Руки ее вздымались и эти лимонные полумесяцы взблескивали, пульсировали, изгибались, сокращались, изворачивались, претерпевая немыслимые, влекущие изменения. "Приди, сделай это со мной, сделай, сделай это здесь, здесь, здесь и сейчас". Все остальное просто нельзя было рассмотреть, разве что злой блеск рта. Каждому человеку мужского пола в той комнате до боли хотелось вонзиться в это невероятное тело. Я хочу сказать, это было на самом деле БОЛЬНО. Даже остальные инопланетяне примолкли, кроме одного из сирианцев, который отчитывал официанта.
Она еще и до середины не дошла, а я уже был без сил… Не стану тебя утомлять подробностями того, что было дальше; прежде, чем все кончилось, случилось несколько драк и я совсем сдал. Деньги у меня кончились на третью ночь, а на следующий день она ушла.
На мое счастье, у меня тогда не хватило времени узнать про селлицианский цикл. Это произошло потом, когда я вернулся в кампус и обнаружил, что нужно иметь степень по электронике твердых тел, чтобы получить назначение на работу вне планеты. У меня была предварительная специализация по медицине, но я эту степень все-таки получил. Тогда мне это позволило попасть всего лишь на Первую Узловую.
О боже - Первая Узловая… Мне казалось, я очутился в раю - инопланетные корабли приходили, а наши грузовики уходили. Я повидал там всех, всех, кроме по-настоящему экзотических, "танкеток". Этих даже здесь можно увидеть всего по нескольку за цикл. И еще йиейры. Ты ничего подобного сроду не видел.
Ступай домой, парень. Ступай домой, в свой собственный вариант Горелого Амбара…
Когда я увидел первого йиейра, то все бросил и пошел следом за ним, как голодный пес. Только дышал, и все. Ты, конечно, видел таких сдвинутых - ходят, словно во сне. "Человек, влюбленный в то, что исчезло…" Не догадаешься - тут все дело в запахе. Я так и шел за ним, пока не налетел на закрытый люк. И потратил кредиты за полцикла, посылая этому созданию вино, которое они называют "слезами звезд". Потом я узнал, что это был самец. Но разницы никакой.
Сексом - то с ними, видишь ли, нельзя заниматься. Вообще. Они размножаются через посредство света или еще чего-то такого, никто точно не знает. Есть еще байка про человека, который схватил женщину - йиейра и попытался. С него живьем содрали кожу. Эти байки…
Рыжеволосый терял нить рассказа.
- А как насчет той девушки в баре, вы с ней еще увиделись?
Он вернулся откуда-то издалека.
- О да, я ее увидел. Она, знаешь ли, занималась любовью с двумя сирианцами. Их самцы делают это парами. Говорят, для женщины это вершина сеска, если она только может вынести боль от этих клювов. Не знаю. Мы с ней говорили пару раз, после того, как они с ней закончили. Людям там ловить нечего. Она совсем съехала с моста… А мужик, бедолага, пытался сладить с этой сирианской шлюшкой в одиночку. Деньги помогают - на какое-то время. Не знаю, чем он кончил.
Рыжий снова посмотрел на свое запястье. Я увидел бледный голый участок кожи на месте часов и сказал ему время.
- Это и есть весть, которую вы хотите передать Земле? Никогда не любить инопланетянина?
- Не любить инопланетянина… - он пожал плечами. - Да. Нет. Э, господи, что ж ты не поймешь никак? Все уходит и ничего не приходит. Как с бедными треклятыми полинезийцами. С самого начала мы выпускаем из Земли все потроха. Меняем сырье на хлам. Инопланетные символы престижа. Кока-кола, магнитофоны и часы с Микки-Маусами.
- Ну, равновесием в торговле многие серьезно сейчас озабочены. Это хотели вы передать?
