Проходит еще несколько недель, и в лесу в нескольких километрах от подземной лаборатории вырастает антенна излучателя. Она невелика, всего несколько метров в диаметре, но это одновременно и щит, и разящий меч. Привезенная молодым ученым и доработанная в лаборатории схема оказалась намного эффективнее созданной Джимми Макнилом. Испускаемое антенной излучение входило в противофазу с с-лучами и полностью гасило их. Поворот рукоятки на пульте превращал ее в генератор совершенно другого излучения -- лучей бодрости. Небольшая их доза повышала работоспособность, улучшала настроение и самочувствие человека, и полностью снимала сонливость. Но повышенная доза была очень опасна.
И это скоро предстояло узнать нашим врагам, считающим себя неуязвимыми.
Глава 14. Возмездие
Капитан Джемисон сосредоточенно колдовал над пультом, и желтые индикаторные лампочки мигали и гасли, уступая место зеленым. Взгляд Джемисона в привычной последовательности пробегал по индикаторам заряда батареи, частоты излучения антенны, выходной мощности и ориентации. Часы, расположенные рядом с красной пусковой кнопкой, отсчитывали последние минуты перед выходом в заданную точку.
Полковник Питерс сидел в соседнем кресле, пристегнутый ремнями, и мусолил во рту нераскуренную сигару. Он был доволен. Установка "Медуза" работала отлично, что подтверждалось абсолютным молчанием в советских газетах -- русские тщательно соблюдали секретность. Те из засланных агентов, что были в состоянии проспаться и послать в центр донесения, тоже сообщали о поразительной эффективности действия с-лучей. Так, по крайней мере, сообщило ему командование в секретной шифровке. Но ни Питерс, ни шефы агентурной разведки не знали, что вокруг Москвы создана надежная сеть генераторов противолучей, которая полностью нейтрализует действие вредного излучения, а агенты давно сидят в кабинетах Комитета госбезопасности, где после краткого, но эффективного воздействия лучей бодрости, взахлеб выдают начальство и сообщников, путаясь в слезах и соплях. Что же касается донесений, то их, за всех пойманных агентов сразу, сочинял лейтенант-практикант, осваивающий азы своей профессии.
Никто на борту "Лаки стар" не подозревал, что на них уже нацелена антенна мощного излучателя лучей бодрости, и поэтому когда полковник Питерс в расчетный момент нажал красную кнопку на панели "Медузы", он сначала не понял, откуда на него нахлынула такая невероятная бодрость. Капитан Джемисон тоже вдруг засуетился, отстегнулся от кресла и принялся взволнованно летать по кабине, насвистывая "Красотку с Бродвея". Он метался от иллюминатора к иллюминатору, нажимал какие-то кнопки, крутил рукоятки, включал и выключал освещение, и, казалось, был охвачен лихорадочной жаждой деятельности. Полковник с удивлением почувствовал, что и ему невероятно хочется что-то крутить, нажимать, делать, но суетливые движения Джемисона мешали ему сосредоточиться.
-- Сядь на место, Джефф,-- рявкнул полковник.
-- Заткнитесь, сэр, и не мешайте мне работать,-- огрызнулся капитан, хватаясь за рычаги ориентации и самозабвенно ими орудуя.
Полковник озверел от ярости. Какой-то капитанишка приказывает ему заткнуться! Ищущие дела руки сами нашарили в кобуре пистолет. Джемисон заметил быстрое движение полковника и метнулся в сторону, одновременно выхватывая оружие.
Через минуту в боевой рубке "Лаки стар" среди осколков разбитых приборов парили в невесомости два трупа. И некому было слышать, как через пробитые пулями отверстия в корпусе со свистом выходит воздух, а заполняющий кабину вакуум заглушает доносящиеся из динамика отчаянные запросы наземного пункта управления.
* * *
В тот же день академик Богатырев покинул подземную лабораторию и снова перебрался в свой московский кабинет. Опасность миновала.
Глава 15. Подлая месть врага
Двое мужчин почти бесшумно выросли у проходной института.
