- Мы отрываем тебя только на время, - перебил его Василий Тимофеевич. - У нас нет никаких оснований считать тех, к кому ты поедешь, людьми несерьезными. Это один из сильнейших отрядов исследователей космоса. Но не исключена возможность, что длительное пребывание вдали от планеты может выявить некоторый объективно существующий комплекс нервных расстройств. И в этом деле мало быть просто хорошим специалистом. Здесь нужен большой жизненный опыт, умение работать с людьми, обязательное знакомство с авиационной медициной… Пожалуй, кроме тебя, некому этим заняться.
Платон Григорьевич вскрыл пакет, прочел инструкцию раз-другой.
- Дружба дружбой, а служба службой, - сказал Василий Тимофеевич. - Распишись тут в уголке, что с материалом ознакомился. Вот так. А теперь давай-ка мне инструкцию и получай билет на самолет.
- Когда вылет? А, вижу, в половине первого…
- Рейс не указан, но на аэродроме предупреждены. Ну, Платон Григорьевич, жду от тебя весточки.
ПАДАЕТ ВВЕРХ…
- У вас служебный рейс, - сказала девушка-регистратор, рассмотрев билет Платона Григорьевича. - Вы посидите вон на той скамеечке, я вам скажу, когда выходить на посадку.
Платон Григорьевич купил в киоске аэропорта несколько газет и стал их просматривать. На скамейку рядом с ним опустился рослый человек в форме летчика Гражданского воздушного флота. Его тоже послала сюда девушка-регистратор. Вскоре к ним присоединилось еще пятеро парней, явно причастных к авиации.
- Вы тоже служебным летите? - спросил Платона Григорьевича сидевший рядом с ним пилот.
- Да, служебным, - коротко ответил Платон Григорьевич.
- А мы вот из отпуска возвращаемся. Три недели гуляли.
- У моря были? - спросил Платон Григорьевич. На скамейке засмеялись.
- В первый раз товарищ к нам, - сказал кто-то из летчиков: в том, что это были летчики, Платон Григорьевич больше не сомневался.
- Ну почему же, я по загару сужу, - сказал он. - Сентябрь на дворе, а вы вон какие черные.
- Загар-то уже сошел, - сказал сидящий рядом летчик. - У нас загоришь лучше, чем на любом курорте.
- Лучше, чем в Сочи, - добавил кто-то.
- А купанья какие! - не то серьезно, не то в шутку продолжал сосед Платона Григорьевича.
- В море Лаптевых… - усмехнулся тот, что сидел с краю.
Платон Григорьевич искоса взглянул на него: паренек как паренек. Будто почувствовав взгляд Платона Григорьевича, летчик повернул к нему голову и громко сказал:
- Братцы, а ведь товарища этого я знаю. Я у него отборочную проходил. Медицина, значит, с нами летит.
- Что, разоблачили вас, товарищ военврач? - спросил рослый летчик и встал: девушка-регистратор жестом подозвала его к окошку.
- Нас ждут, - сказал он, возвращаясь.
И в этот момент громкий голос из динамика раздельно произнес:
- Граждане пассажиры, в виду нелетной погоды рейсы, - далее следовало наименование чуть ли не десятка рейсов, - отменяются…
Дремавшие на скамейках пассажиры встали со своих мест, аэропорт загудел возбужденными голосами, у окошка камеры хранения сразу же выросла очередь. Платон Григорьевич сел было на место, но рослый пилот подошел к нему и тихо сказал:
- На нас не распространяется… Матч состоится при любой погоде…
Они вышли на летное поле. Моросил мелкий дождь. Сверкая прожектором, разворачивался на дальней взлетной дорожке пассажирский лайнер. Кто-то взял из рук Платона Григорьевича его чемоданчик, и вся группа быстро пошла вслед за девушкой с повязкой дежурного к темневшему невдалеке силуэту небольшого самолета. Платон Григорьевич первым поднялся по трапу и, согнувшись, вошел в овальную дверь.
- Не споткнитесь! - предупредил рослый пилот. - Там посередине рельсы.
Платон Григорьевич прошел вперед, за ним поднялись остальные пассажиры. Дверь самолета закрылась, и на пороге командирского отсека показался пилот самолета.
