И вообще, подумаешь, в одной комнате с легендой! Да с ней такое по сто раз на дню происходит!
Тем временем инспектор Элрик открыл глаза и заморгал ими, щурясь от неяркого серого света, заливающего комнату. Его лицо исказила какая-то странная гримаса, как будто он пытался что-то вспомнить, и не мог.
"Ну вот, - со страхом подумала Мари. - Сейчас повторится то же, что и с беднягой Михаэлем…"
Он повернул голову и увидел Лизу Мустанг.
- Лиза? - он поморгал снова, и Мари почувствовала, что ей надо срочно сесть на стул, а не то ноги ее не удержат. Но стул был за спиной у мадам Мустанг, так что она отступила на пару шагов и уселась на широкий подоконник. А, плевать…
Жена фюрера кивнула.
- Да… мне позвонили, и я сразу же приехала. Что случилось, Эд?
- А вы кто? - Эдвард Элрик посмотрел на Мари.
- Врач, - сказала она. - Врач из Маринбурга. Ассистировала вашему брату, и… - это тоже была заготовленная фраза, но ей не дали произнести ее до конца. Инспектор Элрик нервно облизнул сухие губы, и хрипло спросил:
- Ал! Что с Алом?! С ним все в порядке?!
- Нет… - Мари качнула головой. - Боюсь… боюсь, что нет. Он пропал. Мы искали. Но пожар…
Даже комка в горле не было, словно чужой человек слова произнес.
- Был взрыв? - спросил старший Элрик.
- Да…
- Черт… Ал… как же ты так…
Мари увидела, что зубы его сцеплены в жуткой гримасе, и что из плотно зажмуренных глаз его текут слезы. Со страхом она поняла: он уверен, что его младший брат мертв. Он все помнит и что-то знает. Надежды найти Альфонса Элрика действительно нет.
- Нет… - прошептала Мари. - Нет… нет… нет! Ну может же быть какая-то надежда!
Инспектор Элрик ничего не отвечал ей. Он плакал, отчаянно, сдавленно, полузадушено всхлипывая… каждый всхлип был больше похож на стон, потому что мужчины вроде него не умеют плакать, они разучились это делать, но иногда случаются такие моменты, когда не плакать нельзя…
Мари, как зачарованная, смотрела на его правую руку, на металлические пальцы, которые все пытаются и пытаются сжаться, но лишь слегка подрагивают - повреждения автопротеза оказались слишком сильными, и, хотя сама ладонь была цела, сигналы от нервов не проходили… а потом она заметила, что из левого кулака течет кровь.
Глава 8. Что рассказали Курт и Альберт
Она вышла из палаты и бездумно остановилась посреди коридора. Отвратительное ощущение…. Этот серый слякотный свет, и гладкий скользкий пол, как будто водой покрыт…
Мари остановилась у окна (оно выходило не во двор, как окно палаты, а на проезжую часть, где не было ни единой машины - Орвиль город маленький). Девушка смотрела в окно, и понимала, что понятия не имеет, что ей делать дальше.
В Орвиле у Мари не было ни друзей, ни знакомых. По крайней мере, тех, о которых она знала - мало ли куда могло разметать девчонок из ее университетской группы. На гостиницу денег она тоже с собой не догадалась прихватить. Деньги были - за работу в глуши неплохо доплачивали, а тратить Мари все равно почти ничего не тратила. Если бы она не проявила себя такой растяпой…
Значит, надо ехать домой. Домой она всегда даже без денег доберется - на крайний случай, попросит госпитальное начальство закинуть. Ведь она сюда не абы как приехала, с пациентом, ей полагается проезд обратно… Хотя этого ужасно не хочется. Вообще ничего не хочется. Хочется тупо сидеть на стуле в коридоре, и ничего не делать…
Кто-то положил Мари руку на плечо. Она вскинула голову - это был Вайсен.
- Мари, вам есть, где остановиться? - участливо спросил пожилой врач.
Мари покачала головой.
- А то давайте у меня, - предложил он. - С тех пор, как моя старшая дочь уехала в Столицу учиться, у нас пустует одна комната. Мирей будет вам очень рада. Она вроде бы тоже из ваших краев.
