Крэг посмотрел на решетку и выругался. Но, поскольку связь была односторонней, никакой реакции на его выходку не последовало. Крэг подошел к окну и посмотрел на раскинувшийся внизу Альбукерк - третий по величине город Солнечной системы и второй - на Земле. Его пересекала по диагонали яркая лента челночной автострады, которая вела к самому крупному на планете космодрому, располагавшемуся в сорока милях на юго-восток.
Окно не было забрано решеткой, но закрывавший его прозрачный пластик был очень прочным. Возможно, ему удалось бы разбить его протезом, но, чтобы бежать отсюда, не обойтись без крыльев. Камера Крэга располагалась на самом верху здания Федерального суда, а все тридцать его этажей не имели снаружи никаких уступов - окна и стены были сделаны заподлицо. Выпрыгнув из окна, он мог только покончить с собой, но время сводить счеты с жизнью еще не пришло - ведь его могли приговорить к отсидке на Каллисто.
Он ненавидел этот продажный город, бывший в определенном смысле хуже, чем Марс-Сити, известный своей преступностью и злачными местами. Здесь не грабили на улицах, но именно здесь плелись сети интриг между вечно соперничавшими союзной и синдикалистской партиями. Политика расцветала на почве зловонной грязи, в которой были вымазаны не только сторонники обеих партий, но и те, кто старался держаться нейтралитета. Грязь не приставала только к партийной верхушке.
Снова раздался голос из решетки:
- Сейчас дверь камеры открыта. Пройди до конца коридора, где тебя встретят охранники и проводят в зал суда.
Через пластик окна Крэг уловил серебристый блеск приземлявшегося космического корабля и услышал отдаленный рев реактивных двигателей. Он подождал несколько секунд, пока корабль не скрылся из вида.
Больше задерживаться он не мог. Он знал, что его поведение в данный момент имеет значение. Если он откажется выходить, то охранники придут за ним сами, и его непослушание будет учтено при вынесении приговора, особенно если он окажет сопротивление. В его случае это могло означать выбор судьи в пользу психокоррекции.
Он открыл дверь и оказался в коридоре - там был только один выход. Два вооруженных охранника в зеленой форме и с лучевыми пистолетами в кобурах ждали его примерно в трехстах ярдах. Они стояли у первой двери, пройти через которую, как, впрочем, и дальше, он мог только с ними.
Он не пытался заговорить с тюремщиками, и они тоже хранили молчание. Когда он поравнялся с охранниками, они просто расступились в стороны, и Крэг оказался между ними. Дверь автоматически распахнулась, но Крэг знал, что, будь он один, она оставалась бы запертой.
Он мог легко убить обоих тюремщиков. Удар тыльной стороной протеза в лицо охранника слева и молниеносный боковой удар по охраннику справа - они оба умерли бы, так и не поняв, что произошло, и даже не успев потянуться за оружием. Но как пройти сквозь оставшиеся двери и заставить их распахнуться? Вероятность того, что ему удастся бежать, была настолько мала, что до вынесения приговора об этом нечего было и думать. Поэтому он спокойно шел между охранниками. Они спустились на один пролет вниз, затем уже на другом этаже прошли по нескольким коридорам и остановились у одной из дверей. За ней был зал суда, где должно слушаться его дело. Дверь распахнулась.
Все уже были на месте, так что он прибыл последним, если не считать охранников, вошедших вслед за ним.
Комната была достаточно просторной, но в ней находилось не более дюжины людей, включая Крэга и сопровождавший его конвой. Процедура судебного разбирательства со времен образования Федерации была сильно упрощена, хотя, по крайней мере теоретически, она считалась такой же справедливой и беспристрастной, как и раньше.
