У него были массивный, выпуклый лоб и оттопыренные уши с тяжелыми и толстыми мочками. Над глубоко посаженными блекло-голубыми глазами нависали надбровные дуги. Нос был как у крестьянина, грубоватый и расплывчатой формы, губы - чувственные и в то же время скорбно поджатые. Резкие скулы, выступающие над провалами щек, наводили на мысль о душевном разладе.
Самое удивительное, что лицо это в состоянии покоя было совершенно невыразительным - типичное лицо сотен миллионов славян, некогда пахавших землю в восточной Европе. Но когда оно оживлялось, как сейчас, то властно приковывало к себе взор, и вы не в силах были его отвести. Лицо его выглядело так, словно этот человек всю жизнь живет в аду.
Перемещение с Земли в долину было для Борбича все равно что переезд из Минска в Пинск.
Услыхав раздраженный голос Блэка, Борбич дернулся как ужаленный, покаянно всплеснув руками:
- Я знаю, что сейчас слишком рано, мистер Блэк. Вы еще не завтракали и поэтому имеете право - вот именно, полное право - сердиться на меня. Но поверьте, мистер Блэк: я просто обязан это сказать, а вы должны меня выслушать в любое время дня и ночи. Ведь речь идет о вашей безопасности - о безопасности всего нашего сообщества и даже всей долины в целом. Я не имею в виду только лишь физическую, или материальную, безопасность. Нет, я имею в виде нечто гораздо большее - безопасность абсолютную. Причину, из-за которой все мы - и я, и вы, и Филлис очутились в этой долине.
- Ближе к делу, приятель, - резко бросил Блэк.
- Да, конечно! Терпение, мистер Блэк, терпение. В конце концов, в нашем распоряжении целая вечность - вы же не можете этого отрицать!
- Тогда к чему такая спешка? - возразил Блэк. - Выскажи все, что желаешь, на собрании Общего совета.
Борбич улыбнулся печальной и в то же время глубоко циничной улыбкой. Его маленькие бледные глазки превратились в узкие щелочки.
- Всем известно: хочешь что-то сделать в Телеме - заручись сначала согласием короля Ричарда. Тогда без труда протолкнешь любую идею как на Общем, так и на Особом совете.
Блэк остановился так внезапно, что Филлис наткнулась на него, и замахнулся кулаком.
Борбич с тревогой воззрился на кулак и попятился, протестующе воздев руки. Но полные губы его по-прежнему кривились в циничной усмешке.
- Нет, нет, мистер Блэк, вы меня не поняли! Я не хотел вас обидеть, я просто не подумал. Вернее, повторил то, что говорят ваши же друзья. У меня не было оскорбительных намерений, поверьте! Pas du tout! Pas du tout! Однако же вспомните главный принцип, на котором вы сами основали Телемскую обитель, мистер Блэк. "Делай что хочешь". И второй ее закон: "Говори правду, хотя за правду бьют". Впрочем, на практике эти принципы оказались невыполнимы, так ведь, мистер Блэк? Но я не о том, не о том. Нижайше прошу простить меня за эту оговорку, случайно слетевшую с языка.
- Намерения у тебя вполне понятные. - Темное лицо Блэка потемнело еще сильнее. - И не надо вкручивать мне мозги. Знаю я твои "случайные оговорки"!
Он пошел на обидчика, потрясая железной тростью прямо у него перед носом. Черты Ричарда Блэка исказились бешеной яростью, отчасти вызванной намеренно, чтобы запугать противника. Придать им такое выражение было нетрудно, ибо даже в спокойном состоянии лицо Блэка вызывало невольное уважение окружающих.
Сосредоточив все внимание на Борбиче, Блэк тем не менее не заметил препятствия у него под ногами. Это был большой церковный крест двенадцати футов длиной - толстая сосновая доска с двумя перекрестьями, верхнее из которых было длиннее нижнего. Борбич, позаимствовав железные орудия труда, взобрался с двумя своими учениками на вершину холма, срубил там дерево и соорудил из него символ своего вероучения. Затем все трое с трудом приволокли крест на Базарную площадь, где он и лежал со вчерашнего дня. Борбич не получил еще позволения у Общего совета поставить крест и теоретически не имел даже права оставлять его на площади.