Мари улыбнулась.
- Спасибо, Петер, я вам очень благодарна. Я бы с удовольствием переждала у вас немного, а завтра поехала бы назад.
- На том и порешим. Через двадцать минут кончается моя смена, подождите меня в холле.
У Вайсена была своя машина, и Мари заснула еще по пути, несмотря на то, что дорога была ужасно плохая. Колдобина на колдобине, как говорится. Она очень смутно запомнила жену Вайсена - раньше никогда ее не встречала. Помнила только, что ее положили спать в комнату, всю завешенную какими-то плакатами, и милосердно оставили одну. Мари не знала, что ей хочется больше - плакать или спать.
Плакать она не стала - заснула.
А проснулась от спорящих за дверью голосов. Один, женский, говорил что-то насчет законов гостеприимства, другой, мужской, что-то упорно доказывал. Мари не слышала, что именно - толстая дверь перекрывала все звуки. Она приподнялась на локте и без всякого удивления обнаружила, что спала одетой. Н-да… бывает.
Мари встала, попыталась руками привести в порядок волосы (всем длинноволосым расчесываться по утрам - наказание, но для кудрявых это нехитрое занятие превращается в настоящую пытку)… ну и ладно, не на бал идет… и распахнула дверь. Как и следовало ожидать, хозяйка дома - жена Вайсена - отбивала натиск симпатичного молодого человека, вооруженного армейской рацией и кобурой под пиджаком (кобуру Мари засекла почти случайно - молодой человек в какой-то момент неудачно пошевелился).
Они оживленно спорили на лестнице. Мари уловила обрывок фразы:
- …государственной важности, мадам!
- А мне все равно, юноша! - твердо отвечала хозяйка. - Девочка намаялась, спит, не дам…
- Я уже не сполю, фрау Вайсен, - произнесла Мари, сразу почувствовав все те часы сна, которые она недобрала. - В чем дело, молодой человек?
- Вас вызывают в госпиталь. К подполковнику Элрику.
"Ал - майор", - обрезала она крылья толкнувшейся надежде. Только сказала:
- Ему хуже? Нужен врач?
Ну да, раскатала губешку. Как будто в районной больнице врачей мало.
- Нет, служба, мадемуазель. Нужны ваши свидетельские показания.
Мари отметила: ушлый оказался служака. Последнюю фразу он произнес на ее родном наречии, которое ни в Столице, ни к Востоку от нее практически не употребляли. Оттого и "мадемуазелью" назвал. Интересно, а, кроме стандартных "мисс", "фройляйн" и "мадемуазель", обратиться "донна", "сан" или "барышня" секретарь жены фюрера в состоянии?
Наверное, да. За то и держат. Многонациональная, черт ее побери, держава.
И сей достойный факт вызывал в настоящий момент только раздражение. Деньги секретарей учить находят, а спасать собственных сотрудников… высоких… с бородкой… у них средств нет!
Но вслух Мари только сердито спросила:
- Вы что, допускаете полуживых к расследованию?
Молодой человек даже плечами не пожал. Он был при исполнении, и ему было все равно.
Мари довезли до больницы с ветерком: вчера ей показалось, что Вайсен живет от госпиталя гораздо дальше. Вот в такие моменты и понимаешь, что расстояние и время - действительно понятия в высшей степени относительные. Особенно они зависят от транспортных средств: одно дело разболтанный пикапчик, а совсем другое - армейская тачка невнятной модели, но с дикими количеством л.с. под капотом.
А еще Мари подумала - не туда попала. Вчера госпиталь показался ей совсем другим. Разве были тут такие высокие потолки, разве пахло так сильно лекарствами?..
С кресла в холле поднялся ей на встречу мельник, дед Курта.
- О господи! А вы-то что здесь делаете? - спросила Мари вместо приветствия. Как минимум невежливо спросила.
- Я? - старик враждебно смотрел на нее темными слезящимися глазами. - Всю деревню эвакуировали, фройляйн Варди. Всех до единого. А я здесь… внука жду.
- Что с Куртом? - ахнула Мари. Про эвакуацию Маринбурга она спрашивать не стала. Потом. Успеется.
