- Ничего, как бы им ни хотелось нас изловить, на Солнце они нас не достанут. Энди, путь свободен. Пора курс скорректировать. Сам посчитаешь или как?
- Сам, - ответил Либби. Он уже разобрался в пульте у своего кресла и анализировал непрерывный поток данных, рассчитывая гиперболу для обхода Солнца. Вначале он хотел воспользоваться курсовым компьютером, но тот поверг Либби в недоумение: такой модификации ему еще не попадалось - даже на панели управления отсутствовали подвижные части. Поэтому Энди не стал терять время впустую и прибег к помощи своего феноменального дара, хотя в мозгу Либби тоже не было подвижных частей. Но к этому он привык.
Лазарь решил выяснить, насколько широко они прославились. Включив космическую связь, он услышал все те же резкие, крикливые приказы - только звучали они теперь глуше. Вдруг в эфире возникло его имя - то есть одно из его имен. Похоже, парни, отправленные с "Чили" на Землю, не теряли времени и вызвали патруль. Печально покачав головой, Лазарь поискал частоты, на которых переговаривались патрульные корабли, затем выключил связь: их каналы кодировались.
Так-так. Значит, "капитан Шеффилд лишается лицензии"… Помянув плеть, которой обуха не перешибешь, Лазарь обратился к другому источнику информации. Как дальний радар, так и параграв-детектор показывали несколько кораблей, находящихся довольно близко, но само по себе это еще ничего не значило: возле Земли всегда болтается множество кораблей. Определить, какие из них - просто мирные грузовики, а какие - патрульные крейсера, рвущиеся в бой, с первого взгляда не удалось.
Однако у "Нью-Фронтирс" имелось гораздо больше возможностей для анализа обстановки, чем у обычного корабля. Межзвездный мастодонт нес специальное оборудование, позволявшее справиться с любыми вообразимыми сложностями без посторонней помощи. Полусферический экран позволял видеть и фронт и тыл, а также мог работать, как радар, отмечавший "зайчиком" любое тело, появившееся в поле зрения. Мало того - умная электроника преобразовывала импульсы радара в изображения; интересующий объект можно было рассмотреть во всех подробностях. Лазарь оглядел пульт слева от себя, припомнил все, что ему рассказывали, и нажал несколько кнопок.
Звезды - и даже Солнце - на экране потускнели. Зажглось около дюжины новых огоньков.
Он запросил угловое смещение каждого объекта. Яркие точки превратились в маленькие багряные кометы с розовыми хвостами - все, кроме одной, которая осталась белой и не смещалась. Некоторое время Лазарь изучал полученную картину и, решив, что красные с курсом звездолета не пересекутся, вплотную занялся изучением белой.
Изображение стало фиолетовым, затем сине-зеленым. Лазарь внес кое-какие коррективы, учтя поправку на два g собственного ускорения. Белое свечение возобновилось. Удовлетворенный, он проделал то же самое с задним обзором.
- Лазарь!
- Чего?
- Не помешаю, если начну давать коррекцию?
- Ни в коем разе, я просто окрестности осматривал. Если верить этому волшебному фонарю, погоня малость запоздала.
- И бог с ней. Вот тебе данные…
- Слушай, может, сам введешь? Возьми управление, а я схожу пошарю на предмет сэндвичей и кофе. Кстати, тебе принести?
Либби рассеянно кивнул - он уже корректировал курс. Неожиданно подал голос молчавший доселе Форд:
- Давайте я схожу - заодно прогуляюсь.
Он изо всех сил старался быть полезным.
- Э-э, нет. Можешь на неприятности нарваться. Конечно, Зак с народом поработал, но некоторые еще пугают тобой детишек. Я лучше позвоню - пусть кто-нибудь принесет.
- В этом бардаке меня вряд ли узнают, - возразил Форд. - Кроме того, я могу сказать, что послан по важному делу.
Судя по всему, его тяготила праздность.
