* * *
Ал: Все по Фрейду, судари мои, все по Фрейду… Мне нравятся высокие темноволосые женщины, которые хорошо дерутся и носят белые халаты. Ну что ж, если бы мне нравились маленькие блондинки в красном и с отвратительным характером, это было бы тревожней…
Глава 3. Бессонная лунная ночь
Вечер был исключительно хорош… наверное. Там, за окном, и сверчки пели, и луна светила где-то в высокой поэтичности над мохнатым лесом. И лягушки квакали. Да, лягушки - это очень важно. Они многое добавляют если уж не к красоте ночи, то к звуковому оформлению - точно. Но вот беда: Мари было уж никак не до них.
Она лежала в кровати и понимала, что не уснет.
Муторно ей было. Все никак из головы не уходила поляна, и люди, и выражение их лиц. Она же всех их знала… ну, по большей части. Нет, Мари было не привыкать, что ее знакомые вдруг шли на нее всем скопом войной - но то было в приюте. И даже там такого уже не случалось после того, как она попала под покровительство Кита. Когда Мари удалось из приюта вырваться, она решила, что уж тут-то и начнется "нормальная жизнь", где такому просто не место. Выходит, место есть, и еще как?.. Выходит, никакой разницы между "дном" и так называемыми "почтенными гражданами" нет вовсе? Везде одно и то же?
Нет, наверное, разница все-таки есть. Должна быть. Обязательно должна быть. Просто ситуация была стрессовая. Это еще мягко говоря.
Мари не спала и думала о том, убивала бы она сегодня или нет, чтобы спасти свою жизнь. Наверное, убивала бы… но отличалась бы она тогда чем-то от тех, кто просто так, походя, прервал жизнь ее родителей, вот вопрос?
Мари не спала, и старалась не заплакать, не впасть в истерику и не жалеть себя, потому что знала: ни к чему хорошему это не приведет.
Мари не спала, и прислушивалась к мужскому дыханию за стеной. Не прислушивалось: инспектор Элрик не храпел. Дышал тихо, ровно - а такое попробуй расслышь через толстую стенку из фанеры в два слоя! Хорошая стена… Уединение дает, а все сколько-нибудь громкие звуки пропускает: если бы что-то случилось с больными в лазарете, Мари сразу бы прибежала. Но за те два года, что она здесь работала, лазарет ни разу не заполнялся полностью (а стояло там всего три кровати) и никогда не заполнялся надолго.
С другой стороны, Альфонс Элрик не был болен. Раны его были не опасны, он просто устал, и вовсе не требовалось Мари вострить ушки насчет каждого шевеления за перегородкой.
Но она вострила. Не так уж часто за последние годы в одном с ней доме оказывался молодой обаятельный и сильный мужчина… такой, чтобы нравился… такой, чтобы вызывал интерес. И вот, пожалуйста, - спит за стенкой.
"Прекрати, Мари. Кошачья твоя натура!" - выругала она себя.
Не помогло. Все равно думалось, и думалось о разном, и думалось о всяком. А кроме того, вся эта кипучая смесь непонимания, обиды, ненависти, страха, дикой, ломящей усталости, от которой звенело в висках и нервным румянцем горели щеки - все это сплелось в голове у Мари в один безразмерный, вспухший ком - не выкинуть. Вот и лежала она смирно под одеялом, стараясь дышать ровно - ровнее, чем ее нечаянный гость, которого-то уж точно никакие неподобающие мысли не мучили (а жаль!) и смотреть, как синевато-серебряный лунный свет проникает в окно, оставляет пятна на дощатом полу, и потом… И потом мысли путаются, и в серебряном луче появляется Хромой Ганс с маленькой Гретой на руках, и уходят они куда-то, вверх, вверх, в вымороженное небо, и только снег… помилуйте, откуда снег, лето красное на дворе!
А потом из-за перегородки донесся короткий, сдавленный крик и вслед за ним что-то, похожее на рыдания.
