Да, мысль оказалась блестящей и своевременной. До самого конца пиршества Лазарь непрестанно кормил Сарлоо. Прожорливости хозяина оставалось только удивляться.
После еды последовал тихий час. Лазарь тоже улегся со всем семейством. Спали все там же, где и ели, сгрудившись на полу, будто куча опавших листьев или щенки в корзине. К удивлению своему, Лазарь спал очень крепко и не проснулся до тех пор, пока на лицо его не упали лучи искусственного солнца, зажегшегося под потолком и возвестившего о том, что снаружи светает. Сарлоо еще спал и храпел совсем по-человечески. Один из малышей джокайра доверчиво прикорнул рядом, пристроив головенку на животе вождя.
За спиной Лазаря раздался шорох; кто-то коснулся его бедра. Осторожно обернувшись, он увидел, что другой малыш - по земным меркам, лет шести - вытащил из кобуры его бластер и теперь с любопытством заглядывает в ствол.
Быстро, но аккуратно Лазарь отнял у малыша смертоносную игрушку. Ребенок расстался с ней весьма неохотно. Осмотрев бластер, Лазарь с облегчением убедился, что предохранитель опущен, и убрал оружие в кобуру. Малыш явно собрался зареветь.
- Чш-ш-ш, - прошептал Лазарь, - а то разбудишь своего старика. Поди-ка сюда.
Взяв малыша на руки, он принялся баюкать его. Джокайреныш прижался к Лазарю и, закрыв глаза, засопел.
Лазарь оглядел спящего малыша.
- Симпатичный, - добродушно проворчал он. - Я вполне мог бы к тебе привязаться, только вот пахнете вы…
Некоторые эпизоды в межрасовых отношениях были бы даже забавны, если бы не таили в себе потенциальную опасность - как, например, в случае с Хьюбертом, сыном Элеоноры Джонсон. Этот незадачливый карапуз отличался слишком уж большим любопытством. Однажды он подошел посмотреть, как двое техников - человек и джокайра - устанавливают на земное оборудование местный источник энергии. Ребенок позабавил туземца, и тот, в порыве дружелюбия, подхватил малыша на руки.
Хьюберт поднял рев, и его мать, всегда находившаяся неподалеку от сына, бросилась на выручку. Намерения у нее были самые кровожадные, но, к счастью, сил и навыков не хватило: великан-туземец остался цел и невредим. Однако ситуация сложилась не из приятных.
Администратору Форду и Оливеру Джонсону пришлось потратить много сил, чтобы объяснить опешившим джокайра суть случившегося. Хорошо, что туземцы скорее огорчились, чем возроптали.
Позже Форд вызвал Элеонору Джонсон к себе.
- Ваша непроходимая тупость поставила под удар всю колонию.
- Но я…
- Ма-алчать! Если бы вы не избаловали мальчишку донельзя, он вел бы себя прилично. А если бы вы не были глупы, как пробка, то не давали бы воли рукам. Ваш сын сегодня же начнет посещать занятия, а вы прекратите держать его у своей юбки! И зарубите себе на носу: если я еще раз замечу с вашей стороны хоть малейшие признаки враждебности к туземцам, вы в принудительном порядке отправитесь в анабиоз на несколько лет! А теперь - вон отсюда!
Почти таким же образом Форду пришлось обойтись и с Дженис Шмидт. Интерес, проявленный джокайра к Хансу Уэзерэлу, вскоре распространился и на остальных телепатов. Аборигены впадали в настоящий экстаз, видя существо, способное общаться с ними непосредственно. Криил Сарлоо объявил Форду, что очень желал бы поместить телепатов отдельно от других дефективных в здании бывшего храма, где джокайра смогли бы ухаживать за ними. Просьба очень походила на требование.
Дженис Шмидт весьма неохотно поддалась на уговоры Форда пойти джокайра навстречу. Необходимость удовлетворить их просьбу Форд объяснял тем, что земляне многим обязаны аборигенам. И вскоре местные сиделки, под ревнивым надзором Дженис, смогли приступить к своим обязанностям.
