- Нет, - говорит дед. - Это был не тот Робинзон. Я вижу, ты плохо приготовился к жизни вдали от всех.
Это он точно сказал. Досок взял мало, о гвоздях вообще забыл.
- А как к ней готовиться? - спрашиваю. - К жизни.
Он подумал немного, потом поднял палец кверху и говорит:
- О! Я знаю, как мы с тобой поступим. Погоди, я сейчас.
Он покряхтел, вставая, и пошёл к дому. Я тогда подумал, что если бы дед не горбился и не кряхтел - не выглядел бы таким старым. Вернулся он быстро. Книгу мне принёс: взрослую, толстую, в твёрдой обложке и с картинкой на первой странице, а на картинке - бородатый старик с ружьём.
- Вот говорит. Если всю прочтёшь внимательно, считай, что готов к самостоятельной жизни на острове. А потом я тебе помогу строить, нужен ведь Робинзону Пятница.
- Пятница не 'он', а 'она', - говорю. - И зачем она нужна - пятница, воскресенье гораздо лучше. По мне - так лучше семь воскресений, чем одна пятница.
- А вот прочтёшь внимательно, тогда поймёшь, зачем Робинзону на необитаемом острове Пятница. Эта книга очень полезная, о постройке дома в ней много написано. И о том, как делать лодку.
Ладно, думаю, если о постройке дома - я прочту. Но лодка мне ни к чему, до реки километров десять, а до моря и того больше. И стал читать. Скоро дед опять пришёл, и говорит:
- Темно здесь, пойдём в дом. Поужинаем, потом ещё почитаешь. Доски пусть лежат, а инструменты давай занесём.
Да, думаю, инструмент лучше занести, чтоб не смыло приливом. Пошёл я следом за дедом: он тащил ящик, я нёс книгу, пальцем страницу держал, чтобы не потерять. Иду и думаю: подзорную трубу бы нам на остров. Или бинокль, такой, как дед привёз с фронта. Догнал я деда и спрашиваю:
- А бинокль твой где?
- Дома, - говорит. - Но если хочешь, я привезу сюда.
Смотрю - тяжело деду нести ящик. Всё-таки он старый, волосы совсем седые. Вдруг он скоро умрёт. Кому тогда бинокль достанется?
- Деда, - спрашиваю. - А когда ты умрёшь, можно я бинокль себе возьму?
Он взошёл на веранду, поставил ящик, выпрямился. Не отвечал долго, смотрел на небо - темно, от солнца одна багровая полоска. Сверчков слышно. Вечер.
- Можно, - ответил он. - Бинокль у тебя тогда будет, но не будет Пятницы. Докуда ты дочитал?
- Дотуда, где он лазит на гору высматривать корабль.
- А! - говорит дед. - Тогда понятно. Ну, пойдём ужинать.
Но я не сразу пошёл. Представил, как я на острове, и бинокль у меня есть, но нет деда. И никто не покажет, как делать из досок угол, и не спросит - что случилось? - когда проклятая доска соскочит и попадёт по пальцу. Я вышел на крыльцо, глянул на закат. Не совсем стемнело, но одну звезду видно. Я оглянулся. Над столом лампа, под ней светло. Я поёжился - прохладно вечером, лето кончается. Мы не в тропиках, у нас бывает зима. А хочется, чтоб всегда было тепло.
***
Володе показалось, Горин рассматривает гвоздь целую вечность, но времени прошло не очень много. К тому моменту, как в аппаратную влетел Сухарев, не было сказано ни слова больше.
- Что это вам вздумалось?! - напустился на инспектора Андрей Николаевич. - Много себе позволяете, Владим Владимыч, или как вас там! Зачем вы... А!
Заместитель директора заметил на ладони Яна гвоздь.
Интересно было наблюдать за сменой выражений на изрядно покрасневшей физиономии Андрея Николаевича: сдержанный гнев, недоумение, затем на какой-то миг глаза опустели, после чего лицо снова стало похоже на маску.
'Кажется, понял', - отметил инспектор и сразу же получил подтверждение.
- Значит, это вы управляли распаковкой памяти, - отчеканил заместитель директора. - Инна показывала образный ряд; в конце опорного фрагменте шестого инварианта есть упоминание о гвоздях. Ума не приложу, откуда вам это стало известно, разве что...
