Думая уже только о её губах, я осторожно касаюсь их своими… но отшатываюсь, почувствовав, что на нас смотрят.
Ошибка: смотрят-то на нас, а видят, наверное, глубину Сферы Обитания. Выйдя, неведомо зачем, из дому, стоит с невидящими расширенными глазами Полищук. Волосы ореолом над бледным высоким лбом, удивлённый излом бровей…
- Во кань цзянь шуй ла! - весело восклицает Кристина - и добавляет с неожиданной для неё заботливостью: - Ты бы хоть пальто надел, Жень.
- На свежий… воздух, - отмахнувшись от нас, выдавливает из себя Звездочёт. Затем его взгляд становится чуть более осмысленным, и Женька говорит - напористо, чуть обиженно, словно разговор давно начат:
- Самое смешное, знаете что? Они встретили "Титан"! За те сто лет, что он летел, появились такие корабли… внепространственные! Встретили на планете… возле той звезды, куда они летели. Милости просим, отдохните, подлечитесь! Никакого внеземного разума там не было. Только свои, потомки… Обидно!
Я знаю эту историю; знаю, что корабль, вылетевший год спустя после моей смерти, потрёпанный, с больной командой и потерями в экипаже, - ещё через сотню земных лет встретила у искомой звезды спасательная группа века XXIII-го… Ирония судьбы! Из лучших побуждений у Веллерсхофа отобрали первенство. Прогресс звездолётостроения был ускорен тревогой за судьбу экипажа "Титана". До последних минут считая себя первооткрывателем, - Колумб приплыл в Нью-Йоркский порт. Группу спасателей возглавляла некая Виола Мгеладзе, а планета называлась - Аурентина… Но, и столь страшно проиграв, и скончавшись в скорби, и воскреснув, Веллерсхоф не успокоился. Вот, снаряжает экспедицию - шутка ли! - к Причинному Океану…
Что это? Полищук слабым жестом приподнимает руку… услышал что-то… откуда? Взгляд блуждает Бог знает где, в пропастях Сферы. Здесь не надо никаких вживлённых устройств: воскресая, киборги становятся просто людьми, без электронной начинки… Женькин голос бормочет отрешённо, странно:
- В поясе Койпера перемешивание… строят… красная часть спектра преобладает. Энергия - до ста триллионов киловатт в секунду…
Резко отвернувшись от нас, - неинтересны, - нетвёрдой походкой удаляется Звездочёт к реке.
- Ну, вот это - его, родное, - говорит Крис таким тоном, словно выиграла спор со мной.
- Ты Женьке нравишься, - ни с того, ни с сего отвечаю я.
- Вижу, вижу… Это он ревнует: вышел поглядеть, что мы делаем, да отвлёкся этим… поясом Койпера. - Зевнув, она выпускает к мутному небу длинную струю дыма. - Не люблю Новый год, спать хочу… Честно говоря, ты мне нравишься больше, но у тебя такой гарем! Не берусь конкурировать…
- Хотя могла бы… - Я смеюсь, вспоминая наше с Виолой недавнее развоплощение - и то захватывающее, что случилось потом. - Пора забывать все эти категории. Не такое сейчас…
- Да ничего я не хочу забывать, - тихо, но упрямо перебивает Крис. - И нового ничего не хочу. Буду читать старые книги, смотреть старые витакли и ждать вечерами Женьку. Затащу его к себе - и отучу болтаться по Космосу!.. Кстати, он, хотя весь такой безумный и запредельный, намного беззащитнее всех вас. И о-очень традиционный, вроде меня…
- Поживём, увидим.
- Не помешаю, господа?