Однако оказалось, что у телепатов, умственное развитие которых хоть немного превосходило полуидиотизм Ханса Уэзерэла, присутствие джокайра вызывает острые и тяжелые психозы.
Форду пришлось расхлебывать и это, но негодование Дженис Шмидт было значительно разумнее и мощнее, чем у Элеоноры Джонсон. Чтобы сохранить мир, Форд вынужден был пригрозить Дженис полным отстранением от должности. Криил Сарлоо, глубоко огорченный и потрясенный, пошел на компромисс, заключавшийся в том, что джокайра взялись ухаживать лишь за полными кретинами, а присмотр за телепатами с более высоким уровнем развития продолжали осуществлять люди.
Но самые большие трудности были связаны с… фамилиями.
Любой джокайра имел имя и фамилию, причем фамилий, как и в Семьях, было немного. Фамилия туземца, кроме клановой принадлежности, обозначала и храм, который он посещал.
Однажды Криил Сарлоо заговорил с Фордом на эту тему.
- О Верховный Отец Чужестранных Братьев наших, - объявил он. - Настало время тебе и детям твоим принять фамилии.
Естественно, говорил Сарлоо на своем родном языке, поэтому в переводе на английский смысл некоторых понятий неизбежно искажался.
Но Форд уже привык к подобного рода трудностям.
- Сарлоо, друг мой, я слышал твои слова, но смысл их мне непонятен. Говори более полно, прошу тебя.
Сарлоо начал заново:
- Иноплеменный брат мой! Времена года приходят и уходят, теперь же настала пора созревания. Боги сказали нам, что вы, иноплеменные братья наши, уже достигли такой зрелости, что должны выбрать себе племя и храм. И я пришел к тебе, чтобы договориться о церемониях, во время которых каждый сможет выбрать себе фамилию. Это я говорю тебе от имени богов. Но осмелюсь и от себя сказать: я буду счастлив, если ты, брат мой Форд, остановишь свой выбор на храме Криила!
Некоторое время Форд молчал, вникая в смысл его слов.
- Я счастлив, что ты предлагаешь мне свою фамилию, брат Сарлоо. Но у меня и моего народа есть собственные фамилии.
Чмокнув губами, Сарлоо отверг этот довод:
- Их теперешние фамилии - просто слова и ничего более. Теперь им пора выбрать себе настоящие, указующие определенный храм и имя бога, коему надлежит поклоняться. Ведь дети растут и становятся взрослыми!
Форд решил, что без советчика здесь не обойтись.
- И это нужно сделать немедленно?
- Еще не сегодня, но как можно раньше. Боги терпеливы.
Форд созвонился с Заккуром Барстоу, Оливером Джонсоном, Лазарем Лонгом и Ральфом Шульцем и передал им содержание беседы. Прокрутив запись несколько раз, Джонсон хотел как можно лучше вникнуть в суть сказанного, подготовил разные варианты перевода, но от этого дело яснее не стало.
- Похоже, - высказался Лазарь, - либо принимай нашу веру, либо выметайся.
- Верно, - согласился Заккур Барстоу, - пожалуй, здесь все ясно. Что ж, по-моему, стоит согласиться. Из наших лишь немногие имеют какие-либо религиозные предрассудки, которые помешали бы им участвовать в местных культовых действах.
- Вероятно, вы правы, - согласился Форд. - Например, я вовсе не против ради мира с ними прибавить к своему имени фамилию Криил и поклоняться их богу. - Он сдвинул брови. - Но я бы не хотел спокойно смотреть, как их культура поглощает нашу.
- На этот счет не беспокойтесь, - заверил Ральф Шульц. - Неважно, что мы станем делать ради того, чтобы их ублажить. Культурная ассимиляция в любом случае исключена: мы совершенно не похожи на них; я только теперь начинаю понимать, насколько различия между нами глубоки.
- Вот именно, - сказал Лазарь, - насколько.
Форд повернулся к нему:
- Что вы этим хотите сказать? Вас что-то тревожит?
- Да ничего… Только вот я что-то никогда не разделял общего энтузиазма насчет этой планеты.
