- От отца не влетит! Он тоже считает, что Ганс не виноват! - возразил Альберт.
- А мне пускай влетает, - Курт тряхнул темной челкой. - Я уже деду говорил: если он меня пальцем тронет, я из дома сбегу! Уйду в Столицу, и стану знаменитым! Как Стальной алхимик!
- Это что еще за глупости?! - вскричал Ганс.
- Это кто еще такой?! - вскричала Мари одновременно с ним.
Но ответить мальчишки не успели. Потому что Квач зарычал опять, и стало понятно, что это не на мальчишек, а на появившихся людей. Шли они громко, даже удивительно было, как в пылу спора Мари и Ганс не заметили их раньше. Да… все верно. Практически весь мужской состав деревни. С вилами и факелами - уже начинало темнеть. Распаленные, напряженные лица, яростные глаза…
Они обступили полянку, высоко подняв факелы. Маленький пятачок земли, на котором стояли пожилой инвалид, женщина, собака и двое пацанов.
- Курт, хулиган ты эдакий, ты чего тут делаешь?! - воскликнул мельник. Был это высокий тощий старик с орлиным носом, ничуть не похожий на крепенького, коренастого Курта. - Иди сюда, щас же!
- Не-а, не пойду! - храбро крикнул Курт, только голос сорвался. - Вы Хромого Ганса будете убивать!
Мельник только поморщился брезгливо.
- Иди сюда, получишь ты у меня, - сухо сказал он. - И дружок твой пусть тоже идет.
- Действительно, мальчики, идите, - взял слово староста. Тоже в первых рядах, тоже глаза горят… действительно, ведь это башмачок его дочери нашли. Если мальчишки не врут. А с чего бы им врать?
- И вы идите, фройляйн Варди, - добавил он. - Не знаю уж, как вы здесь оказались, но…
Вот он, момент истины, Мари! Теперь еще можно уйти…спрятаться за спинами, и не знать, не чувствовать, не видеть… и остаться живой.
Квач тихо зарычал, приподнял верхнюю губу. "Тихо, тихо мой хороший, - сказала Мари вполголоса, машинально. - Рано пока… подожди чуть-чуть". Может быть, еще удастся договориться…
- Я здесь оказалась, потому что я, как врач, не могу спокойно смотреть, как люди нападают на беззащитного и невиновного! - воскликнула она. - Вы бы хоть улики предъявили!
Получилось, кажется, выспренно и неискренне. Да и голос у нее сорвался. Но… но что еще сказать-то? Книг она читала мало, все больше по специальности, юридической наукой вообще никогда не интересовалась. Откуда ей знать, что говорят адвокаты?! А страшно-то как, страшно… ведь эти люди еще недавно с ней на улицах раскланивались. И почему у них такие ужасные лица? Да, они разгневаны и напуганы, они бояться за участь детей, и их терзает ярая ненависть к тому, кто мог сделать что-то плохое с Анитой и Гретой и мальчиками. Но ведь Мари тоже мучают все эти чувства! А она не собирается ломать и крушить все подряд только потому, что подозревает кого-то. Так просто нельзя поступать. И она будет сильной. Она даже в приюте не трусила, когда девчонки хотели побить всей спальней…
Правда, девчонки не бросались всем скопом. Выходили по одной. И Мари, тогда, помнится, отделала всех… Последняя расквасила ей нос, но и только. Кит все равно сказал, что она будет "его девочкой", даже несмотря на нос. Он сказал, ему нужна была сильная…
Мари внутренне улыбнулась воспоминаниям своего несчастливого детства. И встала в боевую стойку.
- Будете убивать его - убивайте и меня! - крикнула она.
"Ну, пацанов-то они пощадят", - успела она подумать.
Кажется, мужчины заколебались. По крайней мере, какая-то тень сомнения появилась на лицах. Может быть, все еще и обойдется… Главное, не думать много. Надо войти в такое спокойное умиротворенное состояние, все видеть, все чувствовать, все замечать… как учил Тренер.
- Ведьма! - сквозь ряд протолкалась высокая, растрепанная женщина в пыльном платье. Глаза ее безумно горели, и Мари даже не сразу узнала фрау Лауген, жену старосты. В руках она держала что-то страшное… ну да, детскую ножку, обутую в кокетливый башмачок. Недавно в лавке у молочника фрау Лауген как раз хвасталась кумушкам, что муж привез из Столицы такие обеим дочкам: старшей Кирхен и младшенькой Аните. - Ведьма! Ты с ним заодно выходит! Может быть, ты наших детей и сгубила! Аниточку мою! Доченьку! - она завопила последнее слово с надрывом, и толпа мужчин расступилась вокруг нее. А Мари почувствовала, как все это страшно… неправдоподобно страшно. И темнее уже… То, что темнело, казалось почему-то особенно жутким. Словно днем было бы легче.
