Это было вполне логично, так что ответа от меня не требовалось. Мы обменялись адресами. Это тоже было логично, но в то же время и странно, ведь у всех у нас был один адрес - "Элси". И тем не менее я обменялся адресами решительно со всеми и тут же отметил себе навестить брата Дасти, если он еще жив, чтобы рассказать ему, как мы гордимся его братом… может быть, мне удастся разыскать его через Фонд.
Когда нас выпустили из карантина и перед нами, наконец, возникла Селестина Джонсон, я ее не узнал. Я увидел высокую, красивую, пожилую леди, которая кинулась к нам и крепко обняла Дядюшку, чуть ли не оторвав его от земли; я даже подумал, не прийти ли к нему на помощь?
Но тут она поймала мой взгляд, улыбнулась, и я завопил:
- Конфетка!
Она улыбнулась еще шире, и я физически ощутил, как волны любви и нежности накатываются на меня.
"Хелло, Томми, какое счастье опять встретиться с тобой!"
Я дал обещание приехать к ним в гости при первой возможности и ушел. Они не нуждались во мне, чтобы добраться до дому. Меня же встретить не пришел никто; Пат был слишком стар и больше не путешествовал, Вики слишком молода, чтобы отпустить ее одну, а что касается Молли и Кэтлин, я полагаю, их мужья не видели в этом никакой нужды. Да никто из них меня особо и не любил. Я никого не виню, учитывая все обстоятельства… хотя, надо сказать, прошло уже много времени (для них - многие годы) с тех пор, как я последний раз мысленно разговаривал с их женами без помощи Вики. Но, повторяю, я никого не виню. Если когда-нибудь телепатия станет общим явлением, она неизбежно вызовет среди родственников множество весьма напряженных ситуаций.
Кроме того, я в любой момент мог связаться с Вики, если б захотел. И велел ей даже не думать о приезде и не устраивать в связи с этим никакого шума: мне не хотелось, чтоб меня встречали.
Фактически, нас всех, кроме Дядюшки, встречали только представители Фонда. После того как прошел семьдесят один год, на встречу просто некому было приехать. Но почему-то больше всего я жалел капитана Уркварта. Я видел, как он стоит один-одинешенек, тогда как мы толпимся у дверей карантина, дожидаясь своих курьеров-переводчиков. Мы были вместе, всецело погруженные в обряд прощания. А у капитана друзей не было - я полагаю, он не мог себе позволить заводить их на борту корабля даже в те времена, когда еще только ждал, что когда-нибудь сможет стать капитаном.
Он выглядел таким мрачным, таким никому не нужным и таким несчастным, что я подошел к нему и протянул руку.
- Хочу попрощаться с вами, капитан. Считаю для себя честью, что служил под вашей командой… и удовольствием.
Последние слова не были ложью: в эту минуту я говорил правду.
Он, казалось, удивился, но затем лицо его расплылось в такой широкой улыбке, что я испугался - не лопнет ли оно, как переспелый орех; физиономия Уркварта явно к таким экспериментам не привыкла. Он схватил мою руку и ответил:
- И для меня это было удовольствие, Барлетт. Желаю тебе всяческого счастья. Э-э-э… какие у тебя планы?
Он спрашивал с таким интересом, что я внезапно ощутил, до какой степени ему охота поболтать, просто пообщаться.
- Пока определенных планов нет, капитан. Сначала съезжу домой, а потом, надо думать, пойду в школу. Раньше хотел поступить в колледж, но, полагаю, придется кое-что подогнать. Кругом уж больно много перемен.
- Да, перемен много, - грустно согласился капитан. - Трудно будет приспособиться.
- Хм… А каковы ваши планы, сэр?
- Никаких. Просто не знаю, что делать.
Он сказал это так обыденно, как бы констатируя непреложный факт; с неожиданно накатившим на меня чувством жалости и тепла я понял, что он говорит правду. Уркварт был капитаном ракетных кораблей - самая узкоспециализированная профессия, какую только можно вообразить… а теперь ракетных кораблей больше не существовало. Ну, совсем как если бы Колумб вернулся из своего первого путешествия и обнаружил кругом одни пароходы. Разве он сумел бы выйти на них в море? Он и капитанского мостика-то не нашел бы, не говоря уж о том, что не знал бы, что делать, если б и взошел на него.