Мари с кровати как подбросило. Она сообразила, что все-таки начала засыпать, но это уже ничего не значило - девушка торопливо схватила с гвоздя халат, накинула поверх ночной рубашки, бросилась к двери… чтобы попасть в лазарет, следовало пройти по коридору, потом зайти в соседнюю дверь. Она так и сделала, и еще с порога увидела, что ничего страшного не случилось: ее пациент просто увидел дурной сон. Он метался на кровати, из-за стиснутых зубов доносились рыдания, руки судорожно сжимали простыни… Однако глаза его были закрыты, и проснуться он почему-то не мог.
- Господин Элрик! - Мари кинулась к нему. - Господин Элрик!
Она схватила его за голое плечо (простыня, которую она ему по летнему времени дала укрываться, скомканная, валялась на полу, а спал он, как и следовало ожидать, только в нижнем белье), тряхнула как следует. Он только выгнулся сильнее и застонал снова. Она испугалась, как бы не разошелся шов на щеке, который она вот только что зашила, и это опасение прибавило ей сил.
- Господин Элрик! - опять крикнула Мари, и затрясла его на сей раз гораздо сильнее. - Проснитесь! Да проснитесь же!
Теперь ее усилия принесли некоторый результат: инспектор расслабился, выпрямился, задышал ровнее, открыл глаза. К удивлению Мари, они были полны слез.
- Что я?.. - он сел. - Что я наговорил? Это был кошмар?
- Не волнуйтесь, это был только кошмар, все уже в порядке, - произнесла Мари как можно мягче. - Вы ничего не сказали, честное слово. Стонали только.
- Я вас разбудил? - он осторожно взял ее руку и сжал. - Извините, пожалуйста. Я не хотел…
- Нет, что вы, я не спала, - мягко сказала Мари. - Никак не могла заснуть… Знаете, наверное, тоже подсознательно боялась, что будут сниться кошмары… после сегодняшнего.
- Вы говорите о драке, да? - он бросил короткий взгляд в окно. - Счастливый вы человек, Мари. Вам редко приходится сражаться.
- Сейчас - да.
- Раньше доводилось? - он смотрел на нее прямо и сочувственно, и Мари стало ясно: уж он-то понимает, что значит "доводилось". Да с самого начала ясно было, что он "понимает". Этот человек вообще как будто мог понять абсолютно все.
- Не будем об этом, - уклончиво сказала Мари. Она испугалась на миг, что сейчас действительно расскажет все-все, останется совсем беззащитной. А хотелось… Но смысл?.. Он все равно уедет через несколько дней, а она, Мари Варди, останется тут. Не стоит разрушать стену молчания, ибо это хоть иллюзорная, но защита. - Расскажите, что вам снилось, - предложила она. - Если это не секрет, конечно.
- Какой там секрет, - он усмехнулся. - Да вы садитесь, что вы стоите…
Мари села на край кровати; инспектор спохватился, подобрал с пола и накинул на себя простыню.
- Мне снилось, что я лежу тут на кровати и не могу заснуть, - сказал он. - Это… давний мой кошмар, и к нему уже привык. Знаю, как бороться. Надо просто терпеть… Понимаете, ничего не происходит, просто я лежу, и заснуть не могу. И знаю, что никогда не смогу, и это будет тянуться целую вечность: все люди будут спать, и видеть сны, а я один - только эту мертвую ужасную луну… Терпеть луну не могу, честное слово, - неожиданно признался он. - А потом я чувствую, что тело мое начинает распадаться. Ржаветь и рассыпаться в пыль…
- Ржаветь? - переспросила Мари, готовая улыбнуться.
- Да, - тон его был серьезен. - Именно ржаветь… Я этого не чувствую, только вижу, и это-то и есть самое страшное. А потом я совсем рассыпаюсь на куски, но видеть ничего не перестаю… И тут входите вы. Одетая в саванн. Вы подходите к окну, и начинаете смотреть на луну. Вы вся в лунном свете. Я хочу крикнуть, чтобы вы ушли и не были здесь, что это опасно, но вы не слышите… А потом вы превращаетесь в мраморную статую, и вас оплетает плющ…
- Здесь вы и кричали? - тихо спросила она его. - Господин Элрик…
- Разве я не просил звать меня просто Альфонс? - удивился он. - Ну, в неофициальной обстановке, конечно… Или даже просто Ал. Так меня друзья зовут.