В конце концов договорились, что обряд посвящения пройдет вначале кто-нибудь один и расскажет о нем остальным. Лазарь настаивал на своей кандидатуре, ссылаясь на право старшего. Ральф Шульц возражал: это его обязанность; но Форду удалось переспорить всех. Он заявил, что, как руководитель, отвечающий за всех, должен пойти сам.
Лазарь проводил его до входа в храм, предназначенный для церемонии. Форд был без одежды, как и всякий джокайра, Лазарь же оставался в килте, поскольку обряд не допускал присутствия посторонних. Многие колонисты, за долгие годы полета соскучившиеся по солнцу, предпочитали ходить нагишом там, где позволяли приличия, а джокайра практически вовсе не носили одежды, но Лазарь всегда был одет - отнюдь не в силу своих моральных принципов: бластер на голом человеке выглядел бы более чем странно.
Криил Сарлоо приветствовал гостей и повел Форда в храм. Лазарь крикнул вслед:
- Не вешай нос, браток! - и принялся ждать. Выкурил сигарету, прошелся взад-вперед. Лазарь понятия не имел, сколько времени уйдет на процедуру, и неопределенность усугубляла томительность ожидания: казалось, каждая минута тянется по меньшей мере полчаса.
Наконец двери распахнулись; из храма повалили туземцы. Они были чем-то сильно озабочены и при виде Лазаря отворачивали в сторону. Вскоре вход был свободен, и на пороге появился человек. Пулей вылетев из храма, он бросился бежать не разбирая дороги.
Это был Форд.
Не останавливаясь, он миновал Лазаря, слепо устремившись вперед, но через несколько шагов споткнулся и упал. Лазарь поспешил к нему.
Форд не пытался встать. Он лежал ничком; плечи его содрогались в неудержимых рыданиях. Лазарь, присев на корточки, тряхнул его:
- Слэйтон! Что стряслось? Что с тобой?
Форд поднял голову, взглянул на Лазаря мокрыми, полными ужаса глазами и на миг перестал рыдать. Говорить он не мог, но Лазаря, похоже, узнал - протянув руку, Форд прижался к нему и зарыдал пуще прежнего.
Рывком высвободившись, Лазарь отвесил Форду крепкую пощечину.
- А ну, прекрати! Выкладывай, что там стряслось?
Голова Форда мотнулась под ударом. Он прекратил плач, но все еще не в силах был говорить. Взгляд его был мутен. Вдруг на него упала чья-то тень. Оборачиваясь, Лазарь выхватил бластер. В нескольких футах от них стоял Криил Сарлоо, не делая попыток приблизиться. Удерживал его не бластер в руке Лазаря - бластеров он до этого никогда не видел.
- Ты?! - сказал Лазарь. - Чтоб вас… Что вы с ним сделали?
Сообразив, что туземец его не понимает, Лазарь перешел на местный язык:
- Что случилось с братом моим, Фордом?
- Возьми его, - выговорил Сарлоо дрожащими губами. - Плохо. Очень, очень плохо.
- Это ты мне говоришь?! - буркнул Лазарь, не удосужившись перевести это на язык джокайра.
3
Совет был экстренно созван в том же составе, за исключением председателя. Лазарь рассказал о происшедшем. Шульц доложил о состоянии Форда:
- Пока что медики не нашли никаких видимых причин его болезни. С уверенностью можно сказать, у администратора неизвестно чем вызванный острый психоз. В контакт с ним вступить до сих пор не удалось.
- А вообще-то он что-нибудь говорил? - спросил Барстоу.
- Несколько слов - и то самых простых. Еда, питье. Любая попытка выяснить, что же его настолько потрясло, вызывает мгновенный приступ истерики.
- И диагноза поставить невозможно?
- Что ж, если вы хотите узнать мое мнение, то, попросту говоря, он до смерти напуган. Но, - добавил Шульц, - я никогда не видел ничего подобного, хотя не раз имел дело с синдромом страха.
- А вот мне доводилось такое видеть, - неожиданно сказал Лазарь.
- Где? При каких обстоятельствах?
