Хохоча, плюясь снегом, девочка стала выбираться на дорожку, но это было не просто. Кто-то протянул ей руку, и, уцепившись за нее, Лорин вскочила. Это был Каяри, веселый и разгоряченный после гонки, он тут же начал отряхивать девочку от снега, но кто-то сзади налетел на него, и Каяри не удержался, схватился за Лорин, и все они втроем - Лорин, Каяри и неизвестный налетчик - мигом очутились в сугробе. Байкал, освобожденный хозяином от упряжи, бросился на них, пытаясь лизнуть кого-нибудь в лицо, кто-то кричал с дорожки, и все трое барахтались в сугробе, не давая друг другу встать. Налетчиком оказалась Келла, и едва Лорин вылезала из кучи малы - подруга немедленно подсекала ее и валила снова в снег. Лорин не оставалась в долгу.
Яван освободил остальных собак, и вскоре уже все пятеро друзей весело боролись в снегу.
Потом отряхивали друг друга, вытрясали снег из валенок и капюшонов, рукавов и карманов, хохотали до колик, снова швырялись снежками и наконец поуспокоились.
Шли вместе по заснеженной дороге, тащили за собой легкие санки, а собаки бегали вокруг, деловито обнюхивая следы. Лорин почти не слышала, что говорят ребята - зимний лес был нереально прекрасен. Белизна казалась нездешней, а тонкий узор древесных ветвей, покрытых снегом, на фоне голубого неба - словно сказочные чертоги. Как у Майты - Майта сочинял сказки про дворцы, принцесс, королей, гномов и эльфов. Но в этих снежных чертогах, должно быть, живут особые, снежные эльфы, эльфы-льдинки. Их одеяния искрятся, но тают на солнце.
- Лорин замечталась, - Ван толкнул ее в бок.
- Тебе хорошо! - ответила Лорин, - а я раньше такую красоту только на картинках видела.
Ван, родившийся в Лаккамири, рассмеялся. Они подошли к ручью, одному из притоков Верхнего.
- Пошли по льду, - предложил Майта, - быстрее!
Через ручей был переброшен мостик, сейчас замерзший, обрамленный сверкающим кружевом льда. Обычно, летом надо было перейти через этот мост и дальше, по спиральной дороге подниматься к поселку.
Но почему бы действительно не пройти по зимнику?
Ребята с гвалтом скатывались с откоса на лед ручья.
- Осторожно! - крикнул Яван с беспокойством, - там где-то ключ!
Лорин разогнала санки, вскочила на них и помчалась по руслу ручья вперед, двое собак с лаем сопровождали ее, и Лорин услышала визги и вопли ребят - они разгоняли свои санки и следовали за ней. Ей вдруг стало весело, так весело, что даже смеяться и кричать не хотелось, а только лететь по замерзшему руслу, по узкой снежной колее меж нетронутых белых склонов под неистово синим небом.
- Лори-ин!
Она не успела обернуться - санки снова набрали скорость, и Лорин прыгнула на них коленями и вцепилась руками, она мчалась вперед, но кольнула неясная тревога, и потом она увидела, что лед стал серым.
Потом земля медленно провалилась вниз, и оглушительно залаяли собаки.
Лорин не успела испугаться, она просто плюхнулась куда-то, и холод не сразу охватил ее, а потом нырнула с головой, и вот тогда тысячи ледяных игл пронзили лицо и воткнулись в легкие. Лорин забилась и вынырнула с криком. Ухватилась за тонкую кромку льда перед носом, подтянулась - и лед обломился, Лорин снова ушла под воду. Теперь ее плащ промок и сильно тянул вниз, Лорин забарахталась, стягивая рукав, и снова нырнула, на миг ее охватила паника, показалось, что она уже не выпутается из этих рукавов, Лорин забилась… Здесь же не может быть глубоко, подумала она. Даже Верхний поток не так уж… Однако она ни разу не достала дна.
Лорин вынырнула снова, уже без плаща, ее тело совершено онемело, но стресс прогонял боль.
- Лор! Лор, сюда!
С трудом держа лицо над водой, она увидела над кромкой льда протянутую ладонь. Лорин забарахталась и схватила пальцы спасателя. Это был Каяри - он распластался на льду, надеясь, что тонкий слой выдержит распределенную нагрузку. Каяри с силой потянул Лорин… и в следующий миг лед затрещал.
