- У сатаны на задворках.
- Он гостит у своего дяди, надо говорить, - поправил хозяин, - а за что же это его так скрючило?
- Он не знал, как проводится Миссисипи.
- А что у сатаны на хвосте?
- Мандаринное дерево.
- А знаешь ли ты что растет на этом дереве?
- Сушенные попугаи с анисом.
- Да, верно, а еще молодые ежики, их снимают с дерева, начиняют динамитом и файф-о-клоками и пускают в пустыню, в контору Осии - они летят, как маленькие форды…
Сыщик пожал плечами и решил ждать. Ежели мистеру Эвису желательно так чудить, то на то, в конце концов, его хозяйская воля. Человек, который может уставить всю пустыню пушками, имеет право себе кое что позволить.
Но вот они кончили. Мальчишка в мгновение ока убрал бумаги, книги, спустил машинку в стол и захлопнул деревянное жалюзи этого стола.
Хозяин снова обратился к нему. А мальчишка стоял рядом с ним на вытяжку.
- Готово, - сказал хозяин. - Будет. Остановись. Стой смирно, мой драгоценный, не забудь о том, что мы с тобою круглые дураки, и над нами бдит Осия. Закончим же труды наши хвалой в честь наших патронов, научивших наши чистые уста подходящему обращению с ромом, восхвалим их ослиным ревом, - ахнем и охнем так, чтобы все жареные куропатки со всей Америки слетелись в наши благочестивые желудки!
Хозяин стал с ним рядом. И тут они вместе закричали, что есть силы, ровно и точно, буква в букву:
- Да здравствует Ован-Черри-Тринидад, непобедимый синдикат - и да приимут черти Осию на свой постоялый двор! - Что я стал бы делать без Осин? - добавил хозяин, - это сущий доппинг, этот проклятущий Осия.
И он быстрыми шагами вышел из беседки. Сыщик выступил из за куста.
- Знаю, - махнул ему рукой Эвис, - Брафлор?
- Так точно, - отвечал ему сыщик.
- Как вам у нас нравится? - спросил хозяин, идя по дорожке. А сыщик пошел с ним рядом, почтительно забегая вперед.
- С вашего позволения сэр, - у вас устроено в самом лучшем виде.
- Вот, - сказал видимо довольный ответом Эвис, - так теперь вы согласны с тем, что этот ваш Осия просто старая тряпка и ничего больше?
- У нас всегда так думали, - ответил сыщик, он теперь пропал, как муха на тэнгль-футе, дай ему бог здоровья.
53
Плебс все не унимается
Если вы не работаете три месяца, если, к примеру сказать, касса вашего союза начинает пустеть, если пожертвования начинают поступать все реже и скареднее, если вас кроют со всех концов, если всюду шляется какая то несуразная дрянь, а жрать то вам нечего и нечего, - что вы станете делать?
Некоторые заводы, окончательно отощавшие, пробовали идти на мировую. Не тут то было: идите ко всем чертям, - завод закрыт и вы можете убираться на все четыре стороны.
Так помаленьку накопились весьма серьезного свойства скопища ободранных, разоренных и разозленных людей.
Обстоятельства заставляли их действовать. В мирное время они не стали бы особенно безобразить, ну, они заставили бы какую-нибудь пароходную компанию свести всех сразу в Калифорнию, заставили бы какой-нибудь городок покормить их в течение трех дней, с условием, что они честно уберутся, спустя эти три дня, - но теперь все это не выходило. Городки встречали их пулеметами. А так! Они устроили пару, другую настоящих сражений, среди них нашлись сержанты и офицеры, что дрались с немцами на Марне, - они раза два наколотили шею правительственным войскам, а вследствие этого обзавелись кое каким снаряжением.
Раз, два, три, четыре - уже пять городков были в их руках, власти были разогнаны и там царствовал образцовый порядок в том смысле, что никто не смел никуда носу показать и все одинаково голодали. Это не может кончиться хорошо, если это не забирает всю страну сразу, - а в ответ на их радио им посылали довольно смешные советы, только им то они вовсе не казались смешными.
У них был своего рода маленький фронт, и на нем не затихала перестрелка. Известие о гибели бекасов произвело фурор. Однако ничего не изменилось. А в три часа ночи правительственные войска начали наступление. Но и в войсках уже было брожение. Поэтому в тылу противника раздалась адская пальба, а наши взяли в такую работу наступавших, что продвинулись на три километра вперед. Вечером в городок вошли представители восставшего полка! целый полк к их услугам, с техниками и парком. Еды сколько хотите. Ладно.
