На сей раз они начинали медленно, романтически, словно все трое полностью соответствовали друг другу, следуя скорее какому-то внутреннему, врожденному порядку, нежели диктату личных надобностей и хотений. Запах специй от подушки наполнял комнату, вселяя во всех ощущение парящей легкости, соединяясь с мебелью и со стенами, отчего окружающее преображалось в пронизанный солнцем лес, зеленый и прохладный.
Потом светящийся туман, в глубине которого мелькали зеленые и золотые проблески, лениво кружился вокруг них, занимающихся любовью в высокой зеленой траве, усыпанной красными и желтыми полевыми цветами… поднимающихся ввысь, плавно взмахивая в мерцающем воздухе крыльями цвета слоновой кости и с золотыми кончиками, неспешно забираясь все выше, пока мир окончательно не потерялся внизу, а потом они ныряли и переворачивались, все быстрее и грациознее, падали и парили, сплетясь все вместе, сквозь нескончаемые золотистые облака. Двойной фаллос Сен-Жака, цвета рубина и жадеита, две извивающихся змеи, сотканных из света, глубоко погрузились в обеих девочек и все трое прижались друг к другу, крепко и неподвижно, не нуждаясь уже в движении, вертясь и переворачиваясь в холодном туманном сиянии бесконечного пространства небес, раскинувшихся за пределами обычного неба, и Сен-Жак знал, что именно это всегда скрывал и одновременно выставлял напоказ в его снах фаллос - этот абсолютный неподвижный союз, это радостное слияние неба и плоти.
- Я же говорила, что это просто мелкий грешок и скоро он образумится, - услышал Сен-Жак; это Терри обращалась к Джун голосом, принадлежавшим в такой же степени его жене Веронике, как и Терри, в такой же степени Терри, как и Веронике.
- С ангелами всегда так бывает. Я должна извиниться перед вами обоими, - отвечала Джун голосом, полным сдерживаемого смеха; голосом матери Изабель в такой же степени, как и Джун, голосом Джун в такой же степени, как и матери Изабель.
- Напротив, - возразил Сен-Жак, - это я должен принести извинения. Я очень рад, что Вероника привела вас сюда, дав мне тем самым возможность произвести необходимые улучшения.
Все они разразились хохотом и упали, сплетенные, прямо в небо.
Неожиданно Сен-Жак понял, что после пробуждения он запомнит всего лишь "фаллос" - множество взаимных проникновений и спазматических сбросов напряжения, что единение и любовь, и то, как они впятером переплавлялись один в другого посреди бесконечного неба останется в такой же степени за пределами восприятия его бодрствующего сознания, как ранее его собственные, чисто сексуальные фантазии, находились за пределами понимания матери Изабель.
Зазвонил будильник, и Сен-Жак едва успел напомнить всем - Джун, Терри, Веронике, матери Изабель и самому себе - чтобы они забыли о случившемся, как только проснутся. Все согласились, а затем с хохотом выпали из неба каждый в свое отдельное "я".
Вероника и Сен-Жак проснулись друг рядом с другом. Они переглянулись, бодрые и более свежие, нежели им случалось быть вот уж на протяжении многих лет. Ни один из них не помнил того, что произошло между ними рано утром, когда симбиот Вероники достиг, наконец, критической точки в своем взаимодействии с ее нервной системой и начал воздействовать на ее сны точно таким же образом, каким воздействовал на сны ее мужа его собственный симбиот. В случае Вероники превращение запоздало на несколько дней из-за того, что она съела настолько меньше заплесневевшего хлеба, чем муж, и поселившейся в ней плесени потребовалось куда больше времени, чтобы размножиться до количества, способного оказать на нее воздействие.
Муж и жена улыбнулись друг другу, чувствуя редкую в последнее время взаимную симпатию и нежность, сами удивленные ею и не знающие еще, что кое-что действительно изменилось. Затем они разошлись, чтобы прожить каждый в отдельности совсем разные дни: Сен-Жак - заботясь об улучшении своих методов преподавания и выдумывая нескончаемые позиции и оргазмы, хотя, может быть, и не с той уже одержимостью, что раньше; Вероника - занимаясь со своими ученицами геологией и плаванием и предаваясь грезам о погружении в астрал и чудесах рая.