- Равновесие в торговле, - сардонически повторил он. - Интересно, у полинезийцев тоже для этого было какое-то слово? Опять ты не понял? Ну ладно, скажи, почему ты здесь? Вот лично ты. Через сколько голов тебе пришлось перешагнуть…
Он вдруг напрягся, заслышав шаги снаружи. Из-за угла появилось исполненное надежды лицо проциа. Рыжеволосый зарычал на него и проциа убрался. Я начал было протестовать.
- Э, да бедному придурку это нравится. Единственное удовольствие, которое нам осталось… Не понял еще, парень? Это же МЫ. Вот так же точно мы на них смотрим - на настоящих.
- Но…
- А теперь, когда мы получили дешевый космодвигатель, мы будем повсюду - в точности, как проциа. Ради всех прелестей работы грузчиками и обслугой на узловых. О, этот прекрасный звездный народ благосклонно относится к нашим хитроумным станциям обслуживания. По-настоящему, видишь ли, он в них не нуждается. Просто забавное удобство. Знаешь, чем я здесь занят со своими двумя образованиями? Тем же, что делал еще на Первой Узловой. Подметаю коридоры. Щеткой. Иногда приходится лампочку сменить.
Я что-то пробормотал; его жалость к самому себе начинала утомлять.
- Горечь? Парень, да это ХОРОШАЯ работа. Иногда мне удается поговорить с кем-нибудь из них, - его лицо искривилось. - Моя жена вот работает… э, черт, я тебе не скажу. Я бы отдал… поправочка, уже отдал все, что может предложить мне Земля, всего лишь за один шанс. Видеть их. Говорить с ними. Изредка коснуться. Очень-очень изредка найти среди них достаточно низкопробного, достаточно извращенного, чтобы он захотел сам коснуться меня…
Голос рыжеволосого увял, но затем вдруг снова окреп.
- И тебя ждет то же самое! - он сверкнул на меня глазами.
- Ступай домой! Ступай домой и скажи им всем, чтобы прекратили. Закрыть порты. Сжечь все треклятые инопланетные вещи до единой, пока еще не поздно! Вот чего в свое время не сделали полинезийцы.
- Но ведь, конечно…
- К черту твое "конечно"! "Равновесие в торговле"… Это равновесие жизни, парень. Не знаю, сокращается ли у нас уровень рождаемости, не в том дело. Это утечка души. Мы истекаем кровью!
Он перевел дух и понизил голос.
- Я что пытаюсь тебе растолковать - это ведь ловушка. Мы наткнулись на суперстимуляторы. Человек экзогамен - вся наша история есть история стараний найти и оплодотворить чужака. Или понести от него - у женщин та же история. Кто бы ни подвернулся там с другим цветом кожи, другой формой носа, задницы, чего угодно - человек ДОЛЖЕН трахнуться с ним или умереть при попытке это сделать. Это в нас заложено, понимаешь. И это работает отлично, пока чужак - человек. Миллионы лет это помогало перемешивать гены. Но теперь мы встречаем чужаков, с которыми просто не можем трахнуться и, стало быть, умрем, пытаясь… Думаешь, я способен прикоснуться к моей жене?
- Но…
- Слушай. Тебе известно, что если подложить птице фальшивое яйцо, вроде ее собственных, только больше и ярче окрашенное, она выбросит свое яйцо из гнезда и станет высиживать фальшивку? Это самое мы сейчас и делаем.
- Вы всего лишь говорили о сексе, - я пытался скрыть свое нетерпение. - Это замечательно, однако рассказ, на который я надеялся…
- Секс? Да нет, это глубже, - он потер голову, пытаясь развеять действие наркотика. - Секс тут всего лишь часть, есть и кроме того. Я видел учителей и миссионеров с Земли - людей, считай, бесполых. Учителя - они здесь кончают тем, что перерабатывают отходы или шоферят, но они уже на крючке. Они остаются. Я видел одну славную старушку - она прислуживает ку'ушбарскому дитенку. Он неполноценный, его собственный народ предоставил бы ему помирать. Эта бедная женщина подтирает его рвоту так, будто это святая вода. Парень, это намного глубже… какой-то культ, тяжким бременем лежащий на нашей душе. Мы созданы так, что ищем свои мечты вовне. Они смеются над нами. У них этого нет.