- Вы ошибаетесь, - перебил Володя.
- Нет, не думаю, - с расстановкой ответил Сухарев.
- А стоило бы, Андрей Николаевич, - сказал вдруг Горин. - Стоило бы подумать над тем, что я вам говорил. Помните? Система из семи инвариантов неполна, нужно строить дополнение или вообще отказаться от нашей модели, придумывать новую.
- Ян Алексеевич, но вы сами вчера... - Сухарев осёкся. Сообразил, что память Горина восстановлена. Володя с большим удовольствием пронаблюдал, как дёрнулись в сторону глаза в прорезях маски - идол на миг был выбит из колеи, но очень быстро овладел собой.
'Надо атаковать, - решил инспектор. - Припереть к стенке'.
- Ян Алексеевич, - спросил он, - не припоминаете ли вы, что делали вчера после обеда?
- Вчера? - Горин потёр залысый лоб, глянул удивлённо. - Вчера мы с Инной после обеда обсуждали методику подсчёта коэффициентов характеристических систем, я посоветовал ей кое-что попробовать, потом мы с Андреем Николаевичем и Митей построили несколько моделей и выполнили контрольную корректировку четвёртого симметрического инварианта... Извините, а кто вы вообще такой? Почему вы спрашиваете меня о вчерашнем дне и что делаете в аппаратной? У вас нет допуска...
- Есть, - ответил инспектор. - Иначе 'Аристо' не открыл бы дверь.
- Кто дал вам допуск? Андрей? - Горин искоса глянул на своего заместителя.
- Вы, - коротко ответил Володя.
- Я?! Когда?.. Я не помню... То есть, лицо ваше мне знакомо, но чтобы я давал вам допуск... - Ян тёр залысины. - Разве что сегодня утром. Извините, что-то не припоминаю.
Горин оглянулся на запертую дверь лаборатории.
- Ян Алексеевич, - обратился к нему Сухарев. - Я говорил, у вас небольшие проблемы с памятью. Возможно, они возникли в результате контрольного переноса.
- Того, вчерашнего? - заинтересовался Горин. - Контрольной корректировки? А я вчера предупреждал: даже малое относительно внедиагональных элементов масштабирование главной диагонали симметрического инварианта...
- Это было позавчера, - перебил его Андрей Николаевич. - Пойдёмте, отсюда. В предбаннике говорить будет удобнее.
На выходе из аппаратной Володя специально замешкался, чтобы оказаться последним и приглядеться к Горину. Тот шёл уверенно, руки держал в карманах, ногами не шаркал. 'Координация движений восстановилась, а память? - думал инспектор. - Он больше не озирается, как загнанный зверь, но вчерашнего дня не помнит. А Сухарева этот факт почему-то не заботит. Снова идол повеселел'.
- Вы слышите свист? - спросил на ходу Ян у заместителя. - Опять охлаждение на пределе. Митя был прав, что-то не так у него в хозяйстве.
- Да всё у него так, - беззаботно отозвался Сухарев, нажимая клавиши пульта возле силикофлексовой перегородки. - Насос какой-нибудь загибается или сервовентиль. У него просто комплекс образовался после Церна. Правда, Митя?
Психофизик, оказавшись лицом к лицу с Андреем Николаевичем, когда отъехала переборка, ответил: 'Правда, а в чём дело?' Явно было видно - расслышал только последние два слова. Инна хихикнула.
'Она-то всё слышала, - понял инспектор. - Следит. Смотрит на мир глазами Горина и слушает его ушами'.
- Что у тебя? - совсем не шутливым тоном спросил Сухарев.
- Все семь, - ответила она. - Две минуты назад была вспышка активности, потом спад. Все семь построены, седьмой корневой образ - гвоздь.
Она что-то сверх того добавила вполголоса, Сухарев наклонился ближе.
Синявский с Яном бубнили о насосах и вентилях, Ян посмеивался, доктор смущённо оправдывался. Из-за них не разобрать, о чём Андрей просит Инну. Инспектор подошёл ближе, успел расслышать: 'Да, конечно. Я помню'. Сказав это, мисс Гладких снова уткнулась в экран.
- Ян Алексеевич, - позвал Сухарев.
- Да?
- Помните ли вы наш разговор о сингулярностях?