- Ал… - она как будто попробовала это имя на вкус. - Коротко… Но оно и к лучшему. Я не люблю излишества.
- Я тоже, - он улыбнулся.
- Этот сон… вам часто такой кошмар снится? С вариациями?
- Да, - он кивнул. - Только обычно там… не вы. И я все равно никак не могу привыкнуть. Я только научился это скрывать… мои родные ничего не знают.
- Вы сможете теперь заснуть? - тихо спросила она его.
- Не волнуйтесь за меня. Это не так страшно, как может показаться… в мире действительно есть вещи похуже, чем страшные сны.
- Разумеется, - кивнула Мари. - Есть страшная явь.
И тут до нее дошло, что она все еще не вынула руку из его руки.
- Если вам тоже тяжело заснуть, - он говорил почти шепотом. - Может быть, составите мне компанию еще немного?.. Пожалуй, можно включить свет и поставить чайник.
- А можно и не включать, - улыбнулась Мари.
- Можно, - согласился он.
Тогда Мари наклонилась вперед и коснулась губами его губ. "Что я делаю? - мелькнуло у нее в голове. - Столичный инспектор! Еще решит, что я его соблазняю!" Но, во-первых, она знала: ничего страшного. Во-вторых: она на самом деле его соблазняла… В конце концов, имеет она право раз в жизни позволить себе…
Прикосновение губ должно было быть совсем легким, но почему-то - и отнюдь не по вине Мари - таковым не оказалось. И вообще, она обнаружила, что ее крепко прижимают мужские руки - а прижимают, естественно, к мужской груди. Полузабытое ощущение было донельзя приятным… можно сказать, даже каким-то особенно приятным. Каким-то не таким. Словно бы все по-другому.
- Мари, вы… - прошептал инспектор. - Вы - это самое удивительное, что я встречал.
- Вы меня знаете только несколько часов, - с улыбкой возразила она.
- Этого достаточно, - серьезно сказал Альфонс Элрик. И снова поцеловал ее - на сей раз, глубже, чем в прошлый раз. А когда поцелуй закончился, она сказала:
- Пойдемте ко мне… Там будет удобнее…
Когда все закончилось, луна уже ушла. Мари лежала, обняв инспектора… о боже мой, все-таки тянет называть инспектором, хотя на самом деле это, конечно, не какой-то абстрактный чиновник, а ее Ал… так вот, она лежала, обняв Ала и думала о том, что уже очень давно не засыпала рядом с мужчиной. Впрочем, сейчас спать не хотелось, несмотря на то, что день получился из ряда вон длинный. Подумать только, еще с утра она отвозила в клинику старого Шульца, а с тех пор столько всего успело случиться!
- Мари, ты просто чудо, - шепнул ей Ал. И она поняла, что ему тоже спать не хочется. - Мне кажется, я всю жизнь тебя искал.
- Шов не разошелся на щеке? - спросила Мари с некоторой тревогой. - Не болит?
- Нет… Мари, я серьезно.
- Мы с тобой часов десять знакомы, не больше.
- Меньше, - ласково отозвался он. - Ну и что? Это не важно.
- А если я храплю?
- Зато я сплю крепко.
- А если я неряха?
- Не похоже.
- А если я скандалистка?
- К скандалистам я привык.
Короткое молчание. Затем Ал тихонько засмеялся.
- Что? - удивилась Мари.
- Я подумал, не собираешься ли ты сказать мне: "Слушай, на самом деле я - мужчина!", как в том старом фильме.
Мари засмеялась тоже.
- А что, - сказала она, не желая сдаваться. - Может, я здорово маскируюсь!
- Ну тогда ты тем более гениальна, - безмятежно отозвался Ал.
Мари приподнялась на локте и сердито посмотрела на него.
- И все равно ты уедешь, когда закончишь это дело.
- И тебя увезу. Если ты поедешь, конечно.
Мари почувствовала, что у нее голова сейчас закружится.