Им потребовался почти год, чтобы понять и принять, что они теперь значат друг для друга, и еще десятки лет, чтобы научиться полностью интегрировать свое существование в сновидениях и наяву. Где-то в течение этого первого года они вновь начали заниматься друг с другом любовью во плоти и в конце концов от их союза родилось двое детей. И в этих детях, а также в великом множестве их потомков во веки веков счастливо обитала сине-зеленая плесень.
От автора
Идеи моих любимых рассказов часто приходят ко мне в качестве своего рода иронического контрапункта к чему-нибудь другому, над чем я в тот момент работаю: обыкновенно идея, в общем, та же самая, но вывернутая так, что "выстреливает" в совершенно ином, зачастую же просто противоположном направлении. Отчасти "Джеймсбургский инкуб" произошел от идей, которые я обыгрывал в своем самом последнем романе "Паутины" с примесью того, что я в то время читал о сновидениях, демонологии и ведовстве. Все это в конечном счете соединилось и выкристаллизовалось вокруг Сен-Жака - который, в свою очередь, обязан своим существованием отчасти туманным воспоминаниям о раздражающе претенциозном учителе французского, которого я когда-то знал, отчасти же моим собственным страхам перед тем, на что бы могла стать похожа моя жизнь, окажись я когда-либо вынужден зарабатывать на хлеб преподаванием.
Льюис Шайнер
ЧАШИ ВЕСОВ
Последний роман Льюиса Шайнера, "Заброшенные города сердца" (издательство "Бэнтэм"), вошел в список кандидатур на премию "Небьюла". Вскоре у него должен выйти нефантастический роман "Хлоп" (издательство "Даблдэй"), посвященный катанию на скейтбордах, анархии и честному слову. Также на выходе новая антология под его редакцией, издаваемая в пользу организации "Гринпис", которая называется "Когда доиграла музыка" (издательство "Бэнтэм"). Ранние рассказы Шайнера относятся в основном к научной фантастике. В последнее время он чаще пишет реалистические произведения и ужасы. Его рассказ "Тщетная любовь", опубликованный первоначально в сборнике "Потрошитель!" и перепечатанный в "Лучшей НФ года" и в "Лучшей фэнтези года" совершенно определенно относится к ужасам. Точно так же, как и "Чаши весов".
Есть у крыс такой поведенческий стандарт, его еще называют эффектом Кулиджа. Когда я изучала психологию в колледже, до того, как встретила Ричарда, до того, как мы поженились и задолго до того, как у меня появилась Эмили, я работала в лаборатории пятнадцать часов в неделю. Я чистила крысиные клетки и заносила данные в компьютер. Эффект Кулиджа был одним из тех экспериментов, о которых все слышали, но которых никто не производит.
Если вы подсаживаете новую самку в клетку самца, они спариваются несколько раз, а затем приступают к другим делам. Если, однако, самок все время менять, тогда совсем другая история. Самец буквально затрахает себя до смерти.
Кто-то якобы рассказал все это миссис Кэлвин Кулидж. На что она заметила: "Совсем как мой муж".
Это началось в июне, спустя несколько дней после первого дня рождения Эмили. Припоминаю, что дело было воскресной ночью; поутру Ричарду предстояло отправляться преподавать. Я проснулась оттого, что Ричард стонал. Вернее сказать, он как бы мычал, то громче, то тише. Тот же самый звук он издавал во время секса.
Я села в кровати. Как обычно, все одеяла были сбиты на мою сторону. Ричард лежал голым под одной-единственной простыней, невзирая на кондиционированный воздух. В тот день мы из-за чего-то поругались и я была еще достаточно сердита, чтобы испытать злорадство, глядя на его кошмары.
