- При чем здесь Гайойа? Она наверняка сейчас в таком же, как и ты, экстазе от Мохенджо-Даро. Как и все вы. Пожалуй, я единственный не вижу здесь красоты. Единственный, кто, глядя на все это, ужаснулся, кто удивляется тому, что остальные этого не понимают. Как могут люди выстроить такое для развлечений, ради удовольствия?
Глаза у Белил алы заблестели.
- Ты злой!
- Тебя и это очаровывает, да? - рявкнул Филлипс. - Откровенная демонстрация простейших эмоций, старомодный, типичный для двадцатого века взрыв чувств. - Он судорожно мерил бастион короткими шагами. - Ага! Ну да! Понятно! Все с вами ясно, Белилала. Конечно! Я тоже часть вашего цирка, звезда интермедий. Первый подопытный грядущей постановки. Точно-точно!
Глаза Белилалы расширились. Казалось, что внезапные грубость и ярость в его голосе одновременно пугали и возбуждали ее. Это еще больше разозлило Чарльза. Он продолжал возмущаться:
- Понавытаскивали из прошлого городов, да только не хватает достоверности, да? По какой-то причине вам не удается прихватить заодно и население, не выходит у вас загрести несколько миллионов древних египтян или там греков, индусов и вывалить их здесь; думаю, потому, что черта с два вы сможете их контролировать. Или потому, что, раз попользовавшись, потом мороки с ними не оберетесь. Поэтому для заселения древних городов вы решили штамповать эфемеров. Ну а теперь у вас есть я! Некто реальней эфемера, и это вам в новинку, а новизна - именно то, чего вы жаждете больше всего на свете. Возможно, это вообще единственное, чего вы жаждете. И вот он я - замысловатый, непредсказуемый, раздражительный, способный гневаться, бояться, горевать, любить, и прочая, и прочая, все экс-вымершие чувства. Зачем довольствоваться одной лишь живописной архитектурой, когда вдобавок можно посмотреть и живописные эмоции! Ну, если вы и впрямь считаете, что я занятная вещица, так, может, лучше вы отправите меня туда, откуда взяли, вместо меня опробовав еще каких-ни-будь древнейших типов - римского гладиатора, к примеру, священника эпохи Ренессанса, а может, даже парочку неандертальцев…
- Чарльз, - кротко сказала она. - Ах, Чарльз, Чарльз, Чарльз! Как же тебе одиноко, как неуютно, как тяжело! Простишь ли ты меня? Простишь ли всех нас?
В который раз она его сразила. Звучало совершенно искренне, слышалось живейшее участие. Но искренна ли она? Действительно сочувствует? Он очень сомневался. До сих пор он не замечал и намека на искренность ни у кого из них. Даже у Гайойи. Не мог он доверять и Белилале. Она его пугала, как все они, их уязвимость, хитрость, утонченность его страшили. Хотелось бы сейчас к ней подойти, обнять, зарыться в нее лицом, да только он не мог - в данный момент он ощущал себя доисторическим мужланом, стеснявшимся искать такого утешения.
Он отвернулся и побрел к краю огромной крепостной стены.
- Чарльз?
- Оставь меня хоть на минуту одного.
Он продолжал идти. Сердце колотилось. Жара, душевное смятение, отталкивающий городской пейзаж…
"Попытайся это принять. Расслабься. Разберись в себе. Постарайся приятно провести время в Мохенджо-Даро".
Он осторожно заглянул за край стены. Подобных стен он раньше не видал - футов сорок толщиной в основании, прикинул он, а то и больше, и все кирпичи идеальной формы, идеально пригнаны. За грандиозным бастионом - сплошь топи, чуть не до самых до окраин, хотя ближе к стене болота запрудили, дренировав для земледелья. Он видел гибких смуглых фермеров, копошившихся в посевах ячменя, пшеницы и бобовых. А за полями выпасали буйволов и прочий скот. Воздух сырой, тягучий, влажный. Все неподвижно. Неподалеку жалобно бренчали струны и кто-то монотонно напевал.
Исподволь в Чарльза проникла какая-то благость. Злость улетучилась. Снова взглянул на город: строгие взаимозамыкающиеся улицы, лабиринт внутренних тропок, миллионы образцов аккуратной кирпичной кладки.
