- Да нет, нормально… - голос получился надтреснутым. "Черт знает что делает со мной эта женщина", - зашептал внутренний контролер, и я решил держать себя в руках. Что-то здесь нечисто. Хотя ничего дурного она мне еще не сделала, непонятно, могу ли я доверять ей, мы и виделись-то всего несколько раз, а лично, вообще, впервые. "И с первой же встречи ты поверил в нее и влюбился по уши, Пол" - шептал другой голос. Когда дело касалось женщин, во мне случалось изрядное многоголосие, это с детства, и чтобы не слышать его, приходилось держаться от них подальше.
Я присел на краешек кресла, выдохнул, заставил себя расположиться по-хозяйски и откинуться на спинку. Кресло вполне ожидаемо оказалось изумительно удобным. "Ну да, оно же микроботное", - вспомнил я. Как и дверь, эти кресла, диван, а, возможно, и вся мебель в комнате, включая драпировку стен, состояла из мельчайших роботизированных частиц, в соответствии с программой слипавшихся в нужную форму и придававших изделию соответствующие физические свойства. Ошибся я в первоначальных предположениях, прогресс добрался и сюда.
Катя села на диван напротив, вытянув ноги. Я чуть не застонал и отвел взгляд.
- Профессор Марков считает, вы любите кофе и пастилу… - полуспросила она.
- Н-ну… Я пью кофе, да, особенно, в хорошей компании, - неуклюже выкрутился я, и тут же из стола появился кофейник на серебряном подносе и две аккуратные чашечки белого фарфора, наполненные несомненно лучшим кофе из всех сортов, существующих на планете Земля. Аромат разнесся по кабинету.
Ай да Катя, "эксперт" и "научный помощник" инспектора Бобсона… Добралась-таки и до Маркова. А Игорь тоже хорош, думает, если я с ним пью кофе и вежливо кушаю эту приторную русскую пастилу, значит, она мне нравится. Нет, конечно, не противно, но я бы предпочел кекс.
- Простите, Пол, но пастилы нет. Сойдет кекс?
Я уже отхлебнул и чуть не подавился. Читает мысли? Сначала дверь, теперь это…
- Не беспокойтесь, Катя, все и так прекрасно.
- Но, все-таки, с кексом лучше, - она упрямо тряхнула головой, порадовав меня новым жестом. Я отметил это, а также то, что начал коллекционировать в памяти ее движения.
Тут же на столе появились два аккуратненьких блюдечка с маленькими кексами. Да, как раз такие мне всегда были по душе.
Минуты две мы просидели молча, отпивая кофе, поглядывая в окно и друг на друга.
- Вы, наверное, хотите знать, что происходит. - Катя поставила чашку, положила ногу на ногу и оперлась на выпрямленную руку. Смотрела она почему-то не на меня, а в окно. Впрочем, не могу жаловаться, это было красиво.
Поскольку я промолчал, она продолжила:
- На записях, сделанных вашим роботом, есть несколько интересных мест. Особенно тот овальный зал, с барельефом. Вы ведь понимаете, о чем я говорю, Пол?
Я кивнул. Понятно, они прокрутили записи и по статистике вычислили, что я много раз возвращался к тому фрагменту. Как я и предполагал.
- Эта запись переворачивает все, что мы знаем о Марсе. Здесь многие ожидали найти жизнь. Или следы жизни. Мы даже нашли их. Но разум… Марсиане всегда были уделом фантастов, Пол. А вы сделали их реальностью.
- Ну, и что же в том плохого? - я не понимал, к чему она клонит.
- Ничего плохого, Пол, это прекрасно. Мы не одни во Вселенной, раз даже на соседней планете была разумная жизнь. Возможно, родственная нашей не только внешне, но и генетически, такие мысли давно бродят у ксенобиологов. Скоро возьмем пробы ДНК из останков вашей "кошки Сильвии" и, думаю, это окончательно подтвердится. Понимаете, что это значит?
Я пожал плечами:
- Допустим, люди на Землю прилетели с Марса. Не слишком новая идея.
- Уже не идея, Пол, а доказуемое предположение! - воскликнула она, и я отметил еще одну эмоцию, еще один штрих к портрету моей Прекрасной Дамы. - Если жизнь на Земле, или, по крайней мере, часть земных форм была импортирована с Марса, это переворачивает биологию. Кроме того, Пол, Марс оказывается нашей прародиной. Согласитесь, то лицо на барельефе, оно ведь принадлежит человеку.
- Женщине, - вырвалось у меня.
- Женщине? - переспросила она, внимательно посмотрев мне в глаза. Не надо бы ей так на меня смотреть, утону.