Тем не менее он его там оставил. И теперь, пятясь от Блэка, споткнулся о доску и тяжело упал на спину. Задыхаясь, судорожно хватая воздух ртом, Борбич перевернулся и начал было вставать. Но увидав прямо у себя под носом острый кончик железной трости, снова упал и обхватил крест руками, точно ища у него защиты. Потом, не выпуская дерева из рук, обернулся и посмотрел на англичанина широко распахнутыми бледными глазами, надув полуобиженно и полуагрессивно губы.
Блэк навис над ним, замахнувшись тростью, весело сверкая черными очами.
Сзади раздался спокойный голос Филлис:
- Дик, почему ты не дашь ему высказаться? И Бога ради, попридержи свой темперамент. Неужели ты не видишь, что он только и ждет, чтобы его ударили?
- Правда ваша, правда ваша, мисс Макбейн, - просипел Борбич, так выпучив глаза, точно внутри у него что-то взорвалось. - Возможно, я и сам бы попросил его меня ударить, потому что тогда между нами установилась бы хоть какая-то связь, протянулась хоть какая-то ниточка, которая могла бы привести к обоюдному пониманию. Ибо пока что мы с мистером Блэком обитаем каждый в своей пустоте, не слыша друг друга. Мои слова - что глас вопиющего в пустыне; его слова…
Блэк опустил трость. Он не собирался пускать ее в ход, но не видел ничего дурного в том, чтобы ею пригрозить.
- Тебе, Борбич, должно быть, кажется, что твои слова не заслуживают такого бурного негодования с моей стороны, - проворчал он. - Но я думаю иначе. Если твое учение наберет силу в нашем сообществе, все мои соратники бросят работу над проектом, над которым мы трудимся вот уже двенадцать лет. Все, за что я боролся, пойдет прахом. А этого я не допущу!
Борбич встал, с опаской поглядывая на трость:
- Все, о чем я прошу, мистер Блэк, это возможности проповедовать свои принципы - принципы церкви, которую я представляю, поистине гуманной Церкви Второго Шанса.
- Я дам тебе шанс, - сказал Блэк, - но в данный момент положение в Телеме чрезвычайное, и нам некогда выслушивать твои предложения. Вот победим Мюреля, тогда и рассмотрим твой вопрос. А пока не смей баламутить моих работников и исподтишка прибирать к рукам власть.
- Но вы, мистер Блэк, - вы бы сами на моем месте именно так и сделали бы, разве нет? За что я вами искренне восхищаюсь.
- Возможно, - бросил Блэк и зашагал прочь.
- Дик, Дик! Почему ты так суров с ним? Что он тебе сделал? - спросила Филлис.
- Что сделал?! - взорвался Блэк. - Этот Борбич, униженный и оскорбленный, в сто раз опаснее кровожадного и злобного Мюреля. Мюрель проповедует откровенное насилие, эксплуатацию ближнего своего, призывает дать полную волю своим желаниям и наплевать на окружающих. В общем, полный набор смертных грехов. Борбич же призывает к милосердию, состраданию, всепрощению, любви, безоговорочному пацифизму и так далее. Сплошь добродетели, не придерешься. Но в основе его проповедей лежит сумасшедшая теория: дескать, ведя высоконравственную жизнь, мы вырвемся из вечного заточения в долине, освободимся от бренной плоти и перейдем в какое-то высшее, чисто духовное, лишенное материи бытие.
Пускай он себе думает что хочет, я не против. Но если ему удастся обратить в свою веру большинство телемитов, он разрушит все, что я создал.
Рудник закроется: ведь у нас и так есть все необходимое для поддержания жизни - зачем же тратить время на создание техники? Зачем нам комфорт, который будет отвлекать нас от созерцания собственных пупков?