- Ну, естественно, - с некоторым удивлением ответил Ян. - Мы говорили о построении тензоров джей-преобразования. Вы жаловались, что не видите, как устранить проблему с метрикой, у вас при подходе к особым точкам коллаптировал процесс. Но я тогда вам сказал и пять минут назад повторил - модели ваши никуда не годятся. Где у вас учтено влияние на процесс тёмных массивов? А они влияют. Я после разговора с вами поразмыслил, и, мне кажется, знаю теперь, что делать. Надо просто вырезать сингулярности и дополнить модель шарами, натянутыми на тёмные массивы.
- Тёмные массивы? - поморщился Дмитрий Станиславович. - Эмоции, рефлексы. Это несерьёзно, Ян.
- Напротив, очень серьёзно.
- Даже слишком серьёзно, - громко сказал Сухарев. - Настолько серьёзно, что я прошу всех заложить руки за головы и оставаться на местах, особенно это касается вас, Владим Владимыч.
'Началось', - подумал инспектор, заметив в руке Андрея Николаевича свой пистолет.
- Ай! - визгнула Инна. Стул, на котором она сидела, грохнулся на пол, а её саму потянули за шиворот и заставили подняться. В шею ей ткнулся ствол.
- Я сказал руки за голову! - крикнул Сухарев, заметив, что инспектор не торопится выполнять распоряжение. - Иначе вышибу ей мозги.
- Андрюша, - забормотала индианка, пробуя оглянуться. - Ты же обещал!
- Обещал, что у нас с тобой всё будет хорошо. Не дёргайся, милая, и я сдержу обещание. И руки за голову, как все. Прекрасно.
- Что это значит, Андрей? - с возмущением спросил Горин.
- Это значит, Ян Алексеевич, что ваша попытка передать третьей стороне результаты исследований не удалась. Вчера вы спросили, что я думаю о жизни на Марсе. А что вы об этом думаете сами?
- На Марсе? Что-то я не припоминаю.
- И не нужно, - Сухарев улыбнулся. - Достаточно того, что вы помните, как получить результат.
- И какой вам от этого прок? - спокойно осведомился инспектор.
- Сейчас увидите, Владим Владимыч. Вы достаточно хорошо разбираетесь в волновой психотехнике? Или только в математике? Дмитрий Станиславович, будьте любезны, перенастройте излучатели на мой спектр. У вас есть мой волновой портрет, я знаю.
- Зачем? - брови Синявского выгнулись дугами, кожа на лбу собралась морщинами. - Вы что, хотите сделать перенос его памяти в свой мозг? С ума сошли!
- Делайте что говорю! - рявкнул Сухарев. Инна вздрогнула.
- Но...
- Митя, не отягощайте вину ещё одним эпизодом. Вам мало Церна?
- Сделайте, что он просит, Дмитрий Станиславович, - негромко попросил Володя, следя за пистолетом.
Старый психофизик пожал плечами, открыл прозрачную переборку и направился к аппаратной. Переборка осталась открытой.
'Бигбрейн считает, что всё в порядке, - отметил Володя. - Если позволит перенастроить излучатели...'
- Правильно, Владим Владимыч, - похвалил Сухарев. - Вы-то понимаете, что сопротивление бесполезно. Мы оба с вами теперь знаем, кто из нас двоих имеет отношение к Совету, а кто нет. Надо было мне сразу вас раскусить, я ведь в курсе, кто должен был явиться с инспекцией, но я не ожидал такой наглости - решил, что Совет устроил проверку и мне тоже. Но когда понял... Как ваш затылок, Владим Владимович?
- Сносно. Вас Совет посадил сюда резидентом?
- Это не ваше дело, кто кого куда посадил, - огрызнулся заместитель директора.
- Я так понимаю, Андрей, - вступил в разговор Горин, - что ты четыре года морочил нам головы. Но на что ты рассчитываешь сейчас? Твои действия...
- Правда, Андрей Николаевич, - поддержал Володя. - Ну, допустим, я попробую отобрать у вас мой пистолет, вы пристрелите или меня, или Инну, или нас обоих. У вас ведь неприятности будут, разве нет?