Для капитана Уркварта больше не было места. Капитан стал анахронизмом. Один парадный обед, а там - спасибо, спокойной ночи!
- Думаю, можно выйти в отставку, - продолжал он, поглядывая в сторону. - Я подсчитал размер пенсии - получается чудовищная сумма.
- Еще бы, сэр!
Я-то свою не подсчитывал, ее получал за меня Пат.
- Будь оно проклято, Барлетт! Я же еще слишком молод, чтобы меня в отставку!..
Я поглядел на него. Мне капитан никогда не казался старым, да он и не был таким, особенно в сравнении с нашим прежним капитаном - капитаном Свенсоном. Однако я полагал, что ему лет сорок есть - по корабельному времени.
- Слушайте, капитан, а почему бы вам тоже не поступить в школу? Вы же вполне можете себе это позволить.
Вид у него был совсем разнесчастный.
- Возможно, придется пойти. Может, даже обязательно поступлю. А может, брошу все к черту и эмигрирую. Говорят, сейчас тут выбор мест для эмиграции очень богатый.
- Вероятно, и я в конце концов эмигрирую. Если хотите знать мое мнение, тут стало, пожалуй, слишком тесновато. Я всерьез подумываю о том, как красив Бэбкок-бей.
Я говорил правду - частенько задумывался об этом в течение всей проведенной в карантине недели. Если принять Рио за образчик, то на Земле нет места, где можно было бы упасть со вкусом; мы ведь жили в округе Сантос - вроде бы далеко, а все равно он тоже считался частью Рио.
- Если вернемся в Бэбкок-бей, то там сойдем за старожилов.
- Что ж, может быть, и поеду. Да, пожалуй, надо уезжать!
Но вид у капитана был потерянный.
Наши курьеры-переводчицы получили инструкции развести нас всех по домам или куда укажут члены команды "Элси", но я свою отпустил, как только мне выдали билет домой. Она у меня была очень симпатичная, но мне жутко надоела. Обращалась со мной, как с гибридом старичка, требующего защиты от уличного движения, ребенка-несмышленыша, которому все время нужно указывать, что ему делать. Правда, по большей части это были указания, в которых я вовсе не нуждался.
Как только я обзавелся одежкой, на которую не пялились на улицах, я тут же возжаждал самостоятельности. Переводчица за эту неделю чуть-чуть обучила меня "системному языку", так что я смог ориентироваться в простейших ситуациях и надеялся, что мои ошибки в произношении отнесут на счет какого-нибудь местного говора. Фактически же я обнаружил, что "системный язык", если на нем не залетать в горные выси, был просто старым межпланетным жаргоном с упрощенной грамматикой и множеством новых слов. Иначе говоря, все тот же английский, только его обкорнали и обстругали, чтоб получить торговый жаргон.
Так что я поблагодарил синьориту Гуэру, пожелал ей всего доброго и сунул свой билет сонному привратнику у турникета. Он сказал мне по-португальски, я в ответ глупо ухмыльнулся, поэтому он тут же сменил пластинку:
- Отсюдовато идитто прямоватто. Спроситься у коготто хотится.
Наконец-то я вышел на свой новый путь.
Случилось так, что на этом корабле все, видимо, знали, что я - Рип ван Винкль, и хостесса настаивала на том, чтобы помочь мне при пересадке в Уайт-Сандс. Все относились ко мне по-дружески, и никто надо мной не смеялся. Один парень захотел узнать о положении в колонии, созданной на Капелле Восьмой, и никак не мог взять в толк, почему это я там не бывал, раз все эти годы торчал в космосе. Я пытался объяснить, что Капелла находится совсем в другой стороне небосвода и более чем в сотне световых лет от тех мест, где был я, но добиться, чтоб он усвоил эту простую мысль, мне все же не удалось.