- Ладно. Если, конечно, ты выдержишь два g.
Форд тяжело поднялся с кресла:
- Ничего, ноги держат. С чем сэндвичи сделать?
- Можно с говяжьими консервами - только ведь небось синтетика… В общем, мне сыр с черным хлебом - и горчицы побольше. И галлон кофе. А тебе, Энди?
- Мне? Да что попроще.
Форд, с трудом переставляя ноги, направился к выходу, но в дверях задержался:
- Если еще скажете, где все это искать, - я вернусь совсем скоро.
Лазарь засмеялся.
- Браток, если этот корабль не набит жратвой доверху, мы все совершили ужаснейшую ошибку. Так что поищи там…
Звездолет приближался к Солнцу, и скорость его каждую секунду увеличивалась на шестьдесят четыре фута в секунду. Вперед, вперед - пятнадцать часов удвоенной тяжести. За это время они прошли семнадцать миллионов миль и развили громадную скорость - шестьсот сорок миль в секунду. Язык цифр сух - лучше представьте себе: один удар сердца - и вы переноситесь из Нью-Йорка в Чикаго. Полчаса на стратоплане!
Барстоу переносил нагрузки из рук вон плохо. Пассажиры тщетно пытались уснуть, тяжело дыша и стараясь умоститься так, чтобы смягчить изнуряющую тяжесть. Однако Заккуром Барстоу двигало чувство ответственности; он продолжал ходить, на своей шкуре испытывая судьбу сказочного героя, возившего на спине Морского Старичка. Персональный же Старичок Заккура Барстоу весил сейчас триста пятьдесят фунтов…
Конечно, он никому ничем не мог помочь и все же устало ковылял из отсека в отсек и справлялся о самочувствии. Ничего, ровным счетом ничего нельзя было сделать, чтобы облегчить страдания людей. Они лежали вповалку - мужчины, женщины, дети, сжавшиеся в комочки, - места вытянуть ноги не было.
"Одно хорошо, - устало размышлял Барстоу. - Свалившиеся на нашу голову несчастья заставили их забыть на время обо всем остальном. Сейчас им слишком тяжело. Конечно, позже начнутся споры, стоило ли бежать таким образом, расспросы, почему на борту находится Форд, почему действия Лазаря столь непонятны, а роль самого Барстоу столь противоречива. Но это потом".
"Да, - неохотно признал он, - пропагандистскую кампанию следует начать до того, как все это пойдет в ход. Если же он не успеет - а так, скорее всего, и будет - тогда конец. Именно так".
Он дошел до трапа, стиснул зубы и взобрался на следующую палубу. Пробираясь между лежащими, он едва не наступил на женщину, прижимавшую к себе ребенка, мокрого и перепачканного. Мать, похоже, не спала, и Барстоу хотел было сказать ей, что пора заняться своим чадом, но вовремя сообразил, что ближайшая чистая пеленка находится слишком далеко. Конечно, на соседней палубе могло храниться десять тысяч пеленок, и тем не менее они оставались недосягаемыми.
Он пробрался дальше, так ничего и не сказав, а Элеонора Джонсон даже не заметила старейшины. После глубокого облегчения, нахлынувшего, едва они с ребенком оказались в безопасности на корабле, она ощутила глубокую апатию, вызванную как эмоциональными, так и физическими перегрузками. Когда на них навалилась эта ужасная тяжесть, малыш заплакал, а потом затих - подозрительно затих! С трудом оторвав от пола голову, она приложила ухо к его груди. Убедившись, что сердечко бьется, Элеонора вновь впала в оцепенение.
Через пятнадцать часов, то есть за четыре часа до прохождения орбиты Венеры, Либби выключил двигатели. Теперь скорость корабля увеличивалась лишь за счет нарастающего притяжения Солнца. Невесомость разбудила Лазаря. Взглянув на кресло второго пилота, он спросил:
- Идем по курсу?
- Да.
