- Так вы думаете, это я? Знаете, Владимир Владимирович, что я вам скажу... Да у меня ведь и свидетель есть! Спросите Гладких, она подтвердит: мы были с ней в медпу... в столовой, когда погас свет. Спросите Андрея, он как раз выходил за стульями. Когда выходил - свет горел, а стулья он нёс уже в темноте. Как вы думаете, он мог не заметить тру... - кхе! - ваше тело в коридоре, если бы я сначала парализовал вас, а потом пошёл в столовую к Инне? Или вы думаете, мы все сговорились?
- Нет, не думаю, - ответил инспектор, прислушиваясь (как там Ян?) - Если бы сговорились, в ваших показаниях не было бы столько противоречий. И как я могу вам верить, если точно знаю, что вы солгали мне как минимум дважды, когда описывали свой вчерашний день?
- Но послушайте! - доктор теребил подбородок, видно было, что отчаянно хочет курить. - Послушайте! Разве стал бы я - хе-хм! - действовать незаряженным парализатором? Ведь я-то знал, что он разряжен!
- Вы просто хотели обезоружить меня, - сказал Володя, глядя Синявскому прямо в глаза. - И добились своего. А дело так обставили, чтобы оказаться вне подозрений. Думаю, вы в сговоре с заместителем директора. Его показания не противоречат вашим.
- А чьи противоречат?
- Вы же не ждёте, что я вам скажу? В общем так, Дмитрий Станиславович, или вы расскажете мне, что делали вчера после обеда и до шести часов вечера, даже в мелочах не отклоняясь от истины, или...
- Или - что? Владимир Владимирович - или как вас на самом деле звать? - хватит играть в детектива. Я давно понял, что вы не инспектор.
- Возможно, я не инспектор, - согласился Володя. - Возможно, я здесь, чтобы помочь вам, а вы своим враньём мешаете помогать.
За дверью зашумела вода.
- Хорошо, я расскажу вам правду. Честно говоря, после общения с инспекторами Совета в Церне...
Щёлкнула задвижка, инспектор поймал дверь, иначе грохнулась бы об стену. Очевидно, Ян всё ещё не научился соразмерять усилия.
На пороге показался Горин, был он мрачнее тучи. Прищурился, глядя на доктора сверху вниз, спросил:
- Как вас? Не помню. Вадик? Дима?
- Дмитрий Станиславович Синявский, - отрекомендовался психофизик, поправив галстук. - Но вы всегда называли Митей. Остальные тоже.
- Вы курите?
Этого вопроса Синявский не ждал, опешил, полез в карман пиджака, потом, припомнив, что пиджака на нём по-прежнему нет, совсем смешался и ответил:
- Тру... Трубку курю.
- Значит, сигарет у вас нет. А у вас? Вас я, кажется, тоже где-то видел.
- Нет, не видели, - ответил инспектор. - Сигарет у меня нет. Не курю.
Горин сунул руки в карманы пижамы, бормоча: 'Это плохо. У меня вот, как назло, тоже нет, одни спички. Говорят, если сунуть в зубы спичку...'
Он извлёк потёртый спичечный коробок, выдвинул, и вдруг на пол что-то посыпалось, дробно застучало по плитам. Горин удивился, перевернул коробок. Пусто. Прежде чем инспектор успел предпринять что-либо, Ян присел, поднял и стал разглядывать серую дробинку. Это была пулька, какими заряжают ружья в тире.
Глава 10. В тире
...тело у меня дряблое, старое, противно смотреть.
Я слил воду и собрался выйти. Эти двое там за дверью бубнили. Чего-то хотелось, я никак не мог понять: чего? Голова тяжёлая. Язык во рту еле ворочается, распух он что ли? Как будто хочется... Да! Курить.
Я сунул руки в карманы - ничего там не было кроме маленькой коробки. Спички? Но нет сигарет. А у тех двоих?
Я толкнул дверь. Лёгкая, как бумажная.