Он двигал бедрами вверх и вниз. Я видела холмик, похожий на палатку, который простыня образовала над его членом. Нет, он явно корчился не от страха. В тот самый момент, как я поняла, что происходит, Ричард выгнул спину и на простыне появилось мокрое полупрозрачное пятно. Я никогда раньше этого не видела, по краней мере, в таком клиническом варианте. Это было не особенно интересно и уж конечно не эротично. В голову мне ничего не лезло, кроме пятна. Я уже чувствовала его запах - как от воды, налитой в банку из-под апельсинового сока.
Я легла и отвернулась от него. Кровать закачалась - он проснулся. "Господи", - пробормотал он. Я притворилась, что сплю, пока Ричард вытирал кровать бумажной салфеткой. Минуту-другую спустя он уже снова спал.
Я встала посмотреть, как там Эмили. Она лежала в своей кроватке лицом вниз, разбросав руки и ноги, словно крошечный розовый коврик в виде медвежьей шкуры. Я коснулась ее волос, склонилась над ней, чтобы почувствовать запах ее шеи. Крошечная, совершенная по форме ручка вцепилась в одеяло.
- Ты все пропустила, маленькая, - прошептала я. - А могла бы увидеть, что тебе предстоит.
Я могла бы забыть об этом, если бы в ту же пятницу не позвонила Салли Килер. Кабинет ее мужа на факультете английского языка располагался рядом с кабинетом Ричарда.
- Слушай-ка, - сказала Салли. - Это все, наверно, ерунда.
- Прошу прощения?
- Я подумала, кто-нибудь должен дать тебе знать.
- О чем?
- Ричард в последнее время не… ну, я не знаю, не вел себя странно?
Я почему-то вспомнила ту его ночную поллюцию.
- Что ты имеешь в виду - странно?
Салли театрально вздохнула.
- Просто Тони мне кое-что рассказывал вчера вечером. Понимаешь, Энн, я знаю, что у вас с Ричардом кое-какие проблемы - это все нормально, можешь мне ничего не говорить - и я решила, что настоящий друг должен тебе это передать.
Салли не была моей подругой. Мы с ней всего лишь два-три раза вместе обедали. Я не знала, что мои семейные проблемы настолько общеизвестны.
- Салли, ты не перейдешь к сути?
- Ричард говорил с Тони про эту новую студентку. Вроде бы она из Израиля или что-то подобное.
- Ну, и?
- Ну и у Ричарда на эту девицу, похоже, слюнки текут. На него это как-то не похоже. Я хочу сказать - Ричард ведь даже не флиртует ни с кем.
- Это все?
- Ну, не совсем. Тони его спросил, в чем тут дело, а Ричард сказал: "Тони, ты просто не поверишь. Если я тебе расскажу, ты не поверишь". Это его собственные слова.
- Имя у этой загадочной женщины есть?
- По-моему, он вроде говорил - Лили.
Я попыталась представить, как Ричард с его редеющими волосами и щетинистыми усиками, с его очками и брюшком старается охмурить какую-то зарубежную красотку.
Салли сказала:
- Может, все это ерунда.
На следующий год открывалась новая ставка адъюнкт - профессора. Ричард и Тони оба числились среди претендентов. По общему мнению, преимущество в целом было на стороне Ричарда.
- Конечно же, ты права, - сказала я. - Я уверена, все это полная ерунда.
- Я бы только не хотела причинить вам какие-нибудь проблемы.
- Да нет, - сказала я. - Конечно, не причинишь.
* * *
В следующую среду Ричард позвонил и сказал, что вернется поздно. В кампусе гостил какой-то поэт с чтением своих стихов. Я это вычитала в газете. Чтение было назначено на восемь.
В восемь тридцать я усадила Эмили в нашу многоместную легковушку и поехала в Центр Изящных Искусств. Машину Ричарда на стоянке мы не нашли.
- Ну, малышка, - сказала я, - что ты об этом думаешь? Не пошарить ли нам по всяким сомнительным мотелям?
Она смотрела на меня огромными, прозрачными глазами.
- Верно, - сказала я. - Мы для этого слишком гордые. Мы просто поедем домой.