-- Извините, академик Богатырев у себя?-- спросил один из них у Кузьмича, сжимая в левой руке небольшой чемоданчик.
-- А где ж ему быть?-- Вахтер взглянул на пришедших, и они воровато отвели глаза. Смутное подозрение мелькнуло в голове старого буденновца.-- А вы кто будете?
-- Мы из министерства. По срочному делу.
Первый незнакомец держался уверенно, и Кузьмичу не оставалось ничего другого, как кивнуть:
-- Проходите, товарищи.
Однако неясное беспокойство не оставляло вахтера. "Надо будет проследить,"-- подумал он.
Мужчины быстро проскочили мимо него.
Не подвела интуиция старого кавалериста -- не из министерства были эти посетители. Джон Ланкастер и Иван Заклинкин шли выполнять приказ большого босса -- убить Михаила Андреевича и заложить в его кабинете атомную бомбу с часовым механизмом. В очередной раз проигрывая войну, ее зачинщики теперь стремились отомстить тем, кто сорвал их коварные планы, одним ударом лишить нашу страну ее лучших ученых кадров.
Вот уже наймиты буржуазии стучат в дверь Михаила Андреевича. Дверь не закрыта.
-- Прошу войти,-- говорит Михаил Андреевич, не поднимая головы.-- Прошу садиться. Чем могу быть полезен?-- продолжает академик, глядя на двоих, стоящих у двери.
Ни тот, что ниже ростом и старше, ни другой, молодой, ему не знакомы. Вид у обоих напряженный. "Наверное, изобретатели",-думает Богатырев. Здесь изобретатели нередкие гости.
-- Прошу садиться!
Первый сел в кресло напротив стола. Второй прикрыл дверь. Первый начал говорить -- очень вежливо, любезно улыбаясь:
-- Многоуважаемый господин профессор. Я буду очень и очень краток. Я уполномочен просить вас немедленно выехать в Соединенные Штаты. Только у нас ваши знания будут оценены по достоинству. Вы заработаете миллионы в полноценной валюте. И я вынужден сказать, что... у вас нет выбора.
Продолжая любезно улыбаться, посетитель показал Михаилу Андреевичу большой пистолет.
Вежливо, не повышая голоса, Богатырев ответил:
-- Сожалею, но вам нужен психиатр. Прошу меня извинить -психиатрия не моя специальность.
-- Я не шучу, профессор! Выбирайте,-- сказал посетитель. Он встал и направил пистолет на Михаила Андреевича. Стоявший у двери сделал шаг влево и тоже достал пистолет.
Михаил Андреевич поднялся и оперся о стол. Его лицо устремилось вперед. [Подлинная фраза! Просьба не трогать А.В.] Он громко крикнул:
-- Гадина! Вон!
И, как бы дополняя его слова, дверь распахнулась, и на пороге вырос вахтер Кузьмич. В правой руке бывшего кавалериста сверкнула шашка, подаренная самим Буденным. Но убийца у двери резко повернулся и начал стрелять в упор. Беззвучные пули ударили Кузьмича прямо в сердце. Шашка выпала из старческой руки, и упал ничком красный боец.
Ланкастер, отделенный от Михаила Андреевича только шириной стола, разрядил свой пистолет в академика. Михаил Андреевич упал лицом на стол. Тут же, как шакал, подскочил Заклинкин и дважды выстрелил ученому в голову.
-- Довольно!-- Ланкастер посмотрел на часы.-- Пора уходить.-И он положил чемоданчик под стол к неподвижным ногам академика.
Убийцы быстро покинули кабинет.
* * *
Нелегко заставить уйти из жизни человека, который еще должен что-то сделать!
Кузьмич очнулся сразу после ухода убийц. Он пошевелил головой и приподнялся на руках. Ног он не ощущал. Раздробленная от удара об пол челюсть висела, и в горле было что-то, что мешало говорить...
Под ухом что-то тикает. Кузьмич сразу узнал чемоданчик убийц и понял, что означает такое тиканье.