Судья, одетый в обычный костюм деловых людей, сидел за обычным конторским столом спиной к стене. Два юриста - защитник и обвинитель - сидели за столиками поменьше по обе стороны от судьи. Пять присяжных заседателей ждали начала процесса в удобных креслах, стоявших вдоль стены. Техник звуко- и видеозаписи расположился со своей аппаратурой и коробками с пленками около третьей стены. Стул подсудимого стоял по диагонали так, что он смотрел в угол между присяжными и судьей. В зале не было никаких зрителей и представителей прессы, хотя процесс и не был закрытым. Все судебное разбирательство записывалось на пленку, и после его окончания копии записи могли быть тут же востребованы представителями прессы и всех зарегистрированных средств массовой информации.
Все это Крэг уже видел раньше, когда его судили в первый раз. Тогда его оправдали, потому что четверо из пяти присяжных, а именно столько голосов было нужно для осуждения или оправдания подсудимого, решили, что представленных доказательств его вины недостаточно. Но Крэг все-таки удивился, увидев, кто сидел в кресле судьи. Там сидел Олливер.
Удивительно было не то, что Олливер был тем самым судьей, который судил Крэга шесть лет назад. Это могло оказаться простым совпадением, а могло произойти потому, что Олливер подал прошение с соответствующей просьбой - привилегия судьи, проявившего интерес к преступнику, с которым уже сталкивался раньше. Странным было то, что Олливер собирался председательствовать на обычном судебном процессе, разбиравшем заурядный случай. За шесть лет, прошедших с того времени, как они встречались в суде, Олливер стал очень важной птицей.
Хотя судья Олливер и не был таким оголтелым консерватором, как большинство членов синдикалистской партии, к которой он принадлежал, он добился высокого положения в партийной иерархии синдикалистов и был их кандидатом на выборах Координатора Северной Америки - второго по значению поста в Солнечной системе, которые проходили всего шесть месяцев назад. Он проиграл на выборах, но ему удалось набрать больше голосов, чем любому другому кандидату синдикалистов на этот пост за последние сто лет. Безусловно, его политический вес и влияние были настолько значительными, что он давно должен был отказаться от рассмотрения обычных уголовных дел.
По мнению Крэга, ему так и следовало поступить: хотя он терпеть не мог Олливера как человека, но отдавал ему должное как личности. Крэг был невысокого мнения о политиках, но полагал, что Олливер лучше других подходит для того, чтобы стать государственным деятелем. Крэг не без оснований считал, что синдикалистская партия будет готовить Олливера для предстоящих выборов на высший из всех постов - Координатора Системы. Союзная партия располагала твердой поддержкой большинства избирателей в Северной Америке и на Марсе, но что касается всей Солнечной системы, то силы партий были примерно равны, и результаты выборов Координатора и распределение мест в Совете Системы были всегда непредсказуемы. Безусловно, Олливер, выдвигая свою кандидатуру на выборах, где у него не было шансов победить, заслужил право баллотироваться на более высокий пост, где почти наверняка одержит победу.
Причина личной неприязни, которую Крэг испытывал к Олливеру, заключалась в уничтожающей отповеди, которую дал ему судья после предыдущего разбирательства. Частная беседа судьи с подсудимым после суда независимо от того, признавался ли последний виновным или нет, была обычной судебной практикой. Олливер не стеснялся в выражениях, высказывая все, что думает о Крэге, и Крэг этого не забыл.
Теперь судьба опять свела их вместе, но на этот раз присяжные наверняка найдут Крэга виновным, а определение наказания будет целиком зависеть от Олливера.
Разбирательство прошло как по маслу.
