Дженис не собиралась говорить долго. Она лишь хотела сообщить, что Ханс Уэзерэл - один из ее подопечных, - молодой человек лет девяноста, благодаря гиперактивности щитовидной железы совсем юный с виду, слабоумен, однако не идиот, всегда апатичный по причине нервно-мышечной недостаточности, настолько слабый, что не может даже есть самостоятельно, обладает повышенной телепатической чувствительностью. Он заявил, что знает об этой планете все. О ней ему рассказали его друзья, которые там живут и ждут его к себе в гости.
Высадка десанта была отложена до тех пор, пока Кинг с Лазарем не проверят полученную информацию. Судя по всему, Ханс ничего необычного в случившемся не находил. То немногое из его рассказа, что поддавалось проверке, имеющимся данным не противоречило, но он никак не мог понять, чего от него хотят, когда просят описать "друзей" поподробнее.
- Да просто люди! - отвечал он, удивляясь непроходимой тупости собеседников. - Такие, как дома были. Хорошие. На работу ходят, в школу, в церковь. У них дети, они развлекаются. Они вам понравятся, правда!
Определенно он мог сказать одно: его ждут друзья, а значит, он тоже должен лететь.
Так Лазарю, против собственной воли, пришлось включить в отряд Ханса Уэзерэла, его носилки и Дженис Шмидт в придачу.
Вернувшись из экспедиции, Лазарь имел долгий конфиденциальный разговор с Кингом, а доклады специалистов тем временем тщательно анализировались и сопоставлялись.
- Совсем как Земля, капитан, даже тоска берет. И одновременно так от нее отличается, что с ума можно сойти! Все равно, что глянуть в зеркало и увидеть отражение без носа и с тремя глазами. Неприятно, знаете ли…
- А туземцы?
- Сейчас, сейчас. Сначала мы быстро осмотрели светлую сторону, чтобы сориентироваться в обстановке, и ничего такого нового не заметили. Потом я направил шлюпку вниз - куда Ханс указал - на пустырь недалеко от центра одного ихнего города. Сам я никогда бы в таком месте садиться не стал - лучше бы для начала оглядеться, да глаз никому не мозолить. Но вы сами велели делать, как он скажет.
- Действовать по своему усмотрению вам тоже никто не запрещал, - заметил Кинг.
- Так-то оно так… В общем, мы сели, и пока техники брали почву и воздух на анализ, возле шлюпки целая толпа собралась! Такие… Впрочем, стереографии вы уже видели.
- Да. Поразительно похожи на человека!
- Какого дьявола, похожи! Взаправдашние люди. Хоть и не земляне, конечно. Ох, не нравится мне это.
Кинг не спорил. На снимках были запечатлены двуногие существа, семи-восьми футов росту, двусторонне симметричные, явно обладающие внутренним скелетом, с ярко выраженной головой и самыми обычными глазами. Как раз глаза и были самой притягательной, почти человеческой чертой: огромные, глубокие, трагичные, примерно такие бывают у сенбернаров.
Остальные же черты их лиц не отличались привлекательностью. Взглянув на беззубые, неправильной формы рты с раздвоенной верхней губой, Кинг отвернулся, подумав, что ему придется очень уж долго привыкать к этим тварям, прежде чем он сможет чувствовать к ним хоть малейшую симпатию.
- Продолжайте.
- Мы открыли люк, я вышел вначале один. В руках у меня ничего не было, я старался выглядеть как можно дружелюбнее. Трое туземцев вышли вперед - то есть, скорее, бросились - однако ко мне интереса не проявили, будто ждали кого-то другого. Тогда я приказал вынести Ханса. Капитан, вы бы видели - они над ним захлопотали, как над братом родным! Даже больше, это было что-то вроде триумфального возвращения короля! С остальными они вежливо обходились, конечно, но Хансу явно отдавали предпочтение.
Лазарь поколебался.