С сигарой в руке, иронично-чопорный, в полной своей напомаженной красе, в накинутом пальто и шляпе приближается молодой Доули. Я смотрю на его лицо Антиноя и думаю: просто ли омолодился бывший Мастер Ложи или впрямь взял за образец какую-нибудь античную скульптуру?…
- Джэнет не выносит дыма в закрытом помещении, а шататься по закоулкам чужого дома я не привык. Впрочем, могу погулять по берегу и понаблюдать, как приходит первый рассвет - Боже правый! - 3474 года!.. Мне бы очень хотелось узнать, что думает по этом поводу мистер Герберт Джордж Уэллс. И мистер Джордж Бернард Шоу. Я знал обоих. Если они уже здесь, обязательно разыщу…
Мы молча слушаем его. Не знаю, с каким чувством это делает Крис, но я отслеживаю в себе престранную смесь страха, любопытства и сочувствия. Всё же, Доули представлял собой немалую, хотя и недобрую силу; видеть её скованной, втиснутой в новое тело, как бы не отвечающее за грехи прежнего, и жутковато, и поучительно.
Со свойственной подобным людям - даже и без динамики - самолюбивой чуткостью, Алфред криво усмехается.
- Пусть вас не сдерживает деликатность, мои милые друзья! В мире, где люди были врагами, она заменяла дружелюбие, а здесь и вовсе не нужна. Мы все должны привыкать к новым отношениям, совершенно новым, и стараться спокойно принимать даже то, от чего нас словно кипятком обдаёт… Здесь добрейшему королю Чарлзу придется любезно раскланиваться с Кромвелем, и наоборот, Кромвелю - терпеть короля Чарлза. Людовик Шестнадцатый, в конце концов, пригласит на чашку чаю Робеспьера - просто, чтобы посудачить об общих знакомых и о родной эпохе… И знаете, почему? Потому, что уничтожено всё, из-за чего люди спорили, дрались, шли на плаху. Чаша Святого Грааля - в руках мировой машины-няньки, Meqistopheles’а. Механический рог изобилия делает ненужной любую борьбу… - Рукой в перчатке он разгоняет дым, явно наслаждаясь своим красноречием. - Истории за последние пятнадцать веков было угодно выступить в роли искусного кулинара, у которого в одном салате сочетаются фрукты и овощи, солёное и сладкое. При этом появляется некий единый вкус, может быть, и приятный, но в котором уже не разберёшь составляющих… ну, что же, всегда чем-то приходится жертвовать. Например, вечной священной ненавистью к еретикам, к инаковерующим. Вам объяснят: все веры равны, за всеми богами, включая атеистический "прогресс", стоит один Абсолют, Причинный Океан. Так что молитесь в своей развёртке кому угодно, а насчёт, например, священной войны газават - извините, кончились дикие времена!..
- Или насчёт костров инквизиции, - вставляю я, ибо чувствую, что речь Доули затягивается.
- Ну да, и с ними то же самое… Хотя - не спешите презирать! В любой великой страсти, юноша, даже в самом мрачном и жестоком фанатизме, есть нечто, достойное уважения… - Я не удерживаюсь от улыбки, услышав о "юноше" из уст розовощекого молодца, на вид не старше двадцати трёх лет; Алфред тоже смеётся, поняв причину моего веселья. - Извините, привычка: старая закостенелая душа в этом манекене из витрины, хе-хе…
- Ну, зачем же так? - вдруг вмешивается Крис. Кажется, она обозлена. - Разве же это манекен? Представьте себе, что вы надели свой лучший костюм, надушились, причесались, - чтобы вашей любимой было с вами приятно!..
- Ещё один вид рабства, и, ей-Богу, не… - снова заводит свою шарманку Доули, но Крис уже не собьёшь:
- Так попросите Сферу, чтобы она вас срочно освободила! Стёрла в вашей психике любовь! Да, освободитесь - и спокойно опять надевайте ваши морщины, ваше брюхо и лысину! Я их в Лондоне видела… Что? Слабо? Есть вещи поважнее вашей свободы?…
Пораженный, я вздрагиваю, будто вновь услышав слова Виолы о грандиозной лжи либерализма, обезьяньей "свободе"…
- Алфи, ты тут?