Так идет неделю. Приходит радио. Им предлагают сдаться. Они отвечают центральному правительству и требуют передачи власти им. Приходит в ответ вежливая телеграмма, что правительство согласно обсудить вопрос о передаче власти, но под тем условием, чтобы они сдавались без разговоров, покуда еще могут сдаться.
Приходит радио и еще, и "выясняется", что таких ячеек наобразовывалось уже немало.
Они разговаривают с солдатами на их "фронте". Солдаты добрые ребята, но они ни черта не знают. Через три дня приходит отчаянное радио от соседней "республики" с просьбой о помощи. А через день их начинает громить тяжелая артиллерия с блиндированных поездов. Знаете вы, что такое тяжелая артиллерия, и что происходит в городе, который ей подвергнется?
А потом все идет, как по писанному: - войска врываются в город с трех концов. Бомбы в окна, пулеметы по улицам и на крышах, драка в домах и подвалах, на улицах за баррикадами, в церквах и банках, город горит - дом за домом, улицу за улицей берут они штурмом, - это их приводит в адский раж. И через два дня над городом вест мертвая тишина, а ветер треплет на стенах краткие приказы военного коменданта города.
А Осия, который выдумал эту вот "кон'юнктуру", этот неистовый Осия, этот никому неведомый и никем не виданный Осия, рвет биржу на части, жжет города, режет солдат и рабочих, хуже чем свиней, пускает в трубу целые акционерные общества и разоряет тысячи семей здесь и за океаном.
Мы не будем спорить и доказывать, что это чорт знает что, мы понимаем, что на войне иначе нельзя, - скажите ка мне: во имя чего все это делается?
54
Стифс работает
Он сидел в чистенькой комнате, инженер Стифс, пил чай да ел ветчину с крутыми яйцами и белым хлебом. Делал он это осторожно и торжественно. Давно уж инженер Стифс не ел ветчины с яйцами и белым хлебом. Ежели вспомнить, какой он только гадостью питался последнее время в Европе, так жуть берет. Да и гадости было довольно мало. Европейские газеты пишут, что в Америке гражданская война и все такое, ну, а я вам скажу, что это одни разговоры, - вы попробуйте ветчину, а потом говорите.
Стифс долго вынюхивал и хитрил. У него набрался целый ворох материалов. Наконец, он умолил свой союз, который стал ужасно как прижимист за последнее время, так как в Европе тоже была "кон’юнктура" в своем роде, дать ему на билет третьего класса через океан. Его отговаривали. Мало, что ли, народу сломали себе голову с этим Идитолом, будь он проклят, - а толку все нет и нет. И никакого Идитола нет. Им, по правде сказать, и не пахнет. Вот что.
Но Стифс уперся в стену и не отставал. Он уверял, что оно вылезет неожиданно и тогда с ним не сговоришься. Все равно с ним не сговоришься, отвечали ему. Но оно будет в руках у нас. Ваша голова будет у них в руках, - вот что будет. Все таки он настоял на своем. Он таскался по Америке два месяца, из’ездил зайцем всю страну, пока наконец не напал на след. Он явился и сказал: - он интересуется вопросом, он работал сам, пусть меня проэкзаменуют ваши инженеры. Возьмите меня на работу. Сперва с ним не стали говорить, но когда он написал нм доклад, где намекнул на кое какие свои соображения, они прислали за ним автомобиль, завезли по дороге в магазин готового платья, накормили в кафе - и увезли чорт знает куда. Они поняли, что из него может выработаться совсем нежелательный конкурент.
Он знал только, что они ехали на автомобиле всю ночь, не останавливаясь, и в конце пути по чрезвычайно отвратительной дороге! Потом его высадили и повели пешком, он карабкался какой то горой, и если бы его не вели за руки, одни спереди, другой сзади, так он там бы и остался, где-нибудь в каменной щели. Уже светало, они перешли досчатый мостик через дыру, куда и глянуть то было страшно, и где внизу клокотала вода. Утром пришли. Настоящая крепость. Привели его в комнату и сказали, что это отныне "его комната". Он разделся, умылся и брякнулся на постель. Чуть не год он не спал на чистом белье.