- Капитан… Вы в переселение душ верите?
- Не то чтобы… Но достаточно спокойно к этой байке отношусь. Однажды мне довелось прочесть отчет комиссии Фроулинга.
- Да мне бы и в голову это не пришло, но как иначе объяснить прием, который они Хансу устроили?
- Да на кой черт его объяснять. Давайте дальше. Как по-вашему, сможем мы здесь высадиться и поселиться?
- Ну, тут и сомневаться нечего, - ответил Лазарь. - Ханс ведь на самом деле может с ними общаться - телепатически. Так вот, он сказал: боги позволили нам тут остаться, и туземцы вовсю готовятся нас принять.
- Как?!
- Вот так. Ждут, мол, с нетерпением.
- Отлично.
- Думаете?
Только тут Кинг заметил тревогу на лице Лазаря.
- Но вы ведь привезли доклад, благоприятный во всех отношениях, - отчего же теперь кукситесь?
- Черт его знает. И все же я предпочел бы незаселенную планету. Знаете, капитан, дешево - да гнило…
2
Джокайра - или, как выговаривали некоторые, жахейра - предоставили колонистам целый город.
Такая поразительная щедрость - а также неодолимое единодушное желание родичей почувствовать землю под ногами и свежий ветерок на лице - значительно ускорили высадку. Вначале на это мероприятие отвели около года, а спящих собирались разбудить лишь тогда, когда появится возможность их пристроить, но на поверку вышло, что единственным сдерживающим фактором оказался малый тоннаж шлюпок. Перевозить на планету можно было всех: для размещения ста тысяч человек условия были налицо.
Город джокайра, отданный колонистам, конечно же, не предназначался для проживания людей - обитатели планеты сильно отличались от землян, а стало быть, их жизненные потребности и культурные запросы - тоже. Однако любой город прежде всего должен обеспечивать насущные нужды: крышу над головой, гигиену и связь. Разумные существа, обитающие в различных условиях, способны решить проблемы совместного проживания множеством способов. А что касается теплокровных, дышащих кислородом и гуманоидных созданий, то творения их рук, пусть даже самые экзотические с виду, должны быть в конечном счете пригодными для людей.
Кое в чем город выглядел гораздо причудливее, чем любая сюрреалистическая картина, однако даже на родной Земле люди жили и в иглу, и в травяных шалашах, и даже в автоматизированных ледяных пещерах Антарктиды. Поэтому колонисты поселились в городе джокайра с радостью и тут же принялись перестраивать его для собственных нужд.
За работу взялись с энтузиазмом, хотя дел предстояло много. "Крышу над головой" представляли здания, похожие на пещеры, которые независимо от прямого их назначения можно было использовать для сна, отдыха, хранения припасов и организации производства. Были здесь и настоящие подземелья - при строительстве джокайра основательно углублялись в землю. Что ж, в некоторых обстоятельствах люди довольно быстро уподоблялись троглодитам - и не только в Антарктике, но даже в Нью-Йорке.
С питьевой водой проблем не было - в городе имелся водопровод. Сложнее обстояли дела с гигиеной - единая система канализации отсутствовала. Джокайра водой не мылись, у них были иные гигиенические запросы. А потому было решено приступить к оборудованию временного аналога корабельной канализации с учетом местных условий. Самые скромные запросы можно было обеспечить при помощи стоков, но мечты о ванне оставались мечтами до тех пор, пока мощности водоснабжения и канализации не вырастут раз в десять. Впрочем, ванна предметом первой необходимости и не являлась.
Однако все эти хлопоты были отодвинуты на второй план проблемой установки гидропонных ферм - ведь спящих не следовало выводить из анабиоза, пока не будет налажено бесперебойное снабжение пищей. Те, кому не терпелось устроить все как можно скорей, предлагали снять всю гидропонику с "Нью-Фронтирс", переправить на планету, собрать и наладить там, питаясь пока запасами консервированных продуктов. Кто поосторожнее, настаивали на переброске лишь одной фермы и производстве пищи на корабле, упирая на то, что неизвестный грибок или вирус может поразить земные культуры - и тогда голод будет неизбежен.