- Добрый вечер, граждане пассажиры! - громко сказал он. - Позвольте провести перекличку.
- Не позволим, - сказал кто-то. - Это дело стюардессы.
- Чего нет, того нет, - нарочито серьезно сказал пилот, и Платон Григорьевич понял, что командир корабля великолепно знает всех своих "пассажиров".
- Ну, ребята, вы как знаете, а я не полечу, - обратился к остальным рослый пилот. - Требуйте жалобную книгу. Никакого тебе комфорта, никакого уважения. И посмотрите на лицо этого товарища, лично мне оно не внушает ни малейшего доверия.
- У меня античное лицо, - строго сказал командир корабля, и Платон Григорьевич невольно улыбнулся: говоривший был скуласт, густые брови вразлет, нос мягкий, добрый, картошкой.
- Античное? - переспросил кто-тo. - Тогда все, вопросов нет. Привязывайтесь, товарищи, покрепче.
Все завозились, доставая ремни. Платон Григорьевич удивленно на них посмотрел: в пассажирских самолетах пилоты форсят, ремни будто и не для них.
- А вы, товарищ военврач? - обратился к Платону Григорьевичу сидевший с ним рядом пилот, тот самый, который проходил у него когда-то отборочную комиссию. - Давайте я помогу вам.
- Нет, нет, я сам, - Платон Григорьевич нащупал ремни, небрежно застегнул пряжку.
- Так дело не пойдет, - сказал ему сосед. - А ну-ка, дайте мне. - Он тщательно затянул широкие мягкие ремни, наклонился, чтобы рассмотреть пряжку. - Шуток нет меж нами, - строго шепнул он, и Платон Григорьевич почувствовал, что предстоящий перелет будет не совсем обычным.
- Внимание! - донесся голос командира корабля. - Приготовились! Рельсы свободны?
Сосед Платона Григорьевича взглянул в проход и за всех громко ответил:
- Свободны.
И тут Платон Григорьевич заметил узкие трубчатые рельсы вдоль всего прохода, по которым от.хвоста самолета медленно катилась тяжелая тележка. Она разгонялась все быстрее и быстрее, вихрем пронеслась к носу корабля, с шумом остановилась.
- Подъем! - сказал командир корабля, и его голос прозвучал торжественно и властно.
- Пошел… - тихо сказал сосед Платона Григорьевича.
- Воздух… - подтвердил рослый пилот, сидевший сзади. - Хорошо…
Платон Григорьевич ждал пробежки, характерного покачивания в момент отрыва от земли, но ничего этого не было. Была тишина, негромкое урчание электромотора, установленного на тележке, но ни малейшей вибрации, ни звука моторов, ничего. Платон Григорьевич оглядел лица пилотов и подумал, что летная специальность накладывает какой-то неизгладимый отпечаток, будто волшебная кисть коснулась глаз, рук, смягчила движения. "Профессия и связанные с нею внешние признаки - чем не тема для психолога, - подумал он. - Но тут что-то другое, что-то другое".
- Закрыть окна, - последовала команда. Сосед Платона Григорьевича показал ему на небольшой рычажок возле его кресла.
- Возьмите его на себя, - сказал летчик. - Вот так.
Платон Григорьевич повернул рычаг и увидел, что между стеклами окна поползла черная шторка.
- Вы не скажете, зачем это? - осведомился Платон Григорьевич.
- Сейчас увидите, - ответил пилот, не отрывая глаз от окна.
И вдруг все вокруг залил яркий синий свет.
- Вот оно, солнце! - воскликнул сосед Платона Григорьевича. - Смотрите!
Платон Григорьевич поднял голову и увидел гдето сбоку и внизу ослепительный синий диск солнца.
Платон Григорьевич отвернул рукав и взглянул на часы: было начало третьего.
- Откуда же солнце? - спросил он. - Светает ведь сейчас уже поздно, только в седьмом часу…
- На вершине гор - день, а в ущелье солнце может и не заглянуть.
- Понимаю, понимаю. Дело в высоте? Но на какую же высоту мы поднялись?