- Да, женщине, я думаю, это женщина, - выныривая из ее глаз, пробормотал я.
- Почему?
- Я знаю это.
- Знаете?
- Ну, мне снилось… - я замялся.
- Вам снилась эта женщина? - в глазах Кати искренний интерес и, мне на миг показалось, удивление.
Господи, да когда же кончится этот допрос… Тоже мне, нашли марсианскую Галатею. Кстати, а вдруг это, действительно, допрос? Я решил пойти напрямик:
- Да, мне снилась эта женщина. Так же, как Сильвии приснилось прошлое другой женщины. Там, под землей, в последнюю нашу ночь в разбитом турболете. То есть мне не женщина снилась, а лицо в пещере. Но я знал, что оно женское. И во сне я был не собой. Тот знал, что она женщина. И знал, для чего лицо в стене.
- Хмм… - Катя снова отвернулась к окну, - И для чего же?
- Скажите, Катя, кто вы на самом деле? - ответил я вопросом на вопрос, надеясь, что неожиданно.
- Я работаю в Комитете Контроля. - Мгновенно ответила она, словно ждала вопроса. - Сейчас веду ваше дело. Мне предложили заняться вами во время истории на Ганимеде. Помните, ту встречу? Дело по взрывам заводов вел инспектор Бобсон, а я курировала и содействовала, скажем так, по научной части.
- Помню, - ответил я, чувствуя страшное разочарование. Предложили заняться… Мне все почудилось. Еще тогда. Мне показалось, что я небезразличен ей. Что также, как я, она ну… Пусть не влюбилась, но что-то ко мне почувствовала с первого взгляда, с первого обращения по имени. Мне все показалось, я слепой баран. Она была на работе, просто на работе, работа у нее такая. И что теперь с этим делать? Как жить? Я отчетливо осознал в тот момент, насколько несчастен, и от чего бежал все годы раньше. Нет ничего хуже неразделенной любви.
- Пол, что с вами? - в Катином голосе тревога. Да, конечно, она умеет изображать тревогу. Умеет чувствовать настроение. Она, конечно, знает, что я влюблен. Знает, как мне трудно быть с ней рядом, и как невозможно отпустить ее. Учат их этому, ловких специалисток из Контроля. А Катя, похоже, забралась почти на самый верх. Странно, что она лично занимается моим делом. Могли бы поручить другому… Хотя, как же, другому, Катя в моем случае - ключ ко всем дверям, я же, типа, перед ней буду ходить на задних лапках. Поэтому и взялась сама. Эх, какой же я осел…
- Все в порядке, - ответил я. - Устал. Накопилось.
- Вам же надо отдохнуть! Какая я нетактичная… Вы устали, у вас стресс… - Катя обеспокоенно заерзала, и я отметил про себя, что играть эмоции у нее получается безукоризненно. - Вот что, идите-ка поспите, посмотрите новости или мультики, прогуляйтесь в оранжерею, в общем, расслабьтесь, а завтра поговорим.
Она встала, машинально разгладив несуществующие складки на коленях гермокостюма. Привыкла к юбке. И эта короткая стрижка меня не обманет. Она очень земная женщина. Любит зелень, комфорт, любит, когда ветер раздувает подол.
- Йорг! - чуть повысила голос Катя. Дверь тут же распахнулась, в нее заглянул один из охранников, во всех отношениях серьезный мужчина, с одной вертикальной морщиной на лбу. - Проводите, пожалуйста, Пола в его отсек. До встречи, Пол.
- До встречи, Катя.
Она улыбнулась мне на прощание, так искренне, так душевно, невозможно не поверить. Только не мне. Я не верю. Она темнит и ей что-то от меня нужно.
Мне достался стандартный индивидуальный отсек, раза в полтора больше, чем тот, в котором жил на Ганимеде.
Зачем они затащили меня сюда? Какой смысл скрывать открытие? Великое открытие! Подобное не случалось никогда, даже Колумб всего лишь нашел еще одну землю, причем думал, что это Индия. А тут чужая планета, и вдруг такое… Неужели у них не захватывает дух? Неужели они не хотят поделиться, немедленно рассказать всем, начать археологические работы? Чем больше думал, тем крепче утверждался в мысли, что Контроль пытается не показывать общественности мою находку. Непонятно только, зачем, кому и как это может быть выгодно.
Что бы там ни было, эту ночь я проспал без сновидений. Впервые за последнее время.
* * *
На следующий день никто за мной не пришел, и на послеследующий, и на третий день тоже. Коммуникатор вежливо отвечал, что лидер-инспектор Старофф занята и просила отдыхать и дожидаться ее возвращения. Дверь не была заперта, я мог свободно перемещаться по коридорам. Другое дело, коридоры не могли вывести меня наружу и, конечно же, находились под постоянным незримым наблюдением, хотя охранники Контроля, люди или роботы, мне попадались всего пару раз.
