- Два сапога - пара, - пробормотал Юрасик, вылезая из кабины.
Пробормотал громко, так, чтобы зарвавшийся начальник услышал и прочувствовал всю глубину его, Юрасикова, негодования. То, что совсем недавно начальник продемонстрировал ловкость и смелость, ничего не меняло. Все в Конюшне и смелые, и ловкие. Вот урод, который шашлык в песок переворачивает, - один, Ванька Каин.
- Позавтракайте там пока, - сказал Иван, когда залез в кабину.
Окошко закрылось, отгородив обиженных подчиненных от обидевшего начальника.
- С шашлыком ты, кстати, напрасно, - сказал Круль, мягко тронув "Рейдер" с места. - Можно было и помягче…
Иван не ответил, смотрел молча на дорогу, вернее, на то, что осталось от дороги за семьдесят лет.
- Не дуйся.
- Была охота…
- Нет, в самом деле - не обижайся. Я не нарочно… Думаешь, меня осчастливили этой поездкой? Вызвали, поставили перед фактом. Я ведь тоже, между прочим, человек. И ничто человеческое, между прочим… Мне, думаешь, приятно было с вами встречаться? Вы же меня за предателя держите. За урода и иуду.
Иван посмотрел на Круля, растянул губы в фальшивой улыбке и отвернулся. Не хватало еще вести душеспасительные беседы с предавшимся. Какого рожна, в самом деле. Мы едем в одной кабине, но это не значит, что нам по пути.
- Держите и не скрываете этого… Ваше право. Никто не спорит. И у меня было право выбора. И кто сказал, что ваш выбор лучше моего?
Иван повернул голову вправо, будто увидел за окном что-то жутко интересное.
- Можешь не отвечать. Можешь. А ты знаешь, что четверть наших… ваших, из Конюшни, попадают в Ад? Не слышал?
Врет, подумал Иван. Трепись сколько влезет. Только Дьявол не врет. Только он один.
- Не веришь? Понятно, я вру. Я пытаюсь тебя сбить с пути истинного… Ты, конечно, можешь после возвращения пойти и проверить. Воспользоваться услугами агентства "Кидрон" и съездить в ознакомительный однодневный тур в Ад. Кого-либо конкретного найти там трудно, но можно воспользоваться тамошней информационной службой. В тур входит посещение одного грешника на выбор.
- Я знаю, - не выдержал Иван и повернулся к Крулю. - Не учи меня, не нужно. Думаешь, наши не проверяли? Рыков в прошлом году…
- Конечно, знаю. Игнат Петрович Рыков, тридцати лет, поиск по списку фамилий. Ответ - отрицательный, - Круль просвистел несколько тактов какой-то мелодии. - В принципе, я мог бы тебе ничего не говорить. Не мое это дело. Но…
- И не говори! Смотри на дорогу, держи руль и не выпендривайся…
- Ничего, я справлюсь, - спокойно ответил Круль. - И я тебе все-таки скажу. Ваш список убран из общей системы. К нему нет доступа. Его как бы и нет… Но души… Души - есть. Они у нас. И приходится им несладко. Совсем несладко, поверь…
- Ты можешь врать сколько угодно!
- Могу. Но могу говорить правду, для меня это совершенно безопасно. Ты ведь все равно не поверишь. Даже если я буду кристально честен! В этом фокус. И, продолжая свое выступление, я скажу, что список оперов убран из общего доступа по соглашению сторон. Нашей и вашей.
- Бог заключил соглашение с Дьяволом? - засмеялся Иван. - Ты сам понимаешь, что говоришь?