Хотя, конечно… Что такое произошло в деревне?
- На допросе, - неохотно сказал мельник. - Допрашивают его с дружком его. Обещали отпустить скоро.
- Где вас поселили? - спросила Мари.
- Часть - в казармах. Холостяков, в основном, - пожал плечами старый мельник. - Часть - по гостиницам. Когда вы уехали, все быстро завертелось…
- Ладно, извините, меня вызывают! - Мари заметила, что секретарь фюрерской жены торопит ее, демонстративно поглядывая на часы. - Я вас найду! Мне надо с вами поговорить!
Мельник ничего не ответил. Так и стоял в коридоре, и мял в жилистых коричневых руках клетчатую кепку. Насколько Мари могла припомнить, он никогда с ней не расставался.
…Мари зашла в палату, и первым делом увидела Курта и Альберта. Оба мальчишки, потрепанные и какие-то несчастные, сидели на стульях, повесив головы. Женщина-военный, которую Мари раньше не видела, младший лейтенант, подпирала стену с выражением полнейшего бесстрастия на молодом лице.
А Эдвард Элрик сидел на кровати.
Мари знала, что у него сломано два ребра и правая нога, что у него несколько ранений в корпус, в том числе одно пулевое, и солидная потеря крови, но сейчас он совсем не выглядел изможденным, и отсутствие правой руки (очевидно, сняли для ремонта) выглядело каким-то недоразумением. Он сидел совершенно прямо, синий больничный халат казался мундиром без знаков различия, а взгляд золотистых глаз буквально испепелял. К счастью, гнев его, кажется, был направлен не на Мари. И не на мальчиков.
"На себя самого", - вдруг поняла она, и почему-то слегка испугалась.
- Здравствуйте, - сказал он ей. Тон его был мрачен. - Я попросил вас приехать сюда, потому что, как мне кажется, вы можете едва ли не больше всех мне рассказать о том, что происходило в тот день в Маринбурге.
- Боюсь, что нет, - покачала головой Мари. - Наверное, остальные свидетели вам уже все рассказали. Я же знаю очень мало. Только… я понимаю, может быть, это не скромно с моей стороны, я ведь простой сельский врач, а тут может быть государственная тайна… но не могли бы вы рассказать мне то, что случилось? Хотя бы в самых общих чертах? Хотя бы что произошло с инспектором Элриком! - она запнулась, почувствовав, что на этом месте ее голос приобрел горячность, быть может, неуместную. Хотя что уж теперь…
- За этим я вас и позвал, - голос его смягчился. - Кажется, вы приняли изрядное участие в этом деле. Было бы несправедливо, если бы вы так ничего и не узнали.
Мари промолчала. Она много чего могла бы сказать по этому поводу, но… но.
- Сперва расскажут одни свидетели, - сказал старший Элрик. - Потом - другой свидетель, то есть я. Потом - третий свидетель, то есть, вы. И, надеюсь, все станет ясно.
- Рассказывайте, мальчики, - инспектор кивнул Альберту и Курту. Те переглянулись… и рассказ, к удивлению Мари, начал Альберт.
…В тот день мальчишки и не думали следить за перемещениями инспектора Элрика. Нет, что вы! Даже и в мыслях не было. Они просто искали Грету.
Мысль эта явилась им давно, с самой пропажи девочки. Они не делились ей ни с кем, даже с докторшей: знали, что она, скорее всего, запретит. Или расскажет родителям. В общем, что-то нехорошее будет. Они просто исследовали окрестные леса - как настоящие естествопытатели. О, они показали себя с самой лучше стороны! В тот раз они как раз выяснили, что в километрах трех от деревни, в Гнилой Чаще (там мужики даже зимой не охотились, потому место было дурное, нехорошее, все об этом знали) находится что-то странное. Колючая проволока, протянутая посреди леса - это ведь странно, правда?.. Они собирались вернуться в деревню и все сообщить инспектору… ну, как раз собирались… были в процессе, в общем…
- Вот это шанс! - возбужденно прошептал Курт. - Ал, залезем туда сами и все расследуем! Смотри, взрослый по низу этой проволоки не протиснется, а мы как раз пролезем!
