- Ну, это не так просто объяснить, Ваше Величество, - несколько смутилась Надежда. - В общем, я пишу о том, что вижу…
- A, так вы тоже стихотворица! - обрадовался король.
- Н-нет, скорее прозаик.
- Тоже неплохо. Ну а теперь, сударыня Надежда Чаликова, будьте любезны объяснить, что за особая миссия привела вас ко мне в замок и как вы думаете узнать, кто съел Касьяна. - Вспомнив вид обглоданных костей, король резко помрачнел.
- Можете называть меня просто Надя, Ваше Величество, - улыбнулась Чаликова, - мне так привычнее. Только, прошу вас, для всех остальных я должна оставаться Перси, пажом и слугой боярина Василия.
- Да, разумеется, - кивнул король.
- Вероятно, Вашему Величеству известно о недавнем походе князя Григория на Царь-Город? - Король кивнул. - В тот раз у него ничего не получилось, но ясно, что своих замыслов он не оставил.
- Да уж, если князь Григорий чего себе в голову вобьет, то уже не отступится, - заметил Александр.
- Ну вот, а всего опаснее то, что у него есть свои люди в Царь-Городе. Одного из них, столичного мэра, то есть градоначальника князя Длиннорукого, вовремя разоблачили и упрятали в темницу, да что толку - он ведь был не один. Да и не только в Царь-Городе - у вас тоже могут быть его агенты.
- У меня? - изумленно вскинул Александр брови. - Но с какой стати?
- Как это с какой стати, Ваше Величество? - возмутилась Надя. - Покончив с Кислоярским царством, он же сюда полезет!
- Ну, на что ему наши болота, - как бы успокаивая самого себя, возразил Александр.
- Болота, может, и не нужны, - ответила Чаликова, - но у Григория большой зуб на ваших доблестных рыцарей. Вернее сказать, он не может спать спокойно, имея их у себя в тылу.
- Говорил я сто раз своим доблестным рыцарям, чтобы вели себя потише… Постойте! - неожиданно резко вскочил Александр. - Я вспоминаю - боярин Василий что-то спрашивал насчет Беовульфа и еще кого-то. Эдак он еще поедет настраивать их против князя Григория!
- Нет-нет, Ваше Величество, - поспешила успокоить короля Надя. - Василий Николаич просто хочет, так сказать, часттным порядком прощупать обстановку.
- A, ну тогда другое дело, - опустился в кресло Александр. - Нам тут, знаете ли, приходится быть очень тихими и незаметными, чтобы беды не накликать.
- A мне почему-то кажется, что ночное происшествие как-то связано с происками князя Григория, - гнула свое Чаликова.
- Сомневаюсь, - возразил король. - Князь Григорий и его сподвижники только пьют кровь, а людоедство - это все же несколько другое. Но вы правы - установить истину обязательно нужно. Погодите, как же я поручу вам это благородное дело, если вы значитесь пажом? A, знаю - я сам займусь изысканиями справедливости, а вы будете постоянно находиться при мне. Вы согласны, госпожа Надя?
- Это вы здорово придумали, Ваше Величество, - радостно ответила Надежда. - Только я здесь человек совсем новый и толком ни с кем еще не знакома. Может быть, Ваше Величество подозреваете кого-то из обитателей замка в склонности, так сказать, к людоедству?
Король немного подумал:
- Да, я понял вашу мысль. Никто извне попасть сюда не мог - ведь нас затопило весьма основательно. A что касается обитателей… Ну, уж в своих слугах я могу быть уверен - они служат уже долгие годы, многие помнят еще моего покойного батюшку…
- A все эти творческие личности? - осторожно поинтересовалась Чаликова. - По-моему, вчера они отличились отменным аппетитом. Особенно господин Диоген.
- Ну, вы уж скажете!.. - запротестовал Александр.
- Нет, Ваше Величество, вы уж как хотите, но для себя всю эту публику я оставляю под подозрением, - решительно заявила Надя.
- Ну что же, - уныло пожал плечами король. - Я не верю, что среди них есть настоящие, а не словесные людоеды, но голову в залог не поставил бы…
- A тот господин во фраке? - припомнила Надя.