Один из коридоров заканчивался в лесу, где деревья взлетали к прозрачному, залитому солнцем куполу. В настоящем лесу, с птицами и бабочками, лианами, цветами, мартышками и змеями. Полагаю, это были ужи. Ну, вряд ли сюда запустят ядовитых. Змей я боялся чуть меньше, чем женщин, но все же, все же…
С восхищением оглядываясь, бродил я по бетонитовым дорожкам. В детстве, когда ветки нависали надо мной, я прыгал, пытаясь дотянуться кончиками пальцев, и точно так же сейчас подпрыгивал, отключая электромагниты ботинок, чтобы коснуться листьев Получалось, конечно, не так высоко, как в парках Ганимед-Сити, но, по земным меркам, очень даже прилично. А представьте, что выделывали обезьяны! Небольшой стайкой они носились по верхам деревьев-акселератов, под самым куполом оранжереи, отталкивались от него и бросались вниз, в последний момент цепляясь за длинные рукава лиан, раскачивались, непрестанно вереща, и уносились прочь.
Мартышки бесились почти без передыху, нарезая петли и зигзаги. Видно, им страсть как не хватало зрителей. Сотрудники базы нечасто заходили сюда: поливом, удобрением, обрезкой, наладкой освещения и прочими нудными процедурами занимались роботы, так что самым ближним по крови и разуму обезьянкам теперь представлялся я.
Пожалуй, мы даже подружились. Я таскал им крекеры и кексы, миниатюрные мартышки прыгали по моим плечам и голове, а одна, особенно шустрая и храбрая, повадилась висеть на груди, цепляясь за карманы гермокостюма.
Когда они оставляли меня в покое и галдеж удалялся, растворяясь в джунглях, я находил тихую полянку или забирался на утес, поросший ползучими красноватыми листьями на волосатых стеблях, и замирал, слушая лес, журчанье искусственного ручья, крики птиц. Земля, родная планета, с которой я так стремился убежать, за эти несколько суток стала мне ближе, чем за всю предыдущую жизнь.
Прошла декада с тех пор, как я "отдыхал" под домашним арестом, чередуя прогулки по оранжерее с просмотром новостей Системы и, особенно, материалов планетологических работ на Марсе.
В оранжерее меня и нашла Катя.
Она ждала в ажурной беседке, романтично увитой чем-то вроде плюща, с огромными голубоватыми листьями без цветов. Тропинка, по которой я гулял тогда, делала петлю вокруг утеса и приводила через мостик над ручьем прямо сюда.
- Пол, - позвала она, когда я проходил мимо, - залезайте-ка сюда.
Я вздрогнул от неожиданности.
В центре заросшей беседки виднелся небольшой столик, а по резным решетчатым стенам приютились узкие скамейки. Теплый материал имитировал древесину, но, конечно же, только имитировал. Здесь Марс, и дерево, мягко говоря, не самый ходовой материал. Здесь чашка, оброненная неловкой рукой, падает в два с половиной раза медленнее, а небо во столько же раз ближе. Поэтому легче прыгать, и потому же меньше топлива нужно ракете, чтобы выйти на орбиту. Здесь Марс, где так мало воздуха, что нельзя дышать, не рискуя захлебнуться собственной кровью, ведь в условиях низкого атмосферного давления она закипает при комнатной температуре. Здесь, на поверхности Марса, не бывает текущей воды, потому что та переходит изо льда в пар и обратно, минуя жидкую фазу. Здесь не бывает дождя, только снег, причем обычно углекислый, а радиация на поверхности мало отличается от космического фона, как на Луне, ведь у Марса практически нет магнитосферы.
И все же Марс одна из самых гостеприимных планет Солнечной системы. В периоды спокойного солнца тут можно ограничиться закрытым гермокостюмом, если ненадолго. Совсем другое дело Венера, на которую и приземлиться-то трудно из-за ужасного давления и жара. Даже Луна и спутники Юпитера, пока на них не начали преобразование, хуже подходили для жизни людей, чем Красная планета.
- Пол, заходите же… - Катя нетерпеливо махнула рукой.
- Здравствуйте, - машинально ответил я, усаживаясь на скамейку.
Резные тени разметались по полу, смешанные с солнечными пятнами. Они не лежали неподвижно - едва ощутимый ветерок от системы циркуляции воздуха заставлял листья дрожать.
