Дороти без спроса взяла два доллара и вошла в здание. Вернулась она с открывашкой, двумя бутылками пива и четвертушкой виски.
- Я добавила свои. Не выношу дешевого виски.
Они уселись на заднем борту "пикапа" и стали пить. Старик болтал не умолкая. Вскоре он уже рассказывал ей о тех временах, когда Настоящие Люди, из рода Пэли, жили в Европе и Азии бок о бок с мамонтами и пещерными львами.
- Мы поклонялись Старому Приятелю в Небе, который своими устами производит гром и живет на востоке, на высочайшей в мире вершине. Мы поворачивали черепа своих мертвецов к востоку, чтобы они видели Старого Приятеля, когда он придет, чтобы забрать их к себе. И мы прекрасно жили очень-очень долго. Затем с востока пришли поклонявшиеся матери Ненастоящие Люди, на прямых длинных ногах, с длинными прямыми шеями, плоскими лицами, круглыми головами, а главное, с луками и стрелами. Они объявили себя сыновьями богини матери-Земли, которая была девственницей. Некоторое время мы били их, потому что были сильнее. Даже одна-единственная наша женщина могла разорвать на части их самого сильного мужчину. Однако у них были луки и стрелы, и они оттесняли нас. Мы медленно отступали, пока в один прекрасный день за нашими спинами не заблестел океан. Тогда одному из наших вождей пришла в голову прекрасная мысль.
"А почему бы нам самим не делать луки и стрелы?" - сказал он.
И мы стали их делать, но пальцы у нас были очень неуклюжими. Оружие у нас получалось грубое, и стрелы плохо летели. Да и стреляли мы плохо. Руки у нас были очень большие и неловкие, хотя и могли тащить более тяжелые луки, чем у Ненастоящих. И мы и дальше продолжали терять свои охотничьи угодья. И все же было у нас одно преимущество. Своим запахом мы приводили в замешательство женщин Ненастоящих. Не то чтоб этот запах был для них приятен. От нас воняло, как от свиньи, снюхавшейся с козлом в навозной куче. Но каким-то образом женщин Ненастоящих возбуждал этот запах, и стоило им только его учуять, как они уже не могли сидеть спокойно. Если бы мы могли остаться с ними наедине, то наша кровь так смешалась бы с их кровью, что через некоторое время нельзя было бы уже отличить где Настоящие, а где Ненастоящие Люди. А кровь Пэли была настолько сильной, что дети в основном были похожи на отцов.
Но в этом случае наступила бы вечная вражда между нами. Особенно после того, как наш вождь Старый Король Пэли закрутил любовь с дочерью короля Ненастоящих, короля Роу-Боя. И украл ее.
Что тогда было! Дочь Роу-Боя взяла под каблук Старого Короля Пэли. Это она подбросила мысль собрать всех крепких телом Пэли и организовать одно большое войско. Каждый мужчина, достаточно сильный, чтобы держать в руках дубину, вливался в одну большую толпу для участия в операции "Резня Ненастоящих". И мы начали нападать на каждый городишко этих матерепоклонников, который попадался на нашем пути. Ух, сколько же этих Ненастоящих мы тогда поубивали. Мы жарили сердца мужчин и поедали их еще горячими. А на закуску то и дело брали их женщин и девушек.
А затем, неожиданно, вышли на большую равнину. А там уже было войско Ненастоящих, собранное старым королем Роу-Боем. Оно превосходило нас количеством, но мы чувствовали, что могли бы завоевать весь мир. Особенно потому, что волшебная сила Ненастоящих заключалась в их женщинах, ведь они поклонялись женскому божеству, поклонялись Старой Женщине. А главная их жрица, дочь Роу-Боя, была с нами.
Все наше собственное могущество заключалось в шапке Старого Короля Пэли - в его волшебном шлеме. Все мы, Пэли, верили в то, что мужская силаи душазаключены в головномуборе.
Перед главной битвой мы легли рано вечером, чтобы хорошенько выспаться. На заре раздался крик, который разбудил бы даже мертвых. От этого крика леденеет кровь Пэли даже через пятьдесят тысяч лет. Это был отчаянный вопль нашего короля. Мы спросили, почему он так кричал? Он ответил, что эта грязная потаскуха, дочь Роу-Боя, украла его шлем и убежала в лагерь своего отца.
У нас подкосились колени. Все наше мужское естество оказалось в руках наших врагов. Но мы вышли на битву. Впереди шли даманы, дули в свои боевые рога и молились. И тут появились шаманы Г’Яга, которые делали то же самое, но они воздействовали на сердца своих воинов гораздо сильнее, потому что на кончике копья их главный шаман нес шлем нашего бедного Старого Короля.
И здесь эти проклятые Ненастоящие впервые использовали в бою собак. Эти твари всегда нас недолюбливали, и мы платили им тем же.