Доктор Тейлор в те выходные принимал гостей. Это был декан факультета - главным образом за счет того, что в молодости ему довелось быть редактором Большого Американского Писателя. Он в последнее время начинал попивать. Его жене пришлось научиться устраивать вечеринки - тогда он оставался дома.
Утром в день вечеринки я сказали Ричарду, что хотела бы пойти. К тому времени он привык, что я сижу дома и держусь от таких вещей подальше. Я ожидала признаков разочарования. Но он только пожал плечами.
- Тогда постаралась бы подыскать приходящую няню, - заметил он.
После общего ужина начались постепенные и казалось бы беспорядочные перемещения, которые неизбежно заканчиваются тем, что женщины собираются в одной части дома, а мужчины в другой. Большинство жен уже спустились вниз, убирать размокшие бумажные тарелочки и пустые бутылки из-под пива. Я осталась наверху с Джейн Лэнг, медиевисткой, и большинством мужей. Тейлор отпустил уничижительное замечание о женщинах-писателях и все принялись на него за это наскакивать. Потом Тони сказал:
- Я бы хотел, чтобы каждый сделал сексуально-шовинистическое утверждение, которое сам считает правдой.
Тейлор, уже несколько пьяный, заявил:
- У мужчин половые члены больше, чем у женщин.
Джейн добавила:
- Как правило.
Все засмеялись. Робби Шеппард, про которого считали, что он спит со своими студентками, сказал:
- Я вчера читал одну вещь. В Южной Америке был такой вид ящериц, который сейчас вымер. С ним было вот что: появился другой вид ящериц, который умел исполнять их брачные ритуалы лучше, чем настоящие самки. Все самцы трахали этих поддельных самок. Хромосомы, конечно, не совпадали, так что ящерят никаких не было. Весь вид задрал лапки кверху.
- Это было на самом деле?
- Я читал в "Уикли уорлд ньюс", - ответил Робби. - Наверно, было. Меня больше интересует - что из этого следует?
- Это просто, - сказала Джейн. - Когда речь идет о сексе, мужчины сами своей пользы не понимают.
- А я думаю, мужчины и женщины - это разные виды, - сказал Тони.
- Это слишком просто, - возразил Робби. - На самом деле у них противоречащие друг другу программы. Когда мы жили в пещерах, у нас были побуждения, предназначенные, чтобы произвести наибольшее число детишек от наиболее широкого спектра партнеров. Проблема в том, что побуждения эти остались, а пользы от них уже больше нет. Вот что произошло с этими бедными ящерицами.
- Ну, Энн, давай, - сказал Тони. - Теперь твоя очередь. Только посерьезней.
- Не знаю, - сказала я. - Пожалуй, я подпишусь под старым мнением, что женщины более эмоциональны.
- В чем эмоциональны? - сказал Тони. - Уточни.
- Верно, - подхватил Робби. - Поточнее и покороче. От этого на пятьдесят процентов зависит твоя оценка.
Я посмотрела на Ричарда. Он выглядел скорее рассеянным, нежели увлеченным соревнованием.
- Ну, мужчины всегда интересуются точностью, умеют измерять всякие вещи, - кое-кто засмеялся и я покраснела. - Ну, вы понимаете. Не хотят, к примеру, сказать "Я буду любить тебя вечно". Они предпочитают говорить: "В данный момент разумно предположить, что наши отношения продлятся по меньшей мере еще шесть месяцев". А я бы скорей оценила преувеличение. Чтобы он сказал - "вечно".
Тони кивнул.
- Неплохо. Рич?
- Значит, хотите, чтобы я высказался? Ладно. Это то же самое, что здесь пытался сказать Робби, только без лапши. Мужчины хотят женщин, а женщины хотят детишек.
Все примолкли; это мне точно не показалось. Первое, о чем я подумала, была Эмили. Что имел в виду Ричард? Что она ему не нужна? Что он ее никогда и не хотел? Я слыхала, иногда люди так себя чувствуют, когда в них стреляют. Никакой боли, только ощущение шока и потери, и понимание, что боль придет.