Это встревоженная отсутствием друга Джэнет со своими бьющимися мотыльками-ресницами. В свете через стёкла веранды она стеариново бескровна.
- Извините, господа… Если хочешь, можешь курить в комнате: ты совершенно ничего не ел!
- Да ведь дым-то… - со смехом начинаю я - и вдруг постигаю, что дело вовсе не в наличии или отсутствии средств моментальной очистки воздуха. Дама пожелала, мужчина исполнил. Теперь дама может проявить милосердие. Условности, которые эта английская пара вовсе не намерена хоронить.
- Возвращайтесь и вы, господа, - своим необычайно нежным и всегда чуть печальным голосом говорит нам Джэнет. - Звонила леди Виола, она будет с минуты на минуту… с кем-то ещё.
Яркий свет и гам в гостиной ошеломляют нас после тихой лесной ночи. Граф Робер, багровый от съеденного и выпитого, доказывает что-то через стол серьёзному, по-моему - прискорбно трезвому кхмеру.
- …не бывает и быть не может! Я был у себя в Фуанкампе, - черт побери! Три четверти моих добрых мужичков целует мне руки и рассказывает, как им было хорошо, когда их добрый сеньор, то есть я, защищал их от всех напастей. Сфера для них - это что-то такое… как туман! Христос, о котором говорит кюре, - тот хоть в церкви стоит, раскрашенный… Когда всё позволено, они видят в этом козни дьявола, сударь! Им нравится, когда сеньор всё решает за них, указывает, как надо себя вести, награждает, наказывает… "Порите хоть каждый день, только возвращайтесь!" - вот их дружный напев… Ну, что вы думаете об этом, мессир защитник равенства?!
Тан тщетно пытается перекричать расходившегося крестоносца, - тем более, что общий разговор давно распался на беседы вдвоём и втроём и шум за столом оглушает. Я пристально слежу за тонкими губами Тана… и, наконец, ловлю два ключевых слова: "товарищ Виола".
- …говорит, что равенство нельзя подарить или навязать. Товарищ Виола считает, что только люди, которые нашли своё дело и посвятили себя ему, могут считать друг друга равными…
- Своё дело, ха! - ревёт граф Робер, которого тщетно дёргает за рукав Зоя. Видно, и её власть имеет пределы. Жилы на шее графа натягиваются канатами, лоб покрыт потом. - Их дело перешло к ним от дедов и прадедов. И внуки их подохнут пахарями, скотниками, конюхами!.. Или не подохнут, - ведь мы в раю, раздери меня сатана, - но никем другим стать не захотят. А значит, сеньор останется сеньором, и мужик мужиком, и король королём; и один будет пахать землю, а другой сидеть на троне… потому что так проще и надёжнее, - aet secula seculorum, amen!
- Но товарищ Виола…
Вдруг Тан замолкает на полуслове. Странное, почти одинаковое выражение принимают и его лицо, и взмокшая красная физиономия рыцаря. Нечто вроде насмешливой растерянности: "оба мы хороши, дружок…" Феодал и "красный кхмер" оказались достаточно умными, чтобы понять: спора-то и нет. Какое же может быть равенство, если с одной стороны верят в иерархию сословий, а с другой - в иерархию наставничества?…
…Виола права, настоящее равенство впереди. Оно наступит, когда исчезнут все границы.
В день подъёма на Синай назад мы с ней приняли больше, чем следует, портвейна 56-го года. Уже по возвращении на Тугорканов - я излился в поэтическом (надеюсь) плаче о том, сколь близка и безгранично далека, прекрасна и недоступна моя богиня. Вдруг Виола рассмеялась с неким, я бы сказал, зловещим кокетством и заявила: "А, всё равно этим кончится!.." Сказать, что меня при этом словно обварило с головы до ног, - значит, очень преуменьшить моё впечатление…
В общем, она разделась, - но не сбросив куртку, брюки и всё, что под ними, но легко выйдя из плоти, точнее, развернув её упругие вихри-частицы. То же она пригласила сделать и меня. Уже привычный к динамике, я взмыл и начал распространяться, как обезумевшая радиоволна, вбирая в себя токи воздуха, трепет подземных вод и сонную циркуляцию соков декабрьского леса.