"Это просто чудо, - сказал он себе, - что этот город существует здесь, на этом месте, в это время. И просто чудо, что я нахожусь здесь и могу все это видеть".
Словно прозрев средь этого унылого пейзажа, он осознал, что начинает понимать восторг и трепет Белил алы. Он пожалел, что был с ней резок. Город жил. Неважно, настоящий это был Мохенджо-Даро, существовавший миллионы лет назад, выдернутый из прошлого какими-то невообразимыми клещами, или же просто умелая репродукция. Настоящий или нет, все равно это Мохенджо-Даро. И его воссоздание не бог весть каким достижением не назовешь. Пусть этот ненадолго воскрешенный город зловещ и производит угнетающее впечатление. Никто никого не заставляет в нем жить. Те времена давно прошли, и все эти малорослые темнокожие крестьяне, ремесленники и лавочники на городских улицах всего лишь эфемеры, неодушевленные творения, зомби, созданные колдовством почище вуду для усиления иллюзии.
Чарльз Филлипс понимал, что должен благодарить судьбу за то, что ему выпала возможность все это увидеть. В один прекрасный день этот сон закончится, хозяева вернут его в мир подземок и компьютеров, подоходного налога и кабельного телевидения, и тогда он вспомнит, как осматривал под темным небом величественные стены из плотно пригнанных друг к другу бурых кирпичей, и в памяти останется лишь красота этого места.
Оглянувшись, он поискал глазами Белилалу, но никак не мог ее найти. Наконец заметил, что она спускается по узкой крутой лестнице, выбитой на внутренней стороне крепостной стены.
- Белилала! - громко позвал он.
Она остановилась и глянула в его сторону из-под козырька ладони:
- Ну, ты как, все нормально?
- Все в порядке. Ты куда?
- В баню, - ответила она. - Хочешь со мной?
- Да, - кивнул он. - Подожди меня, ладно? Я мигом.
И Чарльз побежал по крепостной стене.
Бани примыкали к цитадели: огромный открытый чан размером с плавательный бассейн, обложенный кирпичной кладкой, покрытой для водонепроницаемости асфальтом; севернее, под прикрытием сводчатой галереи, находилось еще восемь чанов поменьше. Чарльз предположил, что в те далекие времена весь комплекс имел какое-то ритуальное значение - большим чаном пользовалась чернь, а отдельные комнатки были предназначены д ля уединенных омовений священников и знати. Судя по всему, ныне бани функционировали исключительно ради удовольствия приезжих. Поднимаясь к главному банному залу, Филлипс насчитал пятнадцать - двадцать посетителей, барахтавшихся в воде или же томно в ней кисших, в то время как эфемеры темнокожего мохенджодарского типа предлагали им напитки и благоухающие ломтики приправленного специями мяса, словно здесь была не баня, а какой-то фешенебельный курорт. Эфемеры носили белые набедренные повязки из хлопка, а люди ходили нагишом. В прошлой жизни во время поездок в Калифорнию и на юг Франции Чарльзу доводилось встречать компании непринужденно чувствующих себя на публике обнаженных людей, и всякий раз ему было немного не по себе. Но тут он стал к такому привыкать.
От дворика, в центре которого располагался главный чан, расходились ряды узких ступеней, отделявших крохотные, сложенные из кирпичей закутки раздевалок. Они вошли в одну из них, и Белилала быстро сбросила просторную хлопковую хламиду, которую надела утром, едва они прибыли в город. Скрестив руки на груди, она прислонилась к стене, ожидая Чарльза. Он поспешно разделся и последовал за ней на выход. Оттого что приходится расхаживать в чем мать родила на открытой местности, слегка кружилась голова.
По пути к главному банному залу они проходили мимо приватных кабинок. Казалось, ни одна из них не занята. Это были со вкусом сооруженные отсеки с полами из аккуратно пригнанных друг к другу кирпичей и умело спроектированной дренажной системой, выводящей излишки воды в проход, ведущий к основному водостоку. Филлипс пришел в восторг от находчивости доисторических инженеров. Он заглядывал по пути то в один, то в другой отсек, чтобы рассмотреть расположение водовода или воздуховода. Но как же он был смущен и удивлен, когда оказалось, что самая последняя кабинка, в которую он вторгся, занята. В небольшом чане, радостно оскалив зубы, плескался вместе с двумя женщинами широкоплечий, невероятно мускулистый крепыш с волнистыми, до плеч, рыжими волосами и огненной бородкой клинышком. Краем глаза Филлипс заметил шевеление спутанного клубка рук, ног, грудей и ягодиц.