Этот, который низенький и толстый, смотрит. Как его? Вадик?.. Дима?.. Я спросил. Митя. Всё равно не помню, кто он такой. Сигарет у него нет, только трубка. А у второго? Его тоже где-то видел, но не помню, как звать. Чего он говорит, что я его не видел? Врёт. Видел точно. Неприятный тип, вылупился - разглядывает; а первый - ничего, добрый. Жаль, сигарет у него нет. А курить хочется. Говорят, если сунуть в зубы спичку, помогает. В кармане коробок - достать. Тарахтит, спичек мал... О! Чёрт, посыпались, не с той стороны открыл. Да это не спички! А что?
Тот второй, неприятный тип, тоже вниз смотрит.
Подобрать, глянуть, пока он не...
Серая, маленькая, лёгкая, тускло блестит. Её вставляют, потом защёлкивают ствол. Вспомнил! Это пулька. Ружья в тире такими заряжают: разламывают - клац! - туго идёт, потом легче - щёлк! - вставляют пульку в дырку, берутся рядом с этой, с мушкой, и обратно - щёлк! Можно стрелять. Но сначала нужно купить пульки и выстоять очередь. В тире всегда очередь. Мы тогда с отцом заняли, выстояли, и я хотел уже взять ружьё...
***
- Танк! - щёлкнула пулька. Красная жестяная утка упала; из-за жестяных облупленных камышей показалась другая. Вислоусый дед стрелял стоя, без упора. Он разломил ружьё, вложил пульку, защёлкнул. 'Успеет или нет?' - угадывал я. Утка подплывала к противоположному берегу, когда: 'Танк!' - дед выстрелил и уложил утку на бок. Я перевёл дух. Здорово, ни одного промаха.
- Лид, ты не дёргай, плавно, - уговаривал бородатый дядька толстую тётку с толстыми ногами. Она переступила с ноги на ногу - туфли на во-от такенных платформах, жуть! - навалилась животом на стойку, аж юбка сзади задралась, обняла ружьё, а бородатый - тот её саму обхватил, как будто ею целился, даже глаз зажмурил, и: 'Танк!' - они выстрелили, а в ответ музыка: 'Ах, Арлекино, Ар-р-рлекино, нужно быть смешным для всех...'
- Молодец! - хвалил бородач, а я думал: 'Чепухня, мишень самая большая, и она с упора стреляла, да ещё чуть не лёжа, да ещё он помогал, а это нечестно'.
'Есть одна награда смех! Аха-ха, ха-ха-ха, ах-ха-ха, ха!..' - надрывалась музыка. Толстоногая тётка радовалась. Смешно.
Очкарик, стоявший в очереди перед нами, отстрелялся, поправил очки и отложил ружьё.
'Сейчас я по уткам... Или по самой маленькой, где вокзал и паровоз выезжает?' - выбирал я, и взялся за приклад, но кто-то толкнул под локоть, и я рассыпал по стойке пульки. Одна даже на пол упала. Я сгрёб пульки со стойки обратно в коробку, потом полез подбирать ту, что упала, и вдруг вижу - рядом ноги чьи-то в брюках со стре́лками. Не папины, папа в джинсах. Оказалось - пролез какой-то без очереди, и уже разламывает ружьё. Я ему:
- Сейчас наша очередь. Мы стояли.
- Стрелять надо было, а не стоять, - отвечает он и чем-то вонючим на меня дышит. Здоровенный. Пульку вкладывает и мне опять:
- Пока ты по полу ползаешь, я стрелять буду.
- Сейчас наша очередь, - отец ему. - Верните, пожалуйста, ружьё мальчику.
- Пошёл ты вместе с мальчиком, не бухти под руку, - отозвался тот и: 'Танк!' - выстрелил. Промазал.
- Пожалуйста, верните ружьё, - отец ему.
- Слышь, ты не понял? Пошёл ты... - и прибавил что-то, я не разобрал, что. И смотрю, опять разламывает ружьё.
'Ах Арлекино, Арлекино!..' - опять кто-то попал в музыку, а я от этой музыки ещё больше разозлился, и ка-ак толкну этого! Но ему хоть бы хны, выпучился на меня:
- Слышь, ты чего, мелкий? Я ж сейчас тебя...
Отец меня за руку оттащил, за собой поставил и говорит этому:
- Милицию вызвать?
- Какую милицию?! - тот в ответ ревёт. - Слышь, козёл, пойдём со мной выйдем!