Осмотрительное меньшинство, возглавляемое Фордом, Барстоу и Кингом, в конце концов одержало победу. Одну из корабельных ферм отключили, осушили и, разобрав на части, загрузили в шлюпки.
Но до поверхности планеты так эта ферма и не добралась. Местные сельскохозяйственные культуры оказались вполне пригодными для людей - джокайра буквально навязывали их гостям. Тогда было принято решение: выращивать земные растения на местной почве, чтобы разнообразить стол родичей. Прирожденные фермеры, джокайра взяли это дело в свои руки - нужды в продуктах они никогда не знали и, похоже, рады были оказать гостям услугу.
Как только продовольственные проблемы были решены, Форд перевел свой штаб в город. Кинг остался на корабле. По мере расширения возможностей, спящих размораживали и переправляли на планету - рабочих рук не хватало. Дел был непочатый край, даже при ориентации на минимум удобств.
Две культуры совершенно не походили друг на друга. Джокайра всегда были готовы помочь, однако работы, проводимые колонистами, нередко приводили их в изумление. Например, туземцы, похоже, не знали потребности в уединении - внутри их построек почти не было перегородок - устойчивость сооружения обеспечивали колонны либо опоры. Они недоумевали: для чего так упорно разбивать прекрасные, просторные помещения на тесные клетушки и коридоры? Мысль об интимности некоторых сторон жизни была для них совершенно чужда.
Возможно - этого так и не удалось установить, поскольку общение оставалось лишь поверхностным, - туземцы решили, что уединение имеет для людей религиозное значение. Для строительства стен они выделили колонистам какой-то тонкий листовой материал - только инструменты землян для него не годились и пришлось использовать местные. Материал обладал свойствами, которые довели земных инженеров чуть ли не до истерики: он не поддавался ничему - даже реакции, разрушавшие фторопласт, используемый в строительстве ядерных реакторов, оказались бессильными. Алмазные пилы, высокие и низкие температуры ничуть не вредили ему; он абсолютно не пропускал света, звука и радиолучей. Сопротивление материала не поддавалось измерению - его просто невозможно было разрушить. Но инструменты джокайра - даже в руках людей - пилили его, гнули, сваривали.
Земным инженерам пришлось привыкать к таким ситуациям. По уровню развития технологии джокайра были цивилизованы не меньше землян, но они шли вперед другим путем.
Глубокие различия культур заключались не в одной технологии. Мышление джокайра, система ценностей, общественная структура и строение языка были совершенно непонятны колонистам.
Оливер Джонсон, семантик, отвечавший за налаживание контактов с аборигенами, нашел, что задача сильно упрощается благодаря Хансу Уэзерэлу.
- Конечно, - объяснял он Форду с Лазарем, - Ханс не законченный идиот, но все же и не гений, поэтому запас слов, полученный с его помощью, весьма ограничен. Он далеко не все может понять, однако основной словарик, от которого можно оттолкнуться, у меня уже есть.
- А разве этого словаря не хватит? - спросил Форд. - Я слышал, восьмисот слов хватает, чтобы выразить любую мысль.
- Доля правды в этом есть, - согласился Джонсон, - этого достаточно, чтобы объясниться в любой ситуации. Я отобрал примерно семьсот понятий - служебных и вспомогательных слов, чтобы на их основе смоделировать приемлемое для нас подобие языка. Но вот анализ смысловых тонкостей и оттенков придется отложить, так как их культуры мы почти не понимаем. Говорить на абстрактные темы с бедным словарем почти невозможно.
- Хрен с ними, - заявил Лазарь, - семи сотен слов мне за глаза хватит. Я не собираюсь им в любви объясняться или высокую поэзию разводить.