- Кто поминал Бога всуе? - удивился Круль. - Я - не поминал. Я сказал только про вашу сторону. А у вас там много всяких уважаемых людей, готовых на сделку с Дьяволом, лишь бы поддержать веру человека в Бога…
- То есть ты хочешь сказать, что кто-то из Совета тайно принял сторону…
- Тайно - да. Сторону преисподней? Скорее всего - нет. Хотя я и не уверен полностью. Там такая каша. Одни грешат, другие отпускают грехи и сами грешат, а если грехи отпускает грешник, насколько полезно это отпущение? Вот, скажем, ваш Шестикрылый согрешит. Так согрешит, что… В общем - согрешил. Ему нужно исповедаться. Но его вызывают к умирающему оперу, немедленно. Быстро и без промедления. И некого послать. Что должен сделать отец Серафим? Сказать, что не может, и оставить душу без покаяния и отпущения? Или пойти, проделать обряд, но знать, что все без толку, что это не поможет? Нет, во втором случае, конечно, все будет выглядеть куда благопристойнее. Сопли, шепот исповеди и скороговорка отпущения… Но результат…
Иван перекрестился. Ему показалось, что запах серы вытеснил из кабины весь воздух и что дышать больше нечем.
Ветер ворвался в опущенное боковое стекло, остудил лицо Ивана.
- Зачем так нервничать? Я ведь просто рассуждаю. Не так? Я рассуждаю, строю, так сказать, умозрительные конструкции. Теперь прикинь, Иван, после смерти друга кто-то из оперов отправляется в ад на экскурсию, проверяет по списку вновь поступивших и обнаруживает, что его близкий друг, получивший отпущение по всем правилам, прибыл, оказывается, в озеро расплавленной серы номер три тысячи восемьсот пятьдесят три, где сейчас и получает посмертное наказание. И вечная жизнь в Царстве Божьем ему не угрожает. Как поступит в этом случае опер? Будет счастлив и весел? Станет и дальше бросаться под пули и ножи? А если ему вдруг придет в голову, что только Дьявол не врет? Что святоши врут, а Дьявол - не врет. Бог… Бог наверняка не врет, Бог выше этого, тут даже в Аду по этому поводу не спорят. Все точно известно. Но со слугами… Со слугами все гораздо сложнее. Они ведь не безгрешны. И оперу может показаться, что если предавшийся всегда может прийти к Дьяволу и уточнить свое положение… И, даже если ему соврал начальник, подставил, то договор с Дьяволом все равно будет выполнен. В вашем случае все не так. Ваш договор - крещение. А доступа к Господу вы не имеете. Нет его подписи на договоре. Его именем - да. А лично им… Божественной рукой… Что делать оперу, ближайшего друга которого так подставили? Что бы ты сделал? Чисто умозрительно. Спекулятивно, я бы сказал. Что?
- Не знаю, - сказал Иван. - Честно - не знаю…
- В том-то и дело, - с искренней грустью произнес Круль. - В том-то и дело. Вас уговаривают попытаться поймать журавля в небе. Нам - дают синицу прямо в руки…
- Это… - Иван кашлянул, прочищая горло.
Он врет, понятно. Он не может не врать. И вопрос, который тлеет в груди Ивана, ничего не прояснит, Круль может спокойно соврать. Подтвердить возникшее подозрение. Просто так, из вредности. Или для того, чтобы внести сомнения в еще одну душу. Но вопрос жег, жег нестерпимо.
- Твоего друга… - наконец выдохнул Иван и ужаснулся тому, что говорит. - Твоего друга подставил отец Серафим?
Круль ответил не сразу.
Он как раз пытался провести машину между двух глубоких промоин, был сосредоточен и, показалось Ивану, не слышал вопроса. Точно - не слышал. Иван чуть было не вздохнул облегченно, но "Рейдер" выбрался на более-менее ровное место, и Круль повернул голову к Ивану:
- Отец Серафим? Нет, что ты. Конечно - нет. Того уже убрали. Отозвали, наказали…
И еще минут десять они ехали молча. Ветер трепал Ивану волосы, приходилось щуриться, но стекла Иван не поднял.
- А знаешь, что самое смешное? - спросил неожиданно Круль. - Самое смешное заключается в том, что, общаясь со лжецом, ты никогда не узнаешь, в каком месте он соврал. В своем выступлении или в ответе на дополнительные вопросы. Правда смешно?
Глава 05
Дороги к Деннице через горы считай что и не было. "Рейдер" пробирался среди камней, трясся по осыпям и осторожно перекатывался через небольшие завалы. Трижды за день пришлось завалы разбирать, опера матерились в голос, Юрасик, умудрившийся свалить себе на ногу глыбу, шипел при каждом шаге, но героически послал на фиг начальника, попытавшегося отправить его в машину.