- Вон, над дверью высотомер, - сказал пилот. Над дверью, ведущей в командирский отсек, светилось окошко какого-то прибора, поток цифр бежал мимо черной стрелки указателя. Мелькнула большая шестерка, за ней цифры поменьше.
- Неужели шестьдесят километров? - спросил Платон Григорьевич.
- Самая распространенная ошибка, - вмешался в разговор рослый пилот, сидевший сзади, - самая распространенная ошибка среди школьников - ошибка на нуль. Даже сам Ньютон, говорят, однажды на нуль ошибся.
- А между тем, - сказал сосед Платона Григорьевича, - котенок, увеличенный в десять раз, больше тигра.
- Уссурийского, - добавил рослый пилот.
- На нуль? Ну, не шестьсот же километров? - возразил Платон Григорьевич. Ему никто не ответил.
- Начинаю маневр, - раздался голос в динамике. - Проверить ремни.
- Держитесь, товарищ военврач, - сказал сосед, и Платон Григорьевич, копируя его движения, вытянул вперед ноги, уперся в пол, ступни ног нащупали каучуковый валик.
За окном узким длинным конусом вспыхнула огненная струя. Диск солнца метнулся куда-то вверх и пропал из виду, и вслед за тем Платон Григорьевич ощутил какую-то необыкновенную легкость во всем теле.
- Это невесомость? - спросил он.
- Нет, не полная, - ответил сосед и, повернувшись к рослому пилоту, спросил: - Тормозное ускорение по последней инструкции не помнишь ли какое?
- Три четверти "же", - ответил рослый пилот. - Все страхуют нашего брата.
Прошло минут двадцать, в динамике раздался шорох, и голос командира корабля сказал с какой-то ленцой:
- Окна открыть.
Первое, что увидел Платон Григорьевич, было синее небо вверху и мутная, в пелене облаков, еще покрытая утренними сумерками земля. Земля была над головой, хотя Платон Григорьевич ясно, всем своим существом ощущал, что сила веса прижимает его к сиденью.
Вновь ринулись мимо окон вспышки пламени из реактивных сопел, и все закружилось вокруг. С грохотом пронеслась мимо Платона Григорьевича тележка, скрылась где-то в хвосте самолета.
- Какой нахал! - крикнул рослый пилот. - Вы поняли?
- Это ему так не пройдет! - раздались голоса. - Мы это дело ему припомним! Он что, с ума сошел?
Платон Григорьевич выглянул из окна и опешил. Сзади к самолету приближался лес. Именно сзади. Он не сразу понял, что самолет летит хвостом вперед.
- Как это он сделал? - спросил Платон Григорьевич.
- Он нахал! - ответил сосед. - Он еще смеет утверждать, что у него античное лицо. Такой экипаж посадить задом наперед!
А лес все ближе и ближе, теперь можно было различить отдельные деревья, сосны и ели, белые пятна первой изморози на земле. Потом Платону Григорьевичу показалось, что самолет проваливается в какую-то темную зияющую яму, и наступила тишина. Ряды электрических ламп вспыхнули за окном, осветив сводчатые стены громадного ангара.
- Как самочувствие, товарищи? - спросил командир корабля, чуть приоткрыв дверь.
- Иди, иди сюда, мы с тобой поговорим, - закричал рослый пилот. - Ты что безобразиями занимаешься?
- Давайте, товарищи, очищайте помещение. - Командир корабля быстро прошел по проходу, открыл дверь. Сырой и прохладный воздух, клубясь, проник внутрь. Платон Григорьевич отвязал ремни и прошел в хвост самолета, где на специальных стеллажах лежал багаж. Сильные пружины прижимали его чемоданчик к алюминиевой полке. Один за другим покидали самолет пилоты. Последним вышел Платон Григорьевич.
- Ушаков, - представился, пожимая Платону Григорьевичу руку, полковник авиации, высокий широкоплечий человек. - Мне сообщили о вашем вылете, Платон Григорьевич. Сейчас позавтракаем, и я покажу вам ваше помещение. К работе можно будет приступить завтра с утра, не возражаете?