- Кстати насчет детишек, - сказала я среди общего молчания. - Мне надо позвонить домой. Прошу прощения. - Я вышла из комнаты и нашла телефон, сильнее всего желая оказаться подальше от Ричарда.
Вместо телефона я нашла ванную. Я умылась, заново накрасила губы и побрела вниз по лестнице. Там на меня наткнулась Салли и приподняла бровь.
- Ну?
- Что ну?
- Я полагала, ты пришла, чтобы посмотреть на нее.
- На кого?
- На Лили. Эту загадочную женщину. Все мужчины на факультете в нее влюблены. Разве ты не слышала?
- А она здесь?
Салли оглядела комнату. Большинство присутствующих женщин были мне знакомы.
- Сейчас я ее не вижу. Но минуту назад была здесь.
- И как она выглядит?
- Ну, маленькая, смуглая… привлекательная, наверно. Для тех, кому нравятся подведенные глаза и волосы под мышками.
- Как она одета?
- Кажется, я слышу в твоем голосе не просто праздное любопытство? В блузку, в красную блузку. И синие джинсы. В обтяжку.
- Извини, - сказала я, углядев наконец телефон. - Я должна позвонить домой.
Няня ответила со второго звонка. Эмили спала. Проблем не было. Я сказала: "Ладно, хорошо". Мне хотелось быть дома, с Эмили, мазать ее по животу малиной и чувствовать ее пальчики в своих волосах. Молчание слишком затянулось. Я сказала няне спасибо и повесила трубку.
Я была не в силах подняться наверх. Все равно сейчас там уже форменный мальчишник. Сплошные сальные шуточки и все прокурено. Стеклянная дверь выходила на задний двор. Я шагнула в темноту, вдохнув летний запах скошенной травы и продымленной коптильни.
Там Ричард меня и нашел, когда гости начали расходиться. Я сидела в шезлонге и смотрела на небо Далласа, в котором все лето напролет стоит красное сияние. Что-то связанное с городскими огнями и загрязнением воздуха.
- Чудесное представление, - сказал Ричард. - Просто так взяла вот и смылась, пусть все это треклятое сборище знает, что наш брак дал трещину.
- А он дал?
- Чего?
- Трещину. Наш брак. Мы расходимся?
- Черт, я не знаю. И уж конечно сейчас не время задавать такие вопросы. О, нет, только не начинай. Ну вот как мы будем уходить, когда ты так ревешь?
- Обойдем вокруг дома. Тейлор все равно слишком пьян, чтобы запомнить, попрощались мы или нет. Отвечай на мой вопрос.
- Я же сказал, что не знаю.
- Может, нам стоит это выяснить.
- Это еще что должно значить?
- Давай сделаем, как поступают все люди в таких случаях. Поговорим с консультантом или что-нибудь в этом роде.
- Ладно.
- Ладно? И это все? Просто "ладно"?
- Ты же на этом настаиваешь, не я.
- Замечательно, - сказала я, почувствовав вдруг головокружение, словно оказалась на краю обрыва. Неужели я правда делаю что-то необратимое? Только Эмили меня удерживала.
Потом я снова посмотрела на Ричарда и подумала: неужели я действительно хочу, чтобы этот человек был ее отцом?
- Замечательно, - повторила я. - Давай уедем отсюда.
Моя лучшая подруга Дарла разводилась два раза. Она мне посоветовала миссис Мак-Набб.
- О боже, - сказала я. - Это же будет так дорого. А она в самом деле поможет?
- Какое тебе дело до помощи? - ответила Дарла. - Это шаг номер один в том, чтобы избавиться от дрожи в коленках. Дальше пойдет легче, поверь мне. Разводиться во второй раз мне было не труднее, чем - ну скажем, шесть месяцев провести в гипсе.
В понедельник я долго сидела перед телефоном. Я взвешивала хорошие и дурные стороны нашего брака, бросая на чаши весов все, что только могла придумать. Все, что оказалось на хорошей чаше, было связано с деньгами: дом, страховка Ричарда, финансовая обеспеченность. Этого было недостаточно.