Кузьмич берет чемоданчик за ручку и ползет к двери. Эта дверь, к его счастью, открывается в коридор. И вот он уже в коридоре. Ему кажется, что чемоданчик тикает все громче и громче. Кажется, что тикает все вокруг. Только не тикают мертвые ноги.
-- Врешь,-- говорит Кузьмич и ползет дальше. Сердце уже не бьется, но он все ползет и ползет, оставляя за собой кровавый след.
И вот взрыв. Атомный гриб начал медленно подниматься в коридоре с таким грохотом, что в аудиториях вылетели стекла и полетели с петель двери. Но уже через две секунды к пламени атомного пожара подскочил директор института, чей кабинет был совсем рядом, и крикнул:
-- Воды!
Тут же весь коридор заполнился людьми. Огонь сбивали пиджаками, куртками, кто-то успел наполнить водой ведро... Наконец несколько студентов раскатали пожарный шланг, и сильная струя воды ударила по подножию зарождающегося гриба.
Через пять минут все было кончено, и лишь слегка обугленный паркет в коридоре и черный закопченный потолок напоминали людям об уничтоженной опасности.
Да лежал обгорелый мертвый человек, в котором все сразу признали Кузьмича.
Глава 16. Подвиг Джимми
Тускло-серой громадой возвышается над секретным космодромом ракета. Недобрая воля заокеанского империализма, затуманенная мечтой о мировом господстве, воплотилась в этом орудии насилия. Да, насилия, потому что только так можно назвать идею угнетения сознания людей, навязывания им сонного безразличия к светлым идеалам человечества.
Неподвижно стоит мрачная ракета. На ней установлен новый, самый мощный генератор с-лучей. Их поток должен накрыть всю территорию нашей страны, превратить ее в царство сна и иллюзий.
Но всегда находились силы, встающие на пути зловещих замыслов. Нашлись они и сейчас, и воплотились в Джимми Макниле, породившем это фантастическое оружие, которого еще не знала история человечества.
Уже давно была неспокойна совесть молодого ученого. С того момента, когда он понял, что его изобретение собираются использовать против страны, которой он всегда восхищался, он тщетно пытался остановить занесенную над ней зловещую руку. Но что он мог сделать один против огромной машины милитаризма! Джимми уже начал впадать в отчаяние, когда судьба послала ему встречу с Виктором Степановым. Их задушевная беседа и укрепившееся взаимное уважение подбодрили Джимми и вдохновили его на поступок, на который он прежде никогда бы не решился.
Джимми знал, что за ним следят люди Таунсенда, но, как мы уже знаем, сумел передать Виктору схему генератора с-лучей. И тогда майор Чекалин, поняв, что Джимми их союзник, смог передать ему записку, в который было лишь несколько внешне безобидных строк. Но молодой ученый быстро понял смысл послания, и через день в тайнике, устроенном в квартире его невесты Мэри, уже лежал небольшой, но тяжелый саквояж с портативной атомной бомбой.
События тех дней закалили дух Джимми. Он научился скрывать свои чувства и продолжал работать -- сперва в лаборатории у Зомби, потом на секретном заводе, где изготавливали новый, очень мощный генератор, а затем в сборочном цехе недалеко от космодрома, где генератор устанавливали в ракету.
И вот настал день, когда ракету поставили на стартовой площадке, а до запуска осталось несколько дней. Охранники на космодроме хорошо знали Джимми, ведь он каждый день, неся чемоданчик с измерительными приборами, приходил на стартовую площадку и контролировал монтаж и проверку генератора. Поэтому никто не обратил внимания, когда Джимми неторопливо прошел контрольный пункт, поднялся по лесенке в ракету и скрылся внутри, захлопнув за собой люк. Но тут взревела сирена охранной сигнализации, и на космодроме была объявлена тревога.