В соседнем коридоре послышался шум какого-то движения. Толпа начинала валить на обед. Мне пора было избавляться от собеседника и идти туда; может, я смогу найти проциа. Открылась боковая дверь и к нам двинулась какая-то фигура. Вначале я принял ее за инопланетянина, но потом понял, что это женщина в неуклюжей нательной раковине. Кажется, она слегка прихрамывала. В открытую дверь позади нее я видел проходящие мимо толпы стремящихся пообедать.
Как только женщина вошла в наш отсек, мой собеседник поднялся на ноги. Они не поздоровались.
- Станция нанимает на работу только счастливые супружеские пары, - сообщил мне рыжеволосый, смеясь своим мерзким смехом. - Мы предоставили друг другу… эту услугу.
Он взял женщину под руку. Та вздрогнула, но бесстрастно позволила повернуть себя к выходу. На меня она не глядела.
- Уж простите, что я вас не представлю. Моя жена, кажется, устала.
Я заметил, что одно плечо у нее покрыто причудливыми шрамами.
- Передай им, - произнес рыжеволосый, поворачиваясь, чтобы уйти. - Ступай домой и передай, - потом голова его рывком приблизилась к моему лицу и он негромко добавил:
- И держись подальше от палубы Сырт, а то я тебя убью.
Они вышли в коридор.
Я поспешно поменял ленту, поглядывая одним глазом на фигуры, проходящие мимо открытой двери. Вдруг среди множества людей я заметил мельком два стройных алых силуэта. Мои первые настоящие инопланетяне! Я захлопнул крышку магнитофона и побежал, протискиваясь к ним сквозь толпу.
Рик Уилбер
НЕВЕСТА СОЛДАТА
Научно-фантастические произведения Рика Уилбера появлялись в журналах "Аналог", "Журнал НФ Айзека Азимова" и серии антологий "Хризалиды", а также в литературных журналах нескольких университетов. Уилбер - соредактор "Субтропических вымыслов", антологии научной фантастики, посвященной Флориде (издательство "Пайнэппл пресс"). Его стихи и нефантастические рассказы печатались во множестве литературных журналов в Великобритании и Соединенных Штатах. Он преподает в Университете Южной Флориды и сотрудничает в журнале "Тампа Трибьюн" в качестве автора, редактора и координатора приложения к "Трибьюн" - "Фикшн Квотерли", где печатаются стихи и рассказы.
В "Невесте солдата" несколько необычным образом использован традиционный для научной фантастики прием "что, если…"
Джеймс укладывает чемодан.
Ахав, Гек, Ник Адамс, даже Хорнблоуэр уже отправились внутрь, вместе с шестью зубными щетками и пачкой открыток с изображениями закатов, пальм и блондинок в купальниках. За ними последовали четыре все равно что новых бейсбольных мяча. Джеймс хотел бы взять с собой баскетбольный мяч, но он никак не влезает.
Все это ему понадобится - книги, открытки, мячи. Он не вернется. Поэтому Джеймс сейчас отбирает вещи, которые продержатся дольше всего и лучше всего ему послужат.
Но никакой одежды. Это Свист совершенно ясно дала понять. Никакой одежды. Пэши не выносят этой земной одежды, и там, куда они уезжают, Джеймсу одежда не понадобится. Свист позаботится об экипировке Джеймса, как заботится она почти обо всем.
Он укладывает свой протез-удлинитель. Свист обещала, что как только они прибудут в родной мир, ему будет сделана операция, и тогда протез больше Джеймсу не понадобится. Но ему говорили, что путь займет целые недели, так что протез отправляется вместе с ним.
