Давыдов И
Девушка из Пантикапея
1.
В институте я проклинал латынь. Мне казалось, что изучать римское право можно, и не зная языка, на котором говорили юристы древности. "К чему этот мёртвый язык?" - не раз кричал я на занятиях. Дважды я уводил с семинаров по латыни почти всю группу. Мы уходили в кино, и потом я получал выговоры за отличную организацию этих культпоходов. Но репрессии декана меня не останавливали.
Наш толстый и неповоротный латинист ненавидел меня, кажется, не меньше, чем я ненавидел латынь. Он принципиально не поставил бы мне больше тройки даже за самый блистательный ответ. А я счёл бы себя оскорблённым, если бы получил по латыни больше, чем тройку. У меня неплохая память. Я кое-как усвоил латинские склонения и спряжения - они запоминались почему-то довольно легко. Но я жалел время на латынь. То, что задавалось, я прочитывал только один раз - достаточно!.. И поэтому на семинарах и экзаменах я отвечал коряво, дубово, мучительно вытаскивая из памяти нужные слова. Я получал свою заслуженную тройку и счастливо улыбался, как будто мне назначили повышенную стипендию. А толстый латинист, выводя мне отметку, усмехался и качал тяжёлой лысой головой. У него была такая усмешка, как будто он знал о том, что произойдёт через несколько лет.
А сейчас я рад, что изучал латынь хоть так, рад, что запомнил из неё хоть что-то. Какие-то фразы, какие-то слова. Наверно, не знай я их, всё, что произошло, - произошло бы не со мной, а с кем-то другим. А я уже не представляю себе, как можно было бы жить, если бы это произошло не со мной. Мёртвый язык оказался не таким уж мёртвым... Мы сидели с Витькой у костра. У обыкновенного костра, какие разжигают в дороге все путники. В пяти шагах от нас стоял взятый Витькой напрокат "Москвич". Мы ехали к морю. Ехали отдыхать. Вдвоём. Нам было весело с Витькой. Мы ведь старые друзья - ещё с детства. Когда-то мы вместе бегали в первые классы московской сто двадцать шестой школы. Она стояла в глубине двора, за гостиницей "Пекин", возле площади Маяковского. Это была мужская школа. На переменах мы гоняли по коридорам пустые консервные банки, а после уроков дрались с местной шпаной и менялись марками. А потом наши классы переформировали, потому что снова стали вводить совместное обучение мальчиков и девочек. Мы с Витькой попали в разные школы и после этого уже только ходили друг к другу в гости.
Через несколько лет разные институты с железной неумолимостью растащили нас в разные стороны, и мы не виделись бездну времени, и встретились вот только три месяца назад на улицах города, где оба живём и работаем уже около двух лет. Витька сейчас кибернетик. Он работает на оборону, засекречен с головы до пят, и поэтому неудивительно, что я ничего не знал о нём. А я - юрист. Витька не ходит в суд, и поэтому неудивительно, что он ничего не знал обо мне.
Мы решили провести отпуск вместе. Мне показалось, что нам может быть скучно вдвоём, и я предложил взять с собой двух знакомых девчат. Витька отрицательно покачал головой.
- Не стоит, - сказал он. - Когда станет скучно, - познакомимся по дороге.
Витька - гений! Если бы он тогда согласился - всё было бы не так.
В общем, мы сидели у костра. У последнего костра перёд Симферополем. Завтра мы должны были ночевать уже в ялтинском кэмпинге. Мы варили на костре суп из говяжьей тушёнки и смотрели на звёзды. Их было очень много на густочерном крымском небе. Мне показалось, что одна из звёзд движется. Я даже не обратил на это особого внимания. Наверно, какой-нибудь очередной спутник. Их ведь сейчас полно над землёй - и наших, и американских. Отсюда не разберёшь, чей он и зачем он летит над нами. И, значит, не стоит ломать себе над этим голову. Надо просто наслаждаться южной ночью, и костром, и тёплой землёй, на которой можно растянуться. Не так уж часто приходится в нынешние времена нашему брату, горожанину, сидеть у костра... Мы доедали суп из тушёнки, когда что-то тёмное и круглое бесшумно пролетело над нами.
- Смотри! - крикнул Витька и задрал вверх голову.
Я тоже задрал вверх голову и увидел, как очень большое чёрное пятно одну за другой глотает звёзды и выплёвывает их сзади.
- Похоже на летающую тарелку, - сказал Витька.
- Ты читал Мензела? - отозвался я. - Он доказывает, что летающие тарелки - это оптический обман.
- Я, конечно, читал Мензела... - Витька усмехнулся и снова взялся за котелок с супом. - Но о летающих тарелках писал не только Мензел. А мы никого больше не знаем... По крайней мере, то, что мы сейчас видели, не похоже на оптический обман.