- Кто - Иоганн Вольфгангович? - Король протестующе замахал руками. Нет-нет, это же знаменитый поэт, к тому же просвещенный европеец. Когда он появился в замке, то предъявил рекомендации от высоких лиц Европы. И из Лютеции от короля галлов Луи XXV. И от саксонского курфюрста Готфрида. Да это все пустяки - его лично знает даже мой давнишний друг, ливонский рыцарь Йохан Юргенс, порядочнейший человек, истинный знаток и ценитель искусств!
- Да, но Иоганн Вольфгангович, насколько мне известно, прибыл сюда совсем недавно, - напомнила Чаликова.
- Как и вы, сударыня, - учтиво возразил Александр.
"A Его Величество отнюдь не такой уж небожитель не от мира сего, каким кажется", - отметила про себя Надя. Вслух же деланно возмутилась:
- Ну что вы, Ваше Величество, разве такая хрупкая девушка способна съесть молодого здорового парня?
- Да не обижайтесь, Надя, я же пошутил, - вновь вздохнул король и подлил себе еще вина.
* * *
В здоровенном камине, сложенном из неотесанных валунов, весело потрескивали дрова, каждое размером чуть не с бревно. Славный рыцарь Беовульф сидел, развалясь в мягком кресле. Одет он был по-домашнему просто, в кожаную жилетку, украшенную металлическими шипами на плечах, кожаные штаны с бляхами на коленях и красные сапоги с высокими каблуками. И естественно толстенная золотая цепь на шее.
- Я вам прямо скажу, боярин Василий, - говорил хозяин, почесывая волосатую грудь, - я вообще люблю прямоту. Так вот, мне ваша затея нравится. Кому-нибудь башку оторвать там, или шкуру там спустить. Это я всегда пожалуйста. Вот как, помнится, прошлой осенью пришел тут ко мне славный рыцарь Августин и говорит, мол, слушай, Беовульф, тут на меня Стефан наезжает, кусок дороги оттяпать хочет. Ну, я, как водится, сразу меч в ножны и… Хотя нет, это происшествие не осенью было, да и вообще оно не так уж, э-э-э, гладко закончилось. Ну и бог с ним. Главное, я вам скажу, если кому там чего, так я всегда с удовольствием. Но не сейчас.
- Извините, не понял? - склонил голову набок Василий.
- Ну, видите ли, - неожиданно несколько смущенно прогудел Беовульф, - я как раз сейчас не могу. Тут такая женщина. Ну такая. - При этом он изобразил ее изящную фигуру в воздухе своими огромными лапищами. - В общем, не женщина, а мечта настоящего мужчины. То есть меня. Я как ее в первый раз увидал, что-то меня словно в задницу стукнуло - вот она, твоя судьба! - При этом славный рыцарь покраснел от смущения. - Нет, ну вы не подумайте там чего. Бабы - это дело десятое. Мне бы лучше мечом помахать, скакуна резвого объездить. А там все эти поцелуйчики и обжиманчики - это не для сурового воина, закаленного в смертельных схватках с врагами. Но тут вся закавыка в том, что эта женщина в опасности. И я не могу оставаться в стороне. И наблюдать, как этот гад Грендель за ней охотится. А что как он ей горло перегрызет? Это непорядок. В моих землях только я могу головы отрывать. Ну и немножечко король. А этот оборотень так вокруг нее и увивается. И если бы не я, так давно бы на нее напал. И вообще, я до него точно доберусь и спущу с него эту волчью шкуру и постелю ее вот здесь у камина. Спущу точно. Как-нибудь. Сейчас, правда, некогда. Потом. Но непременно…
И вдруг несколько неожиданно могучая голова Беовульфа упала на грудь и… раздался богатырский храп. Василий тихо встал со своего кресла и вышел из залы.
* * *
За обедом король Александр без обиняков завел речь о том, что происходит в замке:
- Господа, все окрестности опять затопило, и мы самое меньшее на два дня отрезаны от внешнего мира. Это, конечно, если опять не польет. Мне доподлинно известно, что людоед, чьей жертвой стал Касьян, до сих пор находится где-то в замке. A может быть - и среди нас!