- Простите, - пробормотал он, покраснел и вышел, путано мямля на ходу оправдания: - Думал, не занято… не хотел помешать…
Белилала продолжала спускаться по проходу. Филлипс поспешил за ней. За спиной грянул веселый хохот, сменившийся игривым повизгиванием и плеском воды. Похоже, они его даже не заметили.
Прокрутив в памяти то, что он мельком подглядел в кабинке, Чарльз вдруг застыл как вкопанный. Что-то не так. Те маленькие, стройненькие темновласые шалуньи - и это ясно как день, - стандартные люди. А мужчина? Эта роскошная копна рыжих спутанных волос? Эти волосы до плеч не отращивают. К тому же рыжие! Не говоря уж о том, что он ни разу не встречал такого здоровенного, такого мускулистого мужчину. К тому же бородатого. Опять же, вряд ли то был эфемер. Филлипс не находил ни единого разумного объяснения тому, зачем в Мохенджо-Даро мог понадобиться эфемер с типично англосаксонской внешностью. Да и вообще, просто немыслимо, чтоб эфемер подобным образом развлекался!
- Чарльз?
Он посмотрел вперед. Белилала стояла в конце прохода в ореоле яркого солнечного света.
- Чарльз? - позвала она снова. - Ты что, заблудился?
- Здесь я, иду за тобой, - откликнулся он, - Совсем рядом.
- Кого-то повстречал?
- Мужчину с бородой.
- С чем?
- С бородой, - повторил он. - С лицом, заросшим рыжими волосами. Интересно, кто он.
- Я таких не знаю. - Белилала пожала плечами. - Единственный человек с волосами на лице, которого я знаю, - это ты. Но твои черные, и ты их каждый день сбриваешь. - Она рассмеялась. - Давай же, идем! Я вижу у бассейна знакомых!
Он поравнялся с ней, и они, взявшись за руки, вышли во двор. К ним тут же подскочил подобострастный эфемер с полным подносом напитков. Филлипс отогнал его взмахом руки и направился к бассейну. Он чувствовал себя так, словно его выставили напоказ. Ему казалось, будто горожане специально собрались здесь, чтобы поглазеть на него, подивиться его примитивному волосатому телу, словно Чарльз какой-нибудь мифический зверь, минотавр там или оборотень, призванный их потешать. Белилала отошла, чтобы потрепаться с какими-то знакомыми, а Филлипс погрузился в воду, довольный, что в ней можно замаскироваться. Тепло и уютно. Несколько быстрых и мощных взмахов руками - стиль брасс, - и Чарльз у противоположного края бассейна.
Мужчина, живописно восседавший у бассейна, улыбнулся:
- А-а, Чарлис, ты все-таки приехал!
Чар-лис. Два слога. Кто-то из Гайойиной компании: Стен-гард, Хоук, Арамэйн? Он не мог сказать наверняка, слишком все они похожи друг на друга. Филлипс улыбнулся в ответ, лихорадочно размышляя, что бы такое сказать. Наконец спросил:
- А ты здесь давно?
- Несколько недель. А может, и месяцев. Какое же все-таки выдающееся достижение этот город, да, Чарльз? Такое совершенное единство атмосферы… Такое абсолютно уникальное утверждение безыскусной эстетической…
- Да Слово "безыскусный" подходит, - сухо ответил Чарльз.
- Кстати, это слова Гайойи. Я лишь цитировал.
Гайойа! Чарльза словно током ударило.
- Давно ты разговаривал с Гайойей? - спросил он.
- Не я, вообще-то. С ней виделась Гекна. Ты же помнишь Гекну? - Он кивнул в сторону двух обнаженных женщин, стоявших неподалеку. Те болтали, изящно поедая мясо. Похоже, близнецы.
- Это Гекна рядом с твоей Белилалой.
Ага, Гекна. Стало быть, это Хоук, если, конечно, недавно не произошел очередной обмен парами.