Каяри выпустил руку Лорин - теперь они барахтались в проруби вдвоем. Собаки лаяли, и что-то оглушительно кричали ребята.
- Сюда, сюда!
Каяри надавил на кромку льда, она сломалась, мальчик обернулся к Лорин, рванул ее за одежду, снова надавил на край… Потом Лорин увидела протянутую палку, схватилась за нее. Ее с силой потянули вперед, и наконец ноги коснулись дна.
Лорин встала, тяжело дыша, вцепившись в мокрый плащ Каяри. Теперь она видела - проталина во льду не так уж велика. Если бы она понимала, что происходит, могла бы сделать так же, как Каяри - ломать лед и выбраться на мелкое место. Но ей-то со страху показалось, она тонет в море.
- А ну-ка, снимай, - с нее потащили мокрый свитер.
- Там ключ, понимаешь? - объяснял Майта, - теплый ключ. Здесь ручей расширяется… и это место не замерзает никогда.
- Не такой уж он и теплый! - возразила Лорин. Келла накинула свой плащ ей на плечи. Мальчишки переодели мокрого Каяри.
- А ну, побежали, быстро!
По льду протока достигли Верхнего, теперь забранного надежным слоем льда, а потом выбрались на спиральную улицу города. Ближайшим оказался дом Лорин. Мама была в Хранилище. Рыжая кошка Клара вышла из укрытия, взглянула на ребят с легким презрением и мяукнула.
- Ну ладно, отогревайтесь, - сказала Келла, и дверь с легким щелчком закрылась. Каяри потянул девочку за собой.
- Пошли, нам надо в ванную.
От нагретой воды, молниеносно принесенной Верхним потоком, шел пар. Каяри нырнул в ванну с головой. Вынырнул, отфыркался, приглашающе махнул рукой.
- Ты чего? Идем. Заболеешь же!
Вода пахла горьковатыми травами. Лорин медленно стянула рубашку через голову. Ее вдруг затрясло, хотя в ванной стояла теплынь.
- Ну ты чего, Лор? Раздевайся и прыгай.
Лорин подошла к ванной в трусиках и мокром лифчике и прямо так, одетая, осторожно спустилась в воду.
Каяри не стал это никак комментировать, только блаженно вытянулся в воде, положив голову на бортик. Ванна была велика - маленький бассейн, и Лорин улеглась валетом, наслаждаясь ароматным теплом.
Потом они пили горячий чай с ореховым печеньем, завернувшись в теплые халаты, надев шерстяные носки, в комнате, под картиной Нины, маминой подруги. Лорин смотрела на лицо Каяри.
- Ты сильно замерзла? - спросил он с беспокойством.
- Да… но сейчас уже ничего.
- Ничего, у меня тоже было… когда я был маленький. Воспаление легких, - поделился он, - это быстро лечится. А может и ничего не будет.
- У меня раньше была астма, - поделилась Лорин.
- А теперь прошло?
- Да. Совсем. Ни разу не было с тех пор, как…
- Как ты здесь?
- Ага.
Лорин с хрустом разгрызла печенье.
- Тебе нравится здесь? - спросил Каяри, участливо глядя на нее.
Лорин задумалась. Здесь не подходило слово "нравится".
- Здесь, понимаешь, - сказала она, - здесь все. Вся жизнь. До этого был ад какой-то, сон. Кошмарный сон. А теперь… теперь я живу.
Каяри улыбнулся. На темном лице блеснули белые зубы.
- Понимаю. Ведь я тоже не родился в имата.
- Да?
- Да. Но я мало помню прежнюю жизнь. Мне тогда было четыре года. Почти ничего не помню, если честно.
- Где ты жил раньше?
- В Колумбии.
- Но значит, - озадачилась девочка, - значит, Асири и Кола…
- Они не родные мне. Они меня усыновили. Но это неважно, - Каяри махнул рукой, - меня привез сюда Анквилла… ты ведь знаешь Анквиллу.
- Да, конечно! - Лорин задохнулась от воспоминания.
Отец отшвырнул ее, и она ударилась об угол стола, а когда пришла в себя - отец лежит на полу, и по рубашке растекается аккуратное пятно крови, а голые ноги нелепо разбросаны. У окна стоит Анквилла и смотрит на нее, и глаза его - страшные.
