- Мозг постепенно устает, - пояснил Фостер. - Это цена, которую он платит за свое долголетие. Он должен обновиться. Жизненные потрясения и лишения ускоряют Переход. Я старался отодвинуть его в течение многих веков, но в конце концов почувствовал, что он наступает… Дома, на Валлоне, - продолжал он, - человек в таком случае обычно снимает копию своей памяти, которая хранится в электронном регистраторе, а после Перехода использует ее для восстановления старых воспоминаний в обновленном теле. Но, поскольку я был оторван от своего мира, память, которую я терял, должна была уйти безвозвратно… Я сделал все, что было в моих силах: нашел безопасное место, заготовил самому себе послание, чтобы прочитать после того, как очнусь…
- Когда вы пришли в себя там, в гостинице, вы всего за одну ночь стали вновь молодым. Как это могло случиться?
- Когда мозг обновляется, стирая следы времени, вместе с ним регенерирует и тело. Кожа избавляется от морщин, а мускулы - от усталости. Они вновь становятся такими же, как были.
- При первой нашей встрече вы рассказали мне, что последний раз теряли память сравнительно недавно, в 1918 году.
- Ваш мир жесток, Лиджен. Я, видимо, терял память не один раз. И где-то когда-то потерял жизненно важное звено: забыл, что ищу. Поэтому когда на меня снова напали Охотники, я, ничего не понимая, обратился в бегство.
- В своем доме в Мейпорте вы установили пулемет. Он что, мог пригодиться против Охотников?
- Думаю, что нет, - ответил Фостер. - Но я этого не знал, я только знал, что за мной охотятся.
- К тому времени вы уже могли бы сделать сигнальный маяк, - размышлял я, - но забыли как… Или что - может, он вообще больше вам не нужен?
- Но в конце концов я все выяснил… с вашей помощью, Лиджен. И все же тайна остается: что случилось на борту корабля так много веков назад? Как я оказался здесь? Кто убил остальных?
- Послушайте, - сказал я, - вот вам гипотеза: пока вы снимали копию со своей памяти, возник бунт. А когда вы очнулись, все кончилось - экипаж был мертв.
- Возможно, - сказал Фостер. - Но когда-нибудь я должен узнать правду обо всем этом.
- Одно непонятно, почему никто с Валлона не прилетел за этим кораблем. Он же все время был здесь, на орбите.
- Представьте себе всю безмерность пространства, Лиджен. А Земля - всего лишь крошечный мир среди мириадов звезд.
- Но ведь на ней была оборудована станция для управления вашими кораблями. Похоже, что Землю регулярно посещали. Да и книги со снимками - они свидетельствуют о том, что ваши люди прилетали к нам и улетали на протяжении тысячелетий. Почему это прекратилось?
- Такие маяки установлены в тысячах миров, - ответил Фостер. - Вообразите, что это буй, указывающий на риф, или тропа первопроходца в чаще. Пройдут века, прежде чем какой-нибудь странник снова наткнется на нее. Тот факт, что вентиляционная шахта в Стонхендже, когда я впервые там приземлился, была завалена многовековыми обломками, свидетельствует о том, насколько редко посещался ваш мир.
Я задумался над словами Фостера. Кусочек за кусочком он складывал мозаику прошлого, но она была еще далеко не полной. У меня возникла идея:
- Послушайте, вы сказали, что очнулись тогда на столе регистратора сразу после восстановления памяти. А почему бы не попытаться повторить это восстановление сейчас? Конечно, если ваш мозг сможет выдержать такую нагрузку через столь короткий промежуток времени.
- Да, - резко поднявшись, сказал он. - Это - шанс. Пошли!
Я прошел за ним из библиотеки в ту комнату, где валялись скелеты. Он с любопытством стал их осматривать.
- Стычка что надо, - прокомментировал я. - Целых три.
- Судя по всему, это комната, где я очнулся, - произнес Фостер. - А вот люди, которых я увидел мертвыми.