- Выходит, сначала я просидела две ночи рядом с Анитой, пытаясь сбить дифтерит, а потом заманила в лес и отрезала ногу, да?! - крикнула Мари. - Ну, значит так оно и было! Давай, давай, хочешь моей крови, женщина?!
Мари знала, что она говорит неправильно. Знала, что нельзя провоцировать толпу, иначе лавина страшных лиц, и горечи, и злобы обрушится на нее… вот толпа уже покачнулась, и люди… это будет страшно. Это будет страшнее, чем погибать под завалом, где не вздохнуть.
"Устала я, - подумала Мари. - День был суматошный. Поспать бы сейчас".
Смерть ее почему-то не пугала. Ганса было жалко. Вот уж человек невезучий… И Квача. Это ли симпатичные цивилизованные селяне середины двадцатого века?.. Как они потом друг другу в глаза смотреть будут?..
А может, до смерти не убьют? Может, всего только покалечат?..
Ага, "всего только"…
- Тогда уж убивайте меня, - произнес спокойный, уверенный и приятный голос. - Убивайте-убивайте. А потом ждите в гости все управление МЧС с министром во главе.
Спокойно, словно клипер бушующее море, плечом вперед, толпу рассек человек. Сделал несколько шагов по поляне, встал рядом с Мари. Был он высоким, хотя и не великаном. Просто высоким. Длинные светлые волосы собраны в хвост на затылке. Короткая светлая бородка аккуратно подстрижена. Очки-половинки слегка поблескивают в свете факелов. Лицо приятное, даже очень. Славное. Мужественное такое. Раньше Мари думала, что настолько приятные лица бывают только у ведущих киноактеров в каких-нибудь "производственных романах" (вот только длинные волосы эти актеры редко носят, да и очки), в жизни и не гадала увидеть. А вот… довелось. Взгляд карих глаз поверх стеклышек - он только очень быстро скользнул ими по Мари, но она успела уловить их выражение - девушку поразил. Там была твердость, спокойная решимость, и в то же время легкая тень тщательно подавляемого испуга… успела мелькнуть в них и какая-то доля теплоты и участия, как будто он умудрился сказать: "Не бойтесь, фройляйн, все будет хорошо". Мари даже показалось, что она услышала эти слова.
Ах нет, точно услышала: он их вслух произнес.
Откуда он взялся?.. Она его никогда раньше не видела в деревне… Но держится очень уверенно.
- Ты кто такой?! - злобно воскликнул мельник. - Еще один заступала?!
- Альфонс Элрик, специальный инспектор МЧС по особо серьезным происшествиям к вашим услугам, - мягко, очень вежливо произнес человек. - Пока, знаете ли, не вижу никаких особых показаний к суду Линча. Тем более, что он, по законам Аместрис, вообще-то запрещен.
"Элрик" - фамилия толкнулась в голову Мари чем-то страшно знакомым, но она не смогла вспомнить, где она ее раньше слышала.
- Инспектор? - недоверчиво воскликнул староста. - Из Столицы?
- Оттуда, оттуда, - весьма дружелюбно произнес человек. - И, смею заметить, министерству не понравится, если его Чрезвычайных Инспекторов будут чуть что избивать.
- Не верьте ему! - вдруг громко крикнул Отто, водитель. - Я его до деревни довозил! Он статистик какой-то, еще расспрашивал про Ганса! Он в одним с ним полку служил, во Втором Специальном! Все они одной ниточкой вязаны!
И старостина жена, словно по сигналу, с диким воем кинулась на них.
…Старостиха напала как раз на инспектора. Он как-то ловко провернул ее мимо себя и буквально уложил на землю, очень мягко. Мари еще успела это увидеть, потому что на нее как раз напал мельник с вилами. Она успела поймать его вилы и крутануть вокруг себя - сделала именно так, как учили на тренировках. Попыталась ударить, но Курт вцепился в деда с воплем: "Не тронь Марихен!", и она промахнулась. А тут на нее налетел еще кто-то, она даже не разобрала, кто. С косой. Мари рубанула по косе ребром ладони, и даже не успела удивиться, что палка разлетелась на два куска - такое у нее обычно не получалось. От страха вышло, по всей вероятности. А потом она неловко крутнулась на пятке, и полетела в траву, успев подумать: "Ну все!"