Ей удалось тогда не закричать. Поэтому они смогли выбраться.
- Расскажи, что ты помнишь, - попросила она. Каяри задумался.
- Да говорю же, почти ничего. Кажется, мою мать убили. Так сказал Анквилла. Я не знаю. Я помню, что стреляли, а я прятался под ящиком таким большим. Он так вонял, ящик этот, не знаю, чем. Я всегда там прятался, когда стреляли.
Помню, я все время искал, что бы поесть. Всегда есть хотелось. Я целый день на улице искал. Мы на такую большую свалку ходили, знаешь… старшие там что-то искали, чтобы продать, выменять. А я иногда там находил еду. Один раз кто-то выбросил "Сникерс" прямо в обертке. Надкусанный, правда.
- Ужас какой, - сказала Лорин.
- Я мать не помню почти. Вроде она меня на руках держала… не помню. Голос такой помню, резкий. Мне кажется сейчас, она была очень молодая… Но у нас часто стреляли, знаешь. Мне тогда страшно было, я ж еще мелкий был.
- Конечно. Еще бы не страшно.
- Ну вот, помню, я там сижу под ящиком, и вдруг меня какой-то дядька берет на руки, я сначала задрыгался, думал, он меня убьет. А это был Анквилла. Потом помню, мы на диске летим… красиво так над океаном. Я такой счастливый был… Потом еду помню.
Каяри допил чай и отставил свой бокал. Откинул голову на диван.
- Еда такая вкусная. Каша, молоко. Печенье. Я ел и ел. Потом еще помню, Асири. Она меня берет на руки. Я мужчин всех боялся, а женщин нет. Она меня на руки берет и говорит "я твоя мама".
- Господи, Каяри, это так ужасно, когда дети страдают, - губы Лорин дрогнули, - ладно, взрослые… большие. Это ладно еще. Но такие маленькие дети…
- Так урку же, что ты хочешь. Весь этот мир такой. Потом еще помню игрушки… солнце на полу. Потом все стоят вокруг и смотрят на меня, а Анквилла мне на голову воду капает и говорит "Катари Яти".
- Обряд имени! У меня ведь он был совсем недавно. Ты, значит, "мудрый змей".
- А ты - Лориана Рава, огненная заря. Я знаю, почему так.
- Почему?
- Потому что скоро наступит огненная заря… потому что дальше так продолжаться не будет. Мир изменится. Когда мы вырастем, мир изменится.
Подростки смотрели друг на друга, и в черных глазах Каяри горела улыбка, и отражалась в серых глазах Лорин.
- Мы тоже изменимся, - сказала Лорин, - мы уже меняемся. Каждый день.
Германия, июль 2012. Клаус Оттерсбах
На следующий день мы с Нико отправились в университет. Иллюзий я не питал, понятно, что за мной следят, что встретиться с бывшей Хирнштайн, ныне Граф незаметно - не получится.
Я отдам человека в руки этих - с гильотиной, спецсредствами и спецразрешениями. Но есть ли у меня выбор? Если я откажусь, они возьмут Нико, а он уже знает, кого я ищу.
Впрочем, одна идея у меня родилась.
Мы не стали брать машину, общественный транспорт в крупном городе - совсем не то, что в нашей дыре. Вагон трамвая-метро, то спускаясь в туннели, то вылетая на поверхность, домчал нас до университетской клиники.
Мы прогулялись по длинной аллее, благо погода располагала - майская теплынь, застывшие белые взрывы яблоневого цвета. Нико разглагольствовал - что-то о фитнесе, что-то о международном терроризме. Я нервничал и отвечал односложно.
Наконец мы добрались до психиатрии. Нико велел мне подождать в холле и куда-то умчался. Я пока аккуратно осмотрелся вокруг на предмет путей выхода - холл открывался на обе стороны, а в середине вправо и влево уходили коридоры, ведущие, очевидно, к лечебным отделениям. На стене я обнаружил информационный стенд с названиями отделений и фамилиями врачей. Но Ангелы Граф среди них не было, что неудивительно - она лишь недавно приступила к работе в этой клинике.
Нико вернулся, сияя.