- Они и сейчас не очень живые, - заметил я. - Так как же насчет регистратора?
Фостер подошел к этой необычной кушетке, наклонился рядом с ней, но потом отрицательно закачал головой:
- Нет. Конечно, ее здесь нет…
- Чего?
- Копии моей памяти, которая использовалась тогда для восстановления.
Вдруг я вспомнил о цилиндре, который прикарманил несколько часов назад. С непонятно почему забившимся сердцем я поднял его в зажатом кулаке вверх так же нетерпеливо-торжественно, как тянет руку ученик, когда знает правильный ответ:
- Этот?
Фостер лишь мельком взглянул на него.
- Нет, этот чист так же, как к другие, что выстроены там. - Он указал на полку на противоположной стене с цилиндрами, окрашенными под олово. - Это на случай, если срочно потребуется произвести запись. Заполненные же носители обычно кодируются цветными линиями.
- Этого и следовало ожидать, - сказал я. - Иначе все оказалось бы слишком уж просто. Нам, видно, суждено добираться до цели самым сложным путем. Да-а, нелегко будет найти под таким большим комодом пуговку от воротничка, но мы попытаемся.
- В том нет нужды. Я восстановлю свое прошлое, когда вернусь на Валлон. Там, в хранилищах, содержится копия памяти любого гражданина.
- Но ваша была здесь, с вами.
- Она - лишь вторая копия. Основная же всегда хранится в Окк-Хамилоте.
- Представляю, как вам хочется вернуться туда, - произнес я. - Каким счастьем будет для вас попасть домой после стольких лет отсутствия! Кстати о годах. Вы можете сказать, как долго пробыли на Земле в отрыве от своих?
- Я потерял счет дням уже давным-давно, - ответил Фостер. - Я мог бы сказать лишь очень приблизительно.
- Ну и сколько примерно? - продолжал настаивать я.
- С того времени, как я покинул этот корабль, Лиджен, - произнес он, - прошло три тысячи лет.
- Мне очень жаль, что наша команда распадается, - признался я. - Я уже почти начал привыкать к роли бестолкового ученика. Мне будет вас не хватать, Фостер.
- Полетим со мной на Валлон, - предложил он.
Мы стояли в наблюдательной рубке, глядя на залитую светом поверхность Земли в тридцати тысячах миль от нас. Ниже ее, подобно вырезанной из картона игрушке, висел мертвенно-бледный диск луны.
- Как бы то ни было, спасибо вам, дружище, - промолвил я. - Конечно, хотелось бы посмотреть на эти ваши другие миры, но боюсь, что в конце концов от этого останется только сожаление. Что толку дарить эскимосу телевизор? Буду я торчать на Валлоне и чахнуть по дому, по этим изнуренным людям, по этим мерзким запахам и по всему прочему.
- Когда-нибудь вы сможете вернуться.
- Насколько я разбираюсь в путешествиях на кораблях, подобных этому, я вернусь назад не ранее чем через пару столетий, хотя продолжительность самой дороги мне покажется всего лишь в несколько недель. А я бы хотел прожить свою жизнь здесь, среди людей, которых знаю, в мире, с которым сросся. В нем есть свои недостатки, но это мой дом.
- Тогда, - с сожалением сказал Фостер, - я больше ничего не могу сделать, чтобы вознаградить вас за вашу терпимость и выразить вам свою благодарность.
- Ну, кое-что все-таки можете, - сказал я, - Позвольте мне взять спасательный модуль и набить его кое-каким добром из библиотеки, несколькими камешками из хранилища и парочкой небольших механических безделушек. Думаю, что я смогу продать их так, что выровняю свою пошатнувшуюся экономику, а может быть, даже обеспечу себя на всю жизнь. Я ведь, как вы выразились, материалист.
- Как хотите, - ответил Фостер. - Берите все, что пожелаете.
- Когда я вернусь назад, - продолжал я, - то сделаю еще кое-что: расчищу вход в туннель ровно настолько, чтобы туда могла пролезть термитная бомба. Если, конечно, станция еще не обнаружена.