И вижу, дядька, который пульки в тире продаёт, из-за загородки своей вылез: 'Что ты скандалишь? Напился что ли?'
'И вправду пьяный, - подумал я, - вон шатается. Сейчас, отец ему набьёт морду, чтоб не лез без очереди'.
- Кто пьяный?! - спрашивает у продавца пулек пьяный дядька и в лицо ему - ху! - дышит. - Это они пьяные оба. Я пульки у тебя купил, теперь буду стрелять. А они пусть ползают, подбирают.
И смотрю, он опять к стойке полез, а отец и не думает бить ему морду. Тут я не выдержал. Если папа забоялся... Я вырвался у отца, подбежал, схватил коробку с пульками у того пьянчуги и - шурх! - на пол их все.
И говорю:
- Это ты ползай, подбирай. А мы будем стрелять. Наша очередь.
Он только рот раззявил. Стоит, качается, на меня гадостно дышит и пучит глаза.
Тут меня кто-то опять за руку. Отец. Схватил крепко - не вырваться, потом берёт со стойки нашу коробку с пульками, суёт пьяному и говорит: 'Вот, возьмите'. А потом без слов меня из тира утаскивает. И в спину нам музыка: 'Аха-ха, ха-ха-ха, ах-ха-ха, ха!' - как будто надо мной смеётся.
Обидно мне стало: наши пульки этому отдал, морду бить забоялся, уток пострелять не дал... Чуть слёзы у меня от злости не брызнули, но я прикусил губу. Теперь, думаю, не на кого больше надеяться, раз он не самый сильный.
Он шёл и что-то говорил, мол, кулаками ничего не решишь, надо головой думать и с людьми разговаривать, а не пульки по полу разбрасывать, но я нарочно не слушал. Потому что, если он не самый сильный, значит, и не самый умный. Выходит, не на кого больше надеяться, думать надо самому.
Зажглись фонари, вокруг них закрутилась мошкара.
Длинный парень в морской форме, когда мы шли мимо, чиркнул спичкой. Лицо его на миг осветилось, взлетело облачко дыма. Запахло куревом.
'Стать бы сразу взрослым, - с тоскою подумал я. - Тогда можно было бы...'
***
Горина получилось спровадить в душевую легко. Он кивнул, когда Синявский сказал, что сам соберёт пульки, и без слов скрылся за дверью. Володя отметил, что после происшествия со спичечным коробком с координацией движений у больного стало значительно лучше. Вдобавок, перед тем как закрыть за собой дверь, Горин спросил психофизика: 'Митя, то место, где я спал, это Пещера Духов? Правильно? А тоннель... этого, как его?.. Нет, не помню'. Он махнул рукой и скрылся за дверью.
- Вы видели?! - громким шёпотом спросил Синявский. - Он вспомнил!
- Ну, не совсем ещё, - рассеянно ответил инспектор, думая: 'Кое-что вспомнил, это правда. И заметно повзрослел, увидев... Интересно, откуда у него в кармане спичечный коробок? Тот самый, со стойки тира. Кто-то всё время подсовывает Яну, чтобы тот вспомнил. Когда же...'
- Дайте срок! - пыхтел доктор, кланяясь каждой пульке. - Это как горная цепь, залитая водой до самой вершины. Когда вода постепенно спадает... Уф-ф! Вершины выглядят сначала как острова, потом их берега сближаются, и - бац! Он вдруг всё помнит.
- А вы помните?
- Что именно? Уф-ф! - Синявский выпрямился, отирая лоб.
- Вы обещали мне описание вчерашнего дня без купюр и дополнений.
Доктор погрустнел, потом вздохнул, задвинул крышку спичечного коробка и стал рассказывать.
Накануне после обеда, чтобы избавиться от желания закурить, Дмитрий Станиславович погулял с полчасика и забрёл в библиотеку, где застал Катю Василевскую. Приглашал её на пляж, но она отказалась, потому что вода холодная и ветер. В пятнадцать часов пятнадцать минут Синявский покинул библиотеку и направился к себе домой, за полотенцем, поскольку действительно вода холодная была, и не мешало обтереться после купания.