- Хорошо, что вы обо мне беспокоитесь, но вынужден огорчить, неприятностей у меня не будет. Одни приятности. Мы-то с вами оба прекрасно знаем закон. Рассудите: Ян Алексеевич Горин намеревался передать третьей стороне - вам то есть - результаты запрещённых исследований, я пытался этому помешать - заметьте, успешно пытался! - а вы все потворствовали. Особенно вы, дорогой лже-инспектор. Скажите хоть как вас зовут на самом деле, а то неудобно. Пристрелю, и даже не буду знать кого.
- Меня зовут Владимиром, я говорил вам.
- Ну вот и хорошо. Оставайтесь, если хотите, Владимиром Безотчествовичем. Что так Митя копается? Он заставит меня...
Тут Сухарев покачнулся, чуть не выронил пистолет. Володя пригнулся и успел сделать один шаг.
- Стоять! - крикнул Сухарев. - Всё в порядке, Владим Владимович, я в норме. Больше не делайте резких движений.
- Я боялся, чтобы вы сами не сделали резкого движения пальцем.
Инна при этих словах лже-инспектора дёрнула головой.
- Тихо, милая, всё идёт хорошо, - сказал Сухарев. - Будь умницей, садись за терминал. Нужно проверить.
В комнату шаркающей походкой вошёл Синявский. Вид у него был жалкий.
- Знаете, Андрей, - обратился он к Сухареву. - Я не хочу во всём этом участвовать. Если дело дойдёт до разбирательства, так и знайте, приму сторону молодого человека (он кивнул Володе), пусть мне отсыплют что положено за старые грехи, но...
- На Марс захотели? - перебил Сухарев.
Митя пожевал губами и ответил едва слышно: 'Лучше на Марс, чем всю жизнь потом есть себя поедом'.
- Вы излучатели перенастроили?
- Да, - шепнул Митя.
- Проверим. Что там, милая?
Володе, в отличие от Сухарева, ответ на этот вопрос не был нужен. Он давно уже видел в экранном окне то собственную физиономию, то склонённую голову психофизика, то растерянное лицо Горина. Излучатели были настроены на мозг Сухарева.
- Всё готово к переносу, - ответила мисс Гладких.
Володя заметил: Инна совершенно перестала нервничать, тон будничный, - но обдумать, с чем это связано, не успел. Увидел, что Горин переменился в лице, на что-то решился.
- Ян Алексеевич, осторожно! - предостерёг Владимир.
- Что? - Сухарев тоже глянул на Горина.
- Это не мне нужно стеречься, - сказал тот. - Андрей, ты не учёл одной мелочи. Нельзя запускать перенос, пока ты здесь, тебя нужно уложить на кушетку и задвинуть силикофлексовую диафрагму. Я не понимаю, как ты ухитришься сделать это, держа нас под прицелом. И перенос не делается мгновенно. Пока ты будешь валяться там без памяти, тебя свяжет по рукам и ногам любой из нас. Даже ребёнок сможет.
- Сразу видно, Ян Алексеевич, - с издевкой ответил Сухарев, - что в детстве вы любили фильмы про разведчиков. К сожалению, по ним нельзя научиться продумывать игру на несколько ходов вперёд. Инна!
Володя пропустил удобный момент. Миг - и ситуация усложнилась. Рукоять пистолета теперь сжимала рука женщины.
Глава 12. Рука женщины
У меня сердце оборвалось, когда Андрей покачнулся и дёрнул пистолетом. Шевельнёт пальцем и - готово. Тот парень в синем тоже, видимо, сообразил, чем это чревато, сделал движение - схватить за руку, - но не успел. Андрей быстро пришёл в себя.
- Стоять! - крикнул он. - Всё в порядке, Владим Владимович, я в норме. Больше не делайте резких движений.
Парень что-то ему ответил, я не разобрал, сердце расходилось. Я заметил, как побледнела Инна. Потом вернулся Митя, толкнул меня плечом, вид у него был - на море и обратно. Стал лепетать какую-то чепуху, что он-де не хочет участвовать, и что лучше ему отправиться на Марс. А я всё смотрел на Инну, и мне до крайности не нравилось то, что творилось с её лицом. За пять лет хочешь - не хочешь, а выучишься читать по выражению лица мысли - Инна решилась на что-то. Точно так же выглядела, когда пришла просить, чтобы я отпустил её к Сухареву, потому что, мол, в картографии мозга у аспирантки Гладких есть шанс продвинуться, а в математике - ни малейшего. Я знал, что она права, знал это и тогда, когда она после выпуска пришла поступать в аспирантуру, но ничего с собой поделать не мог - жалел. Очень она была похожа на Лильку, особенно когда вот так вот обдумывала отчаянный шаг. Что он говорит? А, приказывает проверить настройку излучателей. И так понятно - перенастроены, он должен был ощутить сам. Что он задумал?