- Насколько я могу судить по сдержанному характеру местного населения, эта тайна сохранится еще, по меньшей мере, три поколения.
- Я посажу модуль в глухом месте, чтоб его не засек радар, - рассуждал я. - Время пока подходящее. А то еще несколько лет и такое станет невозможным.
- Да. И этот корабль будет обнаружен, несмотря на его противорадиолокационные экраны, - добавил Фостер.
Я взглянул на огромный гладкий шар, сияющий среди абсолютной тьмы. На поверхности Тихого океана играло яркое отражение солнца.
- Мне кажется, там внизу я вижу отличный островок, то, что надо, - разошелся я. - Ну а если он не подойдет, остается еще миллион других для выбора.
- А вы изменились, Лиджен, - заметил Фостер. - Сейчас вы разговариваете как человек, в котором есть много joie de vivre.
- Мне всегда казалось, что я - один из тех парней, которым всегда не везет, - ответил я. - Но стоя здесь и глядя на весь мир, я почувствовал что-то такое, отчего подобные мысли начинают казаться глупыми, Там внизу есть все, что нужно человеку, чтобы поймать свою удачу… даже если у него нет запаса товаров на продажу.
- В каждом мире свои правила жизни, - произнес Фостер, - в одном сложнее, в другом проще. Но столкнуться с вашей реальностью - это настоящий вызов.
- Я… и Вселенная, - провозгласил я. - Да на таком фоне и неудачник будет, выглядеть красавцем.
И повернулся к Фостеру:
- Мы находимся на орбите с периодом обращения десять часов. Пора приступать к делу. Я хочу посадить модуль в южной части Южной Америки - там есть одно место, где можно разгрузиться без необходимости отвечать кое-кому на множество вопросов.
- В вашем распоряжении есть несколько часов до наиболее подходящего момента старта, - сказал Фостер. - Не надо торопиться.
- Может, и не надо, - заметил я, - но у меня много дел…
Я в последний раз взглянул на величественную планету на обзорном экране:
- …и мне не терпится начать…
ГЛАВА VIII
Я сидел на террасе, наблюдая, как солнце погружается в море, и думая о Фостере, который находился где-то там, за пурпуром далекого горизонта, и наконец возвращался домой на корабле, который прождал его три тысячи лет. Было странно представлять себя на его месте, летящим почти со скоростью света. Для него прошло всего несколько дней, а для меня - три года… три коротких года, которыми я очень удачно воспользовался.
Самое тяжелое время меня ожидало в первые несколько месяцев после того, как я посадил модуль в каньоне пустынной местности к югу от небольшого перуанского города под названием Иценка. Я проторчал у модуля целую неделю, чтобы убедиться, что вокруг не соберутся бдительные граждане со своими полезными советами и затруднительными для меня вопросами. Затем, увязав в узелок несколько тщательно отобранных образцов товара для начала своей новой карьеры, я доехал на попутных до города. Две недели мне пришлось вкалывать, врать, мошенничать или упрашивать, чтобы добраться до портового города Калао, и еще неделю, чтобы пристроиться палубным матросом на банановоз, направляющийся в сторону моего дома. В Тампе я смылся на берег и, не привлекая особого внимания, добрался до Майами. Насколько я понял, полиция уже потеряла ко мне интерес.
Мое появление не вызвало восторга у моей старой подружки, сеньориты тяжелой весовой категории. Тем не менее, она помогла мне устроиться, и я приступил к реализации плана обратить мои сувениры в деньги.
Я захватил с собой из модуля полный карман маленьких серых пластинок, смахивающих на кости домино, но в действительности представляющих собой фильмы, и к ним маленький проектор. Но я не думал их продавать. Я договорился со старым знакомым из числа деловых людей снять фильм для частного показа, пообещав при этом очень низкие затраты. Установив проектор, я принялся крутить свои фильмы, а он переснимал их на 35-миллиметровую пленку. Я сказал ему, что вывез эти фильмы контрабандой из Восточной Германии. О фрицах он был невысокого мнения, но ему пришлось отдать должное их техническому мастерству: комбинированные съемки были просто сногсшибательными. Особенно ему нравился фильм, который я назвал "Охота на мамонта".