День рождения Марко так толком и не отметили - подняли по кружке вина за здоровье во время ужина, закусили сыром и фруктами. К вечеру все вымотались так, что ни о выпивке, ни о шашлыках никто даже думать не хотел.
Иван решил, что ночью двигаться глупо и опасно, Круль его поддержал, а остальные не стали спорить. Иван разделил ночное дежурство между всеми поровну, гордый Юрасик попытался возразить: раз уж выписал ему господин начальник два дежурства еще в Иерусалиме, так, значит, два дежурства…
Коваленок, заведовавший в рейде аптечкой, заставил Юрасика снять ботинок, проверил вспухшую щиколотку, намазал вонючей мазью, крепко забинтовал и вкатил комбинированный укол: обезболивающее, противовоспалительное и снотворное.
Юрасик еще с полчаса повозмущался, потом зевнул, закрыл глаза и уснул. Его из графика ночных дежурств вычеркнули.
После разговора в кабине Иван старался с Крулем наедине не оставаться. Настроение было испорчено, хотелось сделать что-то решительное и однозначное, чтобы расставить в отношениях с братом Старшим Администратором все точки над "i" раз и навсегда.
Появилась даже мысль, легкая и приятная в своей нереальности, кликнуть ребят, вывести предавшегося из машины и порешить. Или погнать голым и безоружным прочь, что, в общем, тоже было убийством.
В общем, Ивана останавливал даже не страх посмертного наказания: в его положении грехом больше - грехом меньше уже значения не имело. Иван не мог себе представить, как выведет Круля к скалам или к обрыву, достанет пистолет и продырявит голову. Вот так, просто потому, что так сам решил, что не нравится ему человек. Причем не поступками или деяниями, а своими словами, мыслями своими, поведением.
Странно, но останавливало Ивана такое несоответствие своих мыслей и Акта о Свободе Воли. Что ж такое, спрашивал себя Иван неоднократно, как же это так - понимаешь, что призван защищать закон, что где-то там, в глубине души, понимаешь, что закон этот правильный, даже без накачки отца Стефана понимаешь, но все равно крутится в голове, сосет под ложечкой ядовитое желание разрубить эту проблему.
Неужто те, кто писал законы, были настолько выше и чище Ивана? Неужели ему доступно было только убивать врагов закона, причем врагов того закона, который и сам он выполнял натужно и без уверенности.
Отправив всех спать, Иван остался возле машины. От злости на себя появился даже соблазн продежурить всю ночь, не обращая внимания на холод и пронизывающий ветер.
Красное море было где-то рядом, в нескольких километрах, Иван знал, что раньше, до Возвращения, люди ездили сюда отдыхать даже осенью и зимой, но не мог себе этого представить.
Холодно.
Постепенно холод вытеснил из головы все мысли, оставил только дрожь и судорожное сокращение мышц.
Иван прошелся вокруг "Рейдера". Все окна в фургоне были закрыты, запах серы от предавшегося оказался для оперов предпочтительнее холодного ветра. Ко всему можно привыкнуть.
Какого хрена тогда никак не удается привыкнуть к тому, что попущением Божьим позволено Дьяволу и его приспешникам охотиться на души людские? Ведь действительно, как же так выходит, что не оградил Господь людей от соблазна? Что бы там ни написал Марк Твен в своем рассказе, но ввести в соблазн - это не гарантия возникновения иммунитета.
Поработав после срочной службы в милиции, Иван проникся уверенностью, что, если бы не болтали газетчики о преступниках, не рассусоливали в газетах и на телеэкранах о преступниках, о наркотиках, о новых сектах и новейших извращениях, люди просто не знали бы о таком, и даже мысль, что подобное возможно, не приходила бы людям в голову.
Да, не предупредив, сознавал Иван, не предупредив обывателей о серийном убийце, можно было обречь нескольких ничего не подозревающих человек на смерть. Но, в подробностях рассказав о развлечениях, скажем, Ночного Исповедника, получили четырех имитаторов и с десяток подражателей.
Зачем? И что было правильнее - заткнуть рты крикунам или сделать так, чтобы человеку просто была противна мысль о насилии?