Вот он, наконец, работает в лаборатории, где изобретают Идитол. Так и есть, все это сказки, что врали газеты, - соображений у них масса, а до дела то еще довольно далеко. Он так увлекся этой работой, что обо всем позабыл. Вот это лаборатория: - газ, вода, электричество во всех видах у вас под руками. Посуды девать некуда. Целый штат вычислителей, которые с утра до вечера трещат на арифмометрах, - благодать да к только. Кормят до отвала. Но уйти отсюда и думать нечего. Газеты привозят всех направлений, но их никто не читает. Он первое время брался за них, потом тоже отстал. Он работает до двенадцати часов в сутки, и все так работают, - до газет ли тут. Кто тут хозяин? Ничего не известно. Пробовал он расспрашивать, - но его однажды позвал старший инженер и спросил его, зачем он сюда приехал: - работать или сплетничать. Он попробовал было об'ясниться, но инженер глянул весьма хмуро. Если он приехал работать, пусть идет в лабораторию, а в противном случае для него найдется и другое место. Он подумал, поклонился и пошел в лабораторию. Если уж он попал в эту переделку, то лучше сидеть в лаборатории, чем в этом "другом месте". Хорошо еще если это "другое место" окажется подвалом, - оно может оказаться и более прохладным помещением. Ему был дан и еще один предметный урок. Его сослуживец, лаборант, человек крепкого роста, весь квадратный, с ручищами и ножищами, которые положительно стесняли Стифса, ибо ему казалось, что они занимают все пространство около вытяжного шкафа, однажды разговорился с ним, - хоть на вид и был достаточно неразговорчивым. Его мрачная фигура не давала возможности определить, говорится ли это так себе, или в назидание Стифсу, это обстоятельство придавало несколько мрачный оттенок разговору.
Лаборант сказал Стифсу, что очень аккуратные работники должны, по его мнению, быть под особой слежкой: слишком аккуратный слишком много и знает, - а кто много замечает, тот или продаст в один прекрасный день свои знания или, того хуже, окажется социалистом. Социалисты часто играют, добавил он, на том, что они безукоризненны в работе, как таковой, а сами стараются пользоваться тем знанием хозяина и его слабостей, которое имеется у всякого служащего. Это, знаете, старые штуки. А в общем то они, социалисты, наивнейшие люди: они немножко вроде диких, - простодушные канальи. Он их хорошо знает.
Стифс все это выслушал, и на него это произвело впечатление стоющей головомойки. Следили ли они за ним? он ничего не замечал, - но, вспомнив о том, как хорошо замаскирована их "крепость" со стороны пустыни, - подумал, что, ведь, все здесь поставлено на широкую ногу, и сыщики первый сорт, так что, пожалуй… Стифсу стало довольно грустно.
Они устроили себе маленькую вечеринку прошлое воскресенье, и некоторый господин, которого зовут мистер Эвис, и к которому все относятся весьма и весьма почтительно, говорил с ним очень ласково. Он подозвал его:
- Ну с, - сказал этот Эвис, - как вам нравится Америка, мистер Стифс?
Стифс ответил, что по его собственному мнению, покуда имеет об Америке очень превратное мнение.
Эвис захохотал и сказал ему:
- Да вы, товарищ Стифс, обо всем имеете превратное мнение!..
И так как Стифс покраснел, как рак, главным образом от "товарища", то он похлопал его по плечу и сказал:
- Не обижайтесь, это у нас принято так об Европе говорить, а вы молодчина и знаете свое дело… что же до социализма, то мы и с ними столкуемся, вот увидите!
Стифс и представления не имел, что его биография так хорошо известна.
А потом этот Эвис собрал в кружок молодежь, молодых людей и барышень, и они начали "играть в Осию". Один изображает Осию, а остальные его спрашивают, отчего он такой грустный и прочие глупости, стараясь заставить его сказать слово Идитол, а "Осия" старается обойтись без этого слова. А потом Эвис сказал ему:.
- Этот блудливый кот Осия боится сказать слово Идитол, - но мы его прижмем к стене и он нам его будет петь на мотив "Янки додль"… А после этого он будет собирать окурки от сигар и кончит в богадельне.
55
Анни возвращается
Дверь отворилась и сердце у нее замерло. Она нарочно пришла днем в два часа, когда его не бывает дома. А он как раз и открывает.
- Входи-ка поживей, - сказал с испугом Гелл и захлопнул за ней дверь.
Она вошла, села на маленький диванчик. Господи, все точь-в-точь так же, как было и тогда, когда она убежала. Только часы перевесили. Кот (настоящий антропоморфический, не забудьте) подошел к ней, ткнулся носом ей в ботинок и мурлыкнул: - урр и мурр. Она поглядела на кота и заревела. А Гелл стоял к ней спиной и усиленно разбирал прошлогодний календарь на столике.
- Господи, Гелл! - сказала она.
- Чорт с ним, с этим делом Анни! - ответил он.
- Значит, Гелл, ты не считаешь меня потерянной?
- Глупости, - ответил он, - только я тебе всегда честно говорил, что ты сломаешь дурака в этом деле. Хорошо еще, что ты от него во время убежала, а то бы тебе несдобровать, как несдобровал и он.
- Что ты говоришь, Гелл, разве с ним что-нибудь случилось?..