И тут - прикосновение наставницы заставило меня собраться, сжаться и стать чем-то вроде буравящего пространство метеорита; рядом мчалась столь же плотным огненным сгустком Виола… Но, воспарив куда-то в открытое межзвездье, на скрещении слепящих лучей и мощных потоков энергий, во власти восторга, внушаемого окрестной гармонией светил, - мы вдруг разошлись с параллельных курсов, описали два симметричных полукруга… и ринулись навстречу друг другу!
Она дирижировала всем этим… Чудовищная вспышка; взрыв блаженства, неизмеримо более сильного, чем любой земной оргазм; потрясающая близость - взаимопроникновение - слияние - отождествление… Я понял, что при сближении с любимым человеком плоть только мешает; она - для топорного самовозбуждения, а не для высокой страсти. В секунды самых жарких объятий, бешеного ритма телесного соития - разве не случалось нам порою взгрустнуть о том, что душа её или его, сокрытая сейчас под маской мучительного блаженства, никогда не будет доступна вполне?! О, насколько возросло бы взаимное счастье, сумей двое любящих раскрыть друг другу свои внутренние миры; показать, что каждый не просто приемлет другого на миг сладкой дрожи, а любит истинно, беспредельно!.. В динамике я получил - и отдал - всё: пыл разделённой любви, согласие в мыслях, веру в грядущую вечную нерасторжимость нас двоих…
Да двоих ли только? Неуклюжей вознёй пары диплодоков в болотной тине кажется мне теперь самый бурный земной "секс". Там, где более нет одиночества, не место и "одиночеству вдвоём", самообузданию, ревности. Для чистых всё чисто. Придёт день, придёт мгновение, когда в наше с Виолой единство свежей, сверкающей зарницей ворвётся - и останется - Аиса. Поначалу она…
Не покажется ли скоро нам воспетая в веках любовь двоих лишь частным случаем, зародышем блаженного всечеловеческого слияния? Не путём ли разрастания сети любящих сложатся личности народов? (Ведь речь может идти не только о "страсти нежной", но о любви родных, друзей, сотворцов…) Не станет ли наше грядущее всеземное сверх-Я - потомком человечества любящих? И не оттого ли родится однажды единое сознание Я-Мы, что не будет больше тел, принуждающих нас замыкаться в себе, и не будет замкнутых, озлоблённых душ? Всё лучшее, ценнейшее в нас проявится и воплотится благодаря счастливой жизни, и прекрасные очищенные сущности, открытые друг другу, просто не смогут не полюбить - каждый каждого и все всех. Так срастётся прочное всеединство.
А поскольку любят люди не только людей, но и рябиновые грустно-красивые кисти, и птичий клин в небе, и рыбьи плески на вечерней реке, и преданные глаза собаки, - не восстанет ли и это всё в новом образе, чтобы тоже слиться с нами? Не предстоит ли нам новое, ещё более обширное Общее Дело - воссоздание всех, погубленных временем, земных животных и растений?…
"Общая мировая душа - это я, я… Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря, и Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки. Во мне сознания людей слились с инстинктами животных, и я помню всё, всё, всё, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь…" Как это вы всё знали заранее, милейший Антон Павлович! Или не милейший? Поговорить бы… ах, со сколькими, просверкавшими в столетьях, охота повстречаться! Успею. Впереди вечность.