Не все. Альберт схватил ее за плечи, закричал "Марихен, поднимайтесь!" Лаял Квач. А в голове у Мари все смешалось…
- Прекратить! - яростный крик взметнулся над поляной. Это кричал инспектор Элрик. Чуть расставив ноги и согнув их в коленях, он стоял между Мари, Хромым Гансом и деревенскими - защищал. В руке у него были отобранные уже у кого-то вилы, по щеке текла кровь, и казался он сейчас почему-то страшным.
- Всем хватит! - крикнул он снова. - Хватит слушать истеричную, убитую горем женщину! Я - действительно чрезвычайный инспектор Элрик!
- Он действительно инспектор! - теперь на поляну из последних рядов, тяжело дыша, пробился толстенький сержант Вебер. Сержант тяжело дышал, одежда его была в грязи, словно он несколько раз падал. - Он…действительно… инспектор…
- Но я и впрямь представился статистиком, - уже очень спокойно сказал инспектор, - чтобы панику не возбуждать раньше времени. Я действительно служил когда-то во Втором Специальном. Но полк большой, и господина Ганса Шульмана я встречал только по служебным делам. Однако если вы сомневаетесь в моей объективности, можете послать запрос. Вам пришлют нового инспектора. Через несколько дней, - он мрачно улыбнулся. - А я, разумеется, составлю отчет. Подробнейший.
Люди молчали. Люди опускали вилы. Люди сжимали кулаки и отводили глаза.
- Вы можете не волноваться, - вновь повысил голос инспектор. - Если Ганс Шульман, он же Хромой Ганс, действительно повинен в этом ужасном преступлении, то он понесет справедливое наказание. В этом вы можете быть уверены. Я слов на ветер не бросаю.
- А откуда мы тебя знаем? - спросил кто-то.
Но это уже было просто так.
Фрау Лауген сидела на земле и рыдала. Башмачок она из рук так и не выпустила. К ней подошел муж, обнял за плечи и повел домой. Мари подумала, что, вообще-то, ей надо подойти к ним и посоветовать им какие-то капли… ну хоть пустырник… И отобрать ногу, и похоронить, что ли… А потом решила, что это ни к чему. Да и меньше всего ей сейчас хотелось с ними заговаривать.
Люди расходились. В тишине особенно звонко прозвучал подзатыльник, который Франц Вебер дал сыну Альберту. Мельник с внуком уходили вместе, не глядя друг на друга. Людям было стыдно.
- Ну, вот, опять вы, - хрипло сказал Хромой Ганс. - Снова меня спасаете, майор Элрик…
- Я ушел с действительной, - покачал он головой.
- Все равно, майор. Спасибо вам.
У Ганса были глаза как у узника, которого помиловали перед эшафотом - заменили повешение на пожизненное заключение.
- До настоящего "Спасибо" еще далеко, - грустно сказал инспектор-майор. - Надо в самом деле выяснить, что с детьми происходит. Сами-то вы что думаете?
- Я? - Ганс снова закашлялся. - Я ничего не думаю… Грета ко мне ходила. А потом перестала ходить. Я ничего не знаю. Про этих двух других мальчишек, Петера и Михаэля, я вообще… ни сном ни духом. Видел их, может, раза два. Они меня дразнили, когда я в лавку ходил. А те, которые в соседней деревне утонули… вообще ни разу в жизни…
Он схватился за грудь и согнулся пополам.
- Что с вами? - Мари попыталась взять его за плечо и почувствовала, что у нее дрожат руки. - Вы в порядке?
- Практически, - хрипло сказал Ганс. - Это пройдет. Вы не волнуйтесь, Мари. Идите. Надо вам перевязать майора… щеку зашить. И с ногой у него что-то.
- С ногой пустяки, - возразил майор. - Очки они разбили… вот это плохо. Это мне девочки подарили. А с ногой я сам виноват. Совсем драться разучился.
- Вы не разучились драться, - сказала Мари. Сказала правду, ибо она вспомнила, что видела это. - Вы начали наносить очень сильный удар, но в последний момент сдержались, потому что это был мельник, а он старик. Зря. Мельник еще крепкий.
- Может быть, и зря, - согласился майор Элрик. - Но, знаете, как-то не привык воевать с гражданскими. Да и с военными что-то не очень.
Он улыбнулся почти беспомощно.
И Мари почувствовала что-то странное в сердце. Захотелось, чтобы он улыбнулся не просто так, а конкретно ей.
Мари прикрикнула на себя. Сейчас не время таять от каждой мужской улыбки. Сейчас время… время работать…
Хромой Ганс скрылся в доме.
Мари нерешительно направилась за ним.