- Лет двести назад, - начал Лазарь, - когда я был еще маленьким, я поймал взрослого койота и запер в загоне. Я думал, что смогу его выдрессировать, как охотничью собаку. Но ничего из этого не вышло. И вот сейчас Форд ведет себя точь-в-точь как тот койот.
Наступило тягостное молчание. Тишину нарушил Шульц:
- Я не совсем понял, что вы хотите сказать. В чем же сходство?
- Да, в общем-то, - протянул Лазарь, - я только предполагаю… Что там стряслось, наверняка может сказать только сам Слэйтон, если в силах будет говорить. Я так думаю, мы все здорово обмишурились насчет этих джокайра. Мы посчитали их людьми только оттого, что они с виду похожи на нас и так же цивилизованны. А на самом деле они вовсе никакие не люди. Они - домашние животные. Нет, погодите, - добавил он, - я знаю, о чем вы думаете. На этой планете и люди есть, верно. Настоящие. Они живут в храмах, и джокайра зовут их богами. И это действительно боги!
Никто не перебивал Лазаря, и он продолжал:
- Конечно, вы сомневаетесь. Поймите: не собираюсь я вам тут метафизику разводить, просто говорю, что пришло в голову. Я уверен в одном: в храмах кто-то живет, и этот кто-то настолько могуществен, что его можно назвать богом. И кем бы эти твари ни были, именно они на этой планете главная раса, то есть люди. Все остальные - и мы, и джокайра - для них просто скоты бессмысленные, ручные или дикие. Мы ошиблись, посчитав местную религию за предрассудок, это совсем не так.
- И ты думаешь, - медленно произнес Барстоу, - именно здесь ключ к разгадке случившегося с Фордом?
- Верно. Он встретился с одним таким по имени Криил и сошел с ума.
- Судя по всему, - подытожил Шульц, - согласно вашей гипотезе, всякий человек от встречи с "богами" должен сойти с ума?
- Не совсем, - ответил Лазарь. - Больше всего я боюсь не сойти с ума от такой встречи.
В тот же день джокайра прекратили общаться с землянами. Это было к лучшему: над колонией и без того навис страх - страх перед неизвестностью, которая не имеет лица, неизвестностью, которая страшнее смерти, неизвестностью, сама встреча с которой может превратить человека в безвольное и бессмысленное животное. Никто больше не видел в туземцах отзывчивых и безобидных друзей. Они стали казаться марионетками, приманкой, закинутой незримыми, могущественными существами, обитающими в храмах.
Голосования не потребовалось. С единодушием толпы, стремящейся прочь из горящего дома, все колонисты захотели покинуть ужасную планету, и чем скорее, тем лучше. Командование принял Заккур Барстоу.
- Свяжитесь с Кингом! Пусть немедленно высылает все шлюпки, и постараемся убраться отсюда поскорее! - Он обеспокоенно запустил пятерню в волосы. - Сколько человек - максимум - может взять шлюпка? И сколько времени займет эвакуация?
Лазарь что-то пробормотал себе под нос.
- Что?
- Я говорю, не во времени дело. А вот - дадут ли нам эвакуироваться? Похоже, этим, что в храмах, новая скотинка позарез нужна! Мы то есть.
Лазарь был нужен, чтобы пилотировать шлюпку, но гораздо важнее - руководить толпой. Заккур Барстоу предложил ему собрать небольшую группу безопасности, но Лазарь, взглянув за его плечо, воскликнул:
- Ух ты! Гляди, Зак! Кажись, все! Приплыли…
Обернувшись, Заккур Барстоу увидел Криила Сарлоо, с величавым достоинством приближающегося к ним через зал. Ему никто не препятствовал - и скоро Барстоу понял, почему. Он пошел было навстречу, чтобы приветствовать гостя, но обнаружил, что не может подойти к нему ближе, чем на десять футов. Никакой видимой преграды не было - однако подойти он не мог.
- Приветствую тебя, несчастный брат мой, - начал Сарлоо.
- Привет и тебе, Криил Сарлоо.
- Боги сказали. Твой народ никогда не будет принят. Ты и твои братья должны уйти.
Лазарь облегченно перевел дух.
- Мы уходим, Криил Сарлоо, - печально ответил Барстоу.