- Это что, предложение руки и сердца? - спросила она.
- Пока нет, - возразил он. - Чтобы делать предложение по всем правилам, нужно кольцо. А где я его сейчас возьму? Так что с этим придется подождать хотя бы до завтра… Или даже еще дольше… У вас же тут наверняка нет ювелирного магазина.
- С ума сошел, - произнесла Мари еще сердитее. - Кто же делает предложение девушке… - она хотела сказать "после того, как один раз с ней переспал", но выразилась мягче, - … в такой ситуации?
- Я делаю, - Ал улыбался. - Я же говорю, я тебя всю жизнь искал. Мне даже нравились всегда только женщины, которые были похожи на тебя. Только я этого не понимал.
Мари ничего не ответила. Она просто спрятала лицо у него на груди и попыталась понять, что она чувствует. Это оказалось очень-очень трудно. Нет, действительно, трудно. Она даже не могла понять, любит ли она его. Он, определенно, ей нравился, и вообще подобных ему мужчин она до сих пор не встречала, и… но все-таки чересчур скоропалительно все. Кроме того Мари знала, как быстро порой могут вспыхивать чувства, как легко их принять за настоящие, и как они потом могут исчезнуть, не оставив после себя ничего, кроме пустоты.
Против воли она спросила, хотя совершенно не хотела спрашивать ничего подобного:
- А у тебя много было женщин?
Она ожидала, что он уйдет от ответа - обычно, у мужчин его возраста в "любовных приключениях" недостатка не бывает. Но он сказал с какой-то грустью:
- Три.
- Что? - Мари показалось, что она ослышалась.
- Три, - повторил он. - Это в кого я влюблялся. А если ты говоришь об интимных отношениях, то только две.
- Да ты святой! - она снова приподнялась на локте и заглянула ему в лицо. Он был серьезен.
- Нет, просто застенчивый, - вот теперь - улыбнулся. - К тому же, за первую девушку мы сперва соревновались с братом. Совсем еще детьми были. В итоге, он на ней и женился. Но с тобой все по-другому.
И Мари не знала, что на это сказать. Она снова легла, и через какое-то время произнесла:
- Странно думать, что завтра будет день, да?
- Да, - она почувствовала, что он попытался кивнуть, но сложно кивать, когда лежишь. - И надо заниматься делами. Ну ничего. Сделаем.
- Сделаем, - со вздохом согласилась Мари. - Правда, я предпочла бы поспать не четыре часа, а подольше.
- Ты, главное, хоть эти четыре часа поспи. А то будешь болтать, не скоро еще заснешь.
- Кончай меня пилить! Сколько можно! - откликнулась она с притворной сердитостью, чем снова его рассмешила.
И, засыпая, Мари подумала: "Точь-в-точь как когда мы с Алом, его братом и еще одной девочкой играли с Квачем… нам было лет по десять, и Ал говорил, что мне пора домой, а то родители будут волноваться…" В полусне она еще удивилась своим мыслям: в ее детстве они с Алом никогда не были знакомы, да и не могли быть, если уж на то пошло: он на восемь лет старше. И Квача тогда не было. И родители погибли еще до того, как Мари исполнилось десять…
Но у снов свои законы… И вот уже маленькая Мари несется по зеленой траве, и ярко светит солнце, и рядом с ней бежит огромный белый пес, и родители ждут дома…
Глава 4. Знак
Как правило, Мари просыпалась от того, что ее будил Квач - тыкался мокрым носом в торчащую из-под одеяла пятку, жарко дышал в ноги, иногда даже тихонечко, забыв о чувстве собственного достоинство (с ним это случалось так часто, что Мари даже сомневалась, есть ли у него это самое чувство вообще), жалобно поскуливал, требуя завтрак… Короче говоря, происходила стандартная утренняя сцена, живо знакомая всем владельцам собак, если эти владельцы в свое время, конечно, не додумались держать животное во дворе.
"В конуру!" - мрачно обещала Мари каждое утро, иногда даже запуская в пса подушкой. Однако Квач подушку ловил зубами, а на угрозы не обращал ни малейшего внимания. Знал, что хозяйка не серьезно.