Теперь я стал лучше понимать, почему мы произвели так мало шума в средствах массовой информации. Планет для колонизации было навалом, и чуть ли не каждый день прибавлялись новые, так чего же им было восхищаться тем, что мы открыли шестьдесят лет назад? Или даже тем, что открыто несколько месяцев назад, ведь все это не шло ни в какое сравнение с тем, что открыто только вчера. Что же до звездных кораблей, то смотрите "Новости" - там сообщаются даты их отбытия на ближайшие дни.
Мы были всего лишь крошечным абзацем в истории освоения космоса и подстрочным примечанием в научных трудах; в "Новостях" нам места не было. Я решил, что примечание - тоже неплохая штука, и успокоился.
Чем волноваться о таких мелочах, уж лучше поразмышлять над проблемой повышения своего образовательного уровня, который, как я начал понимать, следовало поднять гораздо выше; изменений было куда больше, чем я мог представить. Взять для примера хотя бы женскую моду - слушайте, я ведь не пуританин, но женщины не одевались (если тут можно применить это слово) так, когда я был мальчишкой. Девушки носятся по улицам, не имея на голове ничего… ну, хотя бы на макушке… нет, головы у них совсем обнаженные, как у животных. Хорошо па не дожил до таких зрелищ - он никогда не разрешал моим сестрам садиться за стол с непокрытой головой, даже если мы с Патом были единственными холостыми мужчинами, присутствовавшими на обеде.
Или возьмите погоду. Я знал, что ФППИ работал над проблемой управления ею, но не ожидал, что он тут чего-нибудь добьется. Ну разве не скука, что дождю теперь разрешено идти только по ночам? Или возьмите грузовики. Конечно, от грузовика требуется одно - перевозить вещи отсюда и туда. Однако отсутствие колес придает им крайне неустойчивый вид.
Интересно, сколько времени понадобится для того, чтобы на Земле не осталось ни одного колеса?
Только что я пришел к выводу, что ко всему этому хочешь не хочешь, а придется привыкнуть, и тут же к моему креслу подошла хостесса и положила мне что-то на колени, а когда я поднял эту штуку, она со мной заговорила. Просто такой сувенир в память о путешествии.
Городской дом Пата по размерам раз в восемь превышал родительскую квартиру, где мы жили всемером; я решил, что ему, видно, удалось подкопить деньжонок. Рободворецкий взял у меня накидку и ботинки и провел меня к Пату.
Он не встал. Я даже не уверен, что он мог бы подняться с кресла. Я знал, что Пат стар, но не мог представить себе, что он так дряхл. Ему было… постойте-ка… ему было восемьдесят девять! Да, верно - вскоре нам предстояло отмечать свое девяностолетие.
Я решил держаться как ни в чем не бывало.
- Привет, Пат.
- Привет, Том. - Он дотронулся до ручки кресла, и оно покатилось в моем направлении. - Не двигайся. Стой, где стоишь. Дай посмотреть на себя. - Он оглядел меня снизу вверх и сверху вниз, а потом удивленно произнес: - В уме я представлял-таки себе, что ты с годами мало переменился. Но видеть, да, видеть своими глазами, это совсем другое дело, а? Портрет Дориана Грея.
Голос у него был совсем старческий.
- А где все домашние? - спросил я, чувствуя себя не слишком уютно.
- Я велел девочкам немного обождать. Хочется сначала побыть с братом наедине. А если ты имеешь в виду Ганса и Грегори, то, без сомнения, увидишь их сегодня вечером за ужином. Ладно, забудем о них, братишка; давай-ка поговорим с тобой вдвоем. Вон ведь сколько времени прошло…
Я видел слезы в его вечно увлажненных старческих глазах. Мне стало совсем не по себе.
- Да, ты прав.
Он наклонился в мою сторону и крепко стиснул подлокотники кресла.
- Скажи мне только одно. Это было увлекательно?
Я и сам не раз думал об этом. Док Деверо… Мама О’Тул… бедная маленькая Пру, которой так и не удалось повзрослеть… дядя Стив… И тогда я постарался выбросить их из своей памяти и дал Пату тот ответ, которого он ждал.
- Да, увлекательно. Ужасно увлекательно.