Чай мы пили молча. Мы думали. Сейчас было над чем думать. Что-то большое и чёрное ведь действительно пролетело. И бесшумно. Не птица же!.. Когда мы уже укладывали в рюкзак пластмассовые кружки, Витька снова толкнул меня.
- Смотри!
Я быстро поднял голову. Чёрное пятно летело обратно. Такое же большое и бесшумное. Оно не было оптическим обманом я никогда не страдал галлюцинациями. Витька был прав, и ошибался, наверно, Мензел. Это была летающая тарелка. У нас ведь нет ещё таких аппаратов, которые бы летали бесшумно.
Она исчезла так же быстро, как и появилась, эта тарелка. Ни следа, ни звука, ни запаха. Пойди докажи, что видел её! Тебя сейчас же стукнут по кумполу талмудом Мензела, и тем дело кончится. Не любим мы загадок. Нам надо, чтоб всё было ясно и просто. Над загадками ведь приходится думать. А нам лень... Витька хотел загасить костёр, но я остановил его;
- Подожди. Пусть догорит сам. Когда-то ещё нам придётся сидеть у костра...
Мы закурили, блаженно и неторопливо затягиваясь. Как немного, в сущности, нужно человеку для счастья! Костёр в степи, котелок супа, сигарета...
Лёгкий ветерок потянул над землёй. Поле громадной, выше человеческого роста, кукурузы слева от нас задвигалось, зашуршало. Может, именно поэтому мы и не услышали, как прошёл по кукурузе человек. Мы увидели его уже тогда, когда он вышел из зарослей. Тонкая, невысокая фигурка в спортивном костюме медленно приближалась к нам. То ли мальчишка, то ли девушка - в темноте не разберёшь.
Мы сидели молча, и ждали, и курили.
Я почему-то подумал, что эта фигурка может быть связана с таинственным чёрным пятном, которое только что дважды пролетело над нами. Хорошо, если бы это было так - всё какой-то путь к разгадке. Наверно, Витька думал о том же. Но мы ничего не сказали друг другу. Мы ждали и смотрели на приближающуюся фигурку.
Человек шёл медленно. Он останавливался, смотрел на нас, делал несколько робких шагов и снова останавливался. Теперь уже было понятно, что это женщина - мальчишки смелее. И я чувствовал, что нам нужно сидеть и ждать. Если мы поднимемся навстречу - женщина может испугаться.
И мы ждали - молча и терпеливо.
Наконец, она подошла - стройная, тоненькая, обтянутая поблёскивающим в свете костра спортивным костюмом. Она была молода - совсем девчонка. Она была черноброва и черноволоса. Но главное, - она, была красива. Чёрт возьми, я никогда в жизни ещё не видел такой красивой девушки! Было в её лице что-то величаво-спокойное, античное.
Но, в общем, это была обыкновенная земная девчонка. Вряд ли она могла прилететь на этой бесшумной чёрной тарелке.
- Ave, amici... - негромко, робко сказала она.
Я усмехнулся и подумал: "Какая-нибудь заблудшая медичка. Щеголяет латынью... Ну, что ж, как вам угодно, синьорита..."
Я поднял руку так, как поднимали её для приветствия древние римляне, и вполне серьёзно произнёс:
- Ave, Caesar, morituri te salutent!
Я, конечно, хотел бы заменить "Цезаря" "девушкой". Но я забыл, как по-латински "девушка". Намертво забыл.
Она улыбнулась, облегчённо вздохнула и сказала ещё какую-то длинную латинскую фразу, из которой я понял лишь слово-то же самое слово "amici" - друзья.
"Здорово шпарит!" - подумал я и ответил ещё одним латинским изречением, которое услужливо вынырнуло из глубин моей памяти;
- Amicus Plato, sed magis amico veritas.
Витька удивлённо посмотрел на меня. Он ведь не изучал латынь и, видимо, даже не понимал, на каком языке мы говорим. Девушка перестала улыбаться и произнесла:
- Narro, narro...
Я ничего не понял, и мне, в общем, надоела эта комедия. Я показал ей на место возле костра и "выдал" на чистейшем русском:
- Садитесь, синьорита. Грейтесь. Вы из какого института? Медичка?
Девушка удивлённо поглядела на меня, Опустилась на траву и негромко сказала:
- Non intellego.
Эти слова я ещё помнил. Потому что сам часто говорил их на семинарах и нагло усмехался при этом, глядя в слегка выпученные серые глаза латиниста. Поэтому я сейчас улыбнулся девушке и покачал головой.
- Хватит ломать комедию, синьорита. Мы ведь не знаем латыни.
Она смотрела на меня по-прежнему удивлённо и уже немного испуганно и снова тихо сказала:
- Non intellego.