Розыскному Агентству запретят поощрять выдачей спиртного тех, кто найдет в горах руду. Пару дней назад один следопыт сообщил - с помощью барабанов, естественно, - что обнаружил наверху, примерно в двух тысячах миль от долины, небольшие залежи меди. Я распорядился выдать ему награду в виде шестидесяти унций виски, как только сведения о его находке подтвердятся. И я слыхал, что Борбич приводил этот мой приказ в качестве примера неправедного использования граалей. Мы, мол, не должны поощрять низменные инстинкты людей.
- Что ж, - мягко заметила Филлис, - теоретически он прав.
- Мы никого не снабжаем выпивкой постоянно. Израсходовав свою премию, человек вновь возвращается к рациону, обеспечиваемому граалем. Больше того - мы, телемиты, сейчас добровольно отдаем свое спиртное в пользу общества. Четыре унции из пяти идут в общий фонд, который мы сможем пустить на обмен.
- Я знаю, - сказала Филлис. - Но Борбич говорит, что таким образом мы превращаем людей в алкоголиков, которые начнут красть спиртное у соседей.
- Это их проблема. Мы не няньки, а телемиты - не стадо болванов. Однако Борбич выступает не только против алкогольных премий. Он жаждет стереть в порошок "Речную комету", нашу гордость, которая даст нам возможность контролировать водный путь, потому что она вдохновит нас на дальнейшее развитие технологии.
И, наконец, он заставит нас выбросить в Реку все оружие. Мы смиренно позволим Мюрелю и его бандитам изгаляться над нами, ибо, даже если он поубивает всех до единого, мы умрем с верой, что воскреснем где-нибудь в другом месте долины, дабы сеять там семена Церкви Второго Шанса.
Если же Мюрель не убьет нас, а лишь поработит, забрав половину съестного, и выпивки, и сигарет, - что ж тем лучше. Пока мы будем загибаться от голода, наши страдания, возможно - только возможно! - пробудят в Мюреле и его головорезах капельку сочувствия и любви. Возможно, они даже устыдятся своего жестокосердия, на них снизойдет внезапное озарение, и они обратятся в истинную веру. А если и не обратятся, то наш пример все же тронет их души.
Блэк помолчал немного и снова взорвался:
- Чушь собачья! Я не позволю распространять здесь эту дребедень, Филлис!
- Я во многом не согласна с ним, Дик, - осторожно заметила Филлис. - Но, по-моему, мы могли бы принять то ценное, что содержится в его учении. В конце концов, многое из того, что он проповедует, не так уж отличается от основных принципов Телемской хартии. Отвергать его столь категорично попросту неразумно. Каждый человек может чему-нибудь нас научить.
- Я не желаю больше обсуждать этот вопрос! - отрезал Блэк.
И между ними повисла тишина.
Глава 5
Ричард с Филлис задержались дольше, нежели предполагали, и теперь торопливо шагали мимо челноков и каноэ, мимо большого пирса, за которым стоял "Зуб дракона" - военная галера девяноста футов в длину, мимо двух молов, между которыми высилась "Речная комета", вся в строительных лесах, кишащих рабочими. А за ней виднелось Дерево совета - высокая сосна, росшая возле южного угла Замка. Под ее ветвями стоял громадный стол Особого совета.
Большинство советников еще завтракали. Опоздавших встретили веселыми приветствиями и вопросами о том, что их так задержало в постели. Блэк, не обращая внимания на подтрунивание, сел во главе стола и открыл крышку грааля.
- Сегодня боги не поскупились на завтрак! - сказал он. - Кофе, ветчина, яйца, два тоста с земляничным джемом. И большая сочная груша! Гораздо лучше, чем вчера, когда мне подсунули какое-то мерзкое какао и фрукты, перемешанные с овсяными хлопьями, жутко сладкими.
Блэк вытащил глубокие металлические тарелки и картонные упаковки, закрепленные внутри белого цилиндра, и выставил их на стол. Потом поднял вверх пачку, извлеченную последней.
- Твои любимые, Фил. "Лакиз". А у тебя что сегодня?
Филлис пошарила на дне грааля:
- "Кэмел". Махнемся?