И вот мы сошлись. И они поубивали очень многих из нас, а мы не могли ответить им. И были побеждены на вечные времена. Потому что у них был шлем Старого Короля. И с ним все наше могущество, потому что мы вложили всю нашу душу, душу Пэли, в эту шапку.
Наши дух и сила были такими же пленниками, как и тот шлем. И жизнь стала слишком тяжела для нас, Пэли. Те из нас, кого не зарезали и не съели, были рады обосноваться на задворках, среди мусора Ненастоящих, и питаться тем, что бросают свиньям и курам.
Но мы знаем, что шлем Старого Короля где-то спрятан. Мы организовали тайное общество и поклялись сохранить в сердцах его имя и отыскать его шлем, пусть для того понадобится хоть целая вечность. И так оно и получилось, потому что шлем мы все еще ищем.
И хотя мы были обречены на то, чтобы жить в лачугах и держаться подальше от улиц, рыскать среди отбросов в тупиках и переулках, мы никогда не оставляли надежду. Шло время, и некоторые неудачники Г’Яга приходили жить к нам, и у нас рождались дети от них. Вскоре большинство из нас растворилось в крови самых низких классов Г’Яга. Но были всегда семьи Пэли, которые старались сохранить свою кровь чистой. Но через голову не прыгнешь, не так ли?
Он посмотрел на Дороти.
- Что вы обо всем этом думаете?
- Я ничего подобного раньше не слышала.
- Боже Всемогущий! - фыркнул Старик. - Я рассказал вам историю, которой более чем пятьдесят тысяч лет, я раскрыл вам тайну давно исчезнувшей расы. А все, что вы смогли сказать, так то, что ничего подобного раньше не слышали.
Он подался к ней и сжал огромной рукой ее бедро.
- Не вырывайтесь! - свирепо произнес он. - И не воротите от меня свой носик. Да, я воняю и своей вонью оскорбляю ваши холеные привередливые ноздри и смущаю ваш нежный животик. Но что стоит секундное дуновение моего запаха по сравнению с моей долгой жизнью, когда приходится терпеть вонь всех отбросов вселенной, а рот мой наполнен тем, что ваш ротик не может выговорить? Что вы на это скажете?
- Пожалуйста, уберите руку, - спокойно проговорила Дороти.
- Пожалуйста. Я ничего не собираюсь вам делать. Просто меня немного занесло, и я позабыл о своем месте в обществе.
- Послушайте, - искренне произнесла Дороти, - здесь дело вовсе не в вашем так называемом социальном положении. Просто я никому не позволяю вольностей. Может, это нелепое викторианство, но обычная чувственность меня не устраивает. Мне нужна любовь и…
- О’кей, я все понял.
Дороти встала.
- Я всего лишь в квартале от своего дома. Я пойду домой. У меня голова болит от спиртного.
- Да? Вы уверены, что от спиртного, а не меня?
Она твердо взглянула ему в глаза:
- Я ухожу, но мы встретимся завтра утром. По-моему, это ответ на ваш вопрос.
- О’кей, - хмыкнул Старик. - Увидимся. Может быть…
Девушка быстро зашагала прочь.
На следующее утро, едва рассвело, заспанная Дороти остановила свой автомобиль перед лачугой Пэли. Дома была только Дина. Гамми пошла на речку наловить рыбы. Старик засел в уборной. Дороти воспользовалась этой возможностью, чтобы побеседовать с Диной, и обнаружила, как и подозревала, что она женщина весьма образованная. Однако она вежливо умалчивала о своем происхождении. Дороти, чтобы поддержать разговор, упомянула о своем звонке бывшему преподавателю антропологии. Она спросила у профессора, возможно ли, что Старик является подлинным неандертальцем. Вот тогда-то Дина отбросила свою сдержанность и спросила с интересом, что же думает по этому поводу профессор.
- Он просто рассмеялся, - ответила Дороти. - Он сказал мне, что абсолютно невозможно, чтобы небольшая группа, пусть даже не допускающая кровосмешения, могла сохранять свою культурную и генетическую неповторимость в течение пятидесяти тысяч лет. Я начала спорить с ним, сказала, что Старик настаивает на том, что он и его родичи обитали в деревушке Пэли в Пиренеях, пока их не нашли солдаты Наполеона и не попытались забрать в рекруты.