- Не пущу! - раздался грозный окрик из-за двери. - Мари, даже тебя не пущу! А Майора Элрика и подавно! Мне надо побыть одному! Слышите?! Что такого странного, что старику надо побыть одному?!
В лесу почти совсем стемнело. Синие, длинные влажные тени легли на мокрую траву. Воздух был серовато-голубой, очень густой и красивый. Когда все стихло, стало слышно, как поют сверчки и квакают где-то недалеко лягушки. А вообще лес был тих, только листья шелестели.
- Возможно, сегодня соловей запоет, - невпопад сказала Мари.
- Я соскучился по соловью, - в тон ей заметил инспектор с окровавленной физиономией. - Сто лет дома не был.
- Майор, шли бы вы в самом деле к доктору, - со вздохом сказал Франц Вебер. - Она вас перевяжет…
- Да, думаю, это необходимо, - он провел рукой по лицу, поморщился и с некоторым удивлением посмотрел на кровь на ладони. А потом добавил невпопад, но с чувством. - Боже, как хорошо, что моего брата здесь нет!
- Угу, - подтвердил Вебер со вздохом. - Жертвы были бы, это точно. А так все практически обошлось. Спасибо вам большое, майор.
- Не за что, Франц. Это моя работа.
- Пойдемте уже, - сказала Мари, которой надоели все эти разговоры. Мужчинам дай волю, и они будут болтать до посинения. Или уж по крайней мере до того, пока не взойдет луна.
Они шли домой через холм. Инспектор и Вебер обсуждали похищения, Альберт тоже иногда вставлял словечко в разговор. Мари шла впереди, вела на поводке грустно поскуливающего Квача (он не вступил в драку с самого начала, испугался вил, и теперь тяжело переживал свою трусость) и старалась, чтобы плечи у нее не дрожали. Ей не верилось, что все произошло по-настоящему… И все-таки оно произошло.
Как же она устала…
А еще несколько дней назад все было так прекрасно… Скорей бы нашлись эти дети…
Почему-то Мари была уверена, что инспектор найдет.
- Так вы думаете, что, примени вы алхимию, они бы совсем обезумели? - спросила Мари инспектора.
- Да, конечно, - Альфонс Элрик кивнул. - Они ведь знали, что Шульман - алхимик. И тогда на расследовании можно ставить крест… Хотя мне и так любопытно, что я здесь могу нарасследовать. Никто ничего не знает, - он зевнул.
- Спать хотите? - участливо спросила Мари.
- Да…
- Если хотите, я вам в изоляторе постелю. Там нормальная кровать.
- Да я вроде как у сержанта остановился… и чемодан там остался… - майор с сомнением глянул в окно, потом зевнул еще раз.
- Вам же бриться с утра не надо? - спросила Мари. - Бритва не нужна. А душ и у сержанта на улице.
- Действительно, - Альфонс Элрик зевнул в третий раз. - Только я не хотел бы злоупотреблять вашим гостеприимством…
- Никакого злоупотребления, - фыркнула Мари. - Медпункт - одна половина дома. Мое жилье - другая. Ничего страшного. А вам с вашей ногой лучше лишний раз по улице не ходить. У сержанта с женой трое детей, у них и так места мало.
- Значит, так тому и быть, - улыбнулся бывший майор. Мари в очередной раз подивилась тому, какая у него приятная улыбка. Она бы и не подумала, что у живого человека может такая быть.
И Мари ушла готовить постель.
Бонусы:
* * *
Курт: Я поеду в Столицу и стану как Стальной Алхимик!
Мари: Это еще кто?!
Курт: Как?! Вы не знаете, кто такой Стальной Алхимик?!
Альберт: Ладно, я вам дам диск погонять…
-
Мари: Это еще кто?
Ганс: Мари, вы что, в детстве газет не читали, радио не слушали?..
Мари:…Мммм… нет.
Ганс: А что вы делали?
Мари: Ну, в психиатрической лечебнице лежала, книжки читала всякие… там Карла Маркса, маркиза Де Сада, Джеймса Джойса… С тех пор читать не люблю. А потом в приюте мне вообще не до того было, мы за жизнь сражались… Ганс, мальчики, куда вы?
* * *
Мари: Каждый сельский врач должен знать карате! Черный пояс так хорошо смотрится с белым халатом…
Ал: Ты что, из спецназа?
Мари: Нет, из детдома. Понимаешь, у нас там половина ребят потом в организованную преступность ударилась.
Ал (поднимая глаза к небу): Мадоши-сенсей, вы уверены, что мне обязательно на ней жениться?..