- Давай, - согласился Ричард. - Тот, кто придумал эти автоматические судки-самобранки, мог бы установить в них какое-нибудь устройство, запоминающее мои любимые блюда, напитки и марки сигарет. Три раза в день я волей-неволей вынужден принимать, что дают, а потом долго и упорно искать желающих обменяться. Дурацкая система.
- На тебя не угодишь, Дик! - откликнулся с другого конца стола стройный рыжеволосый молодой человек с орлиным носом, одетый в белую рубашку и широкие брюки. - Ты будешь ворчать, даже если тебя вздернут на новенькой веревке. - Он весело помахал в воздухе тремя большими коричневыми сигарами. - Смотри сюда! Трижды в день я нахожу на дне грааля по три гаванские сигары. Это мистическое и счастливое число, а помноженное само на себя, оно дает девять - еще одно число, любимое фортуной. Только не говори мне, что я получаю свои сигары чисто случайно! Ведь всем остальным марку курева меняют чуть ли не каждый день! Нет - я любимчик богов, и все вы должны со мной считаться, а ты, Дик, обыкновенное ничтожество, безликий человек из толпы.
Все рассмеялись.
- Но это и правда странно, - заметила Филлис. - Насколько я знаю, кроме Сэма, здесь так никого не балуют.
- Ничего странного, - отозвался молодой человек, закуривая сигару. - Я родился под хвостом у кометы - только, пожалуйста, без шуточек насчет звездных экскрементов, - а всем известно, что это хорошее предзнаменование. Я не суеверен, конечно. Я просто осторожен. Не хочу ненароком обидеть Бога, которого, как я знаю, нет, - или, по крайней мере, нет в нашем мире: возможно, он вышел в соседнюю вселенную позавтракать и вернется через десять эонов. Зачем рисковать? Я предпочитаю не заплывать в такие глубины. Мелководье - это по мне.
Вы, конечно, можете сказать, что комета, наоборот, дурное предзнаменование. В конце концов, умер я как раз тогда, когда небесная метелка снова махнула хвостом через семьдесят лет. Но, по-моему, это совпадение чистой воды. Я же говорю - я не суеверен. Просто невежествен. Или это одно и то же?
Он откинулся на спинку кресла, пуская дымные колечки.
- Ясное дело, именно тогда я и должен был загнуться - ради вящего эффекта, понимаете? А кроме того, я говорил всем и каждому, что собираюсь оседлать эту комету и взлететь на ней в небеса. Не мог же я допустить, чтобы люди называли меня лжецом! - Он усмехнулся. - Я никогда не лгу.
- Сигары Сэма, безусловно, доказывают расположение к нему небес, - сказал Блэк, обращаясь к Филлис. - Или же ада. Как по-твоему?
- По-моему, ни того и ни другого. У меня насчет граалей своя теория.
Блэк отхлебнул глоток дымящегося кофе и начал расправляться с ветчиной и яйцами пластмассовым ножом и вилкой, которые тоже извлек из грааля.
- Ну-ну, - сказал он, прожевав. - Насколько я помню, ты считаешь грааль устройством, преобразовывающим энергию в материю?
Филлис кивнула и глянула через стол на Джейруса Чарбрасса, ожидая от него подтверждения. Конструктор космических кораблей из двадцать первого века, Чарбрасс, вооруженный знаниями передовой науки, мог обосновать ее теорию. Но, сдержанный по природе, не спешил высказывать свою точку зрения, пока его не спрашивали впрямую.
Был он красив, высок, хорошо сложен. Темная от загара кожа контрастировала со светлыми, отливающими бронзой волосами, а в зеленых глазах плавали золотые искорки, точно в немецком ликере под названием "Голдвассер". Он производил впечатление человека ленивого; его тяжелые, слегка монголоидные веки приподымались с неохотой, движения были замедленны и плавны.
В ответ на немой вопрос Филлис он, по своему обыкновению, молча кивнул. Выуживать из него какую-либо информацию приходилось чуть ли не силком. Однако внешность Чарбрасса была обманчива, ибо работать он мог круглые сутки напролет, и, когда все уже падали с ног, оставался свежим как огурчик. Да и во время чисто светских застолий говорил, как правило, без умолку, было бы кому слушать.