Тогда они бежали в Америку, ненадолго остановившись в Англии. Их группа раскололась во время Гражданской войны. Он, насколько ему известно, последний чистокровный. Гамми же полукровка или даже квартеронка. Профессор стал меня уверять в том, что и Гамми и Старик являются результатом неправильного функционирования желез внутренней секреции, что они являются жертвами так называемой акромегалии, что такие люди поразительно похожи на неандертальцев, но опытный антрополог сможет заметить разницу с первого же взгляда. Когда же я слегка рассердилась и поинтересовалась, не является ли его отношение к этому вопросу ненаучным, основанным на предрассудках, то это вызвало у него только раздражение. Закончили мы беседу весьма холодно. Но я пошла вчера вечером в университетскую библиотеку и прочла много интересного. И теперь знаю, чем отличается неандертальский человек от хомо сапиенс.
- Послушаешь вас, то вы прямо-таки поверили, что выдумки Старика соответствуют истине, - заметила Дина.
- Профессор научил меня верить только фактам и не отвергать походя то, что с первого взгляда кажется невозможным, - ответила Дороти. - Если он сам позабыл то, чему учил меня, то я не забыла.
- Что ж, Старик умеет заговаривать зубы, - усмехнулась Дина. - Он мог бы даже дьяволу всучить ангельскую арфу и нимб.
В лачугу ввалился одетый только в голубые джинсы Старик. Дороти впервые увидела его обнаженную грудь, огромную, покрытую столь густыми красно-золотистыми волосами, что они напоминали шерсть, почти такую же, как у орангутанга. Однако не столько грудь, сколько его босые ноги привлекли особое внимание Дороти. Действительно, большие пальцы на босых ногах Старика торчали как бы отдельно от остальных пальцев, и он явно ступал на внешнюю сторону ступни. Руки его казались ненормально короткими по сравнению с телом.
Старик хмуро поздоровался и некоторое время не разговаривал. Однако после того как, потея и ругаясь, он благополучно добрался до одного из переулков на западном откосе, он расслабился. Этому помогло, возможно, и то, что он отыскал огромную кучу бумаги и тряпья.
- Вот здесь есть над чем попотеть! - самодовольно прорычал он.
Когда весь хлам был погружен, Пэли проскрипел:
- Ну, как вам нравится наша спокойная жизнь? Хороша, не так ли? Кстати, а как вам нравятся наши переулки?
Дороти ничего не ответила, а только кивнула. Старик обиженно отвернулся, и девушке пришлось вступить в разговор.
- Когда я была маленькой, мне тихие переулки нравились гораздо больше, чем улицы. Они до сих пор для меня сохраняют свое очарование. Там так хорошо играть! Было такое ощущение, что ты вместе с этими переулками владеешь какими-то тайнами. Все они непохожи друг на друга, а улицы, они все одинаковы. Только и гляди, чтоб тебя не задавила машина. Окна домов, выходящих на улицы, словно глаза и лица, которые так и норовят сунуть свой нос в чужие дела.
Старик радостно вскрикнул и так сильно хлопнул себя по бедру, что, будь это бедро Дороти, оно мгновенно бы сломалось.
- Ты, должно быть, из Пэли. Мы чувствуем точно так же. Мы не позволяем себе болтаться по улицам. Переулки - вот наша маленькая территория. Скажи мне, ты потеешь, когда пересекаешь улицу, чтобы попасть из одного переулка в другой?
Он положил ей руку на колено. Она посмотрела на нее, но ничего не сказала.
- Нет, этого я не чувствую.
- Да? Так ведь ты ребенком не была такой уродиной, что тебе приходилось держаться подальше от улиц. Но и переулки мне не всегда доставляют радость из-за этих чертовых псов. Испокон веков они лают на нас и кусаются. Поэтому мне приходится отгонять их палкой, с которой я долго не расставался. А потом я заметил, что стоит мне посмотреть на них особым взглядом, и они с визгом убегают, ну как тот старый толстый спаниель вчера. Почему? Наверное, потому, что они знают, что у меня дурной глаз. Вот тогда и я начал понимать, что я не человек. Хотя мой старик твердил мне об этом с тех пор, как я начал разговаривать.
Подростком я с каждым днем все сильнее ощущал силу заклятия Г’Яга. На улицах на меня смотрели все более грозными и злыми глазами. И когда я стал промышлять по глухим закоулкам, то только тут я ощутил себя хозяином. В конце концов настал день, когда я не мог перейти улицу без того, чтобы у меня не вспотели ладони, участилось дыхание и замерзли ноги. Это потому, что я становился взрослым Пэли и проклятие Г’Яга все больше набирало силу.
- Проклятие? - удивилась Дороти. - Некоторые называют это просто неврозом.
- Нет, это проклятие!
Дороти ничего не ответила. Она еще раз взглянула на свое колено, и на этот раз Старик убрал руку. Ему, однако, все равно пришлось бы это сделать, так как к этому времени они выехали из тихого переулка на мощенную булыжниками улицу.
По пути к конторе по приемке утиля он продолжал развивать ту же тему. Когда они добрались до лачуги, Дороти была посвящена во все подробности.