Он вздохнул.
- Это хорошо. Я перестал сожалеть об этом уже много лет назад. Но если бы не было интересно, то какая это была бы бессмысленная растрата жизненных сил…
- Нет, было.
- Это то, что я и хотел от тебя услышать. Сейчас позову девочек. А завтра покажу тебе завод и представлю нашему персоналу. Я, разумеется, не рассчитываю, что ты сразу же возьмешь дело в свои руки. Если хочешь, возьми длительный отпуск. Только не очень длительный, Том… мне ведь кажется, я начинаю стареть. Уже не могу загадывать далеко вперед, как делал раньше.
Внезапно я понял, что Пат уже спланировал за меня всю мою жизнь, точно так же, как делал это в былые времена.
- Подожди минуту, Пат. Я с удовольствием похожу с тобой по твоему заводу, такое внимание очень лестно. Но больше ни на что не рассчитывай. Сначала я поступлю в школу. Потом… ладно, потом и будет видно…
- Э? Не валяй дурака. И не смей называть это "моим" заводом. Он - "Братья Барлетт, инкорпорейтед". И всегда был таким. И ты за это дело несешь не меньшую ответственность, чем я.
- Успокойся, Пат. Я только…
- Тихо! - Его голос был слаб и тонок, но в нем еще звучали командные нотки. - Я не желаю слышать от вас всякую чушь, молодой человек!.. Уже однажды ты поступил по своей воле и достаточно долго проболтался на этом веселеньком пикнике. Заметь, я не желаю критиковать методы, которыми ты достиг своей цели. Это дела прошлые. Но теперь тебе предстоит закатать рукава и взять на себя ответственность за семейное предприятие. - Он умолк, дыша с трудом, а затем продолжал уже тише, обращаясь, казалось, только к себе самому. - У меня нет сына, у меня нет внуков, я несу этот груз в одиночку… но чтобы мой родной брат… мой единственный брат…
Его голос как бы истончился и смолк.
Я подошел ближе и дотронулся до его плеча, но тут же отдернул руку - ощущение было такое, будто взял пригоршню тонких щепочек. Однако я решил, что это дело следует обговорить раз и навсегда; я даже сказал себе, что так с моей стороны будет милосерднее.
- Выслушай меня, Пат. Я не хочу казаться неблагодарным, но скажу тебе напрямик. Я собираюсь жить так, как считаю нужным, жить своей собственной жизнью. Пойми меня правильно. Эта жизнь может включать в себя "Братьев Барлетт", а может и не включать. Вернее всего, последнее. И решать буду я. Больше ничьих приказов не потерплю.
Одним движением руки он отмел все мной сказанное.
- Ты сам не знаешь, чего хочешь; ты еще просто мальчишка. Не важно, мы поговорим об этом завтра. Сегодня день радости.
- Нет, Пат. Я не мальчишка. Я мужчина. И с этим тебе придется смириться. Пусть буду совершать ошибки, но больше не позволю собой командовать. - Он даже не посмотрел на меня. Я же стоял на своем. - Я говорю серьезно, Пат. Настолько серьезно, что, если ты не усвоишь сказанное и не станешь им руководствоваться, я уйду из дома немедленно. И навсегда.
Тогда он поднял глаза.
- Ты не посмеешь так поступить со мной.
- Посмею.
Он поискал что-то в моих глазах.
- Да. Похоже, ты способен на это. Ты же всегда был недобрым. Из-за тебя у меня было много неприятностей.
- Я и теперь зол… если тебе угодно так это называть.
- А!.. Но ты же не посмеешь так обойтись с девочками? С нашей малюткой Вики?
- Посмею, если ты снова будешь давить на меня.
С секунду он глядел мне прямо в глаза, потом его плечи опустились и он спрятал лицо в ладонях. Я решил, что он плачет, и почувствовал себя негодяем, издевающимся над беззащитным стариком. Я похлопал его по плечу, уже почти сожалея, что не потянул еще какое-то время, а, наоборот, форсировал события. Я вспомнил, как этот дряхлый старик рисковал своим здоровьем и своей психикой для того, чтобы пробиться ко мне во время нашего первого пика, и подумал: если он так жаждет этого, то мне стоит порадовать его. В конце-то концов, не так уж долго ему осталось жить.