Чарбрасс оставался одним из немногих людей, о котором у Блэка так и не сложилось определенного мнения. Правда, у него было подспудное ощущение, что инженер двадцать первого века смотрит свысока на всех, кто жил в более ранние столетия, хотя тот ни словом, ни жестом этого не выдавал.
Познакомились они двенадцать лет тому назад, сразу после падения большого метеорита. Блэк отправился тогда в горы на разведку и почти сразу же наткнулся там на Чарбрасса. Момент был напряженный, ибо Блэк не задумываясь убил бы инженера, реши тот использовать захороненные глубоко в земле осколки упавшей звезды ради собственной корысти. Но Чарбрасс оказался человеком сговорчивым и готовым к сотрудничеству. А когда Блэк изложил ему свой план по добыче метеоритного никеля и железа, Чарбрасс сказал, что с радостью станет главным инженером проекта. Знания и навыки его, конечно же, были бесценны. Однако сам он оставался загадкой - общительный, но несколько отчужденный, приветливый и все же скрытный, демократичный внешне, но аристократ до мозга костей.
Уступая безмолвной мольбе Филлис о поддержке, Чарбрасс, ласково улыбнувшись ей, заговорил:
- Твоя идея, Фил, - единственное достойное внимания научное объяснение из всех, что я слышал. По-моему, все сверхъестественные теории вполне можно зарезать бритвой Оккама. Поскольку долина идентична Земле в смысле времени-пространства и энергии-материи и подчиняется таким же физическим законам, мы можем с уверенностью сказать, что живем в той же самой Вселенной.
Фил утверждает, что в 1940-е годы ученые уже умели создавать материю из энергии. В небольших масштабах - из энергии получали всего несколько атомов и присоединяли их к молекуле углерода. Но это было лишь начало. К концу двадцать первого века мы научились преобразовывать энергию целых цепочек углеродных молекул аминокислот. Достижения последующих поколений мне неизвестны, но я полагаю, что они проводили и более сложные трансмутации.
Таким образом, вот вам первый шаг к созданию граалей.
Кроме того, Фил говорила мне, что в ее веке появился первый электронный микроскоп, способный сфотографировать атомы. В мое время техника позволяла нам воспроизвести в наглядном виде самое глубинное строение материи, даже временные частицы, рожденные столкновениями субатомных единиц.
Что получилось бы, если бы людям, родившимся после двадцать первого века, удалось объединить оба открытия? Возьмем наш грааль - вот так.
Он поднял свой грааль за ручку и покрутил его взад-вперед. Все примолкли, ловя глазами солнечные зайчики, вспыхивавшие на безупречно гладкой поверхности цилиндра.
- Этот замечательный судок, - лениво усмехаясь, продолжал инженер, - представляет собой пустую емкость с тоненькими стеночками. Но если приглядеться, то можно заметить, что у него двойное дно - не больше дюйма шириной и фута в диаметре. Можем мы допустить, что там находится миниатюрный и исключительно компактный сложный конвертер энергии-материи, который принимает энергию из какого-то источника или прямо из солнечных лучей и в который заложены "снимки" молекулярного строения еды, напитков и прочих вещей, что нам выдают трижды в день?
- Да, Джейрус, я могу это допустить, - протянул Келли, черноволосый генерал регулярной телемской армии. - Но почему там то бифштекс, то ветчина? Сегодня "Голдс", а завтра "Тейртонс"?
- Филлис считает, что в каждом граале есть нечто вроде электронного меню. Очевидно, там есть и приборчик, определяющий набор блюд по принципу случайного выбора. Он "вращается" и вызывает из "списка" определенный номер. А крохотный конвертер тут же принимается за дело: роется в файлах банка памяти, находит субатомные "снимки" каждого заказанного предмета, превращает энергию в материю, соответствующую "снимку" - и пожалуйте, кушать подано!
- Да, но почему грааль может открыть только его владелец? - спросил кто-то.