Никто, кроме Джимми, не знал, что в чемоданчике у него в тот день были не приборы, а бомба, которую он накануне получил от Мэри по почте. Он собирался оставить ее в укромном месте внутри корабля, установить часовой механизм на сутки и уехать. Но он забыл об одном. У входа в ракету стоял детектор радиоактивных частиц, и едва Джимми прошел мимо него, сработала сигнализация.
Джимми выглянул в иллюминатор и увидел, как ракету окружают вооруженные охранники. Он быстро задраил входной люк, но завинчивая последнюю гайку уже знал, что живым отсюда не выйдет. Люк можно было открыть и снаружи специальным ключом, были еще два люка возле двигателей, так что до него очень скоро доберутся. Отступать было некуда, раздумывать некогда.
Джимми пролез в кабину управления, сел в кресло пилота и раскрыл чемоданчик. Он откинул крышку плоской металлической коробки и щелкнул тумблером на панельке. Загорелась зеленая лампочка -- часовой механизм включился. Джимми медленно повернул рукоятку и установил взрыватель на три минуты, но тут услышал удары по люку. Он понял, что времени у него будет меньше, чем он надеялся, стиснул зубы и перевел взрыватель на самое малое деление -- одну минуту. Затем поставил бомбу на соседнее кресло, откинулся на спинку своего, и, протянув руку, нажал кнопку на панельке бомбы. Рядом с зеленой загорелась красная лампочка -- взрыватель заработал. Джимми скрестил руки на груди и закрыл глаза. Пошла последняя минута его жизни.
Никто из находившихся на космодроме так и не узнал, из-за чего была поднята тревога. От секретного космодрома осталась лишь груда обугленных развалин, да стометровая воронка на том месте, где стояла ракета.
Глава 17. Возмездие
В небольшом ресторане далекого советского городка сидел Заклинкин и торопливо ел. До поезда оставался час, но нервы предателя были напряжены до предела, и он стремился как можно скорее покончить с обедом. Заклинкин даже не смотрел в окно, за которым лежал простой советский город, в котором было несколько высших учебных заведений, масса предприятий, школ, и не было ни единого безработного.
Внезапно за его столик подсел широкоплечий, сильный даже на вид мужчина с добрыми голубыми глазами, от взгляда которых Заклинкину стало не по себе. Мужчина поиграл зажигалкой и как бы между прочим произнес:
-- Вы еще не устали бегать, Иван Семенович?
Предатель задрожал, а Епифан Матвеевич -- это, конечно же, был он -- так же небрежно добавил:
-- Ничего, скоро отдохнете.
Лицо Заклинкина затряслось от страха, и он тут же заговорил униженным просящим голосом:
-- Только не убивайте. Я все скажу...
-- Да не здесь же,-- поморщился Епифан Матвеевич.
Он легко встал и повел трясущегося предателя к выходу.
* * *
В этот же вечер полковник иностранной разведки Джон Ланкастер старыми московскими переулками крался к аэродрому. В его кармане лежал билет на самолет "Москва-Лондон", но профессиональное шпионское чутье говорило, что появляться на людных улицах опасно.
Епифан Матвеевич вырос перед ним внезапно, внешне неотличимый от москвичей, но в мозгу Ланкастера как озарение вспыхнуло: "Чекист!", и он тут же бросился со всех ног в ближайший проходной двор. Теперь убийца изо всех сил пытался спасти свою поганую шкуру, удрать, сбить со следа, и проходные дворы стремительно сменялись переулками, а те опять проходными дворами. Но... в очередном проходном дворе стоял майор Чекалин и со вкусом курил папиросу.
-- Вы бы прежде выслушали, а потом бегали.-- Он укоризненно взглянул на Ланкастера.-- Ваша карта давно бита. Сдавайтесь, Джон!
Но Ланкастер не собирался следовать добрым советам, и, выхватив пистолет, выпустил в майора всю обойму. Однако Епифан Матвеевич был начеку. Он ловко увернулся от пуль и повторил:
-- Сдавайтесь!