Ярко освещенным тоннелем они прошли к высокой двери. За ней была открытая площадка над синим-синим озером. Только сейчас Платон Григорьевич понял, что ангар спрятан в глубине скалы. По узкой дорожке, посыпанной щебенкой, они подошли к высокому пятиэтажному зданию. В светлом зале было по-утреннему тихо, но на столиках между колоннами стояли чашки, нарезанный хлеб.
- Первая смена уже в полете, - сказал Ушаков. - Раздевайтесь, Платон Григорьевич. Так как насчет кофейку, не возражаете?
Платон Григорьевич повесил пальто на вешалку, рядом - летные куртки, меховые шапки-ушанки, форменные фуражки. Сквозь приоткрытую дверь доносился запах жаркого. Кто-то уронил вилку на каменный пол, и ее звон показался Платону Григорьевичу совсем домашним. Трудно было поверить, что путь к этой в общем обычной гостинице лежал через удивительный, сказочный перелет.
Платон Григорьевич вернулся в зал, где полковник Ушаков уже расставил на столике нехитрую снедь и разливал по чашкам черный кофе.
Платон Григорьевич взглянул в окно. Синее озеро было как на ладони. Из него медленно поднимался какой-то белый предмет. Еще немного - и в брызгах воды из озера вынырнул сверкающий белоснежный самолет, он поднимался вверх все быстрее и быстрее. Мгновение - и самолет скрылся в сияющем небе.
- Он падает вверх! - воскликнул Платон Григорьевич.
- Не совсем точно, - ответил полковник. - Со словом "падает" у нас связано несколько другое понятие… Падающее тело обязательно приближается к земле.
- Но падающее тело движется ускоренно, все быстрее и быстрее, - ответил Платон Григорьевич, - и, главное, точно по вертикали! Возможно, поэтому мне и показалось, что ваш самолет упал в небо.
- Это правильно, - сказал полковник. Платон Григорьевич, вглядываясь в лицо полковника Ушакова - только на лбу у самых волос белоснежная полоска незагоревшей кожи, - машинально повторил "падает вверх" и задумался. "Такие люди не знают нервно-психических заболеваний, не могут знать, - размышлял он. - Но если что и забрали они себе в голову, нелегко будет таких вот переубедить…"
- Я приступлю к работе сейчас же, - сказал он полковнику. - Проводите меня на ваш медпункт.
* * *
Это был обычный медпункт с таблицей для определения остроты зрения на стене, выкрашенными белой эмалевой краской весами, шкафчиком с инструментарием, стопкой историй болезни на столе.
Молодой хирург радостно приветствовал Платона Григорьевича и, щедро вставляя латинские словечки и поговорки, рассказал всю короткую историю возникновения и деятельности руководимой им медицинской точки.
- Вы улыбаетесь, Платон Григорьевич, а ведь я так соскучился по коллеге, вот честное слово. Варюсь тут в собственном соку. Выпишешь соответствующее ремедиум, так, по случаю гриппа, простуды, это бывает, дважды произвел тонзилоктомию, четырежды извлекал корпус перегринум: рыбу у нас тут иногда вылавливают - на спиннинг идет, - ну и бывает, застрянет косточка. А так, в общем - текучка. Честное слово, просто деньги иной раз совестно получать. Мои товарищи в обычной поликлинике по полсотни больных в день принимают.
- Что ж, солдат спит - служба идет, - пошутил Платон Григорьевич. - А насчет денег, это вы зря так. Чем меньше больных в части, тем больше чести врачу.
- Так ведь сами не болеют. Вот, просмотрите карточки.
Платон Григорьевич подошел к столу, пододвинул к себе стопку карточек.
- Образцовый у вас порядок, товарищ старший лейтенант медицинской службы. Вы что, переписываете набело после приема?
- О, я ведь тут с техникой подружился, Платон Григорьевич. У меня здесь магнитофон укрепили, вот на стене, ящичек. Как только раздаются звуки речи, он тотчас же включается, а потом я все данные приема переношу на карточки. Шведская система, говорят.
- А сейчас он включен?
- Разумеется, Платон Григорьевич, ведь мы с вами разговариваем…
- Я вижу, с вами говорить опасно, вы все фиксируете на пленку.
- Нет, нет, Платон Григорьевич, там не пленка, там какая-то тончайшая проволочка, но я ее никогда не видел, радисты говорят. Я могу вам продемонстрировать, как эта штука работает.