- Ладно. Я уже в порядке, теперь ты отдохни. А то ты как выжатый лимон.
- Ничего. Я тут посижу и отдохну.
- Ни хрена. Даже когда я корабль вел, ты не спал. А если останешься в кресле, наверняка будешь глазеть на приборы и считать. Слазь-ка! Слэйтон, гони его на фиг.
Смущенно улыбнувшись, Либби вышел. Отсеки, в которые он заглядывал, были набиты плавающими в воздухе пассажирами. В конце концов ему удалось найти свободное место. Либби пристегнулся к скобе в переборке и уснул.
Казалось, невесомость должна была облегчить родичам существование, но этого не случилось. Довольны были лишь те, кто раньше работал в космосе, - то есть ровно один процент от общего числа людей. Космическая болезнь - как и морская - кажется смешной только тем, на кого не действует. Разве что Данте смог бы описать мучения, выпавшие на долю ста тысяч долгожителей! Конечно, на борту имелись средства от тошноты, однако их еще следовало найти. Были среди беглецов и врачи, но им приходилось не легче, чем остальным. Таким образом, с прекращением ускорения лучше не стало.
Барстоу, помнивший, как происходит адаптация к невесомости, пробирался к рубке в надежде облегчить участь родичей.
- Им очень тяжело, - сказал он Лазарю. - Может, придать кораблю вращение, чтобы люди немного пришли в себя? Это всем здорово помогло бы.
- А заодно снизило маневренность. Уж извини, Зак. Для их жизни гораздо важнее маневренность корабля, чем избавление от тошноты. От космической болезни еще никто не умер - пусть даже не надеются.
Корабль продолжал свой полет, наращивая скорость под действием солнечного притяжения. Немногие, чувствовавшие себя получше, помогали, чем могли, остальным.
Либби спал счастливым, глубоким сном человека, давно привыкшего к невесомости. С момента пленения Семей он практически не спал ни минуты - деятельный ум его был занят расчетами межзвездного двигателя.
Звездолет развернулся, но это не разбудило Либби. Едва разворот завершился и завыла предупреждающая сирена, как он мигом проснулся, сориентировался, расположился у ближней к корме переборки и стал ждать. Тяжесть навалилась почти сразу. На этот раз ускорение было трехкратным. Либби понял, что случилось что-то неладное. В поисках места он отошел от рубки чуть ли не на четверть мили, теперь это расстояние придется преодолевать при тройной нагрузке, и все вверх. С трудом поднявшись на ноги, он отправился в путь, по дороге кляня себя: надо же было идиоту послушать Лазаря и уйти из рубки!
Едва он успел преодолеть небольшую часть расстояния - затратив при этом столько сил, сколько нужно на то, чтобы взобраться на десятый этаж, неся на каждом плече по человеку, - внезапно наступила невесомость. Остаток пути он проскочил с быстротой молнии и ворвался в рубку:
- Что случилось?
- Пришлось менять курс, - с сожалением ответил Лазарь.
Форд безмолвствовал, но был встревожен.
- Это я понял - для чего? - Либби уже пристегивался к своему креслу, вглядываясь в приборы.
- Красные огни на радаре, - ответил Лазарь, указывая на экран.
- Космофлот, - задумчиво покивал Либби. - На таких траекториях коммерческих не бывает. Они же минное заграждение устанавливают!
- Я так и подумал. Советоваться с тобой, сам понимаешь, времени не было: оторваться надо было наверняка.
- Верно. - Либби забеспокоился. - А я думал, флот нам уже не помешает.
- Это не наши, - сказал Форд. - Они не могут быть нашими - какие бы приказы там без меня ни отдавались. Скорее всего, они с Венеры.
- Пожалуй, - согласился Лазарь. - Скорее всего, твой дружок, ставший Администратором, обратился к венерианам за помощью и получил ее. Дружественный акт межпланетной доброй воли.