Утверждение, похоже, не было голословным. За две недели многие колонисты освоили бэйзик-джок и довольно бойко объяснялись с туземцами. Еще в школах они приобрели определенные мнемонические и семантические навыки, и поэтому небольшой разговорный словарь освоили очень быстро, так как имели возможность часто общаться с туземцами. Конечно, и тут не обошлось без скандальчика: некоторые твердолобые тупицы считали, что это "дикарям" следует учить английский.
Джокайра же английским не интересовались. Это и неудивительно: к чему миллионам туземцев язык немногочисленной группы землян? К тому же "заячья губа" не позволяла им произносить верно звуки "м", "б" и "п" - а люди воспроизводили местные гортанные, свистящие, зубные звуки и щелчки с легкостью.
Лазарь был вынужден изменить свое отношение к джокайра. Со временем, когда колонисты привыкли к их внешности, они не могли не проникнуться к аборигенам симпатией. Такие гостеприимные, щедрые, дружелюбные; так стремятся во всем угодить! Лазарь особенно привязался к джокайра по имени Криил Сарлоо, бывшему вроде посредника между туземцами и колонистами. Среди своих соотечественников он занимал положение, приблизительно передаваемое сразу четырьмя словами: "отец-учитель-наставник-вождь". Однажды он пригласил Лазаря в гости в город джокайра, расположенный недалеко от колонии.
- Мои люди будут рады видеть тебя и чуять запах твоей шкуры, - сказал он. - Это будет к счастью, и боги будут довольны.
Похоже, Сарлоо без богов шагу ступить не мог. Но Лазарю до этого дела не было - к чужим верованиям он относился с равнодушной терпимостью.
- Я приду, Сарлоо, старина, - ответил он. - Я тоже буду рад.
Сарлоо усадил гостя в обычный для здешних мест экипаж - похожую на глубокую тарелку повозку без колес. Она бесшумно и быстро летела невысоко над землей, иногда касаясь ее и скользя по траве. Лазарь сжался на ее дне, а Сарлоо все прибавлял скорость, пока встречный ветер не вышиб слезу из глаз Лазаря.
- Сарлоо! - стараясь перекричать свист рассекаемого воздуха, крикнул он. - А как эта штука работает? Энергия откуда?
- Боги вдыхают в нее… - Сарлоо употребил слово, отсутствующее в словаре, - и она не может не сменить места.
Лазарь начал интересоваться подробностями, но вскоре оставил расспросы: в ответах Сарлоо было что-то знакомое, и теперь он понял, что именно. Однажды ему довелось вот таким образом объяснять венерианскому "водяному" устройство дизельного двигателя старенького вездехода. Лазарь вовсе не собирался ничего скрывать, но ответы волей-неволей выходили туманными из-за ограниченного запаса знакомых обоим слов.
И все же - безвыходных положений не бывает.
- Сарлоо, я хочу взглянуть на изображения того, что у нее внутри, - настойчиво сказал Лазарь, указывая на машину. - У вас такие имеются?
- Изображения есть, - согласился Сарлоо. - Они в храме. Ты не должен входить в храм.
Его огромные глазищи печально взирали на Лазаря. Тот почти физически ощутил: джокайра безмерно жалеет его, обделенного милостью богов. Лазарь поспешил сменить тему.
Но венерианские воспоминания напомнили ему еще об одной загадке. Водяные никогда не видели неба, плотно затянутого непроницаемым облачным слоем Венеры, и не верили в астрономию. Прибытие людей вынудило их пересмотреть свою концепцию мироздания, однако новая не была ближе к истине. Интересно бы, подумал Лазарь, выяснить, что думают местные о пришельцах из космоса. Похоже, они не слишком удивились появлению людей. Или это ему только кажется?
- Сарлоо, а ты знаешь, откуда прибыл я и мои братья?