Врач щелкнул кнопочкой, внутри ящика что-то зашумело, потом раздался голос Платона Григорьевича.
- …С вами говорить опасно…
- Вы его все-таки совсем выключите, - махнул рукой Платон Григорьевич. - Неприятно все-таки. Вас как величают, товарищ старший лейтенант?
- Цезарем Николаевичем.
- Вот и прекрасно, Цезарь Николаевич, теперь давайте сядем и подробно просмотрим вашу картотеку.
- А ведь вы меня когда-то учили, Платон Григорьевич, не узнали?..
- Да, да, то-то мне лицо ваше показалось знакомым.
- В Куйбышевской военно-медицинской академии в пятьдесят четвертом году.
- Шаповалов ваша фамилия? Теперь припоминаю… А вы повзрослели, возмужали. Ну за дело, мой друг. Давайте сюда вашу бухгалтерию.
- Да вы посмотрите на объем груди! - восклицал Шаповалов время от времени. - Такие легкие никогда не болеют, ведь так, Платон Григорьевич? Ну, а это совсем богатырь!
- Позвольте, Цезарь Николаевич, я вижу тут отметку: "Пилот первой категории", и далее: "Паралич кисти левой руки после ранения".
- Совершенно верно, Платон Григорьевич, здесь есть несколько человек, на которых специальным приказом не были распространены обычные ограничения. По их собственной просьбе, разумеется. И некоторые работники по радиолокации и техническому досмотру. Но это все такие, понимаете ли, чудаки; придут сюда и такого наговорят!..
- Они наговорят, а вы на магнитофон запишете и наслаждаетесь? Не так ли, Цезарь Николаевич?
- Бывает, Платон Григорьевич, - смущенно сказал Шаповалов. - Но ведь чудаки какие! Вот вы сами с ними познакомитесь и будете жалеть, что не смогли зафиксировать их рассказы. Тут есть один начальник локационного отдела, да вы его карточку как раз держите. Ладожский. У него позывные Гусар. Так он просто начинен такими историями, такими историями…
- Да, - перебил его Платон Григорьевич, - вижу эти истории… Что? Последствие ранения… Так, так… Да у него и давление повышено!
- Оно у него всегда такое, всю жизнь, я тут справлялся и смотрел карточки за двадцать пять лет его службы в армии. Феномен, но какой человек! Он, конечно, избегает "иммодикус лабор" - так сказать, чрезмерного физического напряжения.
- Но в полеты выходит регулярно… Я вижу отметки… Черт знает что у вас тут творится!
- Но ведь специальное распоряжение…
- Кончено, никаких специальных распоряжений! Меня прислали сюда навести порядок в медико-санитарной службе, оторвали от важных дел, важных работ. А вы развели тут инвалидную команду! Специальное распоряжение, скажете? А почему не протестовали, почему не подавали докладные? Вы кто, я вас спрашиваю? Вы, как изволили выразиться, "медикус" или любитель анекдотов?
Платон Григорьевич мысленно контролировал всю свою "горячую речь" и остался вполне доволен собой: вот она, истинная причина его приезда сюда, - инспекция, проверка, а там будет видно…
- Мы сегодня же начнем осмотр всего наличного состава. Всего…
- Вам придется иметь дело с Диспетчером, - предостерегающе сказал Цезарь Николаевич. - А это, доложу вам, фрукт…
- А ну-ка достаньте его карточку. Ах, вот она… Мельников Михаил Антонович… Хронаксиметрию сами проводили? Это хорошо… А вот как с рефлексами у вашего Диспетчера? Что?! Обостренная реакция?
- Но он редко выходит в полет, очень редко, ведь он не пилот.
- Ну что ж, начнем знакомство с этого вашего Гусара. Как вы производите вызов, по селектору?
Цезарь Николаевич набрал номер телефона, и в динамике, по которому до этого приглушенно транслировалась Москва, раздался голос:
- Гусар слушает…
- Борис Дмитриевич, зайдите на медпункт, вас хотят осмотреть. - Цезарь Николаевич положил трубку на место. - Он сейчас придет, - сказал он, - сами увидите.