Либби почти не слушал. Он считывал показания приборов, обрабатывая их на собственном, природой данном компьютере.
- Лазарь! Не слишком-то хороша твоя новая траектория.
- Да сам знаю, - досадливо отмахнулся Лазарь. - Мы увильнули в единственно возможном направлении - к Солнцу!
- Кажется, слишком близко.
Солнце - звезда не из больших, и температура его не так уж высока. Однако человек вполне может умереть от солнечного удара где-нибудь в тропиках, находящихся за девяносто два миллиона миль от Солнца; даже смотреть на него прямо в течение долгого времени невозможно! А на расстоянии в два с половиной миллиона миль Солнце палит с силой, в тысячу четыреста раз превышающей мощь жгучего потока, низвергающегося на Долину Смерти, Сахару или Аден. Излучение такой силы уже не назовешь теплом или светом - это смерть, смерть более верная, чем от бластера. Солнце - это водородная бомба естественного происхождения, и "Нью-Фронтирс" неуклонно приближался к гибельной зоне.
Внутри корабля стало жарко. От убийственной радиации пассажиров защищала броня обшивки, однако температура все повышалась. Избавившись от неудобств невесомости, люди страдали от жары, а заодно и от того, что переборки, с их точки зрения, крепились под какими-то совершенно немыслимыми углами: ни сесть, ни лечь! Корабль разгонялся, одновременно вращаясь вокруг своей оси, хотя и не был рассчитан на это, а потому "низ" теперь оказался где-то на стыке цилиндра корпуса корабля с плоскостью задней переборки. Но вращение было нужно, чтобы уберечь корабль от перегрева: часть тепла постоянно уходила в пространство с "темной" стороны. Ускорение было не менее необходимо: существовала отчаянная надежда проскочить мимо Солнца как можно быстрее и сразу отойти как можно дальше, чтобы сократить время, проведенное в перигелии, до минимума.
В рубке стояла жара. Даже Лазарь освободился от килта, несмотря на упорное нежелание в чем-либо уподобляться венерианам. К металлическим поверхностям невозможно было прикоснуться. Большой черный круг указывал на экране положение Солнца; датчики, не выдержав перегрева, автоматически отключились.
- Говоришь, до перигелия тридцать семь минут? Нет, Энди, нам этого не выдержать. Да и кораблю, пожалуй, тоже.
- Знаю. Я ведь вовсе не собирался так приближаться к Солнцу.
- Конечно. Наверное, не надо было мне курс менять - авось проскочили бы эти мины… - Плечи Лазаря опустились, затем он вдруг сказал: - Что ж, сынок, похоже, пора испытать эту твою хреновину. Ты же говорил, надо всего один контакт подсоединить?
- Верно; больше у нее и нет. Вот этот проводок следует подключить к любой части массы, предназначенной для перемещения. И я не знаю, заработает ли он. И проверить нельзя…
- А если не сработает, что будет?
- Тут три варианта, - спокойно ответил Либби. - Во-первых, не будет ничего.
- И мы поджаримся.
- Во-вторых, и мы, и корабль можем прекратить существование, как материальные объекты.
- Значит, опять же, погибнем, только не мучаясь.
- Пожалуй, да. Хотя я не знаю, какого рода смерть нам уготована в этом случае. А в-третьих, если мои расчеты верны, мы начнем удаляться от Солнца со скоростью чуть ниже световой.
Лазарь бросил взгляд на самоделку, стряхнул ладонью капли пота с плеч…
- Ч-черт, все жарче и жарче. Давай, подключай. Будем надеяться на лучшее.
Энди законтачил устройство.
- Давай-давай, - рявкнул Лазарь, - жми кнопку, врубай рубильник - запускай!
- Он уже работает, - сказал Либби. - Посмотри на Солнце.
- Ух ты!
Огромный черный круг на экране быстро уменьшался - вдвое… вчетверо…
- Работает… - прошептал Лазарь. - Слэйтон, гляди! Работает! Работает - или я бабуин с красной задницей!