После обычных формальностей были представлены записанные на пленку показания свидетелей, с которыми ознакомились присяжные и которые были приобщены к делу. Сначала шли показания капитана полиции, возглавлявшего полицейскую службу аэропорта. Он сообщил, что накануне приземления самолета к ним поступил анонимный звонок из Чикаго. Неизвестная женщина, отказавшаяся себя назвать, сообщила, что человек по имени Крэг, внешность которого она описала, находится на борту самолета и у него при себе есть нефтин. Полицейский рассказал, как Крэг был задержан и обыскан и как у него был найден наркотик. Затем его допрашивал адвокат. Да, они пытались проследить звонок в Чикаго. Выяснилось, что звонили из телефона-автомата, и никаких зацепок по выяснению личности звонившей найти не удалось. Да, задержание производилось в полном соответствии с требованиями закона. Для таких экстренных случаев у них есть запас ордеров на задержание и обыск вымышленных Джона Доу и Джейн Доу. Этими ордерами пользовались, когда, по его мнению, на то были серьезные основания. В случае поступления компрометирующей информации, будь то анонимно или нет, пассажир всегда задерживался и подвергался обыску. Если ничего запрещенного не находили, пассажира отпускали с извинениями.
Три других полицейских аэропорта дали аналогичные показания. Они присутствовали при обыске и подтвердили, что у Крэга был найден нефтин. Адвокат Крэга вопросов к ним не имел.
Затем были заслушаны показания самого Крэга. Ему разрешили изложить их лично, и он рассказал, как сел на самолет и обнаружил в соседнем кресле высокого, худощавого, хорошо одетого мужчину. Они разговорились только при подлете к Альбукерку. Попутчик представился Закарией и сообщил, что занимается рекламой новой марки сигарет, которые его компания выбрасывает на рынок. Он рассказал об этих сигаретах и всучил Крэгу пачку в качестве бесплатного образца. После приземления попутчик быстро вышел из самолета и скрылся, когда полиция остановила Крэга и отвела его в участок, где он и был обыскан.
Затем показали пленку, где Крэга допрашивал обвинитель. Ему не удалось ни разу сбить Крэга с его первоначальных показаний, но отказ последнего сообщить о себе что-либо, за исключением эпизода в самолете, произвел плохое впечатление.
Затем в опровержение показаний Крэга обвинение представило запись еще одного свидетеля - некоего Крэбла. По фотографии он опознал Крэга как своего соседа по самолету на пути в Альбукерк, но заявил, что не представлялся ему ни под именем Закарии, ни под каким другим, и что они вообще не разговаривали, и что никаких сигарет он Крэгу не давал. Вопросы защиты только укрепили доверие к его показаниям, так как выяснилось, что он был владельцем галантерейного магазина, уважаемым бизнесменом, законопослушным гражданином, жизнь которого всегда была открытой книгой.
Затем на вопросы опять отвечал Крэг, чьи показания расходились с тем, что сообщил Крэбл. Крэг подтвердил, что именно Крэбл сидел рядом с ним в самолете, но продолжал утверждать, что тот представился Закарией и дал ему пачку сигарет.
На этом разбирательство закончилось. Пока Олливер напутствовал присяжных заседателей, Крэг размышлял над тем, как просто и красиво его подставили. Во всей операции участвовало всего несколько человек. Самое большее - четверо. Наводчик, который направил его в Альбукерк. Служащий, отвечавший за размещение пассажиров в самолете и проследивший, чтобы Крэг сидел там, где им было нужно. Женщина, которая анонимно позвонила из Чикаго, и, наконец, сам Крэбл, действительно бывший респектабельным бизнесменом, за которого себя выдавал, и выбранный для осуществления задуманного именно по этой причине. Объяснения Крэга на фоне показаний Крэбла должны были выглядеть как неумное вранье, как, собственно, и получилось. Единственная причина, по которой в этих обстоятельствах Крэг не признал себя виновным, заключалась в том, что тогда он должен был бы сообщить, где, как и у кого он приобрел нефтин, а сказать по этому поводу он мог только правду, которой и так никто не верил.
Пять членов жюри присяжных удалились в комнату для совещания, располагавшуюся рядом с залом суда. Они вернулись почти тут же, и их председатель объявил единогласный вердикт - виновен.
Судья Олливер сухо распорядился очистить зал и выключить все записывающие устройства. Суд закончился. Приговор всегда выносился после практиковавшейся частной беседы судьи с осужденным. После беседы судья мог вынести приговор сразу или взять отсрочку на двадцать четыре часа для принятия окончательного решения.