- Я знаю, - ответил Сарлоо. - Вы пришли от далекого солнца. Оно очень далеко. Пройдет много лет, пока свет пролетит столько.
Лазарь был поражен.
- Кто тебе сказал?
- Нам сказали боги. И твой брат Либби.
Лазарь готов был биться об заклад, что боги об этом даже не заикались, пока Либби не объяснил все Криилу Сарлоо, но держал свое мнение при себе. Он хотел спросить, удивился ли Сарлоо их прибытию, но обнаружил, что не знает ни одного местного слова, означавшего удивление. Он соображал, в какую бы форму облечь свою мысль, но тут Сарлоо заговорил:
- Отцы наших отцов тоже умели летать в небе - до прихода богов. Боги, в мудрости своей, велели больше не летать.
Еще одна ложь, подумал Лазарь; черта с два они когда-нибудь покидали планету, никаких признаков этого обнаружить не удалось.
В тот вечер в доме Сарлоо Лазарю пришлось пройти через, как он понял, процедуру развлечения почетного гостя. Сарлоо усадил его на корточки рядом со своим местом на возвышении в центре просторного зала, служившего клану Криила чем-то наподобие кают-компании, и он целых два часа слушал вой, вероятно являвшийся образчиком местного вокального искусства. Лазарь стойко претерпел предложенное развлечение, но про себя решил: если разом прищемить хвосты полусотне кошек, и то выйдет куда благозвучнее.
Он вспомнил, как Либби настаивал на предположении, что этот хоровой вой, столь популярный у джокайра, действительно является пением, и люди даже смогут получать от него удовольствие, если выучат местный звукоряд.
Лазарь в этом очень сомневался, однако вынужден был признать, что Либби понимал джокайра лучше всех родичей. Либби находил, что они прекрасные, очень тонкие математики; по крайней мере, они ничуть не уступали в этом искусстве ему. Колонистам и арифметика джокайра казалась непостижимой. Любое число, большое или малое, для туземцев было индивидуальной сущностью и воспринималось само по себе, а не в качестве совокупности других чисел. Поэтому они использовали любые удобные для них позиционные и степенные обозначения с любыми основаниями - рациональными, иррациональными, переменными, и даже при отсутствии основания.
Просто счастье, что Либби мог выступать в роли математического переводчика между джокайра и Семьями! Иначе им никогда не удалось бы почерпнуть у туземцев столько новых технических знаний.
Интересно, думал Лазарь, почему джокайра ни капли не интересуются земными технологиями пришельцев?
Наконец вой прекратился, и Лазарь оставил размышления. Принесли угощение; семейство Криил взялось за еду с суетливым энтузиазмом, сопутствовавшим всем их занятиям. Достоинства им не хватает, подумал Лазарь. Перед Криилом Сарлоо была поставлена огромная чаша, до краев наполненная какой-то бесформенной массой. Тут же вокруг нее столпилось около дюжины Криилов, которые принялись черпать еду руками, не обращая на вождя никакого внимания. Сарлоо, разогнав их подзатыльниками, запустил в чашу руку, выгреб горсть массы, скатал ее в шарик и протянул Лазарю.
Брезгливостью Лазарь не отличался, и все же ему пришлось напомнить себе: во-первых, пища джокайра для людей безвредна, а во-вторых, если он откажется от угощения, то уже никогда не узнает о туземцах ничего интересного.
Он откусил большой кусок. Бывает хуже. Это было скорее безвкусно и вязко, без какого-либо определенного запаха. Приятного мало, но есть можно. Решив во что бы то ни стало поддержать достоинство человеческой расы, Лазарь мрачно принялся жевать, пообещав себе роскошный обед, как только вернется домой. Но вдруг почувствовал, что следующий кусок обязательно вывернет его наизнанку, что с точки зрения дипломатии не совсем полезно. И тут он понял, как быть. Запустив руку в чашу, он набрал солидную пригоршню содержимого, скатал шарик и протянул его Сарлоо.