"Прямо как в классическом детективе", - подумала Чаликова, которая в наряде пажа, как умела, прислуживала Александру.
- Да-да, - спокойно продолжал король, когда первые бурные эмоции утихли, - и пока мы не выясним, кто он, этот злодей, тень самых страшных подозрений будет лежать на всех нас. И прежде всего - на мне как на хозяине этого дома.
Участники трапезы внимательно слушали речь своего покровителя, не совсем еще понимая, куда тот клонит.
- Все мы благородные люди, - оглядев сидевших за столом, с некоторым сомнением произнес Александр, - и первым делом я предлагаю виновнику, если он здесь находится, добровольно признаться в содеянном и тем самым снять пятно со всех остальных… В этом нет ничего смешного, - добавил король и строго посмотрел на Перси, который, не выдержав, чуть было не фыркнул со смеху. - Как я вижу, никто признаваться не хочет, - нахмурился Александр. - Ну что ж, тогда я лично займусь поисками истины. Господа, может быть, кто-то из вас прошедшей ночью видел или слышал нечто, выбивающееся из общего порядка вещей? - Король украдкой глянул на пажа - тот еле заметно кивнул, мол, все в порядке, Ваше Величество, следствие ведут знатоки.
Над столом повисло тягостное молчание. Александр вытащил свою коробочку с леденцами и стал крутить ее длинными пальцами. Наконец заговорил Иоганн Вольфгангович:
- Ваше Величество, я точно не уверен, но мне показалось, что я ночью слышаль какие-то шаги… Как будто кто-то ходил по коридору.
- И что же? - Александр поставил коробочку на стол.
- И все, - ответил Иоганн Вольфгангович.
- Да, не густо, - с сожалением констатировал король. - Господа, я понимаю, что это очень личное. И если кто-то хотел бы сообщить что-то важное не при всех, то милости прошу - я буду у себя.
Король уже поднялся было, чтобы покинуть трапезную, но тут со стула вскочил Диоген:
- Хватит делать вид, что мы не при чем! Все мы виноваты - все его ели! И какая разница, кто довел это подлое дело до конца. - Диоген в возбуждении влил в себя бокал вина и резко опустился на место.
- Про себя говорите, а остальных не впутывайте, - проворчала госпожа Сафо.
- Что-то я не понял, дружище Диоген, - пробормотал синьор Данте, - это вы что, признались?
A Диоген, как-то неожиданно ссутулившись, тихо прочел:
- Отшумев, растаяла в тумане
Буря, бушевавшая в стакане,
И душа по-прежнему чиста,
Трепетно внимающая звуку,
Как рука, сжимающая руку.
Как к устам прижатые уста.
Мы все ищем зыбкую свободу,
Все мутим измученную воду,
Но за штормом вновь приходит штиль,
Оставляя после урагана
Муть на самом донышке стакана
И в карманах ветер, соль и пыль.
- Да, такого поэта съели, - вздохнула дама богемного вида, которую все величали донной Кларой, хотя на донну ее внешность никак не тянула. Кроме разве что больших темных глаз.
- Если хотите знать, то стихи покойника, при всех недостатках, куда выше, чем все, что мы, с позволения сказать, пишем! - вновь воспрял Диоген. Выкрикнув это, он опять вскочил и, опрокинув несколько стульев, выбежал вон.
* * *
Бывший гроза Кислоярских лесов Соловей-разбойник, а ныне просто Петрович, уборщик на конюшне князя Григория, сидел пригорюнившись в своем грязном закутке и сам с собой рассуждал:
- Эх, не задалась жизнь! Кем я был - и кем стал. A все по собственной глупости. Хотел-то как лучше, чтобы у богатых отобрать и все поделить по справедливости. A вышло-то черт знает что - полонили наемники Григория и привели прямо в Белую Пущу, будто я невесть какая важная птица, а не душегуб и лиходей. Хорошо хоть князь Григорий определил на конюшню, все лучше, чем в расход…
- Эй, Петрович! - оторвал его от горестных раздумий грубый голос старшего конюшенного. - Опять, бездельник, сидишь, а дерьмо не убрано!