- Минутку, - перебил инспектор. - В прошлый раз вы говорили, что встретили возле корпуса Энрико Ферми Берсеньеву. Это правда?
- Чистая правда, - подтвердил психофизик. - Ровно в пятнадцать минут четвёртого по электронным часам, которые над входом.
- Они точные?
- Это дисплей хронометра 'Аристо', я по нему всегда часы сверяю. И тогда проверил, - без задержки ответил Синявский и стал рассказывать дальше.
Он встретил Берсеньеву, но она была погружена в себя, психофизика, скорее всего, не заметила, потому что не ответила на приветствие. Они разминулись, Света стала неспешно подниматься к парку Мирамаре, а доктор заскочил домой, прихватил полотенце, трубку и кисет...
- Вы же собирались бросать!
Доктор с безнадёжным видом махнул рукой, пробормотал: 'Ну, собирался. Взял на всякий случай. Думал, если совсем невмоготу станет на пляже...'
Прихватив всё это, Дмитрий Станиславович быстрым шагом направился вниз, чуть раньше половины четвёртого увидел на обзорной площадке Сухарева с Инной и остановился поболтать. Когда узнал от них о размолвке между Светой и Яном, решил отложить один важный разговор, который затевался довольно давно, и поэтому к Горину перед купанием не заходил.
В лифт вошёл ровно в половине четвёртого, а в пятнадцать часов сорок минут был в воде. Проплавал около часа, когда возвращался к берегу, заметил в море катер. Позже, обтираясь, увидел, как с катера стартовал беспилотный самолёт-шпион. Было шестнадцать часов сорок пять минут.
Всё это: и появление катера, и запуск беспилотника, - показалось Дмитрию Станиславовичу подозрительным, он заторопился, чтобы предупредить Горина, но вдруг заметил, что из кармана пиджака исчезли анестезатор и перчатки. Сначала думал - просто обронил, раздеваясь, но оказалось - нет.
Доктор занервничал, кое-как покончил с одеванием, побежал к Яну и нашёл его без памяти, а рядом с телом - парализатор и перчатки.
- Понимаете, - с жалким видом оправдывался Синявский. - Я не знал, что и думать. Катер, беспилотник, Яна кто-то свалил - ведь не мог он сам! Начнут разбираться - точно подумают, что это моих рук дело. Отпечатки пальцев мои повсюду. Я заметался, стал переодевать Яна, чтобы выглядело, будто бы он затеял над собой очередной опыт, потом мне пришло в голову глянуть лог.
- Что?
- Ну, протокол системы излучателей, это в моей компетенции, видите ли. Я должен был понять, что тут Ян... То есть, что сделали с Яном и в чём могут обвинить меня.
- И что было в логе? - поинтересовался Володя, пристально глядя психофизику прямо в глаза.
- Полный обратный перенос памяти, - без задержки ответил тот. - Длился примерно пять минут, старт был дан в шестнадцать часов пять минут с секундами.
- То есть, тогда, когда вы плавали, я правильно понял?
- Да, - ответил психофизик. - Но кто бы мне поверил? Не зря ведь кто-то украл анестезатор и усыпил Яна, - злой умысел налицо. А отвечать-то мне! После того, что случилось в Церне...
- Оставим это, - поспешно перебил Володя. - Лучше скажите вот что: вы надели на Горина пижаму, а в чём он был до того?
- Как в чём? В брюках своих, в сви... Нет, он был в майке, свитер рядом валялся.
- Понятно. И куда потом всё это делось?
- Я спрятал в шкафчик, - потупив взор, молвил душка доктор. - Чтобы выглядело, будто он сам... Глупо, я понимаю, но в голове у меня образовался кавардак. Мысли я привёл в порядок только после того, как закурил в лифте.
- А почему не закурили раньше? - удивился Володя.
- Чтобы в Пещере Духов не пахло табаком, - едва слышно проговорил Синявский.
- Детективов начитались, - буркнул инспектор. - А почему вообще решили, что пора сматывать удочки? Тот, кто вас видел возле лифта, сказал: неслись на всех парах.
- Я возился с логом, а тут как раз пришло от Горина письмо, что в институте происшествие и всех немедленно просят собраться в холле Галилео.
- Как от Горина? Он же лежал без памяти!