В глазах Крэга этот суд был фарсом. Так оно и оказалось, и он почувствовал, что начинает злиться. В зале суда, кроме него и Олливера, остались только два охранника.
- Подсудимый, подойдите ко мне.
Крэг поднялся и подошел к столу судьи. На его лице застыла маска безразличия.
- Охрана, оставьте нас одних и подождите, пожалуйста, за дверью.
Это было неожиданно. Правда, судья мог по своему усмотрению удалить охранников или оставить их в зале, но он всегда предпочитал беседовать с опасным преступником в их присутствии. На прошлом суде, когда Крэга оправдали, судья все же оставил охранников в зале. Безусловно, уже тогда Олливер распознал или почувствовал в Крэге способность прибегнуть к насилию и опасался спровоцировать его вспышку тем, что намеревался ему высказать. Это было понятно, но почему он удалил охранников сейчас, когда обстоятельства для беседы были еще менее благоприятными?
Крэг, пожав плечами, отбросил этот вопрос как несущественный. Если Олливер объявит свое решение сразу и приговорит его к психокоррекции, то выбора не останется. Он убьет сначала Олливера, потом обоих охранников и постарается как можно дальше пробиться к заветной свободе, пока не убьют его самого при попытке к бегству.
Он услышал, как за охранниками закрылась дверь, и молча ждал, что будет дальше, разглядывая какую-то точку на стене над головой Олливера. Ему не хотелось смотреть на судью - он хорошо знал внешность этого крупного, широкоплечего мужчины с серебристой сединой над красноватым лицом, выражение которого могло быть суровым, как во время судебного разбирательства, или добродушным и располагающим к себе, как во время выступлений по телевидению в ходе избирательной кампании.
Крэг не сомневался в том, какое именно выражение лица у Олливера сейчас, пока тот не сказал:
- Посмотри на меня, Крэг.
Крэг взглянул на судью и увидел на его лице улыбку.
- Крэг, как ты отнесешься к свободе и миллиону долларов в придачу? - негромко спросил Олливер и после небольшой паузы продолжил: - Не смотри на меня так. Я не шучу. Возьми себе кресло, одно из кресел присяжных - они удобнее, чем твое. Закуривай и давай побеседуем.
Крэг пододвинул кресло и настороженно сел. Сигарету он взял с удовольствием - в тюрьме курить не разрешалось - и, закурив, сказал:
- Говорите. Я слушаю.
- Все просто. У меня есть дело, которое ты можешь для меня сделать. Думаю, что ты - один из немногих, кому это под силу. Если ты согласишься за него взяться, получишь свободу. Если добьешься успеха - получишь миллион. Может, даже больше, если будешь работать со мной дальше. И нужен ты мне не для рэкета. Как раз наоборот. Это шанс помочь человечеству, помочь мне вытащить его из помойки, в которой оно оказалось.
- Приберегите это для своих предвыборных речей, судья. Меня вполне устроят свобода и миллион долларов, если вы это серьезно. Сначала один вопрос. Меня подставили. Это ваша работа? Чтобы загнать меня в угол?
Олливер покачал головой.
- Нет. Но признаю, что, когда наткнулся в бюллетене на сообщение о твоем аресте и суде, я обратился с прошением председательствовать на нем. Так тебя в самом деле подставили?
Крэг кивнул.
- Я так и думал. Уж больно все гладко: слишком много улик и слишком слабая собственная версия. Догадываешься, кто стоит за этим?
Крэг пожал плечами:
- У меня есть враги. Но я выясню.
- Нет! - резко возразил Олливер. - Если ты согласишься на мое предложение, тебе придется отложить сведение личных счетов, пока не выполнишь мое поручение. Согласен?
Крэг неохотно кивнул:
- Согласен. Что я должен сделать?