…Ого! Что это? Уже окончательно распадается застолье. Аиса изловила в лесу заблудившегося Полищука, они с Кристиной усадили его на диван, лепечут рядом, и глаза Женьки явно не в поясе Койпера, а рука на талии Крис. Доули погряз в очередном препирательстве с Левкием. Граф Робер, хлопнув ещё стакан русского травника, излагает такой случай из своей походной практики, что Тан корчится от смеха, а Зоя изображает негодование и пытается зажать рот мужу. ("И тут она берёт бутылку за горлышко, поворачивает донышком к себе и говорит: "Мессиры, вы думаете, я боюсь вас? Так смотрите же…") Опустив ресницы, кротко скучает над пирожным оставленная всеми Джэнет; и - клянусь всеми богами майя! - изрытая киркоподобная физиономия страшного индейца смягчается чем-то вроде любезной улыбки, а сам Ахав, воровато оглянувшись, склоняется к мисс Хардкасл и явно шепчет ей комплименты: ухо девушки розовеет… Уже Крис и Аиса, насильно подняв с дивана Женьку, требуют музыки и танцев: "Как можно столько времени жрать и пить, не вставая от стола! - Что взять с земляных червей?…"
Открывается дверь с веранды, впуская клуб свежего воздуха.
Вот и она, сошедшая на землю! Не без умысла оставила тот же наряд, в котором мы сегодня… нет, вчера, в прошлом году, посещали Немецкий театр. Снежинки, вдруг начавшие падать во влажной ночи, лежат на её манто из клонированного меха байкальских соболей. Когда же манто было сброшено с плеч и растаяло, увидели мы Виолу облачённой в серо-зелёное открытое платье с бахромой на юбке, чуть достигавшее колен, в дымчато-серые чулки и туфли со стразами на пряжках. Волосы чуть подстрижены, уложены по возможности гладко и присыпаны серебряной пудрой; две пряди озорными серпами начёсаны на уши и торчат вперёд… Да, редко можно было узреть Виолу такой: и, когда с видом лукаво-смущённым остановилась она на пороге, давая полюбоваться собой, даже наши дамы умолкли, отдавая дань её совершенству, а протрезвевший Левкий пробормотал то, что некогда троянские старцы изрекли, увидев Елену:
Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы
Брань за такую жену и беды столь долгие терпят:
Истинно, вечным богиням она красотою подобна!..
Виола стояла у порога, - а за её спиной нежным свечением лиц со смутными чертами, переливами глаз, контурами полупризрачных фигур проступали пятеро динамичных. Те, кто лишь по необходимости сливался в собирательный облик кукольного красавца, "Макса Хиршфельда"…
Разом окинув взглядом, унаследованным от зорких горцев, всё наше застолье, весело сказала Виола:
- А, танцевать задумали? Давайте. Чур, белый танец! Дамы приглашают кавалеров. Никто не против вальса?…
Повинуясь её скупому жесту, налетел, подхватил вальс из "Летучей мыши". Виола сделала шаг ко мне, - уже танцующий, упруго-плавный шаг…
Киев.
17 июля 1992 - 2 мая 2008 гг.
Примечания
1
К е б е к с е н у ф - в пантеоне древнего Египта один из четырёх сыновей бога Гора, покровителя власти фараонов; имел голову сокола, которая изображалась на крышке канопы, сосуда для внутренностей покойника.
2
К о р о н е р - в Великобритании специальный судья, в обязанности которого входит выяснение причин смерти, случившейся при подозрительных обстоятельствах.
3
К о к н и - старинное прозвище как лондонца-простолюдина, так и лондонского простонародного наречия.
4
С о в е р е н - старинная английская золотая монета, равная одному фунту стерлингов; с 1917 года выпускается только для продажи на международных рынках золота
5
По некоторым данным, название острова на Днепре Т р у х а н о в - это искажённое Т у г о р к а н о в, в честь половецкого хана Тугоркана, чьё кочевье располагалось на острове. Автор допускает восстановление в будущем некоторых исконно-русских топонимов.
6
Д а н а п р - Днепр (древнеиранск.).
7
Enfant terrible - ужасный ребенок (франц.).
8
Б у ф а н ы - квадраты с вышитым узором на китайском халате.
9
К а р м а - у индо-буддистов судьба человека в последующих телесных воплощениях, определяемая его поступками в предыдущих.