- Всё готово к переносу, - ответила Инна.
Удивительно. Он вовсе не просил её готовить перенос, подумал я мимоходом, но у меня мелькнула новая мысль: во время переноса он потеряет сознание минут на пять, можно будет воспользоваться. Он что - не понимает? Остановить его?
- Ян Алексеевич, осторожно! - сказал мне тот, кого все они звали Владимиром. Решил остеречь, думал я сейчас на Андрея брошусь. И тот тоже вскинулся: 'Что?' - и пушку свою наставил. Глупец. Но четыре года всем нам мозги пудрить ума хватило. Образумить его?
- Это не мне нужно стеречься, - сказал я. - Андрей, ты не учёл одной мелочи. Нельзя запускать перенос, пока ты здесь, тебя нужно уложить на кушетку и задвинуть силикофлексовую диафрагму. Я не понимаю, как ты ухитришься сделать это, держа нас под прицелом. И перенос не делается мгновенно. Пока ты будешь валяться там без памяти, тебя свяжет по рукам и ногам любой из нас. Даже ребёнок сможет.
Говорю это, и понимаю - зря. У Андрея такая физиономия, как будто чихнуть собрался. Вижу: сейчас язвить начнёт. Чихать ему на мои предостережения, всё давно продумал.
- Сразу видно, Ян Алексеевич, - сказал он, - что в детстве вы любили фильмы про разведчиков. К сожалению, по ним нельзя научиться продумывать игру на несколько ходов вперёд.
И не поворачивая головы, позвал: 'Инна!'
А, вот в чём дело!
- Если кто-нибудь дёрнется, стреляй сразу, без разговоров, - так он ей сказал. Точно таким тоном, каким давал указание построить модель или пересчитать коэффициенты. И по Инне видно - она колебаться не станет. На меня смотрит с ненавистью. Почему? Что я ей такого... Не помню. Что-то случилось вчера. Что-то стыдное. Слёзы, крики. Почему я не могу вспомнить? Ведь всё остальное... Или не всё?
- Крикнешь, когда будешь готов, - попросила Инна. Это она Андрею. Понятно. Он сейчас ляжет на кушетку, крикнет, что готов. Ей останется запустить процесс. Одно нажатие - и всё. 'Аристо' задвинет диафрагму, всё будет кончено.
- Инна, - говорю ей, - не делайте этого, он станет идиотом.
- Только из-за того, что получит ваши воспоминания? - усмехнулась она. - Вы невысокого мнения о себе самом. Но в чём-то вы правы, в некоторых вопросах, Ян Алексеевич, вы вели себя как идиот. И нечего на меня так смотреть, скажите спасибо, что не выразилась хуже.
Что я ей сделал? Господи, только бы...
- Готово! - крикнул Сухарев. Инна не глядя ткнула в клавиатуру. Пистолет был теперь нацелен на того парня, на Владимира.
Всё кончено, подумал я, вот и перегородка закрылась. 'Бип!' - пискнул терминал. Перенос пошёл.
- Я вас предупредил, - мрачно сказал я. Горько мне было: слишком много узнал за последние полчаса. Андрей - мелкий негодяй. Инна...
- Ваши предупреждения! - Инна фыркнула. - Корчите из себя бога-творца, а на деле - похотливый старик с детскими комплексами. И предатель к тому же. Если бы не мы, ещё вчера отдали бы вот этому (она кивнула Владимиру) нашу работу. Мы корячились четыре года, носились с вами: 'Ах, Ян Алексеевич, мы вас не оставим, пока не закончим!' И как вы нас отблагодарили? Результаты - себе, нас - на Марс? Жаль, Андрюша мне раньше не рассказал. Дура несчастная, всё видела и не догадывалась, к чему идёт дело! И надо же мне было, дуре, вчера, вместо того, чтоб сразу поехать в Триест... А всё почему? Никак не могла очухаться после ваши мерзких, слюнявых...
- А зачем в Триест? - внезапно спросил Владимир.