Иван с досады стукнул носком ботинка по скату "Рейдера". Вот такая фигня у него всегда получалась. Начнешь рассуждать и неизбежно заходишь в тупик. Если внушить человеку отвращение к насилию, то как же быть с предавшимися? Разрешить им и дальше растлевать верующих?
Скрипнула, открываясь, дверца фургона, Иван оглянулся, на всякий случай положив руку на рукоять автомата.
- Холодно? - спросил Круль, тихонько, чтобы не хлопнуть, прикрывая за собой дверцу.
Иван не ответил, повернулся к предавшемуся спиной и пошел на другую сторону "Рейдера".
Камешки оглушительно хрустели под ногами, если кто собрался бы подобраться к машине, то вот так, на ходу, его можно было и не услышать. Хотя и сам злоумышленник шумел бы не меньше. Да и какие тут злоумышленники, в продуваемых холодным ветром скалах.
После Возвращения жизнь в этих местах так и не наладилась. Раньше здесь встречались поселки, города и деревни. В смысле населенные поселки города и деревни. Сейчас же - заброшенные полуразвалившиеся строения.
На Африканском берегу Красного моря народу было побольше, Каир был населен, имел целых пятьсот тысяч жителей. Долина Нила вообще была населена неплохо по сравнению с остальной территорией Египта и вообще Северной Африки.
Ну и бывшие курорты Красного моря как-то жили, превратившись, большей частью, в рыбацкие поселки.
Переселение из Европы и Америки в эти места не поощрялось. Аравийский полуостров, Персидский залив были территорией международной, попытки демографической экспансии пресекались на самом корню, все смотрели на всех с подозрением и недоверием. И это правильно, если учесть, что последняя Нефтяная война закончилась меньше тридцати лет назад.
У отца Ивана в шкафу висел старый китель с "Крестом за храбрость" и тремя медалями: двумя "За отвагу" и одной "За боевые заслуги". Иногда отец даже рассказывал сыну о том, как пришлось повоевать в пустыне, и ничего веселого и героического в этих рассказах не было.
- Спасибо еще, - сказал как-то отец, - над головами ничего не летало. Хорошо, что запретили полеты в воздухе, а то, как глянешь в хронике, что творилось раньше…
Иван хронику видел. И даже по малолетству втихомолку жалел о том, что теперь не летают в воздухе самолеты и вертолеты, что теперь, для того чтобы добраться из Европы в Америку, нужно тратить никак не меньше недели. Правда, повзрослев, Иван не мог не признать правоту отца и тех, кто авиацию запретил.
Пусть запрет был наложен не из соображений гуманизма - никто не запретил, например, танков и военных кораблей - просто полеты позволяли измерить расстояние до тверди небесной, достичь ее, а после случая с Вавилонской башней такое деяние не могло быть признано богоугодным.
- Бегаешь от меня, - сказал Круль.
Эта сволочь обошла машину спереди и теперь встретила Ивана возле кабины.
- Просто отцепись, - сказал тихо Иван, проходя мимо Круля. - Оставь меня в покое. Ни хрена у тебя не получится.
- Тогда чего бегать?
- Я не бегаю…
Можно было ускорить шаг, оторваться от предавшегося, но тогда Иван действительно бежал бы от него, спасался бы бегством.
Иван остановился и повернулся к предавшемуся лицом:
- Что тебе от меня нужно?
- Ничего… Просто поболтать. Не спится, знаешь ли…
- Ну не спи где-нибудь подальше. Впереди, насколько я помню, есть вполне приличная пропасть. Метров сто, не больше. Прогуляйся…
- Не поверишь, - сказал Круль чуть насмешливо, - но у нас самоубийства не поощряются… И наказываются.
- Да брось ты! - засмеялся Иван. - Согрешить боитесь?
- Зачем согрешить - это у нас формулируется как попытка нарушить договор. По-быстрому закончить свою жизнь, чтобы избежать трудностей и мучений, - лица Круля в темноте рассмотреть было невозможно, а по голосу понять, шутит он или говорит правду, было трудно. - Даже если тебя поймали погромщики, вот сейчас начнут пытать и мучить - ты не имеешь права чикнуть себя лезвием по горлу или пустить пулю в лоб. И знаешь почему?