- Иду, иду! - Петрович вскочил с деревянной чурки, служившей ему стулом. - Ну не дадут покоя старому больному человеку…
Однако же, когда Петрович выбежал из своей коморки, то с удивлением увидал, как его грубиян-начальник вежливо раскланивается с каким-то плешивым господином:
- Да-да, князь, пожалуйста… A, вот и он сам!
Последние слова конюшенного относились явно к Петровичу. Он настороженно глянул на незнакомца:
- Чем могу служить?
Тот дружелюбно улыбнулся:
- Всегда приятно встретить земляка на чужбине!
- Кто вы такой? - еще больше забеспокоился Петрович. - И побыстрее, если можно. У меня там навоз неубранный…
- Скажите, уважаемый, где мы могли бы поговорить с вами наедине? - еще шире расплылся в улыбке незнакомец.
- Где? - призадумался Петрович. - Ну, хоть у меня.
- Да уж, неважное жилище для столь достойного лиходея и душегуба, покачал головой гость, окинув взором скудную обстановку петровичевой коморки. - Я, пожалуй, попрошу князя Григория, чтобы он предоставил вам другое помещение.
- Да кто ж вы наконец такой? - не выдержал Петрович. - Прекратите заговаривать мне зубы!
- A разве я еще не представился? Князь Длиннорукий.
- Градоначальник, что ли?
- Бывший, - со вздохом уточнил гость. - Теперь я такой же изгнанник, как и вы, уважаемый Соловей Петрович.
- Такой же, да не такой же, - проворчал Петрович. - Вы и вам подобные наживались на страданиях простого люда, а я у вас отбирал награбленное и возвращал взад беднякам! - И Петрович вновь пригорюнился, вспомнив былые лихие денечки.
- Ну, это не совсем так… - заметил Длиннорукий, но тут коморку сотряс крик конюшенного:
- Эй, Петрович, да где ж ты там?!!
- Бегу! - Петрович вновь вскочил с чурки и кинулся на зов. A его гость, цепким взглядом окинув закуток, подошел к стенке, завешанной старой попоной. Откинув ее, Длиннорукий увидел запыленную дверцу примерно с половину человеческого роста. Поддев щепкой замочную скважину, он попытался потянуть дверь на себя, но та не поддавалась.
- Ну, это дело поправимое, - пробормотал князь и, поспешно вернув попону на прежнее место, вышел из закутка.
* * *
Грендель, в отличие от Беовульфа, был не очень высокого роста, стройный. Хотя вернее было бы сказать - он был его полной противоположностью. Когда Василий вошел в убогую хижину, Грендель сидел за скромным столом, устремив затуманенный взор куда-то вдаль и жуя кончик гусиного пера. И уж никак он не укладывался в образ коварного оборотня. Хотя, конечно, что-то в облике Гренделя могло показаться странным - его лицо было вытянуто и обрамлено бакенбардами с пробивающейся в ней сединой, похожей на волчью шерсть.
Дубов как-то невнимательно слушал Гренделя, машинально кивал, а про себя размышлял о том, что дело закончилось, собственно, так и не начавшись. Было немного грустно, но что уж тут поделаешь - с такой публикой каши не сваришь. Ну не судьба.
- Едва я увидел ее, как в моей душе мгновенно поднялась невиданная доселе буря. Я посвятил этой женщине свои лучшие стихи, - задумчиво вещал тем временем Грендель, даже не обращая внимания, слушает ли его гость или нет. - Я видел чудное виденье… Прекрасно, не правда ли?
Дубов, погруженный в свои невеселые мысли, сказал то, что подумал:
- Боюсь, что это уже устарело, господин Грендель.
Господин Грендель надулся, нахохлился. Вскочил со стула и заметался по хижине, бормоча себе под нос:
- Вот и она говорит - устарело… Все говорят - устарело… А какое было вдохновение!
Василий не имел никакого желания утешать влюбленного оборотня с душой возвышенной и тонкой. А потому он поднялся с табуретки, вежливо откланялся и удалился из его хижины. Хотя, похоже, хозяин этого даже и не заметил.