- Она здесь, - объявил он, - нам повезло. Ну что - хочешь незаметно? Организуем. Пошли! У них как раз конференция сейчас.
Мы поднялись на четвертый этаж, миновали несколько дверей. Дальше в коридор открывались огромные стеклянные окна, за окнами я увидел небольшой зал, наполненный врачами в белых и голубых костюмах и в цивильном.
Я жестом попросил Нико подождать, встал так, чтобы меня не было видно, и начал рассматривать лица в зале, одно за другим, планомерно. Первый ряд, второй, третий…
Она сидела на седьмом ряду, с краю. Теперь у нее были черные волосы, сзади заколотые в небрежный узел. При нашей первой встрече она была стриженой блондинкой, но я узнал ее сразу.
Достал из кармана фотографию, сличил по всем правилам. Да, это она. Бывшая фрау доктор Хирнштайн, теперь врач-психиатр без докторской степени, Ангела Граф.
Я повернулся и пошел прочь. Нико бросился за мной.
- Ты что? - спросил он, - не нашел?
- Нашел, - ответил я, - подожди.
Нико отправился к себе на работу, а я, покружив для верности по территории, зашел пообедать в местную кантину.
Получить номер мобильника фрау Граф было рутинной задачей. Несколько сложнее это было сделать так, чтобы никто не понял, чей именно номер я ищу. Я практически уверен, что на мне висят жучки.
Мне пришлось на сестринском посту предъявить свои корочки и разрешение, выданное полицейским управлением Хадена, в итоге я получил список всех телефонов сотрудников. Номер Граф я запомнил.
…Я поковырялся вилкой в спагетти болонезе. Есть, честно говоря, не хотелось. Какая уж тут еда?
Я выполнил то, чего от меня ждали хозяева. Теперь осталось лишь позвонить им и сообщить имя Граф. Я нашел ее. Они могут хоть сегодня же ее забрать.
Я достал мобильник. Зажмурился. Вздохнул. Снова открыл глаза и выпил колы.
Интересно, больно ли, когда лезвие гильотины падает на голову? Если бы это еще была нормальная гильотина, а не такая, зрелищная… Я видел в фильме казнь гильотиной, так нацисты казнили, например, ребят из "Белой розы". Но там нож падает на шею. А здесь… почему-то это особенно страшно, что на голову. Черепушку пополам. Даже когда падаешь, бьешься головой и теряешь сознание - в последний момент успеваешь ощутить боль. А тут… и нож ведь движется медленно.
Тьфу ты, о чем я думаю?
Я набрал СМС, только два слова: "Лаура Шефер".
Отправил на номер Граф.
Потом набрал еще одну СМС: "Спасайтесь немедленно, сию минуту. Бегите. За вами идет охота. Смертельно опасно. Детектив".
Вздохнул и щелчком отправил ее на тот же номер.
Потом рывком встал и быстро допил колу. Двинулся к выходу из столовой.
Меня поджидали уже там, у выхода. Молодой парень с внимательными прозрачными глазами. Возможно, осуществлял наружку - я его не заметил до сих пор, но если он хороший профи…
- Постойте, герр Оттерсбах!
Я непонимающе взглянул на парня. Шагнул в дверь, он протиснулся вслед за мной.
- Мы незнакомы. Меня зовут Паскаль, просто Паскаль. Мы с вами работаем в одной команде. Я правильно понимаю - вы нашли женщину?
- Не уверен, - сказал я. Интересно, перехватили они мои СМС-ки? Наверняка. Но тянуть время надо.
- Я видел похожую, но не уверен, что это она. Мне нужны дополнительные сведения. Не торопитесь, Паскаль, мы все успеем. Найдем…
Я говорил быстро, успокаивающе, а сам шел к выходу. Может быть, удастся от него оторваться. Какое-то время они меня поищут. Отвлеку внимание на себя, тогда она успеет уйти.
- Но позвольте, герр Оттерсбах. Вы сейчас кому-то написали СМС - кому?
- Моему приятелю. Я написал, что мы встретимся вечером.
Мы быстро шли по аллее к выходу, переговариваясь. Я мысленно просчитывал время. Номер телефона Граф теперь у них. Время на определение, кому принадлежит этот номер. Если их возможности очень широки, они могут уже сейчас это знать. Но они не знают еще, как Граф выглядит. То есть нужно попасть в больницу, найти сотрудницу с этим именем. А может быть, им еще и список телефонов нужно просмотреть, как мне - это еще дополнительных десять минут.