Нет!
Не должен один человек навязывать другому свою волю ни силой, ни слабостью. Я - личность… и хочу снова лететь к звездам. Внезапно я понял, куда стремлюсь. О, может быть, сначала колледж… но в будущем непременно полечу к звездам. Я за многое благодарен этому старику, но все равно не позволю ему уродовать мою жизнь. Она моя.
Я взял его за руку.
- Извини, Пат.
Он ответил, не поднимая глаз.
- Ладно, Том. Как скажешь. Я все равно рад, что ты вернулся… хоть и на своих условиях.
Еще несколько минут мы болтали о пустяках, потом Пат велел рободворецкому принести мне кофе… Сам он пил молоко. Наконец Пат сказал:
- Сейчас вызову девочек.
Нажал какую-то кнопку на подлокотнике, там вспыхнула лампочка, и он что-то бормотнул.
В комнату вошла Молли, за ней Кэтлин. Я бы узнал каждую из них где угодно, хотя никогда не видел ни ту ни другую. Молли была женщиной, завершающей свой шестой десяток, но все еще красивой. Кэтлин же только что вступила в четвертый, но выглядела моложе… нет, не так!.. Ей можно было дать ее годы, но она носила их с королевским величием. Молли взяла обе мои руки, встала на цыпочки и поцеловала в губы.
- Мы так рады, что ты вернулся домой, Томми.
- Очень рады, - подхватила ее слова Кэтлин; сказанное ею эхом прозвучало прямо в моем мозгу. Кэтлин тоже поцеловала меня и добавила вслух: - Так вот каков мой престарелый и вечно юный прадядюшка! Том, ты заставляешь меня жалеть, что у меня нет такого сына. Да, не очень-то ты похож на дядю. И я, пожалуй, тебя так больше звать не стану.
- Ладно… да и я не ощущаю в себе никаких Дядюшкиных чувств. Разве что к Молли…
Молли сначала растерялась, а потом захихикала, как девочка.
- Ладно, дядя Том. Я буду помнить о твоих годах… и относиться к ним с уважением.
- А где Вики?
"Я тут, дядя Том… буду - мигнуть не успеешь!"
"Поторопись, малышка".
Кэтлин бросила на меня острый взгляд, но ничего не сказала - уверен, что она подслушала непроизвольно. Впрочем, она тут же ответила вслух:
- Вики спустится через минуту, Том. Надо же ей навести марафет. Ты ведь знаешь, каковы эти девчонки.
Вряд ли знаю, подумал я. Но как раз в это мгновение появилась Вики.
На ее лице не было веснушек, не было и скобок на зубах. И рот не так уж велик: он просто отлично подходил к ее лицу. И морковного цвета волосы, которые так беспокоили ее когда-то, сейчас казались пылающей короной.
Она не теряла времени на поцелуи; просто подошла ко мне, будто мы были совсем одни, взяла мои обе руки и поглядела вверх - в глаза.
"Дядя Том. Том".
"Веснушка".
Не знаю, сколько времени мы изображали из себя мраморные статуи. Наконец она сказала:
"После того как мы поженимся, не будет больше никакой болтовни насчет разделяющих нас световых лет. Понял? Я отправлюсь туда, куда отправишься ты - хоть к заливу Бэбкока, если ты захочешь туда. Но я отправлюсь с тобой".
"Чего? И когда это ты решила выскочить за меня замуж?"
"Ты, кажется, забыл, что я читала в твоем мозгу с тех пор, как была ребенком и делала это куда основательнее, чем ты мог вообразить. Я и сейчас занимаюсь тем же".
"Ну, а как же Джордж?"
"Какой еще Джордж? Это был просто запасной вариант, когда я думала, что ты не вернешься до тех пор, пока я не стану совсем старухой. Забудь о Джордже".
"Идет".
Наше "ухаживание" длилось не больше двадцати секунд. Не отпуская моих рук, Вики сказала вслух: