- Их можно встретить где угодно, скажем, сидящих на гребне горы в жаркий полдень и гуляющих по Пидруду.
- Значит, ты считаешь меня метаморфом в другом обличье?
Шанамир хихикнул.
- Докажи, что ты не метаморф!
Валентин искал какой-нибудь способ продемонстрировать свою подлинную сущность, но не нашел, скроил страшную гримасу, растянул щеки, словно они были резиновыми, свернул рот в сторону и выкатил глаза.
- Вот мое настоящее лицо, - сказал он. - Ты разоблачил меня!
Оба засмеялись и проехали через ворота Фалкинкина в город Пидруд.
За воротами все казалось еще более старинным. Дома были выстроены в любопытном угловатом стиле, горбатые стены направлены наружу и выше крытых черепицей крыш, а сама черепица была растрескавшаяся, расколотая, усеянная тяжелыми пучками низкой травы с мясистыми листьями, растущими в трещинах.
Над городом висел тяжелый слой тумана, под ним было темно и холодно. Почти в каждом окне горел свет.
Главное Шоссе все сужалось, пока наконец Шанамир не повел своих животных по совсем узкой, но все еще идеально прямой улице. Множество улиц отходило от нее во все стороны.
Улицы были полны народа. Всякая толпа была чем-то неприятна Валентину. Он не мог вспомнить, бывало ли когда-нибудь вокруг него так много людей, почти вплотную проходивших мимо него, толкавшихся, перебегавших дорогу. Это была толпа носильщиков, торговцев, моряков, мелких разносчиков, людей с холмов, вроде Шанамира, привозивших на рынок животных или продукты, туристов в нарядных плащах с яркими вышивками и вездесущих ребятишек под ногами. Фестиваль в Пидруде!
С верхних этажей зданий через улицу тянулись ярко-зеленые флаги с гербом горящей звезды и ярко-зеленой надписью, приветствовавшей приезд Лорда Валентина Короналя в самую большую западную метрополию.
- Далеко еще до гостиницы? - спросил Валентин.
- На полпути через город. Ты проголодался?
- Чуть-чуть. Может, даже больше.
Шанамир подал сигнал животным, и они послушно отправились в тупичок между двумя аркадами, где Шанамир их и оставил. Затем он указал на крошечный грязный ларек на другой стороне улицы.
Над горящими углями висели нанизанные на вертел сосиски. Продавец был лимен, приземистый, с молотообразной головой, с рябой черно-серой кожей и тремя глазами, сверкающими, как угли. Мальчик объяснил жестами, и лимен подал им два вертела с сосисками и налил светло-янтарного пива.
Валентин достал монету и положил на стойку. Это была толстая, яркая, блестящая монета, а лимен посмотрел на нее так, словно Валентин предложил ему скорпиона.
Шанамир поспешно схватил монету, вернул ее Валентину и положил на стойку свою - четырехугольную, медную, с треугольной дыркой в середине. Затем они пошли со своим обедом в тупичок.
- Я сделал что-то не так? - спросил Валентин.
- За эту твою монету можно купить самого лимена со всеми его сосисками и месячным запасом пива! Где ты ее взял?
- Из своего кошелька.
- У тебя есть еще такие?
- Наверное, - сказал Валентин.
Он осмотрел монету. На одной стороне ее было изображение старика, худого и морщинистого, а на другой - лицо молодое и мужественное.
Монета была достоинством в пятьдесят реалов.
Значит, она была слишком ценной, чтобы давать ее где попало? Что можно на нее купить?
- Пять моих животных, - сказал Шанамир. - Жить целый год, как принц, поехать в Алханрол и вернуться обратно. Многим из нас надо работать за нее несколько месяцев. Ты совсем не представляешь ценности вещей?
- Похоже, что так, - сказал Валентин, глядя вниз.
- Эти сосиски стоят десять весовых единиц. Сто весовых единиц - крона, десять крон - реал, а эта монета - пятьдесят реалов. Теперь понял? Я разменяю ее для тебя на рынке, а пока держи ее при себе. Это честный город, здесь более или менее безопасно, но с кошельком, набитым такими монетами, ты искушаешь судьбу. Почему ты мне не сказал, что у тебя целое состояние?
Валентин развел руками.
- Потому что не знал, я полагаю. Странная какая-то простота у тебя, Валентин. Я чувствую себя перед тобой мужчиной, хотя я еще мальчик. Ты вообще что-нибудь знаешь? Ты знаешь хоть, сколько тебе лет? Допивай пиво и поедем дальше.
Валентин кивнул. Сто весовых единиц - крона, десять крон - реал. Он задумался, как ответить Шанамиру насчет возраста.
Двадцать восемь? Тридцать два? Он не имел представления. Что сказать? Тридцать два, - решил он. - Это хорошо звучит. Да, мне тридцать два года, и десять крон - это реал, а блестящая монета, где изображены старик и юноша, ценится в пятьдесят реалов.
Глава 3
Дорога в гостиницу Шанамира шла прямо через центр Пидруда, через кварталы, где даже в этот поздний час было полно возбужденного народа. Валентин спросил, не из-за визита ли это Короналя, но Шанамир ответил, что нет, что город всегда такой, поскольку он главный порт на западном побережье Зимрола. Отсюда корабли уходят во все главные порты Маджипура, не только в обе стороны вдоль побережья, но и через Внутреннее Море в далекое путешествие к Алханролу, занимающее большую часть года. Когда Валентин думал о всем Маджипуре целиком, он чувствовал, как его давит тяжесть мира, его абсолютная масса, хотя он сознавал, что это глупо, потому что Маджипур - свет и воздушное пространство, гигантский пузырь на планете, огромный, но без видимой субстанции, где человек всегда чувствует себя на поверхности, всегда плывет. Откуда же это чувство тяжести, откуда эти моменты необоснованного страха? Он быстро привел себя в хорошее настроение.
Скоро он ляжет спать, а утром будут новые чудеса.
- Пересечем золотую площадь, - сказал Шанамир, - и пойдем по портовой дороге, ведущей к пирсам, а наша гостиница в десяти минутах ходьбы. Площадь тебя ошеломит.
И Валентин увидел огромное четырехугольное пространство, на котором могли бы проводить учения две армии, со всех сторон застроенное громадными зданиями, широкие плоские фасады которых были инкрустированы потрясающими узорами из золотых листьев, так что при вечернем освещении громадные башни сверкали не менее ярко, чем огненные пальмы.
Но оказалось, что сегодня пересечь площадь нельзя: в сотне шагов от восточного входа она была перегорожена толстым витым шнуром из красного плюща, за которым стояли отряды в униформе телохранителей Короналя, чопорные, бесстрастные, сложившие руки на груди зеленых с золотом камзолов. Шанамир спрыгнул со спины животного и быстро заговорил с торговцем-разносчиком. Вернувшись, он угрюмо сказал:
- Все полностью загорожено. Да пошлет им Король Снов мучительный сон в эту ночь!
- Что случилось?
- Корональ поместился в главном дворце. Это самое большое здание с зубчатыми золотыми завитками на стенах на той стороне площади. Никто не должен проходить близко. Мы не можем даже обогнуть площадь по внутреннему краю, потому что там масса народа, желающего хоть мельком увидеть Лорда Валентина. Так что обходить придется кругом, это займет час времени, если не больше. Ну, ладно, спать - это не главное, я думаю. Смотри, вот он!
Шанамир показал на высокий балкон на фасаде главного дворца. На нем появились фигуры. На таком расстоянии они казались не больше мышей, но мышей с достоинством и значительностью, одетых в роскошные одежды. Фигур было пятеро и центральная была наверняка Короналем.
Шанамир вытянулся и встал на цыпочки, чтобы лучше видеть. Валентин сумел рассмотреть немногое: темноволосый человек, кажется, с бородкой, в тяжелом белом меховом плаще поверх зеленого или светло-синего камзола. Корональ стоял у перил балкона, протянув руки к толпе, которая изображала растопыренными пальцами символ горящей звезды, и снова и снова выкрикивала его имя:
- Валентин! Валентин!
Шанамир, стоя рядом с Валентином, тоже кричал:
- Валентин! Лорд Валентин!
Валентин почувствовал дрожь отвращения.
- Подумать только! - бормотал он. - Вопят, словно само Божество спустилось пообедать в Пидруде. Он же только человек, не так ли? Когда его кишки полны, он опорожняет их, верно?
Шанамир был шокирован.
- Он Корональ!
- Он для меня ничто, как и я для него - меньше, чем ничто.
- Он правит, следит за справедливостью, он отгоняет хаос. Ты сам говорил это. Это заслуживает уважения.
- Уважения - да, но не поклонения.
- В поклонении королю нет ничего нового. Мой отец рассказывал мне о старых временах. Короли существовали всегда, еще на Старой Землей я готов держать пари, что им поклонялись куда более диким образом, чем сегодня я.
- И одни были уничтожены собственными рабами, другие отравлены своими министрами, третьи задушены женами, были и свергнутые народом, которому они, якобы, служили, и всех их скоро забывали.
Валентин почувствовал в себе странный жар злости и с отвращением сплюнул.
- А множество стран на Старой Земле обходилось вообще без королей. Зачем они нам на Маджипуре, эти экспансивные Коронали, страшный старый Понтифакс, прячущийся в своем Лабиринте, посланец скверных снов из Суврейла? Нет, Шанамир, может быть, я и глуп, но все это для меня не имеет никакого смысла. Это безумие! Эти восторженные вопли! Я уверен, что такого восторга не бывает, когда по улицам проезжает мэр Пидруда!
- Нам нужны короли, - настаивал Шанамир. - Этот мир слишком велик, чтобы управляться одними мэрами. Нам нужны великие и могучие символы, монархи, почти равные богам, чтобы держать все в порядке. Смотри!
Мальчик указал на балкон.
- Видишь маленькую фигурку в белом плаще? Это Корональ Маджипура. Неужели ты не чувствуешь трепета, когда видишь его?
- Никакого.
- И ты не взволнован, зная, что в этом мире столько миллиардов людей и только один Корональ, и что сегодня ты видишь его собственными глазами, а больше никогда не увидишь? Ты не чувствуешь благоговения?
- Нет.
- Странный ты человек, Валентин. Я никогда не встречал другого такого. Как может быть, чтобы человека не трогало лицезрение Короналя?
- Как видишь, - сказал Валентин.
Он слегка пожал плечами.
- Давай уйдем отсюда. Я устал от этой толпы. Где гостиница?
Обходить площадь было долгим делом, потому что все улицы шли к ней, а параллельных ей было мало. Валентин и Шанамир шли все расширяющимися кругами, в то же время пытаясь держаться западного направления, а цепочка животных безмятежно постукивала копытами следом за ними. Наконец они вышли из квартала отелей и богатых магазинов в район складов и добрались до захудалой гостиницы с покосившимися черными балками и обтрепанной соломенной крышей, со стойлами на заднем дворе. Шанамир устроил своих животных и пошел через двор к жилью хозяина гостиницы, оставив Валентина одного. Валентин ждал довольно долго. Ему казалось, что даже здесь он слышит приглушенные расстоянием крики: Валентин, Лорд Валентин!
Но эти звуки его имени для него ничего не значили, потому что это было имя другого человека.
Шанамир вернулся, легко и быстро пробежав через двор.
- Все устроено. Дай мне какую-нибудь монету.
- Пятьдесят?
- Мельче, много мельче, что-нибудь вроде полукроны.
Валентин достал монеты, рассортировал их при тусклом свете лампы и протянул несколько потертых монет Шанамиру.
- За ночлег? - спросил он.
- Взятка сторожу, - ответил Шанамир. - Спальные места сегодня трудно найти. Появление лишнего человека означает уменьшение мест, и если кто-то сосчитает головы и пожалуется, сторож нас выкинет. Иди за мной и молчи.
Они вошли в дом. Там пахло соленым воздухом и плесенью. За столом сидел жирный хорт с серым лицом, похожий на огромную жабу, и складывал узоры из игральных шнуров. Он поднял глаза.
Шанамир положил перед ним монеты, и хорт чуть заметно двинул головой. Дальше шла длинная узкая комната без окон, освещенная красноватым светом от трех висевших в разных местах ламп. Во всю длину комнаты на полу рядами лежали матрасы, и почти все были заняты.
- Сюда, - сказал Шанамир.
Он слегка подтолкнул один матрас носком сапога, быстро снял верхнюю одежду и лег, оставив место Валентину.
- Приятного сна, - сказал он.
- И тебе тоже, - ответил Валентин.
Он разделся и лег рядом. Отдаленные крики все еще звучали в его ушах, а может и в мозгу. Это его удивило, это могло отразиться на ночном сне, а за ним следовало внимательно следить, чтобы понять его значение, но сначала надо крепко уснуть, он слишком изможден. А утром? Новый день. Ничего не случится. Ничего.
Глава 4
Сновидения пришли где-то среди ночи.
Валентин следил за их развитием как бы со стороны, как его учили с детства. Они, эти сны имели большое значение, они были посланиями сил, правящих миром, и направляли жизнь человека. Они отклоняли опасность, потому что были выражением глубочайшей истины. Валентин увидел себя идущим по обширной пурпурной равнине под зловещим пурпурным небом и гигантским янтарным солнцем. Он был один, лицо его было истощенным, с ввалившимися глазами. Он шел, а земля перед ним расступалась, зияющие щели были внутри ярко-оранжевыми, из них выскакивали какие-то существа, как детские игрушки из коробки, визгливо смеялись над ним и быстро прятались в трещины, когда те закрывались.
Вот и все. Неполный сон, поскольку он ни о чем не рассказывал, не имел рисунка конфликтов и решения. Это был только образ, странная сцена, кусочек большой картины, которая еще не явилась ему. Валентин даже не мог сказать, кем послан этот сон - благословенной Леди с Острова Снов или злобным Королем Снов.
Он лежал, едва проснувшись, обдумывая некоторое время этот сон, и наконец решил не придавать ему большого значения.
Он чувствовал себя как-то странно отдаленным от своего внутреннего "я" - будто он вообще не существовал до вчерашнего дня, и даже мудрость сна теперь от него была скрыта.
Он снова уснул, и ничто не тревожило его, кроме недолгого, но шумного дождя, и снов он больше не видел. Его разбудил свет, теплый золотисто-зеленый свет, лившийся с дальнего конца узкого длинного холла. Дверь была открыта. Шанамира не было. Кроме Валентина, в комнате спали еще двое.
Валентин встал, потянулся, размял руки и ноги, оделся, умылся над раковиной у стены и вышел во двор, чувствуя себя бодрым, энергичным, готовым ко всему, что принесет ему день. Утренний воздух был плотным и влажным, но теплым и ярким, и ночной туман исчез. С чистого неба лился жар летнего солнца. Во дворе росли три больших вьющихся лозы, по одной на каждой стене. Их искривленные стволы были шире человеческой талии, глянцевитые лопатообразные листья имели глубокий бронзовый оттенок, а молодая поросль была светло-красная. Лозы были усыпаны ярко-розовыми цветами, похожими на маленькие трубы, но, кроме цветов, на них были также и созревающие плоды - тяжелые бело-голубые ягоды, блестевшие от влаги. Валентин сорвал одну ягоду и съел. Она была сладкой, с привкусом молодого вина.
Он съел вторую, потянулся за третьей, но передумал.
Обойдя двор, он заглянул в стойла и увидел животных Шанамира, спокойно жевавших солому, но самого Шанамира не было, наверное, убежал по делам. До Валентина донесся запах жареной рыбы, и он сразу почувствовал голод. Он открыл расшатанную дверь и оказался в кухне, где маленький усталый человек готовил завтрак для дюжины постояльцев различных рас. Он без интереса посмотрел на Валентина.
- Я опоздал? - мягко спросил Валентин.
- Садись. Рыба и пиво. Тридцать весовых единиц.
Валентин нашел монету в полкроны и положил на плиту.
Повар дал ему несколько медяков сдачи и бросил второй кусок рыбного филе на сковородку. Валентин сел у стены. Несколько завтракавших собрались уходить. Стройная гибкая женщина задержалась перед Валентином.
- Пиво в этом кувшине, - сказала она. - Обслуживай себя сам.
- Спасибо, - сказал Валентин, но она уже вышла.
Он налил полную кружку. Пиво было грубое, с резким привкусом. Через минуту он получил рыбу, вкусную, зажаренную до хруста. Он быстро съел ее.
- Еще, - сказал он повару.
Тот мрачно посмотрел на него, но уступил.
Валентин заметил, что сидевший за соседним столиком хорт, толстый, с раздутым лицом, пепельной рябой кожей и большими выпуклыми глазами, внимательно разглядывает его. Это странное разглядывание было неприятно Валентину. Через некоторое время он снова взглянул на хорта.
Тот моргнул и быстро отвел глаза.
Через несколько минут хорт повернулся к Валентину и спросил:
- Только что прибыл?
- Ночью.
- Надолго?
- До конца фестиваля, во всяком случае, - ответил Валентин.
В этом хорте явно было что-то такое, что инстинктивно не нравилось Валентину. Может быть, просто его внешний вид, поскольку Валентин находил хортов непривлекательными, грубыми и надменными созданиями. Конечно, это было нехорошо, ведь хорты не виноваты, что они так выглядят, и люди, наверное, им тоже казались существами с отвратительно гладкой кожей.
Скорее всего Валентину не нравилось вторжение в его жизнь - разглядывание, вопросы. А может, и то, что хорт был слишком размалеван оранжевой краской. Но так или иначе, он вызывал у Валентина чувство тошноты и беспокойства.
Но ему было стыдно за такие предрассудки и не хотелось казаться необщительным, поэтому он заставил себя улыбнуться и сказать:
- Меня зовут Валентин. Я из Ни-Мойи.
- Далеко заехал, - сказал хорт, шумно прожевывая пищу.
- Ты здесь живешь?
- К югу от Пидруда. Меня зовут Виноркис.
Он нервно резал пищу, а через минуту снова переключил внимание на Валентина, пристально уставившись на него своими рыбьими глазами.
- Ты путешествуешь с этим мальчиком?
- Нет. Я встретился с ним на пути в Пидруд.
Хорт кивнул.
- После фестиваля вернешься в Ни-Мойю?
Поток вопросов начал надоедать, но Валентину не хотелось показаться невежливым.
- Еще не знаю, - сказал он.
- Значит, думаешь здесь остаться?
Валентин пожал плечами.
- Я вообще ничего не планирую.
- М-м-м, - сказал хорт, - хороший образ жизни.
Из-за гнусавой интонации хорта трудно было понять, одобрял ли он это или саркастически осуждал. Но Валентина это мало беспокоило. Он уже достаточно сказал и решил замолчать. У хорта, по-видимому, хватило ума не говорить больше ничего. Он покончил с завтраком, со скрипом отодвинул стул и неуклюже, как все хорты, поплелся к двери, сказав:
- Иди теперь на рыночную площадь и оглядись там.
Валентин вышел во двор, где шла странная игра. У дальней стены стояли восемь фигур и перебрасывались кинжалами. Шестеро были скандарами, крупными косматыми существами с четырьмя руками и грубой серой кожей, а двое - людьми.
Валентин видел их за завтраком, когда вошел в кухню - стройная, гладкая темноволосая женщина и худой мужчина со строгим взглядом, удивительно белой кожей и длинными белыми волосами. Кинжалы летали с ошеломляющей быстротой, сверкая в утреннем солнце, все лица были зловеще сосредоточенны. Никто ни разу не уронил кинжала, никто не схватил его за острие, и Валентин не мог сосчитать, сколько кинжалов участвовало в игре. Все руки были заняты, и все больше оружия летало в воздухе. Он подумал, что это тренируются жонглеры, готовясь к выступлению на фестивале.