Мари, действительно, всерьез о депортации животного не думала - зачем, если он исполнял функции будильника гораздо лучше, чем старенький, подклеенный в нескольких местах аппарат, с отколовшейся пластиковой ножкой, замененной деревянной палочкой (Кит в свое время выстругал для нее) и фигурными стрелками - единственное, что у Мари сохранилось от родительского дома. Голосина у этого будильника был богатырский, но Мари за долгие годы привыкла и даже не вздрагивала, когда он начинал трезвонить. В лучшем случае, переворачивалась на другой бок. Живого и настырного Квача игнорировать было сложнее.
Сегодня Мари проснулась раньше собаки, чему немало удивилась. Еще больше она удивилась тому, что у ее пробуждения, строго говоря, не было никаких внешних причин. Еще даже по-настоящему не рассвело, комнату заливали неясные серые сумерки. То есть проспала она очень мало. Однако голова была совершенно свежей, как будто Мари, напротив, отлично выспалась. А еще у нее было ощущение, что вчера произошло что-то очень-очень хорошее, но она никак не могла вспомнить, что.
"Сейчас встану, почищу зубы и обязательно припомню, - подумала про себя Мари. - Только сегодня суббота… надо не забыть про альбом с фотографиями… Надеюсь, много пациентов не будет…" Она пошевелилась, намереваясь встать, и тут же обнаружила, что то теплое, к которому она прижималась, было вовсе даже не одеяло, а чье-то тело. Мари замерла, ошарашенная. Вот это новость!
И тут она вспомнила все события вчерашнего дня. И, особенно, вечера. Наконец-то в Столице откликнулись на просьбу прислать какого-нибудь инспектора, и прислали в высшей степени симпатичного инспектора Элрика, который дрался вместе с ней на поляне, потом починил разбитый Квачем столик, потом попросил называть его просто Альфонс, а потом они…
Мари приподнялась на локте и внимательно посмотрела на лицо все еще спящего мужчины. Он спал безмятежно, на спине - не то в самом деле так привык, не то чтобы ей было удобнее лежать головой на его плече - и, кажется, чуть улыбался во сне. Вообще, его лицо не выглядело ни детским, ни беззащитным, как это часто бывает у спящих. Оно было светлым и каким-то грустным, это правда, но не мягким и даже не застенчивым, каким могло показаться при первой встрече. Оно было… да, вот именно, очень мужественным и одновременно очень добрым. И не просто приятным, а даже красивым. Борода - и та его не портила (обычно Мари не любила бороды), и свежая рана, зашитая ею вчера - тоже. Сердце у Мари сжалось от какой-то почти не свойственной ему ласковой нежности. Она подумала, что знает его совсем-совсем недолго, а такое чувство, будто всю жизнь…
Еще девушка вспомнила: что было вчера - не сон. А вот в настоящем сне она была маленькой девочкой, и Альфонс - нет, просто Ал - был рядом с ней. И это выглядело так просто, так естественно, словно он действительно очень давно был ее другом - гораздо раньше, чем Кит стал ее защитникам в бушующих водах штормового житейского моря.
Мари показалось, что она может целую вечность смотреть на лицо спящего рядом мужчины. Однако надо было вставать. Если она уснет теперь снова, то проснется где-то около полудня с гудящей головой - это при условии, что ей вообще дадут поспать, а не поднимут через полчаса.
Поэтому она попыталась встать… и обнаружила, что ее поймали за руку.
- Привет, - сказал ей Ал, улыбаясь - Куда это ты?
- Завтрак готовить, - она улыбнулась в ответ, и подумала, до чего же давно она не улыбалась кому-то ранним утром. - Только не говори мне, что ты будешь мне помогать!
- Почему нет? - удивился он. - Между прочим, я неплохо готовлю… хотя и не люблю. Но уж помогать-то смогу точно.
- Ну ладно, - несколько удивленно произнесла она, вспомнив, до чего Кита - уже когда они пытались снимать квартиру и жить вместе после приюта - коробило одно упоминание о том, что он, видите ли, может что-то сделать на кухне.