- Наверно, туристка, - сказал я Витьке и сыпанул всеми известными мне вопросами: - Парле ву Франсе? Шпрехен зи дойч? Ду ю спик инглиш?
Сам-то я не знал ни одного языка. В школе я учил немецкий, в институте - английский и помнил сейчас лишь какие-то отдельные фразы и слова из того и другого.. Наверно, я знал их не намного больше, чем латынь. Витька, кажется, знал английский обстоятельно. На него-то я и рассчитывал.
- Non intellego, - снова сказала девушка и добавила несколько других слов, из которых я уловил лишь "lingua latina" - "латинский язык".
"Да что она, сумасшедшая? - подумал я. - Разговаривать сейчас на латинском языке... Да кто это может?"
Я был уверен, что даже наш толстый и лысый латинист не смог бы разговаривать на латыни. Одно дело преподавать, другое - разговаривать. Как говорят одесситы, - две большие разницы. Наша "англичанка" в институте как-то попыталась "пообщаться" с членами одной американской делегации. Они-то её ещё понимали... А вот она их!.. Только и повторяла; "Speak, please, slowly!.. Speak, please, slowly...". И не рада была, что затеяла при нас этот разговор...
"Кто же всё-таки эта девчонка? - снова подумал я. - Неужели на самом деле иностранка? Жалко, такая красивая... Не успеешь как следует познакомиться - помашет ручкой, и - будь здоров, Вася..."
Очень не хотелось верить в то, что она иностранка. Поэтому я ещё раз настойчиво спросил её:
- А может, всё-таки поговорим по-русски?
И она снова ответила:
- Non intellego.
- Не понимает она русского, - огорчённо сказал я Витьке. - Латынь понимает, а русский - нет.
- А может, она кубинка? - сказал Витька и повернулся к ней. - Куба, синьорита, Фидель, си?
Но девушка снова ответила - на этот раз грустно и подавленно:
- Non intellego.
"Как это не понимать таких слов? - подумал я. - "Куба" и "Фидель" на всех языках звучат одинаково... Кто же она?"
Вдруг девушка заговорила сама. Она сказала какую-то короткую фразу, из которой я уже абсолютно ничего не понял. Даже латинских корней не уловил. Зато мне послышались в этой фразе древнегреческие окончания "гос", "лос". Я не учил древнегреческого, но словарями-то иностранных слов пользовался... Однако это была уже какая-то явная чепуха - латынь, древнегреческий у современной девчонки...
- Что она сказала? - спросил Витька.
- Не понял, - ответил я. - Это, кажется, даже не латынь. Это похоже на древнегреческий.
И, повернувшись к девушке, я ответил ей её же словами:
- Non intellego.
И увидел, что после моих слов глаза её стали ещё более грустными.
- Рома? Италия? - вдруг спросил её Витька.
- Ita, ita, Roma! - Девушка обрадованно улыбнулась Витьке, и я заметил, что у неё красивые, ослепительно белые зубы.
Конечно, Витька - гений. Наверняка она итальянка. Как я сразу не сообразил? Какая-нибудь ревностная католичка, которая знает латынь, как свои пять пальцев. Они ж там молятся на латыни... Девушка смотрела на Витьку. Она ждала, что он скажет что-нибудь ещё. Но Витька не знал ни итальянского, ни латыни. Он ничего не мог сказать ей. Говорить должен был я. А у меня вертелась на языке лишь одна фраза - на этот раз уже чисто профессиональная, юридическая. И я сказал эту фразу:
- Audiatur et altera pars!
И девушка немедленно повернулась ко мне и с ожидающей улыбкой приоткрыла губы.
Она готова была меня выслушать. но что я мог сказать ей? Я ведь, по существу, тоже не знал латыни.
Я забыл даже то, что с грехом пополам сдавал на тройку. Я мог только, как попугай, произносить вызубренные изречения и не мог составить ни одной вразумительной фразы.
Я протянул ей пачку сигарет. Может, она курит? Она взяла эту пачку осторожно, как что-то незнакомое и непонятное, оглядела её со всех сторон и тихонько положила на траву.
- Audio, - сказала она.
Я понял. Мы когда-то спрягали этот глагол. Она сказала: "Я слушаю". А что я мог сказать ей?
И вдруг - о счастье! - я вспомнил, что мне приходилось когда-то зубрить "Памятник" Горация. Наш толстый латинист не принимал зачёта у тех, кто не знал "Памятник". Хочешь не хочешь, а зубри...
- Экзеги монументум, эрэ перэнниус, - затянул я, - регаликве ситу, пирамид альтиус, квод нон имбер эдакс, нон аквиль импотенс поссит дируер аут иннумерабилис аннорум сериес эт фуга темпорум...
Я читал "Памятник" уверенно, бойко, без запинки, хотя не смог бы так же бойко и без запинки перевести его. Значение многих слов забылось. Помнилось лишь их звучание.