Над столом висел "живой глобус", стереопроекция планеты, кое-где покрытой облаками. Большой океан, спирали циклонов, зеленые лесные массивы, желтые и коричневые пустыни, змеи рек. Я не понимал, что это за планета, пока не пригляделся к очертаниям материков. Безусловно, это был Марс, причем, в современную геологическую эпоху. Вернее сказать, альтернатива Марса. Как если бы он не был мертв.
- Нравится? - спросила Катя. - Модель преобразования, рассматривалась много лет назад. Тогда обнаружили первые марсианские бактерии. Натуралисты взвыли, ксенобиологи направили протест, и Совет постановил: закрыть проект из-за риска уничтожения туземной жизни. Планетологи поддержали ксенобиологов, мол, редкие формы рельефа, морфология и прочее, что там у вас бывает. Решили придать планете статус музея. С тех пор находок все больше, станций все больше, ученых все больше. И открытий, как обычно, все больше и больше, множатся с каждым шагом. Что здесь могла быть сложно организованная жизнь, поняли еще до обнаружения многоклеточных. Недавно ксенобиологи в Большом совете показали, что на Марсе могли жить позвоночные. Дело только за находками. Поймите, одна ваша "кошка Сильвии" будет взрывом, а если узнают еще и про барельеф…
Катя покачала головой и исподтишка взглянула на меня.
Я не понимал, к чему она клонит. У нее немного отросла челка, теперь доставала до бровей.
Не дождавшись ответа, Катя продолжила:
- Они закрыли вопрос, думали, навсегда. Но тем временем мы начали трансформацию Галилеевых спутников. Европу у нас отбили. Там тоже нашли жизнь. Почти отбили Ганимед, но простите меня, Пол ваша устрица оказалась уткой, и преобразование Ганимеда продолжили.
Щеки у меня покраснели. Да-да, Hirsutus helix, витую ракушку которого я впопыхах неправильно датировал, еще долго будет сопровождать ученую карьеру доктора Джефферсона.
- Да не краснейте, Пол, все в порядке, ошибиться может каждый, - Катя неожиданно звонко рассмеялась, чем вогнала меня в бордо. Мое лицо запылало, сделавшись просто-таки пунцовым. - Я вам не рассказывала о своей студенческой практике? Как-нибудь расскажу, умрете со смеху. А недавно… Нет, этого я сказать не могу, но поверьте мне, Пол, ошибаются все, даже очень опытные люди. Как это говорила моя русская бабушка, "и на старуху бывает проруха", в том смысле, что даже старый знаток может попасть впросак.
Это я знал и без нее. Профессор Марков любил вворачивать русские поговорки. Было у него еще про бабушку в день Юрия Гагарина, первого орбитальщика, но я забыл, как там дословно и в чем прикол, поэтому не рискнул рассмешить Катю еще больше. Вместо этого указал на вращающуюся модель озелененного Марса:
- Вы хотите это реанимировать? Этот проект?
И только тут я догадался. Все же очевидно, шито белыми нитками. О, я дурак… И меня прорвало, я заговорил быстро и горячо:
- Вы поэтому прячете мое открытие? Чтобы не знали о цивилизации древнего Марса? Но это же преступление! Даже только сокрытие знаний - преступление! А если вам удастся начать преобразование, вы же уничтожите все! Все следы, что там от них осталось, дома, храмы, кладбища, это сейчас под песком и подо льдом…
- Пол, успокойтесь, - ее теплая, чуть влажная ладонь легла на мою руку и осталась на ней. От неожиданности я замолчал. Сердце заколотилось как безумное, и не знаю, от чего сильнее, от возмущения недопустимым, страшным преступлением против Человечества, или от прикосновения ее кожи к моей. Я молчал, захлебываясь судорожными глотками воздуха, а Катя смотрела на меня ласково и держала за руку. Наконец, удалось прийти в себя.
- Ну, вот и хорошо, - она улыбнулась. - Вам не говорили женщины? Вы очень эмоциональны. Но дослушайте меня до конца, хорошо?
Катя отпустила мою руку. Не знаю, легче мне от этого стало или наоборот, но, по крайней мере, я смог дышать ровнее.
- Проект преобразования Марса изменился. Новая редакция будет представлена в Совет завтра. Это станет неожиданностью. Оппоненты не готовы. Натуралисты не успеют повлиять на ход дела. Главный наш козырь в том, что преобразование несет в себе не только разрушение. Мы строим еще один живой мир. Так было всегда, когда люди приходили в новые места, что-то исчезало, что-то варварски истреблялось, но на этом месте возникало другое, может быть, и не более ценное, чем потерянное, но кто скажет, что менее ценное? И более близкое нам, нынешним людям.
Я попытался было открыть рот, но она приложила палец к моим губам, и я онемел.