У Граф, если она не глупа, минут двадцать в запасе.
У меня этого времени уже нет. Я глянул в сторону автобусной остановки - нет ли возможности вскочить в проходящий, и тут Паскаль резко и профессионально схватил меня сзади за локти.
- Стой!
К нам уже бежали двое патрульных копов - очевидно, у них был приказ задержать меня.
Герр Мюллер выглядел очень раздосадованным. Но не особенно нервничал, и это настораживало.
Я не ожидал, что он собственной персоной приедет вслед за мной в Ганновер. Не знал я и того, что и здесь у них имеется бюро - впрочем, не знаю точно, в самом ли Ганновере, везли меня минут сорок. И еще час я сидел в закрытой камере.
Наручники с меня все это время так никто и не снял.
- Мы ведь предупреждали вас, Оттерсбах. В первый же день предупредили. Не пытайтесь сидеть на двух табуретках! Вести игру на два поля. Жаль, очень жаль. Я вам искренне, по-человечески сочувствую. Какие возможности вы упустили! Уже сегодня вам выплатили бы вознаграждение - в своей фирме вы никогда столько не заработаете. Вы не представляете, что вам дала бы эта работа… но впрочем, мы с вами об этом говорили. Речь идет о существовании человечества, Оттерсбах! А вы…
Мюллер махнул рукой.
- Вы ведь получили то, что хотели? - поинтересовался я, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно. Мюллер хмыкнул.
- Не беспокойтесь за нас. Вы лучше за себя побеспокойтесь. Оттерсбах, вам доверяли! И вы это доверие не оправдали…
- Я бы не сказал, что вы мне как-то особенно доверяли. Слежка, прослушивание телефона.
- Вас поддерживали. Мало ли что, мы имеем дело с непредсказуемым противником. Нет, Оттерсбах, мы вам доверяли. Мы ведь даже не допросили вас как следует, мы ничего не знаем толком о ваших связях в России, о вашей встрече с Алисой Рудиной и убийцей Ханса Шефера. И не стали мы вас допрашивать именно потому, что доверяли, что в первую очередь мы хотели наладить сотрудничество с вами. Мы считали, что вы сами будете нам доверять, и тогда мы получим всю информацию. Но теперь… не обессудьте. Теперь-то вам придется рассказать все. Условия нашего общения изменились. Вы знаете, что попытки работать на две стороны мы не прощаем. Вы связались с террористами! Теперь разговор с вами будет другой.
Я молчал, опустив голову, тупо глядя на свои запястья в металлических кольцах. Ну вот, похоже, Клаус Оттерсбах, ты и допрыгался. Вот этим и закончатся твои увлекательные приключения с амару, молодым двоюродным дедом, генетикой, теориями спасения мира и конца света… Когда-то ты, вроде бы, собирался охранять идеалы демократии и свободы, покой мирных граждан. Теперь ты сдохнешь прямо в наручниках, как преступник. Или - в руках преступников? Трудно сказать, все так перемешалось в этом мире. Однозначно лишь одно - правым я себя не чувствую, не чувствую себя и героем, как, наверное, ощущал мой дед, антифашист Вернер Оттерсбах, Анквилла…
Или он тоже тогда не ощущал себя героем?
Меня долго куда-то везли. То ли два часа мы ехали, то ли четыре. По пути я вздремнул слегка. Затем меня вывели, предварительно завязав глаза - то есть и пункта назначения я тоже не видел.
Но оказавшись внутри, сразу решил, что это прежняя база. Знакомые белые решетки на окнах, общая обстановка принудительной психиатрии. Меня на этот раз поставили к стене, и наручники зацепили за какую-то хреновину над головой. Уже хотелось пить - прошло ведь довольно много времени. Я сглотнул слюну и переступил с ноги на ногу.
Все-таки терроризм - замечательное изобретение. Этим словом можно назвать что угодно, и под предлогом борьбы с терроризмом принять какие угодно меры, как угодно противоречащие Конституции.
Если я выйду отсюда, им не поздоровится. Я им устрою шумиху в прессе и конституционный суд.