Девушка слушала меня и улыбалась. Потом тихо сказала:
- Horatius Flaccus...
Я решил, что момент подходящий. Я показал рукой на Витьку и назвал его имя:
- Виктор.
Затем я прикоснулся рукой к своей груди и назвал себя:
- Михаил.
Затем я протянул руку к девушке и произнёс латинское слово, которое ещё помнил:
- Nomen!
Она поняла. Она улыбнулась и негромко повторила:
- Виктор... Михаил.
Потом она показала рукой на себя и сказала:
- Корнелиа...
- Корнелия, - повторил я и улыбнулся ей. И Витька тоже улыбнулся и повторил:
- Корнелия...
Главное было сделано - знакомство состоялось. Теперь дело было за небольшим - узнать, как она здесь оказалась и что собирается делать дальше. Я взял лежащую возле Корнелии на траве пачку сигарет, вытащил одну, закурил и стал мучительно перебирать в уме немногие из запомнившихся мне латинских слов, пытаясь найти среди них подходящие. Но подходящих почему-то не находилось. Корнелия с любопытством следила за моими движениями. У неё был такой взгляд, будто она впервые видела, как закуривают сигарету.
"Странная девчонка!" - подумал я и решил, что проще всего было бы спросить у неё, где её друзья, то есть, те, с кем она приехала. Слово "друзья" я знаю. "Где" - кажется, ubi... Есть такое изречение:
"Ubi bene - eadem patria" - где хорошо, там и родина. Значит, осталось слово "твои" или "ваши". Ага: "мой" - meus, "твой" - tuus. Зубрили когда-то и это. Итак...
- Ubi tuus amici sunt? - спрашиваю я.
Кажется, я говорю что-то не так - "tuus" ведь склоняется. Но, видно, Корнелия понимает меня, хотя и улыбается моей ошибке. Она поднимает руку и говорит только два слова:
- Longe sunt.
Я знаю эти слова, Я ведь учил ещё и английский. Long длинно, далеко. Значит, её друзья далеко. Но где далеко - на небе? Может, и впрямь эта девчонка прилетела на летающей тарелке? Но только откуда она знает латынь? Ведь не на латыни же говорят жители Венеры... И почему она знает Рим? Чепуха какая-то! Может, она просто сумасшедшая? Не похоже. Нет! Надо вносить полную ясность! Эх, дьявол! И за что я тогда так не любил латынь?..
Я снова выискиваю в своей памяти слова. Наверно, по-английски я сказал бы это сразу: "When did you come in the USSR?" - "Когда вы приехали в СССР?" Но как сказать это по латыни? Там ведь и слова-то такого нет - "СССР". И даже слова "Россия" там нет. Слишком уж допотопный язык!..
"Veni, vidi, vici..." - услужливо подсказывает мне память. - "Пришёл, увидел, победил..." Ага! Veni! Это то, что надо! Вопросительные слова по-латыни часто начинаются с "qu". "Quen", что ли? Нет! Не то... Ага - "quando!" До чего ж глубоко в памяти сидят нужные вещи! Сразу и не докопаешься. Вот у Витьки в электронных машинах это просто; всё, что машина запомнила, - сейчас же и к услугам. А тут ройся, ройся в своих извилинах!.. Итак, значит...
- Quando venisti in Soviet Union?
Она отвечает быстро и, как мне кажется, обрадованно:
- Quod "Soviet Union" est?
Она произносит это очень естественно и просто, как будто в её вопросе нет ничего особенного. А ведь я понимаю её вопрос. Quod - это "что". Она спрашивает, что такое Советский Союз. Об этом может спросить только либо сумасшедший, либо существо с другой планеты. Но она не похожа на сумасшедшую. Совершенно не похожа. И она не похожа на существо с другой планеты. Она слишком земная и говорит на земном, хотя и древнем языке. И всё же она не знает, что такое Советский Союз, хотя находится в нём. И не знает слов "Куба" и "Фидель". Но знает слово "Рим". Странно! Очень странно всё это! Однако сейчас ей нужно ответить, И снова память выталкивает зазубренные слова, которые дают мне ключ. "Terra incognita" - неизвестная земля. Это-то я знаю! Как часто латинист говорил это про меня! Что, мол, для меня латынь - terra incognita... Ладно!.. Сейчас "неизвестную" можно отбросить. Мне нужна "земля". Ещё бы вспомнить слово "эта"!
"Hie, haec, hoc, iste, ista, istud", - выскакивают вдруг заученные некогда местоимения. Ура! Эврика!
Я обвожу рукой вокруг себя - широко, вольно - и говорю:
- Terra ista Soviet Union est! Советский Союз, - добавляю я для большей ясности по-русски. - Россия.
Она чему-то очень грустно улыбается и произносит:
- Terra ista regnum Bosporus fuerat.