Джеймс стоит, едва не касаясь головой лампочки на потолке гостиной. Джеймс очень высокий, почти семь футов три дюйма. Пэши еще выше, и к тому же худые, но земляшки выше чем Джеймс почти что и не бывают, и Свист к нему по-настоящему привязалась. Поэтому Свист и решила взять Джеймса с собой теперь, когда пэши уходят.
Джеймс смотрит сквозь раздвижную стеклянную дверь на Мексиканский залив. Посадочные вышки и коммуникационные станции пэши еще видны на линии горизонта. Поэтому Свист и купила Джеймсу эту квартиру на седьмом этаже, Приморский Бульвар, Сент-Питерсберг-Бич: чтобы они могли видеть вышки и башни на фоне заходящего солнца, когда Свист приходит поиграть со своим американским любимчиком.
Свист очень красива, на тот слегка сыроватый манер, каким бывают красивы пэши. Джеймс знает, как ему повезло, что она выбрала именно его; повезло, что он может сейчас складывать в маленький чемоданчик любые вещи, которые, по его мнению, дольше всего послужат на иной планете. Счастливчик, с напором говорит он себе, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно. Счастливчик.
Джеймс не всегда чувствовал себя таким счастливым, таким нужным. Большую часть своей жизни Джеймс был одиноким. Глядя сквозь раздвижную стеклянную дверь, он думает о своем одиночестве. Все эти годы. Слишком высокий, слишком много книжек и слишком много баскетбола, слишком много косых взглядов и слишком много ожиданий. Только Том смог проникнуть сквозь все несоответствия, все преграды и стать его другом. За все эти двадцать восемь лет только Том предпочел думать о нем, как о друге, а не о рыночном продукте с какими-то странными причудами.
Джеймс старается удержаться от мыслей о Томе. Том, его добрый и единственный друг Том завтра, когда уйдут пэши, умрет вместе с остальными, вместе со всеми.
Свист все объяснила Джеймсу. Всей его расе, всем земляшкам, которые не обзавелись любовниками-пэши, готовыми увезти их с собой - всем им предстоит завтра умереть.
В Сент-Питерсберге время как раз будет обеденным; Том возьмет сэндвич с морским окунем и жаркое, если сможет его себе позволить. Джеймс старается не думать об этом.
Сегодня ночью пэши улетают. Могучие и добрые пэши, которые столько дали миру, которые открыли дорогу стольким невероятным возможностям, принесли перспективы торговли с доброй сотней миров пэши, жемчужной ниткой протянувшихся через весь спиральный рукав галактики.
Конечно, это не может произойти слишком быстро, объясняли пэши. Земляшки должны быть терпеливыми, подождать, пока буду проработаны детали. И нужно еще принять некоторые подготовительные меры, чтобы приспособить Землю к присутствию на ней пэши. Экономические меры. И военные.
Свист объяснила все это Джеймсу минувшей ночью. Она очень сожалела, что теперь ничего из этого не получится. Обещания не исполнятся. Если бы только бендайи не пришли так скоро…
Но бендайи пришли. Коммуникационные башни пэши сделали свое дело, обнаружив приближающегося врага. Поэтому теперь пэши должны уйти. Пэши здесь слишклм мало, далеко недостаточно, чтобы оборонять планету против бендайи. Остаться было бы равносильно самоубийству. Поэтому сегодня ночью посадочные вышки отошлют корабли с вращающихся вокруг планеты баз обратно домой. А завтра прибудут бендайи.
Раздается стук в дверь. Джеймс решает, что это, наверное, Свист пришла на два часа раньше. Совсем непохоже на Свист - прийти раньше времени.
Но это не Свист, это Том.
Когда Том заходит, Джеймс пытается улыбнуться. Его лучший друг Том. Вместе учились в школе, играли в чемпионатах штата, потом колледж, четверка финалистов, два года в сборной - лучше друга и быть не может, ловок в защите, отличные передачи и к тому же гений мягкого обвода.
А потом пришли пэши и зарабатывать игрой стало невозможно, слишком многое должны были сделать земляшки для своих благодетелей. Том нашел себе место официанта. Джеймс нашел Свист.