Гелл посмотрел на нее подозрительно. Помолчал:
- Он опять исчез, ну и мы думаем, что, знаешь ли… Не плачь, Анни, слезами этому не поможешь - ведь ты же понимаешь, когда за человеком охотится полиция двух материков, так, будь он семи пядей во лбу, ему нипочем не уцелеть.
Анни очень хорошо понимала это, но это ее ни капельки не утешало, а как раз наоборот. И Гелл не знал, что ему делать с таким приступом рыданий. Он чесал затылок и ругал себя за неуместную откровенность. Да, дожидайся от женщин благоразумия. Положим, может быть, так оно и полагается. Конечно, он дурак и сумасшедший, но она то, кажется, другого мнения на этот счет. Кот стоял, привалившись плечом к ее ногам, изображая своим хвостом род вопросительного знака, что, кстати сказать, никак не говорило о том, что он находился в недоумении, а знаменовало собой благодушие и полное душевное спокойствие. Он стоял так и думал (это, видите ли, была его специальность, потому что он был совершенно антропоморфический кот), что если человек приходит не через дверь…
56
Он получил все, что следует
Член правления "Бразильского Флорина" смотрел на хорошенькую женщину, сидевшую перед ним, протирал глаза и никак не мог все таки понять, бредит он или нет. А та посмотрела на него несколько критически и спросила:
- Надеюсь вы меня поняли?
- Понял ли я вас?
- Вот именно.
- А где же служащий Стифлэта?
- О нем не беспокойтесь.
Брафлор подумал, что это значит, что беспокойся или не беспокойся о сыщике, ему уже все равно не поможешь.
- Это жаль, - сказал он.
- Он цел, не беспокойтесь. И делает то, что привык делать.
- Так, - сказал Брафлор, - а мы, вы говорите, получим, все что следует?
- Если вам так угодно выражаться, то все, что "следует".
Брафлор заерзал на кресле.
- А бекасы? - спросил он.
Но тут она потеряла терпение:
- Я пришла говорить о деле, - сказала она, - вам угодно согласиться на мое предложение или нет?
Брафлор был смущен. Хорошо, но он желал бы получить доказательства.
Его собеседница вынула из маленького портфеля бумажку весьма делового типа. Он глянул с удивлением.
Вот оно что!
Она глядела на пего с крайним нетерпением.
- Хорошо, - сказал он, - согласен в пределах моих полномочий.
- А именно?
- Поскольку являюсь представителем Брафлора, а не консорциума.
- Мы не можем допустить, чтобы дело затягивалось далее, чем это нам требуется.
- Я не могу отвечать за консорциум.
- Хорошо, - ответила она кротко, - известно ли вам, что 35 % ваших акций в руках ваших агентов?
Она показала еще несколько бумажек, за которые Брафлор схватился почти с ожесточением, и добавила:
- Они будут выброшены сегодня же. Дальше, вы входите пайщиком в заем, предоставленный Экуадору…
Брафлор вытаращил глаза.
- Да, - сказала она, - через цепную связь фирм: Ланголопг, Колумбик-Ко, кредитная ассоциация Уаупеса, Оното-Виктория и наконец ваш консорциум. В ваши интересы совсем не входит, чтобы это сделалось известным французским банкам, - они кредитуют вас, и большая часть их кредитов ушла на Экуадорскую нефть, - для нас не представляет трудности довести все это до их сведения. Раз они форсируют ваши уплаты, ваш крах - вопрос нескольких дней.
Брафлор был уничтожен. Вот, когда он попался! Совершенно своеобразная спекуляция на экуадорской нефти, - нелепая от начала до конца для постороннего наблюдателя, так как казалось, что Брафлор должен уходить от нефти и сживать ее с биржи, об'яснялась тем, что %% экуадорского займа были гарантированы двумя правительствами: экуадорским и правительством старца Ш., который номинально выдал заем. На самом же деле заем выдавался именно Брафлором, который в свою очередь получил деньги от французских банков, конкурировавших с экуадорцами. Экуадорцы же употребляли эти деньги для вытеснения из страны французского кредита, в чем косвенно были заинтересованы и Брафлор и великий старец Ш. Операция эта была рискованнейшего характера, но в случае удачи дала бы Брафлору 24 % чистыми на чужие деньги, а также очистила бы для него Экуадор, с которым бы он солидаризовался тогда для борьбы с франком. На эту спекуляцию Брафлор пошел потому, что не имел ничего лучшего вслед за ликвидацией войны.
Брафлор поглядел на свою собеседницу и сказал:
- Я не имею возможности вам отказывать. Но я попросил бы ответить мне на один вопрос: как думает ваш синдикат, имени которого я не имею к сожалению удовольствия знать, справиться, уже не с Лавуэрсом, а хотя бы с ВБСГ, и что он нам предложит делать, если он с ними не справится?