В общей сложности у меня было двенадцать фильмов. Сделав незначительные редакторские сокращения и добавив титры с комментариями, мы получили динамичные короткометражные сюжеты по двадцать минут каждый. Мой компаньон вышел на своего друга в Нью-Йорке, который занимался распространением кинопродукции, и после осторожной полемики по поводу условий контракта мы заключили сделку на сто тысяч долларов за все двенадцать роликов с возможностью продажи следующей дюжины по такой же цене.
Через неделю после также осторожного пробного показа фильмов в провинциальных кинотеатрах в окрестностях Байонна, штат Нью-Джерси, мне, без всяких вопросов предложили полмиллиона за следующую партию. Пообещав ему проценты, я оставил своего приятеля Майка улаживать детали, а сам отправился назад в Иценку.
Модуль был на том же месте, где я его оставил. Степень вероятности, что его случайно найдут, была ничтожно малой, так что он мог спокойно торчать здесь еще лет пятьдесят.
Команде, которую я привел с собой, я объяснил, что это макет ракетного корабля, являющийся реквизитом для фильма, который я снимаю. Я позволил им все облазить, чтобы они сбросили давление любопытства в своих головах. Общее мнение было таково: этой штукой никого не проведешь - ни хвостового оперения, ни лучевых пушек, а приборная панель - вообще курам на смех. Но поскольку я им платил, они принялись воздвигать систему маскировочных сетей (в соответствии с моим сценарием) и сгружать мои товары.
Спустя год после возвращения домой, я уже имел собственный остров - квадратную милю суши с идеальным климатом в пятнадцати милях от побережья Перу - и дом, в котором архитектор учел каждый мой каприз, чем заслуженно заработал себе целое состояние. Самый верхний этаж дома - по сути дела башня - был чем-то вроде огромного сейфа. Именно там я хранил свой запас товаров. Я распродал большую часть из тех примерно ста фильмов, которые прихватил, расставаясь с Фостером. Но у меня еще оставалось много другого товара. Сам проектор был весьма дорогой вещью: его автономная система питания преобразовывала ядерную энергию в свет с эффективностью в 99 процентов. Он последовательно сканировал "пленку" по молекулярным слоям и проецировал непрерывную картину - не то, что наши мигалки по 16 кадров в секунду. Цвет и звук были совсем как в жизни, так что мой дистрибьютор иногда жаловался мне, что при пересъемке на самую лучшую пленку фирмы "Текниколор" цвет изображения казался каким-то блеклым.
Принцип работы проектора был до сих пор абсолютно неизвестным и, по крайней мере, теоретически значительно превышал уровень понимания наших физиков. Но практическое его применение было проще простого. Я рассчитал, что при наличии нужных связей в научных кругах, которые помогли бы мне внедрить эту систему, я быстро налажу индустрию и она принесет миллиардные доходы. Я уже выпустил на рынок несколько своих штучек: прочную бумагу для изготовления рубашек и белья, химический состав, от которого зубы делались белыми, как свежевыпавший снег, переливающийся всеми цветами художественных красок. С теми знаниями, что я почерпнул из своих стержней-памяток я владел технологиями для целой сотни новых индустрии. Но все равно мои возможности были бы далеко не исчерпаны.
Большую часть года я провел, разъезжав по свету и получая все то, что может дать человеку свобода, помноженная на доллары. Следующий год я посвятил обустройству острова, покупке картин, ковров, серебра для дома… и концертного рояля - когда первоначальное опьянение экономической свободой у меня прошло, я снова стал наслаждаться музыкой.