Поначалу Том ничего не говорит. Он просто смотрит на Джеймса, а потом проходит мимо него в комнату, где замечает почти собранный чемодан.
Он смотрит на чемодан, лезет внутрь и достает книгу в мягкой обложке. Смеется.
- Книги и бейсбольные мячи? - спрашивает он и оборачивается, чтобы посмотреть на лучшего друга. - Твоя пэши хочет получше разобраться в нашем образе жизни или что-нибудь в этом роде?
Том намеренно игнорирует протез, кончик которого едва виден из-под бейсбольных мячей.
Джеймс не знает, как на это ответить. Свист очень ясно дала понять, что Джеймс никому не должен рассказывать об уходе пэши. Если Джеймс расскажет, Свист об этом узнает. Она всегда все знает. И тогда самому Джеймсу придется остаться.
Джеймс не хочет умереть завтра, когда бендайи уничтожат посадочные вышки и коммуникационные башни. Свист рассказала Джеймсу про бендайи и борьбу, которую ведут с ними пэши на протяжении поколений. Бендайи, сказала ему Свист, все делают очень обстоятельно. Джеймс понял, что это означает.
Том отступает от чемодана и переходит в кухню, где раскрывает дверцу холодильника, достает бутылку "Харпа", откупоривает и делает один долгий глоток.
- Уф, - говорит он, - вот они, выгоды проституции.
Джеймс против обыкновения не протестует. Действительно, есть определенные преимущества в том, чтобы быть любовником дипломата-пэши, и в нынешние нелегкие времена импортное пиво - одна из самых мелких выгод. Джеймс все равно к тому же не пьет больше "Харп". Он его держит только для Тома. Джеймс пристрастился к густой, солоноватой жиже, которую пьют пэши. Джеймс не может просвистеть ту мелодию, которая служит названием напитка, он его просто называет жижей. Свист из-за этого смеется над своим любимцем, а потом гладит его по голове за то, что он такой умненький, а потом говорит, чтобы он снял протез, а потом…
Том что-то говорит.
- Так зачем ты собираешь чемодан, Джимми? Правда, что ли, твоя пэши намерена ознакомиться с американской классикой?
- Некоторые из книг английские, - говорит Джеймс.
Том смеется и пьет.
- Черт возьми, парень, ты все это воспринимаешь малость серьезней, чем следует, а? Знаешь ведь, что когда-нибудь они уйдут, а тебя бросят. Так и будет.
Том тычет в сторону Джеймса бутылкой.
- Послушай на этот раз старину Томми. Смотри на это дело трезво. Не съезжай уж совсем с рельсов, идет? Помни, кто ты. И помни, что ты.
- Том, - говорит Джеймс. - Томми.
Он делает шаг к своему другу, один-единственный шаг в его сторону и прочь от двери, за которой видны посадочные вышки.
Но Том отворачивается, чтобы открыть фанерную дверцу шкафчика и обнаружить там немного мексиканского арахиса, как раз между бразильской крупой и венесуэльскими коржиками. Почти все теперь привозное.
- Послушай меня, Джимми, - продолжает Том, жуя орехи. - Времена нынче крутые и ты нашел способ их пережить. Это здорово. Я понимаю. Черт, да я даже заступаюсь за тебя, когда люди болтают всякое. Я все понимаю, правда.
И он еще отпивает "Харпа", приканчивая бутылку одним долгим глотком.
- Только, дружище, есть здесь одно большое "но". Все это происходит у меня на глазах вот уж месяцев шесть, и ты вместо того, чтобы извлекать из дурной ситуации по возможности лучшее, начинаешь… начинаешь… - Том силится найти подходящее слово, выуживая в то же время еще бутылку пива из холодильника, - ну, я не знаю, начинаешь заниматься чем-то действительно странным. Как будто тебе в самом деле нравится это здоровое синее ластоногое.