- Почему? - послушно спросил Иван, понимая с печалью, что втягивается в разговор, что предавшийся снова поймал его, подбросил интересную тему.
- Когда истинно верующие начинают очищать с земли скверну, они обычно так увлекаются, что незаметно для себя передают душу свою Дьяволу. Что, в общем, является основной задачей и Князя Тьмы, и предавшихся ему. Вот твой знакомый брат Старший Администратор из Мерефы вместе со своими помощниками скидки по договору потерял. Когда отказался эвакуировать женщин и детей. Мне его показывали перед самым выездом с твоей группой - неприятное зрелище. Я многое в аду повидал, но тут даже у меня чуть не случились проблемы с желудком… - Круль хмыкнул, вспоминая. - Там такое…
- Мне неинтересно, - быстро сказал Иван. - Неинтересно.
Значит, брат Старший Администратор, бледная немочь с горящими глазами фанатика, все-таки расплатился за смерть четырех сотен предавшихся.
И Круль словно подслушал мысли Ивана:
- И он погорел, и организаторы погрома. И очень многие погромщики. Тут ведь в чем фокус - предавшиеся уже и так свои души передали во владение преисподней, их смерть ничего не решает, хуже того, она уменьшает дьявольское воинство на земле. Тут ты действовал совершенно правильно, молодец. Но и твои бойцы, кстати, тоже правильно поступили. Ты ведь самоубийство совершить пытался… Разве нет?
- Не твое дело!
- Не мое. Твое. Кстати, твое дело в нашей конторе читается очень забавно. Как боевик.
- Ты о чем? - не поверил своим ушам Иван.
- Ты не знал, что дела на очень многих хранятся у нас? - искренне удивился Круль. - Не знаю, как на обычных людей, но досье всех оперов хранятся и пополняются. И досье на всех священников…
- Это еще зачем? Дьявол разве и так не все знает?
- А ты ни с кем его не перепутал? С Богом, например. Это только Он всеведущ, а мой шеф получает информацию от своих слуг.
- Чушь, - отрезал Иван. - Это он тебе сам сказал?
Круль снова засмеялся.
- Это ты молодец, это ты меня правильно поддел. Только Дьявол не врет, тут ты прав. Мне это говорил не Дьявол. С Самим я лично встречался всего пару раз, и на эту тему мы с ним не беседовали. Личные встречи не располагают к свободному трепу на вольные темы. Там вопросы задает он, и все. А ты - отвечаешь. Есть, правда, и приятные вопросы. Например, что ты хочешь за свои услуги. И если ты отвечаешь правильно… Ты, кстати, знаешь, что значит ответить на такой вопрос правильно? Вот если бы тебе Дьявол сказал: что ты хочешь, Иван, за свою работу, что бы ты ответил?
- Я?.. - начал было Иван, но вдруг спохватился и сплюнул. - Сука же ты, Ярослав Круль, какая сука…
- Я? Почему это? - На этот раз голос Круля прозвучал подчеркнуто неискренне и фальшиво, как у дешевого балаганного клоуна.
- Пытаешься вбросить мне идею торга с Дьяволом? - Иван перекрестился, понимая, что в его положении крест не является надежной защитой.
Если изнутри дом завален всякой дрянью, сказал на проповеди отец Серафим, то стены можно и не красить. Без толку.
- Извини, Ваня, это я по привычке… - без раскаяния произнес Круль. - Это я чисто механически. И я не буду настаивать на своем вопросе. Сразу скажу ответ. Два неправильных ответа Дьяволу - отпусти мою душу, дяденька, и ничего мне не нужно, я искренне и безвозмездно.
- Пошел ты… - Иван собрался повернуться и продолжить движение вокруг машины, но в последний момент передумал. - Ты мое дело смотрел? И этого козла из Мерефы видел перед самым выходом в рейд?
- Ага.
- Случайно совпало?
- Я ведь и соврать могу, - напомнил Круль. - Из самых коварных соображений. Ты же знаешь. Наталкивался уже.
- Значит, не случайно…