С искривленным от бешенства лицом Ланкастер отбросил бесполезный пистолет, и, выхватив финский нож, бросился на Чекалина. Епифан Матвеевич, не сходя с места, ловко перехватил его руку, и нож упал на асфальт. Ланкастер с заломленной за спину рукой сразу обмяк, и, не узнавая своего голоса, тут же стал выдавать все и всех...
Епифан Матвеевич смотрел на него своими усталыми, но добрыми глазами, и в них сквозило презрение к трусливому врагу.
Глава 18. Операция
Весть о злодейском покушении на академика Богатырева в один день облетела всю страну. На предприятиях, стройках, в учебных заведениях прошли митинги. Трудящиеся советского государства заклеймили вечным позором коварных преступников, и единодушно приняли призыв партии и правительства к бдительности и резкому повышению производительности труда. Суровый голос советских людей звучал на весь мир.
Из-за границы стали поступать телеграммы от многочисленных друзей нашей страны.
Из далекой сибирской деревни военным самолетом срочно вылетел в столицу знаменитый хирург Сергей Вениаминович Минько. Стремительный истребитель быстро домчал сельского врача до московского аэродрома, где его уже ждала машина.
Михаила Андреевича перевезли в экспериментальный корпус прославленной московской клиники. Сотни студентов и ученых толпились в коридоре, переживая за своего учителя.
Михаил Андреевич лежал почти обнаженным. Глаз не улавливал движения его широкой груди.
Почти все самые главные операции уже закончены. Извлечены пули из левого легкого и сердца. Теперь они не угрожают жизни ученого, и врачи не думают о них.
Главное -- это череп, дважды пробитый пулями Заклинкина. Рентгеновские лучи уже рассказали о том, как расположены осколки, и где есть трещины.
Оперирует Минько.
Тихо звучит его голос:
-- Спирт... тампон... скальпель... спирт...
Шесть часов длится операция. И вот уже Сергей Вениаминович соединяет черепные покровы и накладывает последние швы. Широкая улыбка разлилась под марлевой повязкой:
-- Будет жить!
* * *
Когда врачи снимали Михаила Андреевича с операционного стола, один из консультирующих при операции, известный генерал-майор медицинской службы, вышел к телефону в ближайшую комнату.
Через несколько минут он вернулся с серьезным, взволнованным лицом. Зычный бас ученого в почетных погонах службы здравоохранения Советской армии пророкотал:
-- Товарищи, я прошу внимания! Сейчас... я сообщил вождю о том, что жизнь Михаила Андреевича вне опасности. Он ответил мне, что...-- сильный голос ученого дрогнул и прервался. Он закончил с усилием:-- ...Он благодарил! Доктор Минько, вождь поручил мне пожать вашу руку!
Эпилог. Триумф лучей бодрости
Вот и окончилась незримая война. Еще раз доказала наша страна свое техническое и моральное превосходство над отсталым капиталистическим Западом.
Теперь везде в советской стране широко применяются лучи бодрости. Наконец-то люди смогли избавиться от дурной привычки сна. Без малейшей усталости они предаются теперь величайшему удовольствию и счастью на свете -- труду на благо социалистического общества. Но и оставшееся свободным время каждый из них использует с максимальной пользой -- для физического развития и всестороннего самообразования, ибо, как сказал великий вождь: "Только всесторонне развитые люди смогут попасть в коммунистическое общество".
Этот день не за горами. Не сегодня-завтра сбудется вековая мечта человечества. В этом заслуга и наших героев: академика Богатырева, майора Чекалина, хирурга Минько, аспиранта Степанова, вахтера Кузьмича...
Если вы бывали в Москве, то, конечно, знаете прекрасную новую площадь. В центре ее возвышается памятник старому буденновцу. Отлитый в бронзе, стоит Кузьмич в полный рост со своей неразлучной шашкой на площади своего имени, и как бы спрашивает прохожих:
-- А что сделал ты?
И есть у всех что ответить Кузьмичу, ибо труд нашего народа -это труд каждого советского человека, а значит, и наш с вами труд, читатель!
И будущее принадлежит нам!
К О Н Е Ц