- Да, я так и знал, - скромно сказал Либби. - Должно было.
- Хм-м-м… Для меня это не было настолько очевидным. И с какой скоростью мы теперь идем?
- Относительно чего?
- Ну… Хотя бы - Солнца.
- Еще не успел вычислить, но, кажется, близко к световой. Превысить ее, сам понимаешь, мы не могли.
- А, кстати, почему? Если на теории внимания не обращать…
- Мы все еще видим, - Либби указал на экран.
- Да, верно… Эй, а ведь не должны! Как же с эффектом Допплера?
Либби на секунду растерялся, затем улыбнулся.
- Мы именно его и наблюдаем. Если смотреть на Солнце, мы видим короткие волны, растянутые до видимой длины. Если смотреть вперед - что-то вроде радиоволновых колебаний, сжатых до видимого диапазона.
- А между?
- Лазарь, отвяжись! Ты и сам можешь посчитать относительные векторы!
- Нет уж, - твердо сказал Лазарь. - Это твоя забота. А я буду сидеть рядышком и тихо балдеть от восторга. Верно, Слэйтон?
- Да. В самом деле…
Либби вежливо улыбнулся.
- Кстати, подачу топлива к главному двигателю можно прекратить.
Включив сирену, он заглушил двигатель.
- А теперь можно вообще вернуться в первобытное состояние.
Он отсоединил свое устройство.
- Погоди, - запротестовал Лазарь, - мы даже из орбиты Меркурия еще не вышли! Зачем же тормозить?
- А мы и не будем тормозить. Скорость мы набрали - теперь мы ее сохраним.
Лазарь с изумленным видом схватился за голову.
- Вообще-то ты прав - первый закон динамики… Но с этой твоей штукой я больше ни в чем не уверен. Просто так набрали скорость, никаких тебе энергозатрат… Так, будто ты отпустил инерцию погулять. А вот когда она нагуляется и вернется - не снизится ли эта дармовая скорость до первоначальной?
- Не думаю, - сказал Либби. - Наша скорость вовсе не дармовая - дармовой скорости в природе не существует. Просто ты применяешь антропоморфную логику не к месту. Ты ведь не думаешь, что мы можем мгновенно вернуться к более низкому гравитационному потенциалу, с которого начинали?
- То есть в то место, где ты подключил свой двигатель? Конечно, нет - мы ведь переместились.
- И будем перемещаться дальше. Наш благоприобретенный гравипотенциал не менее реален, чем нынешняя кинетическая энергия. Оба они существуют.
Лазарь был озадачен. Объяснения Либби его не слишком удовлетворили.
- Ладно, Энди, бог с ним. Но откуда мы взяли энергию? Откуда? Еще в школе меня учили почитать государственный флаг, голосовать на выборах и свято верить в закон сохранения энергии. А ты, похоже, посягнул на него. Или как?
- Об этом ты не беспокойся, - отвечал Либби, - так называемый "закон сохранения энергии" был просто рабочей гипотезой, недоказанной и, кстати говоря, недоказуемой, призванной объяснить известные явления. Он работает лишь в рамках старой, динамической концепции устройства мира. А в многообразии, понимаемом как статическая сетка связей, "нарушение" этого "закона" не представляет собой ничего удивительного: это просто разрывная функция, которую надо обнаружить и описать. Именно это я и сделал. Обнаружил разрывность в математической модели той характеристики массы-энергии, которую называют инерцией. И постарался ее применить. Оказалось, что эта модель подобна реальному миру. По правде говоря, в этом и заключалась единственная опасность: до тех пор, пока эмпирически не испытаешь модель, нельзя быть окончательно уверенным в том, что она соответствует действительности.
- Ну да. Пока не откусишь - не распробуешь… И все же - откуда берется энергия? Слэйтон, ты что-нибудь понимаешь?
Форд покачал головой.