- До чего ж она красива, твоя Белилала, - продолжал Хоук. - Гайойя сделала мудрый выбор, подобрав ее тебе.
Еще один удар, только разряд сильнее.
- Так, значит, вот как оно было, - произнес Чарльз, - Гайойя подобрала мне Белилалу?
- А как же иначе? Ты думал, что Гайойя просто уйдет и оставит тебя наедине с собой?
- Вряд ли. Только не Гайойя.
- Она такая чуткая, такая кроткая.
- Ты имеешь в виду Белилалу? Да, весьма, - осторожно произнес Филлипс. - Милая женщина, поразительная женщина… Но все же я надеюсь, что скоро воссоединюсь с Гайойей. - Он помолчал. - Говорят, она в Мохенджо-Даро чуть ли не со дня его открытия.
- Да, она была здесь.
- Была?
- Ох, ну ты же знаешь Гайойю, - мягко сказал Хоук. - Естественно, она уже отправилась дальше.
Филлипс подался вперед.
- Естественно… - Его голос задрожал от напряжения, - И где же она теперь?
- В Тимбукту, наверное. Или в Нью-Чикаго. Признаться, забыл, где именно - или там, или там. Говорила, что надеется попасть на вечеринку в честь закрытия Тимбукту. Но Фенимон выдвинул разумный довод насчет посещения Нью-Чикаго, и… не помню, на чем они остановились. - Хоук печально развел руками. - Как бы то ни было, жаль, что она уехала из Мохенджо до того, как прибыл новый гость. В конце концов, ей пошло на пользу время, проведенное с тобой… Уверен, она бы нашла чему поучиться и у него.
Незнакомый термин тревожным звоном отозвался в глубинах сознания Филлипса.
- Гость? - переспросил он, наклонив голову и подавшись вперед, словно собрался боднуть Хоука. - О каком госте речь?
- Так ты его еще не видел, что ли? Ну да, вы же только прибыли.
Чарльз облизнул мгновенно пересохшие губы.
- Думаю, имел честь. Длинные рыжие волосы? И вот такая бородка?
- Точно! Назвался Уиллоби. Он этот… как его… варяг. Это такой пират или вроде того. Ужасно силен, энергичен. Поразительная личность. Надо бы нам побольше гостей. Они намного превосходят эфемеров, любой вам скажет. Разговаривать с эфемером - все равно что болтать с самим собой. У них ничего не почерпнешь в смысле просвещения. Однако гость - некто вроде этого Уиллоби… или тебя… - действительно может изменить чье-нибудь мировоззрение…
- Прошу прощения, - сказал Чарльз. В висках запульсировала боль. - Бьггь может, продолжим этот разговор в другой раз, хорошо? - Он оперся ладонями о теплые кирпичи и резво выскочил из воды. - Может, за обедом… или как-нибудь потом… ладно? Нормально? - И он сорвался с места и припустил мелкой рысью к проходу, ведущему к приватным кабинкам.
У него пересохло в горле и сдавило грудь. Но он набрался смелости и заглянул в кабинку. Бородач по-прежнему был там - восседал в чане по грудь в воде, облапив женщин и скалясь от феерического самодовольства. Его глаза ярко мерцали в тусклом свете. Гость казался воплощением силы, самоуверенности и жизнелюбия.
"Лишь бы он был тем, о ком я думаю, - взмолился Филлипс, - А то я сыт по горло одиночеством среди этих людей".
- Можно войти? - спросил он.
- Эгей, приятель! - громогласно воскликнул мужчина в чане. - Входи и прелестницу свою веди! Разрази меня гром, да окромя нас в сию бадью поместится орава!
Заслышав громогласный рык, Филлипс ощутил мощный прилив бодрости. А эти архаизмы! "Разрази меня гром". Здесь так не говорят.
Выходит, это правда! Какое облегчение! Не одинок! Еще один реликт былой эпохи… Товарищ по несчастью… Путешественник, занесенный штормами времени из более отдаленной, нежели его, Чарльза Филлипса, эпоха.
Между тем бородач, добродушно ухмыляясь, продолжал:
- Давай, приятель, присоединяйся к нам! Приятно видеть обычного человека средь этих мавров и плутоватых португальцев! Но где твоя прелестница? Девиц-то вдоволь не бывает никогда, согласен?