- Сейчас не время и не место обсуждать это. Раз уж ты заранее согласился, мы поговорим о деле, когда ты будешь на свободе. В двух словах всего не объяснить.
- А если я решу, что это слишком опасно, и откажусь?
- Не думаю. Это - трудное дело, но я уверен, что за миллион долларов ты за него возьмешься. Кроме того, ты сможешь получить куда больше, чем просто деньги. Я рискну в надежде, что мы договоримся. Но сначала обсудим побег.
- Побег? Вы не може… - он осекся на полуслове, поняв, что хотел задать дурацкий вопрос.
- Конечно, побег. Тебя признали виновным в тяжком преступлении на основании неопровержимых улик. Если я отпущу тебя или вынесу легкий приговор, меня тут же обвинят в попустительстве и предвзятости. У меня тоже есть враги, Крэг. Они есть у всех, кто занимается политикой.
- Ладно. Как вы можете помочь мне бежать?
- Твой побег сейчас готовится. Как только все приготовления будут закончены, тебя известят, что надо делать.
- Каким образом?
- Через динамик в твоей камере. Моя… у моего друга есть доступ к системе внутренней тюремной связи. Должен сказать, однако, что мы не можем гарантировать стопроцентные шансы на успех. Мы сделаем все от нас зависящее, а об остальном ты должен позаботиться сам.
Крэг улыбнулся.
- И если мне не удастся выбраться оттуда, значит, я - не тот человек, который вам нужен. Таким образом, вы ничего не теряете, если меня подстрелят при попытке к бегству. Ладно, пусть будет так. Какой приговор вы собираетесь мне вынести?
- Будет лучше, если я объявлю, что беру отсрочку на двадцать четыре часа. Если я вынесу приговор прямо сейчас - неважно какой: Каллисто или психокоррекция, - то подготовка к приведению его в исполнение начнется немедленно. Я не знаю, сколько времени она займет, но лучше иметь сутки в запасе. Поэтому я возьму отсрочку.
- Хорошо. Что я должен делать после побега?
- Приходи ко мне домой. Линден, семь - девятнадцать. Никаких телефонных звонков - мой телефон наверняка прослушивается.
- Дом охраняется? - Крэг знал, что дома большинства политических деятелей были под круглосуточной охраной.
- Да, и я не собираюсь предупреждать охранников, чтобы тебя пропустили. Они - члены моей партии, но довериться им в этом я не могу. Как пройти сквозь охрану - твоя проблема. Если ты не сможешь этого сделать без моей помощи, значит, ты не тот, за кого я тебя принимал, и не тот, кто мне нужен. Но постарайся их не убивать без крайней на то необходимости. Я не люблю насилия. - Он нахмурился. - Я не люблю насилия, даже вынужденного и во имя благородной цели.
Крэг рассмеялся:
- Постараюсь не убивать ваших охранников даже во имя благородной цели.
Олливер покраснел.
- Цель в самом деле благородная, Крэг… - он обернулся и взглянул на часы, висевшие на стене. - Хорошо, у нас еще есть немного времени. Я часто разговариваю с подсудимыми по полчаса и даже больше до вынесения приговора.
- В прошлый раз вы долго беседовали со мной, прежде чем освободить, раз уж меня оправдали.
- Ты этого заслужил. Ты был виновен тогда. Но я должен рассказать тебе, для чего все это затевается, и смеяться здесь не над чем. Я хочу основать новую политическую партию, Крэг, которая вытащит наш мир, всю Солнечную систему из того болота, в котором они завязли.
Я хочу положить конец взяточничеству и коррупции и вернуть мир к старомодной демократии. Это будет партия нового типа, которая выведет нас из тупика. Если взглянуть правде в глаза, то обе ведущие партии, хотя я и являюсь членом одной из них, - партии нелепых крайностей. Союзная партия имеет коммунистические истоки, а синдикалистская - фашистские. В противостоянии между ними мы потеряли то, что когда-то имели, - демократию.