- По-моему, мы должны рассказать инспектору, - нерешительно произнес Альберт. - Ведь…
Он не закончил, но Курт и так его прекрасно понял. Все-таки, пропадали дети, их ровесники, так что это могло быть опасным. Кто знает, если они полезут туда, их могут попросту убить… или проволока под током.
- Должны, - согласился Курт. - Но… Слушай, инспектор нам ведь может не поверить. Потребует доказательства.
- Да нет, все равно сходит проверить, - возразил Альберт. - Он же не дурак. И вообще, я туда не полезу. Глупо это. И тебя не пущу. Сами пропадем, и Грету не вытащим.
- Я думал, ты мне друг! - вспылил Курт.
- Друг, - согласился Альберт. - Потому и не пущу.
Курт обиженно засопел и двинул Альберта локтем в бок. Альберт ответил ему тем же, но дальше драка не пошла - момент был не подходящий. Они лежали в густых пахучих папоротниках и напряженно размышляли. Курт думал о том, что если Альберт встал так уперто, его ни за что не переупрямишь. А одному идти ох как не хотелось… Но… что, если эти взрослые будут так долго телиться? Вдруг они дотянут до того, что Грету уже не спасешь?.. А может, Ал прав? Может, им надо просто вернуться в деревню и все рассказать? А иначе они просто пропадут оба… И Грета, и все другие, которых похитили, пропадут за компанию…
Ал же думал о том, что если Курт все-таки решит идти, то одного его он в любом случае не отпустит, потому что тогда это будет предательство, но ведь если он пойдет, то это будет такая махровая глупость… обоим же худо будет! А, с другой стороны, если Курт прав? Если взрослые - и даже Марихен! - ничего не смогут придумать, и Грета… Если только они с Куртом реально могут что-то сделать…
Ох, не простая эта работа - жизненно важные решения принимать!
- Ну, тогда пойдем в деревню… - начал Курт, и Альберт не успел вздохнуть с облегчением, как тут же кое-что заметил и торопливо положил руку на затылок Курта, прижал голову друга к земле - чтобы еще чего-нибудь не сказал.
- Ты чего? - зашипел Курт, которому едва не пришлось набить рот землей.
- Тсс… - пробормотал Альберт как можно тише. - Смотри…
Он отпустил затылок Курта, и они оба уставились во все глаза на то, что увидели. Немного поодаль от них к проволочной изгороди вышло двое. Одного они знали - это был приезжий инспектор, который классно дрался вчера и поселился у тети Марихен, про что все утро сплетничали кумушки (мама Альберта и незамужняя тетушка Курта - в том числе). Второй им был незнаком, а это уже говорило немало. Может, он приехал в Маринбург утром?.. Или не в Маринбург - в одну из соседних деревень… Но приехал точно: вид у него самый что ни на есть городской. Хорошо одет, короче говоря. А черное пальто - как таскает только в такую жару? - совсем как у Зорро из кино. Еще он был росту ниже среднего и очень жилистый. Этакая карманная версия героя.
Мужчины целеустремленно направлялись через папоротники прямо к колючей проволоке.
- Знаешь что, - сказал коротышка, - тебе лучше попробовать пробраться здесь. Когда я подам сигнал. Если не ошибаюсь, вот за теми деревьями должен быть бункер, о котором я тебе говорил.
- Ясно, - сказал инспектор. - Скажи, а нас сейчас, случайно, не просматривают?
- Это первая линия, - пояснил незнакомец. - Тут часовых нет. Только сигнализация. Метров через двести-триста - вторая линия, там обходы. Но вышек тут поставить нельзя, сам понимаешь: все равно из-за деревьев ничего не видно.
Инспектор кивнул.
- Ну что… - незнакомец усмехнулся. - Я пошел учинять безобразия. Смотри не сорвись до моего сигнала.
- Поменьше убивай, - посоветовал инспектор. - И вообще, не нарывайся на неприятности.
- Кто бы говорил, - фыркнул незнакомец.