Невероятно мощен, энергичен, даже с избытком. Ревет, рычит, рокочет. Похож на персонаж из старой киноленты про пиратов: такой неистовый и неподдельный, что кажется надуманным.
Охрипшим голосом Филлипс спросил:
- Ты кто?
- Я? Сын Неда Уиллоби из Плимута, звать Фрэнсис. И до недавних пор я преданно служил ее величеству, покуда не был подлым образом похищен силой зла и брошен к этим вот арапам или индусам. А сам кем будешь?
- Чарльз Филлипс. - Замешкавшись на миг, продолжил: - Из Нью-Йорка.
- Нового Йорка? Это где ж такой? Приятель, свято уверяю, не слыхал!
- Город в Америке.
- Город в Америке, ну кто бы сомневался! Да это просто чудо из чудес! В Америке, как же. Не на Луне, чай, не на дне морском. - Уиллоби обратился к девушкам: - Слыхали? Из города в Америке явился! В обличье англичанина, хотя диковинны манеры и говор тоже странноват. Город в Америке! Именно город. Чтоб я истлел, что ж я услышу дальше?
Филлипс почувствовал благоговейный трепет. Возможно, этот человек ходил по Лондону шекспировских времен. Подняв свой кубок, чокался с Марло, Эссексом, Уолтером Рэли. Видел в Ла-Манше неповоротливые корабли Армады. У него перехватило дух от этих мыслей. От жаркой, душной банной атмосферы все поплыло перед глазами. Теперь уж Чарльз не сомневался: он не единственный реликт - не одинокий гость, - затерянный в пятидесятом веке. Эксперимент успешно продолжают. Ноги подкосились, и Филлипс ухватился за косяк. Собравшись с силами, спросил:
- Когда ты упомянул ее величество, уж не Елизавету ли Первую имел в виду?
- А то! Елизавету! Насчет же Первую, стоит ли сие упоминать? Заведомо она одна-единственная. Первая и Последняя, боже ее храни, и других нет!
Филлипс опасливо рассматривал бородача. Он понимал, что действовать следует осторожно. Один неверный шаг, и он поплатится тем, что Уиллоби перестанет воспринимать его всерьез. Насколько этот человек восприимчив к абстрактным понятиям? Что он знает - что кто-нибудь из его столетия знал - о прошлом, настоящем и будущем и вероятности того, что каким-то образом можно переместиться из одного времени в другое так же просто, как из графства Суррей в графство Кент? Ведь это идея двадцатого века, в лучшем случае - девятнадцатого: фантастическое допущение, которое вряд ли всерьез рассматривалось до Уэллса, который послал своего путешественника во времени наблюдать красное солнце мирового заката. Мир Уиллоби - мир протестантов и католиков, мир королей и королев, мир парусников, шпаг; мир, который Филлипсу гораздо чужеродней и непонятней, чем этот мир, населенный вечными туристами и эфемерами. Велик риск того, что Уиллоби просто не воспримет того, что хотел ему сообщить Филлипс.
Но этот человек и Чарльз - союзники, вынужденные противостоять миру, в котором они неуместны. Надо рискнуть.
- Елизавета Первая - королева, которой ты служишь, - сказал он. - Придет время, и в Англии будет править королева с тем же именем. Вернее, уже правила.
Уиллоби замотал головой, словно озадаченный лев.
- Другая Елизавета, говоришь?
- Просто вторая королева с тем же именем, ничего общего с первой. Она будет править спустя много-много лет после королевы-девственницы, в те дни, которые ты назвал бы грядущими. Я это знаю наверняка.
Англичанин, нахмурившись, уставился на него.
- Ты видишь будущее? Ты прорицатель, да? Или колдун? А может, ты один из тех нечистых, которые меня сюда забросили?
- Ни то, ни другое, ни третье, - спокойно сказал Филлипс. - Такой же заблудший, как ты.
Чарльз вошел в загородку и присел у чана. Обе женщины смотрели на него с легким изумлением. Не обращая на них внимания, он спросил у Уиллоби:
- Ты хоть имеешь представление, где очутился?
Англичанин довольно верно угадал, что в Индии.