В течение шести месяцев я держал собственного спортивного тренера на полной ставке; он круглосуточно следил за режимом моего питания, сна и за выполнением всех придуманных им атлетических упражнений, которые только могло перенести мое бедное тело, В конце курса занятий я приобрел отличную форму, а от моего тренера осталась одна лишь тень. Я стал искать новое хобби.
Но сейчас, по прошествии трех лет, началось то, от чего я зарекался: меня стала доставать скука - болезнь всех богатых бездельников. Мечтать о богатстве и иметь его - совершенно разные вещи. И я начал вспоминать почти с ностальгией старые крутые времена, когда каждый день был приключением; то с полицейскими, то с голодным желудком, то с неутоленными желаниями.
Конечно, нельзя сказать, что от богатства я особенно страдал. Развалясь в удобном кресле, я отдыхал после целого дня, проведенного на рыбалке или за скромным обедом с шатобрианом. Я курил тонкую сигару, скрученную виртуозом своего дела из листьев лучшего в мире табака, и наслаждался прекрасной музыкой в таком звучаний, какое могла обеспечить самая качественная аппаратура стоимостью в тысячи долларов. А окружавшую меня местность, хоть она и была бесплатной, можно было бы оценить в миллион долларов за минуту созерцания. Потом я прогуляюсь к эллингу, заведу свой катер с мотором фирмы "Роллс-Ройс" и поплыву на большую землю. Там я пересяду в свой "кадиллак" с откидным верхом и поеду в город, где высокая брюнетка из Стокгольма ждет, чтобы я сводил ее в кино. Моя постоянная подружка была трудолюбивой секретаршей в электронной фирме.
Я докурил свою сигару и подался вперед, чтобы бросить окурок в большую серебряную пепельницу, но тут что-то далекое на красной от заходящего солнца морской глади привлекло мое внимание, Я прищурился и попробовал разглядеть, что это такое, затем сходил в дом и вернулся с мощным биноклем. Наведя резкость, я стал изучать темную точку, которая уже четко вырисовывалась на фоне неба. Прямо к моему острову шел тяжелый моторный катер.
Я наблюдал, как он приближается, разворачивается у бетонного пирса длиной в сто футов - его я выстроил за волноломом - и причаливает бортом под рокот мощных двигателей. Потом двигатели смолкли, и в наступившей тишине катер закачался у пирса. Я изучал его серо-голубой корпус и неприметный флаг на корме. На баке стояли два палубных орудия, а по бортам размещались четыре пусковых устройства, заряженные торпедами. Но все железо катера не оставило у меня и половины того впечатления, которое произвели шеренги выстроившихся на палубе солдат в касках.
Я продолжал наблюдать. Солдаты сошли на пирс и построились двумя отделениями. Я насчитал 48 солдат и двух офицеров. До меня донесся слабни звук отрывистых команд, и колонна двинулась по мощеной дороге, извивающейся среди высаженных королевских пальм и кустов китайской розы, к широкой подъездной аллее, которая плавно заворачивала к моему дому. Они остановились, повернулись по команде налево и замерли по стойке "смирно". По аллее, стараясь выглядеть естественно, насколько позволяли обстоятельства, поднялись два офицера в парадной форме и толстый, коротконогий штатский с "дипломатом" в руке. Они остановились у подножия широкой мраморной лестницы, ведущей к крыльцу.
Возглавляющий группу военный - по званию не менее, чем бригадный генерал, - глянул вверх и спросил:
- Разрешите подняться, сэр?
Я обвел взглядом молчаливые шеренги, выстроившиеся у начала аллеи, и сказал:
- Если ребята хотят попить водички, сержант, скажите им, чтобы шли сюда.
- Я - генерал Смейл, - поправил он меня, - Это - полковник сухопутных войск Перу Санчес, - он указал на второго военного, - и мистер Пруффи из посольства США в Лиме.
- Привет, мистер Пруффи, - произнес я. - Привет, мистер Санчес. Привет..
- Этот… гм… визит носит официальный характер, мистер Лиджен, - начал генерал, - по делу чрезвычайной важности, затрагивающему безопасность вашей страны.