- Боги требуют этого. Пусть ко мне подойдет брат твой Либби.
Заккур послал за Либби и вновь обратился к Сарлоо, однако джокайра безмолвствовал. Казалось, он никого не замечает вокруг. Оставалось только ждать.
Появился Либби. Сарлоо завел с ним долгий разговор. И Лазарь, и Барстоу стояли рядом и могли видеть, как шевелятся губы говорящих, но ничего не слышали. Лазарь считал, что обстоятельства - удручающие. Лопни мои глаза, думал он, я и сам такой трюк несколькими способами мог бы проделать - если бы оборудование было. Только, похоже, ни один из этих способов тут не использован, да и оборудования не видать.
Разговор закончился, и Сарлоо удалился, не прощаясь. Обернувшись к остальным, Либби заговорил, теперь его голос был слышен:
- Сарлоо сказал, - начал он, недоумевающе подняв брови, - что мы должны отправиться на планету, расположенную… э-э… не менее, чем в тридцати двух световых годах отсюда. Так решили боги.
Он прикусил губу.
- Ладно, - сказал Лазарь, - не время рассуждать. Хорошо, что вообще отпускают. Я так думаю, они бы запросто могли стереть нас в порошок. Вот взлетим, тогда и будем выбирать направление.
- И я того же мнения. Однако меня смущает то, что нам назначено точное время отлета: через три часа.
- Да это же невозможно! - воскликнул Барстоу. - Невероятно! Шлюпок не хватит.
Лазарь промолчал. Теперь он предпочитал не иметь собственного мнения.
Заккур изменил свое мнение очень скоро, тогда как Лазарь под давлением обстоятельств - приобрел. Сгоняя своих собратьев на поле, где шла погрузка, он вдруг почувствовал, что отрывается от земли. Он принялся бороться с неведомой силой; ноги и руки его не встречали никакого сопротивления, но земля по-прежнему удалялась. Закрыв глаза, Лазарь сосчитал до десяти и открыл их снова. Теперь он парил примерно в двух милях над землей.
Внизу, клубясь над городом, будто стая летучих мышей, взмывали в воздух бесчисленные темные точки. Некоторые из них, приблизившись, оказались людьми, землянами, его родичами.
Линия горизонта стиралась, планета постепенно становилась круглой, небо темнело, однако дыханию ничто не мешало, а кровеносные сосуды и не думали лопаться.
У люков "Нью-Фронтирс" уже висели целые гроздья людей, похожие на пчел, роящихся вокруг матки. Ступив на борт, Лазарь, наконец, смог перевести дух. Что ж, для начала неплохо.
Либби, едва унялась дрожь в коленях, разыскал капитана Кинга и передал ему слова Сарлоо. Кинг колебался.
- Черт его знает. Вы знаете о туземцах больше, чем я, - я ведь с ними и не общался. Но, между нами, мистер: как они ухитрились вернуть людей на корабль? В голове не укладывается. Это - самый замечательный взлет из тех, что мне доводилось видеть.
- Могу добавить, сэр: ощущения при этом тоже были весьма удивительными, - без улыбки признался Либби. - Лично я бы лучше прыгнул на лыжах с трамплина. Хорошо, что по вашему распоряжению люки были открыты.
- Люки, - буркнул Кинг, - были открыты без моего распоряжения.
Они пошли в рубку, намереваясь поскорее убраться подальше от планеты, с которой были изгнаны. Курс и направление решили выбрать позже.
- Да! Та планета, о которой говорил ваш Сарлоо, - спросил Кинг, - она принадлежит к системе звезды класса G?
- Да, - ответил Либби. - Землеподобная планета у звезды класса Солнца. У меня есть координаты, можно заглянуть в каталог. Однако о ней лучше всего забыть. Слишком далеко.
- Что ж…
Кинг включил обзорный экран. Несколько секунд ни один из них не мог вымолвить ни слова. Без каких-либо распоряжений Кинга, без прикосновения чьих-либо рук к пульту управления, "Нью-Фронтирс" лег на курс, заданный неведомым штурманом, и, словно по собственной воле, устремился в открытый космос.