В течение тысяч лет Пэли жили среди отбросов и мусора Г’Яга и находились под пристальным наблюдением. Так, в былые дни среди жрецов и воинов Ненастоящих был обычай делать налеты на обитателей свалок каждый раз, когда появлялся сильный и непокорный Пэли. Ему выкалывали глаза, отрубали руку, ногу, или калечили каким-нибудь другим способом, чтобы он не забывал, кем он является и где его место.
- Вот почему я потерял руку, - прорычал Старик, размахивая обрубком. - Страх Г’Яга перед Пэли явился причиной всего этого.
Дина едва не захлебнулась от смеха и проговорила:
- Дороти, на самом деле в один прекрасный вечер он напился так, что улегся прямо на рельсах, и товарняк отрезал ему руку.
- Да, да, так и было. Но я убежден, что этого бы не случилось, если бы не злая черная магия Ненастоящих. В наши дни они боятся калечить Настоящих в открытую и поэтому прибегают к чарам. У Г’Яга теперь не хватает духу делать это собственноручно.
Дина презрительно рассмеялась:
- Он нахватался всех этих сумасбродных мыслей, читая комиксы и журналы, да еще эта телевизионная серия "Алле Ор и динозавр". Я могу вспомнить любой рассказ, откуда он украл свои идеи.
- Врешь! - взревел Старик и ударил Дину по плечу. Она отпрянула назад, но затем набросилась на него. Он еще раз ударил ее, на этот раз по розовому пятну на шее. Глаза Дины засверкали, она громко выругала его. Он ударил ее еще раз достаточно больно, но так, чтобы не причинить вреда.
Дороти открыла было рот, чтобы выразить протест, но Гамми положила ей на плечо свою толстую руку. Девушка подняла взгляд и увидела, что женщина приложила палец к своим губам.
От одного особо сильного удара Дина упала на пол. Теперь она уже не пыталась встать. Вместо этого она поднялась на четвереньки и поползла к убежищу за большой железной плитой.
Дороти не выдержала и, вскочив, постаралась преградить путь Старику, который замахивался ногой на отступающую Дину, однако и тут Гамми помешала ей.
- Все в порядке, крошка, оставь их в покое.
- Смотри! Повезло этой чертовой бабе! - рычал Старик. - Ты знаешь, почему мне приходится выбивать из нее дурь, когда все, что мне нужно, - это мир и спокойствие. Потому что я похож на тех чертовых пещерных людей, а им полагается избивать своих глупых сожительниц. Потому-то она и прицепилась ко мне.
- Ты сумасшедший лгун, - спокойно сказала из-за плиты Дина, смакуя свою боль, как ласку любовника. - Я стала жить с тобой только потому, что пала так низко, и ты оказался единственным мужчиной, который согласился меня подобрать.
- Она была когда-то великосветской наркоманкой, Дороти, - объяснил Пэли. - Она всегда ходила в платье с длинными рукавами, потому что руки ее были исколоты. Это я вылечил ее от пагубной страсти с помощью мудрости и волшебства Настоящих. И с тех пор она живет со мной. И я никак не могу от нее избавиться. А теперь посмотри на эту беззубую. Да я ее и пальцем не тронул. Это доказывает, что я вовсе никакой не мучитель женщин. Я бью Дину только потому, что ей это нравится, она хочет этого, но я никогда не бью Гамми… Эй, Гамми, тебе нужно такое лекарство?
И он засмеялся невероятно хриплым голосом.
- Чертов брехун! А кто выбил у меня почти все зубы?
- Я выбил несколько гнилых пней, которые уже ни на что не годились. Ты заработала это за то, что волочилась за тем О’Брайеном в зеленой рубахе.
Гамми хихикнула.
- Только не думай, что я могла перестать с ним путаться только из-за того, что ты меня отколошматил. Просто я его бросила, потому что как мужчина ты оказался лучше, хотя у него и была зеленая рубаха.
Гамми снова хихикнула и поковыляла к полке, где стояли ее дешевые духи. Ее огромные медные серьги ритмично покачивались в такт со столь же громадными бедрами.
- Гляди-ка, - изумился Старик, - как два мешка с кашей в бурю!
Однако во взоре его сквозило нескрываемое восхищение. После того как она вылила на свою подушкообразную грудь добрую четверть флакона, он крепко обнял ее и погрузил свой огромный нос в ложбинку между грудей и с восторгом потянул воздух.
- Чувствую себя, как собака, нашедшая старую кость, которую она закопала, а потом забыла где. Ох, ох, ох!
Дина презрительно засмеялась и сказала, что ей нужно глотнуть свежего воздуха, не то она потеряет аппетит и не сможет ужинать. Она обняла Дороти и упросила, чтобы они вышли погулять вместе. Дороти, которую также стало тошнить, сразу же согласилась.