- Вот и мне показалось странным. Но это, видимо, Света прислала от его имени. Она все его пароли знает.
- Когда пришло письмо?
- Ровно в шесть.
Володя задумался. Синявский возился с логом в шесть, потом пришло письмо, а после...
- Дмитрий Станиславович, а могу я сейчас просмотреть лог?
- Так всё ведь стёрто! - не задумываясь, ответил Синявский.
- Это вы сделали? - быстро осведомился инспектор, наблюдая за реакцией. Она была бурной и последовала мгновенно:
- Нет! Что вы опять... Конечно, не я! Да у меня и доступа на запись к массивам нет! Я работаю только с интерфейсом моей аппаратуры! Сто раз вам говорил, что ничего не понимаю в расшифровке памяти! Я не лингвист и не математик, моя часть работы - аппаратное обеспечение, больше ни-че-го! Чистая физика!
- Успокойтесь, я вам верю, - рассеянно проговорил инспектор.
Картина прояснялась, но по-прежнему не хватало данных. Четырёхмерная схема происшествия стала проще, однако всё ещё оставались альтернативные версии, и не выстраивалось строгое доказательство. 'Катины показания я проверил, всё совпадает. Может, не возиться с доказательством, а просто взять на пушку, чтобы они проявили себя? Но пистолет у них. Мда-а. У кого? За Яном надо следить, чтобы не наломал дров. Вспыльчивый очень. Странно. Доктор прав, сомнительно, чтобы они довели его до отчаяния и он добровольно захотел забыть... Стоп! А что если не до отчаяния, а наоборот?'
В душевой выключили воду. Инспектор услышал, как там зашлёпали по мокрому полу босые ноги, за дверью откашлялись, помолчали, потом голос Яна неуверенно проговорил:
- Э-э... Как вас?.. Митя! А есть здесь где-нибудь полотенце? И... Э-э... есть, что надеть, кроме пижамы? Прохладно!
- В шкафу! - крикнул доктор.
- Э-э... Там всё женское.
- В левом крайнем! Все ваши вещи там!
- А-а! - за дверью снова прошлёпали босые ноги.
Володя спросил вполголоса:
- Это вы их туда положили? Его вещи.
- Да, - коротко ответил доктор.
В душевой некоторое время было тихо, только вода капала.
Инспектор покосился на Синявского. Тот тихонько насвистывал - похоже, рассказав правду, испытал облегчение. Но всю ли правду?
В новой схеме преступления было несколько белых пятен. Первый невыясненный вопрос - как злоумышленник собирался использовать информацию, полученную от Яна? Одно из двух: или ему нужно было заручиться поддержкой душки доктора или заставить его молчать. 'Нет, не всю правду рассказал Синявский, кое о чём умолчал. Сейчас на него давить нельзя, пусть занимается Яном, память важнее'.
Открылась дверь.
Одевшись, Ян стал меньше походить на душевнобольного и вёл себя увереннее. Он заметно сутулился, серый свитер грубой вязки с растянутым горлом болтался на нём, как на вешалке, мешковатые брюки тоже, - вид залихватский, можно даже сказать - хулиганский, вдобавок руки Горин сунул в карманы. Щурился, переводя взгляд с доктора на инспектора и обратно.
- Я не помню, - начал он. - Что вам от меня нужно? Зачем держите в бункере?
- Ян Алексеевич, мы вас не держим... - начал оправдываться Синявский.
- Нам нужно кое-что выяснить, задать пару вопросов, - перебил Володя, а сам подумал: 'Не хватало, чтобы Митя ему рассказал. С Яна станется заняться поиском виноватых, а у них пистолет. Пусть лучше меня и доктора считает тюремщиками'.
- Так спрашивайте! - раздражённо сказал Горин. - Только я ничего не помню.
- Вот мы и хотим, чтобы вы вспомнили, - доктор старался говорить как можно мягче. - Пойдёмте, Ян Алексеевич, в Пещеру Духов, там вам будет удобнее.
***
Инна с закрытыми глазами полулежала в шезлонге, зная, что Сухарев рядом. Слышно было, как под его подошвами поскрипывает галька.
Прибой хрипло вздыхал где-то у ног, шипел пеной.