- Помни, что наша главная задача - спасти детей, - вдруг очень серьезно произнес инспектор. - Я бы не хотел, чтобы ты в случае чего рванулся спасать МЕНЯ. Я все-таки уже большой мальчик.
- С чего это ты? - удивился второй.
- С того, что не далее как десять минут назад ты из-за этого чуть не попал под выстрел, когда в этом не было никакой нужды.
Незнакомец принужденно рассмеялся.
- Ну, я пошел, - сказал он.
И пошел вдоль колючей проволоки. Инспектор остался стоять где стоял, задумчиво глядя ему вслед.
- Они что, извращенцы? - шепнул Курт.
- Ты больше слушай, что девчонки болтают. По-моему, братья… - так же шепотом ответил Альберт. - Или очень давние друзья.
А инспектор вздохнул, пожал плечами… и внезапно резко развернулся, пошел прямо на мальчишек. Развел руками заросли папоротников и задумчиво взглянул на них.
- Эээ… здрасте, - сказал Курт.
- Добрый день… - пискнул Альберт.
- День добрый, - вздохнул инспектор. - И что вы тут делаете, а?
Мальчишки дружно потупили головы.
- Вы давно нашли это место? - спросил инспектор.
Друзья переглянулись.
- Только что… - ответил Курт.
- Не врете?
- Вот вам крест!
- Ну ладно… что вы знаете об этом месте?
- Мы думаем, что там держат Грету, - прошептал Альберт. - Мы… это… как раз хотели вернуться в деревню и все рассказать…
- Честно! - пылко подтвердил Курт.
- Ох, ребята, кого-то вы мне напоминаете… - укоризненно покачал головой инспектор. - Ладно, сейчас вы…
И вдруг он резко прервался и, не говоря более ничего, нырнул в заросли позади мальчишек. Залег моментально, с грацией, едва ли возможной для такого крупного мужчины.
- Что… - начал было Альберт, но Курт зажал ему рот ладонью. Ясно же было: тренированный инспектор заметил что-то, а мальчишки проморгали.
Инспектор протиснулся между ними, положил ладони им на головы и слегка прижал мальчишек к земле. Не так жестко, как это сделал недавно с Куртом Альберт, просто обозначил: молчите, мол.
Все трое замерли.
Секунды текли. Где-то в лесу беззаботно стучал дятел. Чуть поближе запела какая-то птица, и закашлялась, прервалась - тоже почуяла, как кто-то приближается.
А потом возник шелест травы и папоротников, и все трое увидели, как из-за деревьев по ту сторону колючей проволоки выскочили двое. Один нес ружье наперевес, другой - не то спящего, не то потерявшего сознание ребенка.
Альберт ахнул. В ребенке он узнал Петера.
- Ты чего! - воскликнул Курт.
А инспектору Элрику оставалось только материться сквозь зубы - потому что оба человека, естественно, услышали если не слова, то звуки. Они вскинули головы и уставились в сторону прячущихся. И ладно бы просто посмотрели - тот, что с ружьем, даже прицелился.
Инспектор хлопнул в ладоши и приложил руки к земле.
Ни Курт, ни Альберт не успели понять, что же все-таки произошло. Казалось, от ладоней инспектора по земле прокатилась волна, поднимая на свой гребень папоротник и густую траву, достигла людей с ребенком, вспучилась земляными копьями. Тот, что с ружьем, отскочил. Ружье выстрелило, но, к счастью, в молоко. Тот, что с мальчиком, уронил его на землю, но тоже сумел более или менее отпрыгнуть. Инспектор Элрик уже вскочил и рванул навстречу. Мальчишки увидели, как он снова хлопнул в ладоши, одной рукой буквально на секунду коснулся земли - снова вырос земляной столбик. Инспектор вспрыгнул на этот столбик и, сделав сальто, перемахнул через проволоку. А кончалась она выше его роста…
- Во дает! - восхищенно воскликнул Курт. - Он что, алхимичит без печати?!
Альберт только и мог, что кивнуть.
Инспектору хватило трех или четырех ударов, чтобы разобраться с непонятными личностями. Потом он подошел к лежащему на земле Петеру, проверил у него пульс, бережно подобрал мальчика и вернулся к проволоке.